Падчерица.

Раз. Два. Три. Четыре. Сердце норовит выскочить из груди. Я затаила дыхание, спрятавшись под кроватью. От страха льются слезы. Я не хочу умирать! Я зажимаю ладонью рот. Боже сделай так, чтобы он меня не нашел. Как только дверь в комнату открывается, я замираю и начинаю молиться. Грубые мужские ботинки проходят по всей комнате и, не найдя ничего подозрительно, выходят из комнаты. Я выдыхаю: кажется, повезло. Но меня резко хватают за ноги и вытягивают из моего укрытия. Я громко кричу.       Я резко просыпаюсь, часто хватая ртом воздух. Очередной кошмар. Комната детдома встречает меня привычным холодом. Я сажусь на кровати, пытаясь прийти в себя. Прошло четыре года, а я никак не могу вернуться в норму. А была ли эта норма вообще? — Опять кошмар? — спросила моя соседка по комнате Даша, которую я, видимо, разбудила своими криками. Хотя она, наверное, уже привыкла. Как-никак четыре года в одной комнате. — Ага. Ты спи. Я прогуляюсь по территории. — я накинула кофту поверх пижамы и надела кроссовки. Трудно, конечно, назвать эти облезлые черные тапочки кроссовками, но довольствуюсь тем, что есть. В детском доме особо не пошикуешь.       Я тихонечко пробралась на улицу. Двери уже были открыты, и наш дворник дядя Вася вовсю уже убирался. В лицо мне подул холодный, осенний, московский ветер, заставив меня сильнее завернуться в кофту. Прохлада помогла мне остудить свой пыл после кошмара.       Я прошла вокруг здания детдома. Оно было все обшарпано, краска, а кое-где и не только она, поотлетала. Окна были старые, советские, которые нужно на зиму заклеивать. Кругом были листья, хотя дворник работает ежедневно.       Я еще минут пятнадцать гуляла вокруг здания, наслаждаясь тишиной, которая редко бывает в городе. Скоро завтрак, а я даже душ еще не приняла, поэтому мне стоило бы поторопиться. Но покидать улицу как-то не хотелось. Только шелест листьев способен успокоить ту бурю, тот ураган, находящиеся у меня внутри.       В комнату я вернулась, когда Дашка, видимо, пошла на завтрак. Я быстро приняла душ, пока все были на завтраке. Не особо люблю, когда в душевой, помимо меня, есть еще кто-то. Настораживает.       Надев какую-то броскую футболку и джинсы, я поспешила на завтрак, после которого хотела бы поучиться. Сегодня в планах английский. Хотелось уже доучить этот язык. Без языка же сейчас никуда. Так мама говорила. Раньше…       Несмотря на мое отвращение к внешнему виду детского дома, я любила это место. Оно наполнено людьми, которые заменили мне семью, которые заботились обо мне. Я могу сколько угодно ворчать по поводу маленького финансирования и жалкого вида этого места, но совершенно точно я была уверена, что буду возвращаться сюда после выпуска. Осталось два года. Не так уж и много, но и не так уж и мало.       Я села рядом с Дашкой. С нами за столом были еще: Вика, Толя, Никита и Мишка. Немного мужиковатая компания, но для меня в самый раз.       Даша в этом детдоме сколько себя помнит. Она помогла мне освоиться, когда я сюда попала. Напуганная, не представляющая, что же будет происходить дальше. Вика была здесь чуть дольше меня, Толик и Никитос где-то лет шесть, а Мишка был новичком. Попал, буквально, пару месяцев назад. Вот мы его и под свое крыло взяли, а он парень общительный, быстро освоился. — Снова опоздала. — с легким упреком произнесла Даша, поглощая кашу. — Скорее задержалась. — хихикнула я, взяв бутерброд. Не было у меня особо аппетита сегодня. Да редко он вообще бывал. — Она еще и оправдывается. — с улыбкой произнесла Вика. — Алиса, как ты