"Жить очень вредно. Кто живет, тот умирает"

Дом встречает Гарри пылью, запустением и старыми, едва ли приветливыми, защитными чарами. Дверь открывается медленно, словно нехотя. Альфард Блэк не любил чужаков. А в коридоре старая мотоциклетная куртка, шлем, перчатки и ботинки, всё это настолько сириусувское, что Гарри, шатаясь то ли от усталости, то ли от нахлынувшей внезапно всепроникающей грусти, делает шаг вперед, опускается на колени и плачет. Плачет навзрыд так, как не плакала никогда. Воет, дышит шумно, уткнувшись лицом в перчатки, непонятно как возникшие на её руках. И она падает. *** С самого детства слова на её руке были не читаемы. Простая серая неразборчивая полоса, которая постоянно менялась. Словно кто-то говорил, но это было неразборчиво и на неизвестном языке. Она привыкла к тому, что ощущает только свои эмоции. К Хогвартсу она даже начала верить, что будет старшей в паре. Когда Оливандер дает ей палочку, она впервые слышит эмоции своего соулмейта. Это ненависть. Всепоглощающая, уничтожающая всё на своем пути, слепая, безумная ненависть. Ладонь тверже удерживает палочку, не давая ей упасть. *** Пол холодный, грязный и твердый. Приходить в себя на нем - болезненно. Шея затекла, рука онемела, а всё остальное тело просто ломит. Гарри сосредотачивается на дыхании, выпрямляется и садится напротив подставки для зонтов. Магия дома укутывает её в теплое покрывало, словно своего хозяина, а отсутствие палочки заставляет пальцы зудеть. Она успокаивает заходящееся в агонии сердце и опускает щиты окклюменции, проверяя себя в сотый и один раз. Это усталость, надежда и страх. Это пустота на месте безумия и ненависти. Она не смотрит на чернила вдоль вен на её руках, не нащупывает их сквозь ткань, просто встает, чуть пошатываясь, и идет в дом. Гарри так устала. (Слова на её руке всё еще нечитаемые.) *** На первом курсе, сжигая лицо Воландеморта, она падает в обморок не от усталости, но от тишины и пустоты в связи. Это хорошо до такой степени, что это только подтверждает всё то, что о ней говорит Вернон. Василиск убивает её, а феникс спасает. Это то, что она говорит Дамблдору. То, что она не говорит - это тишина после убийства в связи. Теперь у её страха есть имя. Не только Сириус почти теряет душу на берегу озера, - это то, о чем никто не знает. Шепот в её голове - голос - вымораживает её после убийства Седрика. Она просит (умоляет) Сириуса забрать её, но он не может (не_хочет). Счастливое воспоминание, которым она отгоняет дементоров в подземном переходе - воспоминания о крике Реддла в Тайной комнате. (Она никому не говорит об этом) Её руки дрожат, когда книги про крестражи из библиотеки Блэков попадают в её руки. Это просто, невероятно и вселяет дикую, неправильную, надежду. Но вся она - изломанная, покореженная, отверженная, - цепляется за тонкую паутинку. Гарри знает всё про Тома Реддла. (Знай врага своего) И это только вопрос времени, усилий и упорства. А последнего в её душе более чем достаточно. Сириус смотрит на неё обреченно, когда Вальпурга Блэк захлебывается словами, бросив на неё лишь взгляд. Сириус смотрит на неё тоскливо, когда Кричер кланяется ей. ( - Юная госпожа не должна сама перестилать себе постель. - Юная госпожа может просто попросить и Кричер приготовит всё, что она любит. ) Сириус умирает, смеясь в лицо Беллатрисе Блэк. Её душа резонирует хаосу из ненависти, апатии, страха и безумия. Она борется и побеждает. Ей шестнадцать, когда она убивает себя с помощью яда василиска. Ей шестнадцать, когда она делает первый вздох. Ей шестнадцать, когда она начинает новый отсчет.