Вечность мгновения

Свой первый визит к докторам в новом статусе я откладывал, как только мог. Сперва я оправдывался тем, что мне нужно как следует подумать о том, что им можно рассказывать, и что можно потребовать в обмен на откровенность. Потом — тем, что мне не в чем к ним идти: новенький, который был уже не новеньким, потому что новеньким был Эль, на меня дулся и не давал обувь. А когда я взял ее, пока он спал, он, проснувшись, нажаловался Шраму, так что мало того, что мне досталось за то, что беру чужие вещи без спроса, так еще и неплохое оправдание себя изжило. В итоге Шрам вручил мне список необходимых нам вещей и, заставив пару раз повторить темы, на которые я не должен говорить, отправил к докторам, велев без результата не возвращаться. И с последним пунктом у меня определенно намечались проблемы. — Это никуда не годится! — категорично заявила доктор Саммерс, откладывая мой отчет в сторону. — Почему? — спросил я, потом спохватился и продублировал вопрос письменно. — Потому что это никуда не годится. Особенно учитывая вашу выходку с экспериментом, — она нахмурилась. — Мне серьезно досталось. А знаешь, что это значит? Я вскинул брови. — Это значит, что заслужить прощение ты можешь только рассказав мне что-то по-настоящему важное. Я не верю, что у вас ничего не происходит. Я пожал плечами. Верила доктор или нет, после спасения Эля у нас действительно ничего не происходило. Во всяком случае, ничего важного. Бойцу с каждым днем становилось все лучше; он все еще оставался неразговорчивым, но при желании без проблем мог поддержать диалог. А однажды я застал его поющим. И пусть почти половину слов в песне он заменил на более-менее музыкальное мычание и ла-ла-ла, от него я даже такого уровня не ожидал. Впрочем, заметив меня он тут же смолк и покраснел до кончиков ушей. — Не знал, что ты поешь. У тебя здорово получается, — отметил я, чтобы нарушить неловкую тишину. — Спасибо, — смущенно пробормотал он. — Только никому не рассказывай, ага? — Ага, — повторил я за ним. Шрам после приснопамятного разговора демонстративно меня игнорировал, обращаясь только в случае необходимости, словно мог чем-то заразиться. Зато он с удовольствием возился с Элем и новеньким-который-не-был-новеньким. Они несколько раз ходили на свалку, притаскивая оттуда какие-то запчасти, а потом вместе разбирали их в каморке Шрама, и вроде бы даже пытались собрать что-то полезное. Однажды вечером я все же завел речь о его видениях. — Для Диктора спрашиваешь? — довольно резко отозвался Шрам. Я обижено засопел. — Мне и самому интересно. Диктор говорил, что это может быть связано с Тем Парнем, из которого нас сделали. — И что? — демонстративно зевнул Шрам. — Он был злой, — веско произнес я. — И с помощью этих видений может захватить наши тела. Ну, по словам Диктора. — И ты веришь Диктору? — в голосе Шрама прозвучал упрек. Я немного ускорился, задумавшись. Верю ли я Диктору? В некоторых вещах (например, его способности прихлопнуть нас всех, как мух) сомневаться не приходилось. В других же… Во всяком случае, он, как и обещал, вернул свалку. И действительно дал мне доступ на склад. Да и на эксперименте он скорее недоговаривал, чем откровенно врал. — Думаю, ему можно верить, — осторожно признался я наконец Шраму. — Доверять — нельзя, а верить — можно. Шрам фыркнул. — Один маленький Боб как-то поверил Диктору. Угадай, что произошло потом? — Он умер? — опустившимся голосом предположил я, понимая, к чему он ведет. — Точно. Так что давай не будем как тот маленький Боб. Видения — это просто видения. Что-то вроде снов наяву. Они безвредны. — Но… — И не я один их видел. У Бойца тоже что-то подобное было. Последствия лихорадки. Странно, что у тебя их не было. Он посмотрел на меня испытующе, будто ожидал, что я признаюсь, что тоже их видел, но я покачал головой. А у Бойца