Война в каждом из нас

*** Приезжают в гости ребята; помогают, шутят, балагурят. С ними теперь не так, как раньше, даже отсутствующая Женькина нога больше не мозолит глаза напоминанием. Интересно наблюдать, как Леша заботится о нем, ведь там они не были такими уж друзьями, просто однополчанами. Может, сказалось то, что живут рядом, в соседних районах, дружат семьями, видятся часто на выходных… Вот, и притянуло их друг к другу, примагнитило. А может, у Лехи к Женьке есть тайна, как у меня к Олегу. Чем черт не шутит. Саша не меняется. Душа в его глазах еще не ожила, для этого прошло слишком мало времени. Дед Анисий качает головой и достает из подпола запыленную бутылку. Они найдут, о чем поговорить. Выцыганив у Кати превышающее сроки свидание с дочерью, привожу Варю к нам на целых две недели. Лето, правда, уже всхлипывает дождями, но ее радости это не мешает. Варька носится по деревне, будоражит стариков молодостью и задором, и наша деревушка, кажется, перестает быть вымирающей. А, поживет еще Рагулино! Поживет дед Анисий, строгающий ножиком деревянную куклу для Вари, поживем и мы с Олегом… хочется думать, что вместе. Я сам не заметил, как влюбился в него. Может, это случилось тогда, в его квартире, где мы были так по-семейному близки, а может все произошло на десять лет раньше, когда он сказал «побудь со мной», и я остался. Это не бешеная влюбленность, как с Катей. Это не черное, грязное чувство, как с Ильдаром. Это что-то большое… то, что навсегда, до конца дней. Середина августа выдается неожиданно жаркой, даже душной. Отметив по-тихому День ВДВ, мы с Олегом заканчиваем крышу дома. Он вышел скромный, но ладный. Внутри пока шаром покати, лишь две грубо сколоченные кровати, но это все дело наживное… Вечером, когда мы сидим у костра, с удивлением обнаруживаю, что вода в речке стала чуточку теплее. Не удерживаюсь от соблазна, лезу в воду. Повинуясь мимолетному ощущению, оборачиваюсь и вижу, что Олег снова за мной наблюдает. — Не простудись, Ихтиандр, — говорит он негромко. С одной стороны его лицо подсвечивает костер, тогда как другая половина остается в темноте, и невозможно понять его мимику. Но в голосе слышится если не смущение, то, как минимум, неуверенность. — А ты иди, согрей меня, — предлагаю и тут же прикусываю язык. К моему удивлению он поднимается и идет в воду. Прямо в штанах и футболке. К общему волнению добавляется и еще кое-что, чего в темноте, к счастью, не видно. Все, теперь уже нельзя отступать. Я встаю как можно ближе к нему, оставляя между нами расстояние с ладонь. — Мы не закончили одно дело, — говорю ему, сглатывая. — Мы еще много дел не закончили, — уклончиво возражает Олег, не отодвигаясь и не предпринимая чего-либо. — Ты знаешь, о чем я, — упрямлюсь я. Странно, как темнота и отдаленность от большого мира развязывают мне язык. А, ну и еще самогонка — неплохой стимул. — У нас есть один незаконченный поцелуй, — говорю ему, чувствуя, что краснею. — Я понятия не имею, хочешь ли ты этого. Но отлично знаю, чего хочу сам. — Почему ты думаешь, что можешь перейти это? — он проводит рукой между нами, физически определяя границу. — Я не думаю. Я знаю, что могу. Но только если ты разрешишь. Олег недолго смотрит мне в глаза, а потом на губы. Сердце начинает колотиться в горле, и я шумно выдыхаю. — Ладно, — говорит он. — Можешь попробовать. — И ты не утопишь меня после этого? — уточняю на всякий случай. — Я постараюсь тебя не трогать. — Это как-то двусмысленно звучит… — нервно смеюсь я, облизывая губы. — Ладно. Если честно, я никогда так глупо себя не чувствовал. Никогда и ни с кем я столько времени не подходил к простому поцелую. Обычно, о таких вещах не разговаривают, и не думают об этом часами, днями или, о боже, месяцами. А просто делают. Что тут