могла? О, ужас. Опоздала на завтрак. — Никита состроил глупую рожицу, вызывая у меня смех. Парень драматично поднял руки к небу. — Болконская Алиса, тебя директор хочет видеть. — ко мне подошла воспитательница тетя Зина, которую я любила всей душой. Она мне, как бабушка. Добрая и мудрая. — Уже что-то натворила. — Толик протянул мне руку, ожидая пятюни, но я лишь хмыкнула, пожимая плечами. — Сегодня я еще не успела ничего сделать. Скорее всего, снова ради профилактики. — я устало закатила глаза и двинулась в сторону кабинета, в котором бывала по несколько раз за день.       И дело не в моем характере. Ну, может, немного. Просто этот старый хрыч — самая настоящая конченная тварь. Я почти уверена, что все финансирование он переправляет в свою дачу и машину. Поэтому и живем мы в диких условиях. Да и на вид он ужасен. Старый, морщинистый, лысый и толстый мужик. С отвратительным голосом и вкусом в одежде.       Я без стука вхожу в кабинет, чуть ли не выбивая дверь. Стучат же, когда хотят выказать уважение личному пространству человека, я никакого уважение выказывать не собираюсь. Директор вскакивает со своего места, но тут же присаживается, сверля меня злым взглядом. — Утро доброе. Вызывали? — с усмешкой спросила я, медленно подходя к столу, за которым сидел «достопочтенный» директор. — Сколько раз говорил: стучи, прежде чем зайти. — Павел Юрьевич тяжело вздохнул. — Знакомься, это Клаус Ягер — один из спонсоров.       Павел Юрьевич указал ладонью куда-то в сторону, и моему взору предстал мужчина, которого я, видимо, не заметила, устраивая показуху для толстяка. Судя по имени, это немец. Мужчина был одет в серый костюм, рубашка была застегнута на все пуговицы, туфли начищены, хотя на улице грязища. Явно педант. Отпетый такой. Я кивнула мужчине, не желая подходить к нему. Уж что-то в нем меня пугало. Глаза выражали какую-то холодность и жестокость что ли. Отталкивал его взгляд меня, в общем. — Доброе утро. — уверенно произнес мужчина, а я даже не почувствовала в его голосе акцент. Как так можно? Я изучала английский уже лет десять и не могла добиться идеального произношения, а немец так просто по-русски шпарил. Где справедливость? — Ага. — я снова повернулась к директору. — Зачем вы меня сюда позвали, собственно? — я сложила руки на груди. Толстяк явно что-то задумал. Ну не ради знакомства же с каким-то богачом он меня позвал? — Клаус Ягер станет твоим опекуном с завтрашнего дня, согласно документам. Поэтому иди собирай вещи, завтра тебя уже заберут. — Павел Юрьевич гаденько улыбнулся, вызывая у меня тошноту. — Было бы что собирать. — буркнула я, нахмурившись и поспешила выйти из кабинета. Какого черта, я сдалась этому немцу? Че ему вообще не сидится в своей Германии? Приперся тут, сидит, все вокруг бегают. Детей отдают. Сомневаюсь, что он вообще собирал документы на опеку. Пришел, словно в зоомагазин за зверушкой, но только я ему не кошечка или собачка. Я человек.       Я зашла в комнату. Злость медленно охватывала меня. Я старалась выдыхать, чтобы как-то успокоиться, но выходило паршиво. Я чувствовала, что скоро достигну точки кипения. Я закрыла глаза, мысленно считая до десяти, но это не помогло. — Черт! Черт! Черт! — я пнула свою кровать. После случившегося ранее не хотелось попадать в другую семью. Мне не нужна эта псевдо семья, состоящая из немца. Мне и здесь просто прекрасно.       