Не потеряв, не обретёшь.

Полгода бледная тень Сакуры, с тоской в потухших глазах, училась заново чувствовать себя живой. Ее Саске и Какаши… Она не могла даже думать о них. Сердцу становилось тесно в груди от саднящей тоски, готовой захлестнуть с головой и утопить в пучине отчаяния. В такие моменты она боялась оставаться одна. Боялась, что не вынесет глухой, безысходной боли, натворит что-нибудь эдакое… Но как не думать о частичках своей души? Сердце не внемлет приказам разума. Особенно тяжело становилось по ночам. Сакура с содроганием ждала, когда ляжет в постель, и на нее навалятся переживания за родных ее сердцу мужчин. Самых дорогих мужчин на земле. Ночь сулила только одиночество, переполненное неизвестностью за Саске и чувством вины перед Какаши. Он принял основной удар на себя и поплатился свободой. Отправился в богами забытое место, где содержатся самые опасные преступники. В тюрьме на северной границе Облака Копирующий проведет пять бесконечно долгих лет. В четырех стенах. В одиночестве. Как тут не завыть от бессилия и душевной тоски? Ночи были наполнены не только одиночеством, но и снами. В них к Сакуре являлся изуродованный Саске, с темным провалом вместо левого глаза. Звал ее, просил помочь, говорил, как скучает по своим девочкам, и просил передавать привет Сараде, пусть она знает о его любви. Если Какаши был в относительном порядке, то Саске… его следов не смогли обнаружить. Как будто его не существовало в этом мире. И все-таки жизнь не стояла на месте. Потихоньку, полегоньку, маленькими шажками, которые давались ей с трудом, Сакура начала оттаивать сердцем. И начало этому дало обыкновенное чудо — беременность Хинаты. *** После новогодних праздников улицы Конохи все ещё хранили сияющее убранство, дух веселья и счастья. Снег мягко похрустывал под ногами, проказник-ветер резвился в отросших розовых локонах, а лёгкий морозец приятно пощипывал щеки и пальцы. Сакура завернула за угол и чуть не столкнулась с женой своего лучшего друга. — А, Хината, извини, не заметила тебя, — бесцветный голос ирьенина прекрасно описывал ее настроение. Она уже хотела пройти мимо, но заметила сияющий, ощутимо счастливый взгляд Узумаки. — Хината, — догадка озарила мгновенно, а в груди приятно защемило, — ты беременна? — Четыре с половиной месяца, — жена Хокаге смущенно опустила ресницы. — Может, это награда за все наши страдания? Это так… так… — Ну все, не плачь, не плачь, — Сакура прижала женщину к груди и погладила по плечу. Сама Учиха уже забыла, что такое плакать. Слезы высохли в тот памятный день, когда Какаши отправили в тюрьму. Словно что-то сломалось внутри, не давало выплеснуть страдания. Если бы не поддержка Сарады, родителей, Наруто и Жабьего саннина… Особенно старался последний. Джирайя считал себя ответственным за ее судьбу. Сакура думала, он выполняет наказ Какаши присматривать за ней, чтобы оградить от опасных глупостей. — Я очень рада за вас. Хоть одна хорошая новость. Спасибо, — искренняя улыбка впервые за долгое время осветила лицо. — За что? — удивилась Хината. — Вот тут, в сердце, словно что-то зажглось. Новая жизнь — это так… — слов не нашлось, но Хината прекрасно поняла ее. — Кого ждёте? — Не знаю пока. — Зайди ко мне завтра на работу, проверим, кто там у тебя прячется. — Узумаки согласно кивнула и едва ли не вприпрыжку поспешила домой. — Кто бы знал, как мне хочется ещё хоть раз испытать счастье материнства, — Сакура с горем пополам подавила глухую зависть. Приятное чувство радости за друзей сопровождало ее до самого дома, а возле двери ждал ещё один сюрприз. Сакура с замиранием сердца бросилась к нинкену.  — Куши! Куши! Почему ты здесь? Тебя прислал Какаши? Как он? Есть новости? Что насчёт Саске? — зачастила женщина. — Ты нашла его следы? — Да! — тявкнула рыжая. Сердце Сакуры забилось в ритме чечётки, она опустилась на колени рядом с Куши и жалко попросила: — Если Саске умер — промолчи, просто промолчи. — Не знаю, жив ли он сейчас, но пять месяцев назад, был жив. — Продолжай! Куши нашла его следы в Дальней Бухте. Один моряк узнал Саске по описанию и рассказал, что видел, как тот садился на корабль, но куда направлялся этот корабль, не помнил. — Это какой-то бред, Куши! Он не мог бросить все, бросить меня и Сараду! Может быть Сари прав, и у Саске помутился рассудок или что-то с памятью? — Не могу знать, но моряк сказал, что выглядел господин Учиха паршиво: бледный, потерянный, с изуродованной левой глазницей. Он хорошо запомнил вашего мужа именно из-за уродства. И одежду очень точно описал.  — А Какаши, как он? — тихо спросила Сакура, когда в голове восстановился относительный порядок. Главное, Саске жив. Она всегда чувствовала это. Сердце женщины не обманешь. — А вы разве не знаете? Он стал надзирателем в той тюрьме, куда его упекли. Тюрьма находится под юрисдикцией Облака, поэтому Райкаге заключил соглашение с Какаши, — при упоминании своего хозяина-друга, Куши машинально помахала хвостом. — Я поняла. За последний год оттуда сбежали крайне опасные преступники, и другие страны обвинили в этом Облако. Даруи решил усилить охрану весьма действенным способом. Лучше уж так, чем сидеть в одиночестве пять лет. Не свобода, конечно, но… Лучше так, — из горла вырвался сдавленный то ли стон, то ли всхлип, и Сакуру, наконец, прорвало. Очень давно она так не плакала, навзрыд, давясь слезами и нервным смехом. В душе что-то треснуло. Как лед в весеннюю пору, когда ещё холодно, но потепление близко и несёт облегчение, освобождение. Куши смотрела на редких прохожих и не понимала, почему все проходят мимо, видя, как человек сидит на холодном снегу, уткнувшись лицом в собачий мех, и давится рыданиями. «Странные они, эти люди». Так продолжалось до тех пор, пока не появился огромный человек, похожий на медведя. Он пах силой и немного чесноком. Незнакомец опустился рядом с Сакурой и приобнял за плечи. — Поплачь, может, полегчает. — Темные глаза внимательно изучили нинкена, и саннин понял, отчего Сакуру выворачивает наизнанку. Джирайя открыл дверь и провел плачущую куноичи в кухню. Нашел в шкафу пыльную бутылку спиртного, налил полстакана Сакуре и плеснул себе. — Думаю, тебе это не помешает. А ты — будешь? — дал понюхать стакан Куши. Собачка и Сакура фыркнули. Сакура от нервного смеха сквозь слезы, а Куши — от возмущения и въедливого запаха. Саннин выслушал рассказ о Саске и вновь подумал, что Сари прав: у парня поехала крыша. — Дальняя Бухта, хм, огромный порт, оттуда можно отправиться в любую точку мира. Ты как? Куноичи сидела за столом напротив него и маленькими глотками попивала коньяк. Она ненавидела алкоголь, но сейчас он был ей необходим. Если бы не пьяная болтовня Пятой в присутствии младшего Агари…  — Ненавижу ее, и алкоголь тоже. — Цунаде? Она не виновата, ты ведь знаешь, — тихий укор в голосе саннина. — Зачем ты так? Никто не винит ее больше, чем она сама себя. — Где теперь Саске, как его найти? — Сакура чувствовала потребность выговориться и вылила на Жабьего отшельника всю боль и надежду на лучшее — Как ты все это носила в себе? — Джирайю удивляла эта хрупкая с виду женщина, поражала своей стойкостью. А ещё он заметил искорку в огромных печальных глазах. — Легче стало? — Вы знаете, да. По какой бы причине Саске не ушёл, я надеюсь, он счастлив, или будет счастлив. Только бы он был жив. Джирайя подавил желание сказать всю правду о ее муже, которую узнал сегодня от Наруто. Не стоит бередить ее, она и так настрадалась. Иногда знания могут навредить. Возможно, чуть позже, они расскажут ей, но не сейчас. Тем более, Саске ещё не нашли. — Кстати, Куши, а ты почему не уходишь? — спросил шиноби. — Какаши просил, чтобы я пожила с госпожой Учихой. Джирайя нахмурился. «Это ещё что такое? Сакуре грозит опасность?». *** После этого разговора прошёл месяц. Сакура чувствовала, как тугой узел в душе становится слабее. Душа понемногу оживала. Женщина стала замечать иные краски жизни, кроме серых и пустых. Куши всё также жила в доме Учих, наслаждалась заботой со стороны Сарады и Сакуры. Провожала временную хозяйку на работу и домой. Оказывается, как приятно жить в теплом и уютном доме. И женщина, и девочка привязались к неугомонной, умной и вежливой собачке. *** В конце февраля очередной шедевр был готов. — Осталось отнести его в редакцию. — Сакура положила объёмную папку в сумку и вышла в студёный, ветреный день. Ее творчество на протяжении полугода помогало забыться, окунуться в другую, счастливую жизнь, где она могла быть кем