такого? Правда, нечасто бывает, что влюбляешься в лучшего друга. И осознаешь это так мучительно поздно. У Олега колючая, едва заметная щетина; он повыше меня, и я молча прошу его наклониться. Так выходит, что его губы сами касаются моих, и меня будто током прошибает. Нет, не было такого с Катей. И даже с Ильдаром рядом не валялось. Это что-то совершенно новое, потрясающее. Я знаю, что буду вечно любить этого человека, даже если это наш первый и последний поцелуй. Прихватываю его нижнюю губу, всасываю, отпускаю, провожу по ней языком. Олег вздыхает и его рука ложится мне на плечо, большой палец — на ключицу. Меня ведет от возбуждения, я вцепляюсь в него руками и прижимаюсь. О, господи. Спасибо. Я уже начинал подозревать его в импотенции. Вне себя от радости, вламываюсь к нему в рот языком, прижимая за затылок. Как сладко! Но проходит буквально секунда и он резко отстраняется. — Что? — еле переводя дух, спрашиваю я. Он делает шаг назад, два… и, не говоря ни слова, уходит. Мне хочется заорать от отчаяния. — Олег, что?! Чувствуя себя полным придурком, потому что он ушел, стою в воде с жутким стояком еще минуту, пытаясь успокоиться. Это нечестно! Я так долго ждал этого, а он просто взял и ушел! Уф. Стоп. Ладно. У него же это впервые, верно? Может, я слишком резко начал? Может, ему нужно еще немного времени? Член никак не желает опадать, слишком давно я без секса. Приходится вспомнить прыщавую юность (между прочим, уже не в первый раз за месяц!) и быстренько помочь себе рукой. Нельзя же идти к нему с таким колом в трусах. Сейчас придется извиняться, уныло думаю я, заходя в дом. Внутри полумрак, не считая одной свечки, которая заменяет у нас по вечерам отсутствующее до сих пор электричество. Что-то все руки до него не доходят… Куда им, они ж другим постоянно заняты. Видно, что Олег сидит, полулежа на своей кровати, не сняв мокрой одежды, заложив руки за голову, и смотрит в потолок. Выражение лица у него при этом такое странное, что я даже не берусь его толковать. Стою неуверенный на пороге. Сказать ему что-то или сделать морду кирпичом и лечь спать? Он шевелится, вздыхает, закрывает глаза и выдает: — Я не люблю с языком. Меня будто балкой по башке ударяет. Что, простите?! Он не любит целоваться с языком и поэтому сбежал? Ну, и чудной же ты, Мака… Ой. Подождите. Это что, приглашение? Я облизываю в волнении губы. На них все еще чувствуется его вкус; на деревянных ногах я подхожу к его кровати. Он смотрит на меня ожидающе. Даже в полутьме я вижу, что он смущен и возбужден. — Ох, Олег, — вздыхаю я и оседлываю его бедра. — Глупый ты… Я целую его осторожно, едва касаясь, и чувствую, как он напрягается. Тогда я глажу его по щеке, заглядывая ему в глаза. — Останови меня, когда захочешь. Идет? Он целует меня в ответ, чуть раскрывая губы. В моих мокрых после купания трусах становится жарко. Невероятный ты человек, Макаров, думаю про себя, пока мы несмело исследуем губы друг друга. Кончиками пальцев скольжу от щеки вниз, по белому шраму на шее, касаюсь кожи за ухом, вызывая у него резкий вздох, едва похожий на стон; потом спускаюсь к выступающей среди мышц ключице и бегу по внутренней стороне плеча. О, там есть чудесная, волшебная зона, от прикосновения к которой по его телу растекается острое возбуждение. Его следующий поцелуй похож на укус. Я сдерживаю торжествующую улыбку и придерживаю его подбородок, оглаживая влажные губы пальцем. В его глазах бьется мольба о продолжении. Это срывает мне крышу окончательно. Хрен там, будет кричать — не остановлюсь! Мы целуемся снова, сильнее, нетерпеливее, и я чувствую сквозь одежду его горячий член. Какой восхитительный лжец, это просто уму непостижимо! Надо будет вытянуть из него, давно ли я его так завожу. Я держу его руки прижатыми