Десять кадров

- Я пришел в этот мир, чтобы чинить хаос и разрушения! Я хочу подчинить его своей воле... Хочу же? - черная корона с сияющими камнями, почти вплетенная в рыжие волосы чуть разворачивается вместе с головой, на которой и находится. - Хотите, Повелитель, - методично кивает мужчина с черными волосами. - Так вот, я хочу подчинить его своей воле, извратить под себя, так, чтобы ничто не осталось во власти Валар, и в этом мне необходима твоя помощь! Будешь ли ты вернейшим моим слугой, станешь ли ты моим шпионом, ты, слуга Ауле?.. - Хоть мое имя и говорит о том, что я был одним из его младших, я поклялся в верности вам, Серкор Разумлир... - Что ж, Олендил, или же, отныне, Волтауэр... блин, Волкобашня какая-то... Рыжий сбивается на смех, брюнет фырчит под нос, и оба откидывают в сторону тетрадные обрывки. - Зачем мы это пишем, Олег? - Это была твоя идея, «Серкор» блин. Почему я вообще Гортхауэр, ты и то больше на него похож... - Студенческая инициатива, - ворчит Разумовский и снимает корону с «сильмариллами» и черный плащ, сделанный из старой простыни. - И ладно, так и быть, попробуем наоборот. Олег надевает все это глупое на себя и прокашливается. - КАК ПОСМЕЛИ ЭТИ ЧУДОВИЩА НАЗВАТЬ МЕНЯ ВРАГОМ? Я с самого начала лишь стремился к миру, иному, разумнее и честнее того, что построили они!.. Но что я получал в ответ на все попытки изменить и улучшить их затеи? Меня гнали и преследовали, меня ненавидели и презирали! Скажи мне, разве есть в этом справедливость?!. Голос его звучит так, словно он не придумывает слова на ходу, и Разумовский проникается мгновенно. - Нет, Мелько! - И ты прав, Тано. - Ладони скользят по рукам коленопреклоненного «майа» и сжимают плечи, поднимая. - Ты практически равен мне, сильнейшему из валар, и тебя они держат в учениках уже тысячи лет. Я дам тебе все - власть, силу… На этих словах Разумовский вздрагивает На него смотрит уже не Олег — Птица. Сны с Птицей уже не имеют власти над ним, но эти слова он слышит каждый раз, и каждый раз это сильно бьет по нему. Были у него и власть, и сила — но было ли хоть что-то, что приносило бы счастье? — Мне они больше не нужны… — Хрипит он, отмахиваясь от рассыпающегося силуэта. — Уйди… Тебя нет… Нет… Нет… — Я здесь. — говорит вдруг тьма. Теплым голосом Волкова. — Снова? Свет загорается. Разумовский забивается в угол и закрывает ладонями лицо. Больше всего он боится, что друг… тот, кто был его другом, — тоже окажется сном. Теплые ладони ложатся на плечи.