действительно были видения, но с тех пор, как ему стало получше, они больше не повторялись. Это меня немного успокоило. Честно признаюсь, версия с последствиями лихорадки нравилась мне куда больше идеи, что Шрам, возможно, и не Шрам. Так или иначе, жизнь наша вошла в привычную колею, а Шрам, даже если что-то и планировал, не спешил делиться этим со мной. А даже если бы поделился, это не та информация, о которой следует знать Диктору. —Ты действительно думаешь, что это, — доктор Саммерс взмахнула моим отчетом. — Достойная замена этому? — она постучала пальцем по составленным нашими общими со Шрамом усилиями списком вещей. Я кивнул. Наглость — второе счастье. «И мне нужны новые кроссовки», — старательно вывел я на листе бумаги. — Да вроде и эти еще ничего, — фыркнула доктор Саммерс. Я насупился. «Это не мои. Эль мне их одолжил». Потому что не-новенький-новенький наотрез отказался давать мне обувь, даже несмотря на уговоры Шрама. Разлад между нами произошел через пару дней после спасения Эля. Дело было за завтраком. Эль тогда заявил, что не может больше есть консервы и надо бы приготовить что-то свеженькое. Его робко поддержал не-новенький, Бойцу было все равно, а мы со Шрамом переглянулись и, вспомнив наши предыдущие кулинарные опыты, синхронно скривились. В первый раз после ссоры мы проявили такое единодушие. — Что? — воинственно спросил Эль, собираясь до последнего защищать свою идею. — Я нашел у вас овсяную крупу. Сварим кашу. — Ты уверен, что это хорошая идея? — дипломатично осведомился Шрам. — Готовить придется на улице. Разводить костер. Это может привлечь нежелательное внимание. — Когда мы готовили крысу, вас это не смущало, — еле слышно возразил не-новенький. — Это другое, — отмахнулся я. — Ситуация была безвыходная. Не думаю, что кто-то из нас согласился бы есть крысиное мясо сырым. — Вы ели крыс? — на лице Эля отражалась отборная смесь ужаса с отвращением. — Безвыходная ситуация, — успокаивающе похлопал его по плечу Боец. — В любом случае, я не готов грызть сухие макароны, — категорично заявил Эль. — Ты просто их не распробовал, — обиженно заметил я. — Если никто из вас не хочет готовить, я сам все сделаю, — привел Эль последний аргумент. — Я помогу, — поддержал его не-новенький. На том и порешили. Через час Эль и новенький представили готовое блюдо на наш суд. Пахло от кастрюли на удивление приятно: молоком и дымом, но не тем, что свидетельствует о том, что еда безнадежно пригорела, а, скорее, легким следом костра, на котором готовилась еда. Вкус тоже оказался весьма неплохим. До того, чем нас кормили в лаборатории каша немного не дотягивала, но если сравнивать с попытками покулинарить меня или Шрама — просто божественно. Я умял свою порцию в один присест и попросил добавки, чем явно польстил Элю. Прикончив и вторую порцию, я сыто откинулся на спинку стула. Столовая все еще была наполнена чавканьем. Увлеченный едой, я не заметил, как ускорился. — Спасибо, Эль. Спасибо… — я запнулся. Именно в тот момент на меня снизошло озарение: с появлением Эля я не мог больше называть новенького новеньким, а приличного прозвища за то время, что он провел с нами у него так и не появилось. — …и тебе, — неуклюже закончил я и подсел ближе к новенькому, спеша поделиться с ним этим открытием. — И что? — равнодушно буркнул он. — Как что? — воскликнул я, возмущенный его равнодушием. — Нам же нужно тебя как-то называть. — Меня и мое имя устраивает, — пробормотал он, уставившись в свою банку. — Да, но тут такое дело… — я замолчал, пытаясь половчее сформулировать мысль. — Это не только твое имя. Да, Боб? — последнюю фразу я произнес повышенным тоном. Тут же чавканье смолкло. На нас с новеньким уставилось три пары глаз: две голубых и одна алая. — Что — да? — осторожно выразил всеобщее замешательство Шрам. — Ничего, — буркнул