1 апреля 1778
Да, именно тогда Лафайет и увидел Его. Иронично, будто бы Судьба и правда шутила над ним. Но в тот момент Жильберу, конечно, было не до того. Он даже представить не мог, во что выльется их первая встреча. Была война, и все мысли были заняты только ей. Как одержать победу с наименьшими потерями, как удачно провести очередной маневр и не попасться под шальную пулю, как пережить очередную битву… А в добавок, через некоторое время ему еще и доверили руководство над операцией по разведке. Всё прошло максимально удачно и складно, что несомненно, не могло не радовать как Лафайета, так и его собратьев по оружию. Но не все всегда идёт так, как хочется нам. Прошло восемь месяцев, и Лафайет заболел. Не то, чтобы серьёзно, но ему пришлось на небольшое время взять отпуск и уехать во Францию. Наверное, именно тогда он и понял, что влюбился в Него. Это был высокий мужчина с рыжими, припудренными волосами. Да, это был он — Джордж Вашингтон. Что-то в душе француза моментально таяло, стоило ему только вспомнить лёгкую улыбку, которая так редко могла появиться на губах этого сурового, как казалось на первый взгляд, мужчины. Он постоянно думал о нем: помнил чуть ли не наизусть каждый их разговор, вспоминал, как тепло и радушно приветствовал его Вашингтон, когда Лафайет только присоединился к его войскам, как искренне, без тени злобы, смеялся над напрасными попытками француза правильно произнести его имя, как потом ещё долго успокаивал его, пытаясь убедить, что нисколько не злится на парня, а даже наоборот, находит милым его акцент. Тогда Лафайет и не знал, как эти воспоминания будут греть его душу. Неизвестно, по какой причине (захотелось ли Лафайету снова вернуться к Нему, либо же вновь принять участие в войне), но он попросил Вашингтона официально вызвать его в США, чтобы у властей его родной страны не возникло никаких вопросов. Далее было много битв, казней, слез, которые навсегда отпечатались в ранимой и чуткой душе, как оказалось, довольно сентиментального француза… Но вот оно: момент перед Йорктаунской битвой. Жильбер и Джордж одни в палатке. То, что они на самом деле одни, только он и Вашингтон, ни души больше — не даёт Жильберу покоя. Совершенно посторонние мысли так не кстати лезут в его голову. Он пытается отбросить их, но это удаётся лишь на пару мгновений — вскоре они лезут обратно с удвоенной силой. Лафайет прекрасно понимает, что сейчас нельзя думать об этом, они решают важный военный вопрос. Это определённо не то, чем его мозг должен быть занят в этот момент! Но «не те» мысли начинают навязчиво вылезать из его подкорки, заставляя француза так не вовремя начать нервничать. Он мнет рукава своего камзола, незаметно покусывает губу, пытаясь взять себя в руки и, черт возьми, вникнуть, наконец, в этот чёртов план. В палатке становится невыносимо душно и жарко (во всяком случае для него). Сердце начало учащенно биться, а щеки краснеть, тем самым выдавая его. Нет, сейчас он не должен на это отвлекаться. Все, к чему должно быть приковано его внимание — это план, лежащий перед ним прямо на столе. Но время тянулось неумолимо долго. Напольные часы стучали в унисон с его сердцем. Он должен продержаться ещё несколько минут. Когда Джордж спрашивает его совета, взгляда со стороны — Жильбер, запаниковав, начинает быстро говорить что-то малосвязное, меняя слова местами, переходя на французский, но тут же спохватившись, вновь переходит на английскую речь. В итоге, Вашингтон все же понимает, что француз имел ввиду. Лишь взяв перо, чтобы написать письмо своему адъютанту. Вашингтон видит как Лафайет выбегает из палатки. Француз же, понимая, что попал в глупейшую ситуацию бежит к своей палате. Нет-нет, все не должно было так произойти. Ему надо держать свои чувства внутри. Это неправильно, так быть не должно. И он дал себе обещание, что этого больше никогда не повторится.Vous ne pouvez pas donner vos sentiments vont. Nous devons les enfermer dans une cage. Sinon, la mort viendra plus tôt que prévu.*