Десять кадров

Олег наклоняется и чуть прикусывает вздернутое костлявое плечо, усыпанное рыжими крапинками веснушек. - Ай! - сонно возмущается рыжий. - Ой, - неловко чешет Волков едва не выбитую челюсть и потирает живот, в который угодил острый локоть. - Упс, - виновато ворчит Сережа. Олег снова наклоняется, кусая уже осторожнее, и предупрежденный прошлым Разумовский только шипит возмущенно, но не дергается. Не знает, почему эти нелепые, тощие плечи, в ржавых точках клятых веснушек, похожих на мелкие шрамы-оспинки, Олегу так нравятся, что он то и дело их расцеловывает, прикусывает, трется о них щекой полунебритой, колючей. А перед лицом у Волкова каждый раз - бледная кожа и золото солнечных лучей на ней, сползшая растянутая футболка, которую совсем не хочется поправлять, и они, золотые эти крапинки, словно кто-то над спиной Сережи кисть рыжей краски встряхнул. Только над спиной - на шее и лице таких нет, искал. Есть еще несколько на бедрах, но их заметить куда сложнее. - Ай, - снова шипит Разумовский, отворачиваясь, наконец, от тетради с конспектами и хлопая ей по щеке Волкова. - Ну, хватит уже. Шлепок несильный, но Олег вздрагивает всем телом, морщится виновато, встает с узкой кровати. Ему бы к своим парам приготовиться, но - как, если перед глазами - золото и огонь?.. Он пишет что-то, качаясь на стуле, фырчит недовольно, с силой бьет тетрадью по столу и начинает собираться - в спортзал, отрабатывать пропущенную физкультуру. - Олеж, - подзывает вдруг Сережа и тыкает пальцем в грубые ладони. - Смотри-ка, они что, заразные? У Волкова на кистях, под шрамами и сбитыми костяшками, едва заметны бледные точки. - Убью тараканов, - клятвенно хрипло обещает Олег, прекрасно зная, что те ни при чем. У него тоже есть веснушки. Но видит он только Сережины.