новенький. — Видишь? — наставительно произнес я. — Тебе нужно прозвище. Он ничего не ответил и предпочел сделать вид, что меня не существует. Не на того напал. — И какое же? — наконец произнес он, будучи уже не в силах меня игнорировать. — Не знаю. А какое тебе бы хотелось? — Никакого, — мрачно буркнул он. — Ну… Есть же в тебе что-то, отличающее тебя от других? Ты тихий, например. Можно звать тебя Тихим. Он посмотрел на меня так, что будь у него глаза-лазеры, от меня бы и мокрого места не осталось. — Не нравится? — робко пискнул я. Он не ответил. Я предложил еще несколько вариантов, но ни один из них его не устраивал. Наконец моя фантазия исчерпала себя. — Брось, — с раздражением произнес я. — Неужели тебе ничего не нравится? — Нет. Просто все ваши имена… они индивидуальны. А то, что предлагаешь ты — какое-то безликое. — Да кто ж виноват, что ты у нас никакущий, — в сердцах воскликнул я прикусил язык. — Прости. Я не это хотел сказать… Новенький смерил меня мрачным взглядом и отвернулся. — Нет. Ты прав. Я никакущий. Во мне нет ничегошеньки особенного. У меня нет ни сверхскорости, ни особого ума, ни лишней пары конечностей. Ничего. Кроме, возможно, размера ноги, так удачно совпадающего с твоим. — Прости… — беспомощно повторил я. — И не бери больше мою обувь. Думаю, такому особенному тебе, не составит труда найти новую. И с тех пор он больше со мной не говорил.  — Ладно, — вырвал меня из воспоминаний голос доктора Саммерс. — Кроссовки я тебе найду. С одеялами и теплой одеждой тоже проблем не будет. А вот остальное — сразу нет. Я мрачно кивнул. Она достала смартфон и, что-то в нем отметив, отложила в сторону. — Не расстраивайся так, — по-своему истолковала мой невеселый вид доктор Саммерс. — Если вы не будете так сильно мешать боссу, он наверняка смягчится и позволит отдать вам что-нибудь посерьезнее. И он не против, чтобы вы забирали подранков после эксперимента, даже разрешил сообщать тебе даты экспериментов в качестве бонуса. Или дело не в этом? Она прищурилась и подалась вперед, пристально меня рассматривая, потом откинулась на спинку кресла. — Определенно не в этом, — заключила доктор Саммерс. — Поведаешь тетушке Хезер, что у тебя случилось? Обещаю, это останется между нами. Поймав мой недоверчивый взгляд, она демонстративно подняла руки вверх, показывая мне ладони. — Видишь? Никаких скрещенных пальцев. Все честно. Выглядела она в этот момент презабавно. Я фыркнул. — Что, все еще не веришь? «Можно еще скрещивать пальцы на ногах», — написал я. — О, да ты эксперт в этом вопросе, милый, — широко улыбнулась она. — Но позволь я все же не буду разуваться. Никаких скрещенных пальцев, честное слово. Я соединил большой и указательный палец в кольцо, показывая, что все окей и я верю ей. Потом задумчиво придвинул к себе бумагу и ручку. Не думаю, что мои отношения с не-новеньким новеньким можно счесть важной информацией. Потом задумчиво придвинул к себе бумагу и ручку. «Я обидел одного человека и не знаю, как загладить свою вину». — Если ты это про меня, то не переживай, — произнесла она еще до того, как я передал ей записку. У нее довольно неплохо получалось читать текст вверх тормашками. — Ты слишком милый, чтобы долго на тебя злиться. Я смущенно улыбнулся и покачал головой.  — Тогда, надеюсь, ничего серьезного. К серьезным проблемам нужен индивидуальный подход, а ты не слишком-то откровенен. Так что могу дать только общий план действий: извиниться, признать, что неправ, подарить что-нибудь, помочь с работой, пообещать, что больше никогда и быть паинькой какое-то время. Извиняться я уже извинялся, а вот подарок — хорошая идея. Стоит взять на заметку. «А вы что делаете в таких случаях?» — Просто извиняюсь. Обычно этого достаточно. «А если не помогло?» — Игнорирую эту проблему, пока она не исчезнет сама собой. Но не рекомендую так поступать. Иногда