к стене, так что он кажется совершенно беспомощным. Склонившись над его губами снова, я спрашиваю: — Можно я оближу их? Олег, как зачарованный, смотрит мне в глаза и кивает. Я быстро провожу по его губам языком, снизу вверх, и они приоткрываются. Целую глубже, без языка, только губами, и чувствую, как у меня начинает кружиться голова. Это что-то невообразимое. Я смотрю на свой каменный член, готовый порвать трусы, и Олег смотрит туда же. — Посмотри, что ты со мной делаешь, — бормочу я. — Руки, — коротко говорит Олег хриплым голосом, и я отпускаю его. Он гладит меня по щеке, потом пробует повторить проделанный мной маршрут. Его взгляд снова останавливается на моем члене. Я ловлю себя на мысли, что он сейчас гадает, что ему нужно сделать дальше. — Давай поменяемся, — предлагаю я, и вот уже Олег оказывается сверху, нависая надо мной на вытянутых руках. Пользуясь случаем, я дрожащими пальцами расстегиваю его джинсы и быстро запускаю туда руку. Олег вздрагивает, когда мои пальцы касаются его жаждущего члена, и целует меня страстно, мелкими укусами покрывая мои губы. Как же охуенно он целуется, думаю я, чувствуя, как он помогает мне стянуть трусы пониже. Наконец он ложится сверху, наши члены встречаются, и мне кажется, что больше я не выдержу. А большего хочется очень сильно. Хочется глубоко, до самого конца. Олег чуть приподнимается, давая себе простор для действий, и его рука ложится на мой вздрагивающий член, поглаживая. Я зажмуриваюсь, представляя себе самые невозбуждающие вещи, и придушенно всхлипываю. Вдохновленный увиденным, Олег сжимает меня в руке. Я, порывисто выдохнув, смотрю вниз. Какой пейзаж, боже. Как мне продержаться еще немного? Он ведет рукой вниз, вверх, потом еще несколько раз туда-сюда, и я начинаю выгибаться под ним. Мне приходится до крови закусить губу, чтобы отвлечься. Он тут же целует меня, зализывая ранку. Я обхватываю его член рукой, и его сильные плечи вздрагивают. Серые глаза становятся совсем темными, как мокрый асфальт. Он смотрит на меня немигающим взглядом, и я понимаю, что нам нужно одно и то же. Приглашая, поворачиваюсь на бок, сгибая одну ногу в колене. Коротко смотрю ему в глаза. Давай же, прошу тебя. Ты мне так нужен. Олег наклоняется для поцелуя и, придерживая мое колено, входит плавным, тугим толчком. Мир сужается до размеров булавочной головки, в которой бьется, стеная в тесноте, вожделение. Я выгибаю спину и, вцепившись в спинку кровати, отдаю себя без остатка, до последней еле связной мысли: «как хорошо». Свеча гаснет, скрывая нашу тайну в темноте. *** Серый рассвет клюет нас по глазам, вынуждая проснуться. В деревне мы научились вставать рано, вместе с солнцем — после его захода все равно делать нечего. Хотя… мы теперь, пожалуй, будем жить и по ночам. Макаров лежит в моих объятиях почти в той же позе, в которой заснул. Рука затекла под тяжестью его головы, будто отнялась, но я не тороплюсь отстраниться. — Эй, — зову его тихонько. — С добрым утром. — Ммм, — отвечает он, крепче прижимая к себе. Я целую его седую голову. — Надо будет сдвинуть кровати, — говорю ему, улыбаясь. — Зачем? — вздыхает он, не открывая глаз. — Мы же все равно будем спать друг на друге. — Ну, какое-то время — да, — смеюсь, соглашаясь. Он поднимает голову и смотрит на меня. — Теперь у нас — отношения? — У нас теперь много чего, — я целую его в сомкнутые губы. — А главное — все одно на двоих. Днем приезжает печной мастер и складывает нам большую, из красного кирпича печку — на такой и спать в холода можно! Олег просит его сделать спальную часть пошире. Скоро во дворе у нас заводится десяток кур во главе с пестрым петухом и пара коз. Я не знаю, что делать с войной в душе человека, но точно знаю, что делать с счастьем. Счастьем нужно жить. ~~~ Конец ~~~