Выругавшись, я рухнула на кровать. Гнев поутих, теперь нога, которой я ударила кровать, ныла. Наверное, ушиб. Из-за моих вспышек гнева, я часто оставляла на себе синяк, ушибы, порезы. Просто справиться с гневом не получалось, как бы я ни старалась. — Слышала новости? — в комнату зашла Даша. — Кого-то хотят забрать в семью. И не малыша, а взрослого ребенка. — девушка хлопнула в ладоши, видимо, радуясь. — Угадай, кто же этот взрослый ребенок? — со всей присущей мне спесью ответила я, сев на кровати и убирая светлые волосы в пучок. — Серьезно?! Боже! Поздравляю! — девушка подбежала ко мне и обняла. Почему все радуются? Разве есть повод? — Не назвала бы эту новость поводом для поздравлений. — я закатила глаза от всей драмы, устроенной Зайцевой. — Ты, наконец, обретешь дом. Это же прекрасно! — девушка отошла от меня, занимая место на своей кровати. Иногда её наивность меня злит. Чаще, чем иногда. — Мне и здесь прекрасно. — буркнула я, плюхаясь на кровать. — Тебе же вещи нужно собирать. — подруга засуетилась, складывая мой минимум пожиток. — Там нечего собирать. В пакетик положи две моих кофты и у двери поставь. — усмехнувшись, сказала я, повернувшись лицом к стене. — Очень смешно. — по звукам я поняла, что Зайцева реально собирает мои вещи. — Да ты серьезно, что ли?! — я встала с кровати. — Не собираюсь я никуда. Я быстро покинула комнату, направляясь на улицу. Нужно было освежиться, проветрить мысли, пока я не переубивала этих сказочников. — Выдумали тоже! Мне повезло?! Да нифига! — я ходила и пинала листья. Это место хоть и выглядит отвратительно, но я его любила, а там какой-то неизвестный немец будет жить со мной в доме. Кто знает, что ему вбредет в голову. Вон один Вторую Мировую развел. Этот не лучше.       Ходила я до самого вечера. Урок по английскому я успешно прогуляла. Чертов немец, чертов директор! — Почему я, а? Ну, правда, почему я? Я что-то ужасное сотворила в прошлой жизни? — я подняла глаза к небу. В Бога я не верила. Не после того, что произошло тогда. Но положение дел было настолько плачевным, что пришлось идти на крайние меры, такие как обещание с небом.       В комнату я вернулась за полночь. Дашка спала. Вещи собраны. А я взвинчена. Хотелось поплакать, чтобы вся злость и обида вышла. Но не плакала я с той самой ночи. Просто не могла, хоть и хотела. Что-то в голове переключилось у меня. Словно выключатель щелкнул. Я не спала. Даже не расправляла кровать. Просто, когда с утра пришел весь мой отряд, обняла всех и обещала, что это не последняя наша встреча. — Я буду скучать. — прошептала Дашка, обнимая меня. Она ревела с самого утра, видимо, я действительно была ей близка. — Я тоже. Я буду безумно по вас скучать. — я обняла всех еще раз. — Обязательно пиши. — сказал Никита, обнимая меня. — Номера наши знаешь. И это, не забывай нас. — Никогда. — я слегка улыбнулась, взяла свои пожитки и двинулась в сторону директорского кабинета, где должны были сидеть эти двое: мой будущий опекун и человек, испортивший мое времяпрепровождение в этом учреждении. Я не стучала, но и не грубила: сил на это просто не было. Участь я свою приняла, но не смирилась. Немец хотел взять мои вещи, но я грозно на него посмотрела и отпрянула, вызвав у него смешок. Мужчина пожал плечами и двинулся к машине, а мне пришлось следовать за ним.       В машине нас ожидал водитель, поэтому немец сел на заднее сиденье, и мне, к сожалению, пришлось сесть рядом. Я отвернулась к окну, наблюдая за удаляющимся зданием. За удаляющимся этапом моей жизни. Но вот только не уверена, что этот этап будет лучше. В детдоме у меня друзья, воспитатели, а у него дома не будет никого. Радует, что хоть смогу навещать друзей. Надеюсь, что смогу. Надежда ведь умирает последней, так?