проблема не исчезает, а только разрастается. А потом ты стоишь в суде и не понимаешь, что мешало вам все это время обсудить проблемы словами через рот… — она задумчиво уставилась на уродца в банке. — В общем, не надо так. Я кивнул, и тоже покосился на банку. Двухголовый младенец, плавающий в ней, чем-то напоминал о Раде. Я передернул плечами и отвернулся. Мне не нравилось это сравнение. Пиликнул смартфон доктора Саммерс, и она, взглянув на экран, улыбнулась. — А вот и ваша доставка, сэр. Будь добр, милый, открой дверь. Я, недоуменно покосившись на нее, выполнил просьбу. За дверью оказалась кукла, за плечом у которой висел мешок размером почти с нее саму. При виде меня она бросила мешок на пол и, развернувшись, деловито заковыляла прочь. Я со смешанными чувствами смотрел ей в след. Потом приподнял мешок, оказавшийся, несмотря на размеры, относительно легким. — Это все тебе, так что можешь не затаскивать его внутрь, — любезно подсказала доктор Саммерс. Я бросил на нее быстрый взгляд и заглянул внутрь мешка. Сверху, в полиэтиленовом мешке, лежали новенькие кроссовки ярко-оранжевого цвета. Под ними оказалось несколько одеял, свитера, теплые штаны и, что стало для меня неожиданностью, большая упаковка мыла, пучок зубных щеток и пара тюбиков зубной пасты. Я развернулся к доктору Саммерс и жестами попытался выразить благодарность. — Не стоит, — отмахнулась она. — Это я намекаю, что тебе не мешало бы помыться. При виде выражения моего лица она рассмеялась. — Шутка. Все, можешь быть свободен. «А что насчет экспериментов?» — задал я последний вопрос. — В этом месяце их больше не будет. Извини, но это все, что я могу тебе сказать, — она деловито принялась перекладывать бумаги. — Босс был не слишком доволен тем, что вы устроили на корриде. «Но он обещал». — И он сдержит обещание. За соответствующую цену. Некоторое время я буравил доктора Саммерс мрачным взглядом, но она, занявшись своими делами, больше не обращала на меня внимания. Постояв так немного, я вздохнул и, взвалив на плечи мешок, отправился восвояси. По пути к выходу я наткнулся на забытую кем-то на подоконнике книгу в яркой обложке и, недолго думая, присвоил ее себе. Судя по аннотации, книга повествовала о борьбе двух знатных господ за сердце прекрасной и благородной, но бедной девушки. Я бы к такое читать не стал, но, надеюсь, для подарка сойдет. Здесь ведь важен не предмет, а внимание, верно?

***

Объяснять, откуда я раздобыл это богатство, не пришлось: Шрам сделал это за меня. Он был рад меня видеть, хотя и пытался это скрыть, привычно нахмурив брови. Даже не знаю, что произвело больший фурор: одеяла, которых теперь хватало на всех, или мыло. Пожалуй, все же последнее, потому что в душ немедленно образовалась очередь. Не-новенький сидел на матрасе аккуратно раскладывал принесенные мной вещи. Я присел рядом с ним и некоторое время молча наблюдал за его работой. — Держи. Это тебе, — я протянул не-новенькому книгу. Он воззрился на меня с недоумением и подарок принимать не спешил. — В качестве извинений за… ну, ты знаешь за что. Еще раз прости. Был не прав. — Извинения приняты, — тихо произнес он и взял книгу. — Спасибо. Я с облегчением улыбнулся. — Ты больше на меня не сердишься? — Нет. Честно, я бы тебя и так тебя простил, — он улыбнулся. — Ты так много для нас делаешь. Спасибо. Он порывисто меня обнял. Я замер, не зная, куда девать руки, а потом осторожно приобнял его в ответ. — Думаю, мне тоже стоит тебя поблагодарить, — произнес незаметно подошедший к нам Шрам, когда новенький отстранился. — Ты хорошо справился. — Спасибо, — смущенно пробормотал я, а в следующую секунду вновь оказался заключен в объятиях.  — Я беспокоился за тебя, — прошептал Шрам, прижимая меня к себе. Я уткнулся носом в его плечо, не зная, что сказать. Но, кажется, говорить и не требовалось.