Кровь на твоих губах

      Тяжёлые капли дождя практически бесшумно разбивались о медленно хладевшее лицо, некогда карамельного оттенка кожа приобретала мёртвенно-бледный оттенок, и на такой молочной бледности ярко выделялись стекающие по шее и ключицам багровые струйки крови. Кто бы мог подумать, что Чонгук умрёт настолько молодым: его лицо всё ещё красили детские черты, в тёмно-карих глазах играла мальчишечья наивность и грезил он по-ребячески – о высоком и таком далёком, недостижимом, нереальном. И кто же знал, кто бы мог подумать, что его жить оборвётся в какие-то двадцать лет. Чон Чонгук умер на руках и от руки своей первой и, вероятно, единственной любви.       Солёные слёзы смешиваются с дождём и так же разбиваются, как сердце, мечты и абсолютно все надежды Тэхёна. Его руки панически дрожат, губы застыли в немом крике, который застрял где-то в горле. Боль, не сравнимая ни с чем. Ким, чьё тело обречено на вечное бессмысленное и бесцельное существование, только что внутренне умер вместе с Чонгуком. Он не смог, не смог, не смог, не смог, не смог взять под контроль даже собственные желания. Жажда, убившая два сердца одним выстрелом. Только вот одно – абсолютно в прямом, а другое лишь в переносном. Второе разбито на миллионы мельчайших хрустальных осколков, которые под силу собрать только бесконечно прекрасным и живым карим глазам с той заветной искоркой, глубокому вдоху и выдоху, мягкому поцелую и тонким тёплым пальцам Чонгука в тёмных волосах Кима. Хотя, нет, даже не так. Если Чон будет жить, Тэхёну будет достаточно. И пусть, пусть он его ненавидит всем своим бьющимся сердцем! Пусть ненавидит каждой живой клеточкой своего тела! Пусть ненавидит всё больше и больше с каждым вдохом и выдохом, только, пожалуйста, пусть живёт! Тэхёну хватит и этого. Он готов отречься от всего, что имеет, лишь бы Чон был жив, он задаром вручит всё своё неиссякаемая время своему объекту воздыхания, лишь бы только знать наверняка, что Чонгук будет счастлив.       Но что бы Ким ни говорил сам себе, что бы он ни говорил упавшему замертво только по его вине, Чонгук уже не откроет глаза. Никогда не откроет. А Тэхён банально хочет умереть и, пусть он не верит во всё это, но думает, что если лишится своих минут, то сможет вновь увидеть такой родной взгляд, сможет вновь ощутить тёплые руки на своих щеках. Однако, у него впереди минуты, часы, года, века, тысячелетия, – а он никак не сможет их оборвать.       Его тело покрывает волна мурашек, которые заставляют тело вздрогнуть, а в груди всё сжимается от осознания собственной беспомощности и недавно совершённых действий. Тэхён знает, его ждёт эшафот и ждал бы его с такой радостью и счастьем, если бы и правда умер, а не просто болтался в петле без единого шанса умереть. Он глубоко вдыхает холодный воздух и рвано выдыхает, склонившись над бездыханным телом единственного человека, которого любил. Ким клянётся себе, что научится контролировать себя. Ради Чонгука. Ради того, чтобы больше никто не ощутил на себе по его вине потерю. Клянётся, глядя слезившимися глазами с красной радужкой на мёртвенно-бледное лицо, которому маска смерти не идёт абсолютно.       В тот момент Тэхён искренне верил, что выполнит клятву. И, отчасти, выполнил её. Но уже примерно через сто пятьдесят лет, имея стопроцентный контроль над собой и чёткий образ Чонгука в голове, Ким убивает ради удовольствия.