угодно. Редактор потёр руки. — Неплохо. Бедный саннин сто раз упрашивал меня сказать, кто еще пишет «Ичи-Ичи», — Пакко весело рассмеялся. — Но я — молчок. — Похвально, — за спиной Сакуры нарисовался возмущенный до кончиков волос Джирайя. — Вот ты поганка! Я же сто раз тебе жаловался, как меня раздражает эта писанина, — он выхватил стопку листов из рук редактора и потряс ею перед носом куноичи. — И ведь словом не обмолвилась, кто автор этой… этой… — он заметил грозный взгляд женщины и вовремя прикусил язык. Читателям чертовски нравились ее книжонки, и это бесило мужчину больше всего. — Ну какая же ты, а! Вот змея, дрянная девчонка, — никак не мог успокоиться эро-саннин. — Я-то думал, ты хорошо ко мне относишься, как к другу, — он махнул рукой и недовольно посмотрел на Сакуру. Ещё месяца полтора назад она бы просто промолчала — не было ни сил, ни желания спорить. Чувств тоже. Но теперь, когда жизнь возвращалась в душу, писательница не смогла промолчать. — В отличие от ваших пошленьких историй, в моих есть не только секс, но и живые персонажи, и затейливый сюжет. А у вас только… — Интеллектуальное чтение, — подсказал эро-саннин, и Сакура фыркнула. — Книги помогали отвлечься, — честно призналась она. Джирайя заметил, как её лицо на миг исказила боль. — Да чёрт с тобой, строчи свои затейливые сюжетики, — разрешил он. — Но до меня тебе все равно далеко, — самонадеянность так перла из него. Его чудесное возвращение прогремело на весь мир. Ещё бы, сам Шестой Хокаге спас легендарного саннина из прошлого. На волне интереса людей к этому событию, Джирайя неплохо заработал, написав об этом две книги, которые разошлись огромным тиражом. Но серию "Ичи-Ичи" он тоже не оставил без внимания. Читатели расхватывали его бурную пошлую фантазию с не меньшим азартом. *** Уже на следующий день Сакура пожалела, что саннин узнал о её писательской деятельности. Сообщения и звонки следовали один за другим. Джирайя пытался выяснить её планы на будущее и зачитывал наиболее интересные (как он считал) отрывки из своих книг. Он очень ревностно относился к серии «Ичи-Ичи» и никогда никому не признался бы, насколько сильно его захватили книги Сакуры. Воображение женщины поразило его до самых глубин извращенной души. Сексуальные игры ее персонажей могли вогнать в краску даже самых отъявленных чертей в преисподней. Что уж говорить о Джирайе! — Ну и ведьма! Неужели она сама вытворяла все это с Саске или Какаши? — неосознанное, скребущее нутро, чувство незаметно поселилось в подсознании эро-саннина. *** Сакура, без задней мысли, делилась с ним идеями новых книг, и Жабий отшельник понимал, что они будут не менее популярны предыдущих. Однажды, в середине марта он наступил себе на горло и предложил Сакуре написать совместную историю. — Вы серьезно? — Почему нет? Мои гениальные идеи и твой стиль повествования отлично сочетаются, — картинно выставив левую руку вперёд, самоуверенно произнёс он. Сакура согласилась. Она понимала, что это был откровенный комплимент ее таланту, просто саннин не мог высказать его напрямую - гордость (или вредность!) не позволяла. Писательница эротически-приключенческих романов, наконец, нашла человека, который разделял её увлечение, знал её секрет. Она могла поделиться с ним своим вдохновением и эмоциями, спросить совета или исправить недочеты его корявого стиля написания. *** — Слушай, дочка, — в середине апреля Мибуки встретила ее после работы, — что у тебя с этим человеком? — О ком ты? — Сакура обогнула лужу и уставилась на мать. — У меня нет никого. — А саннин? Что вас связывает? Вас регулярно видят вместе. Слухи пошли, что ты и… — Забудь, — отмахнулась дочь. — Мы работаем весте, не более. — Он страше тебя на много лет. Я слышала, как ты разговариваешь с ним по телефону. Все время смеешься, шушукаешься. Что у вас за тайны? — Давай как-нибудь потом об этом, хорошо? Меня Сарада ждет, — солгала Сакура и позвала рыжую: — Куши, домой! Этим же вечером Учиха и ее соавтор посмеялись над этим разговором. Джирайя дернул ее за локон и наигранно произнес, выпятив грудь колесом:  — Я для тебя слишком хорош, малышка. — За эти слова он получил по голове пакетом с хлебом. Учиха отправилась домой, а саннин почувствовал настоятельную потребность посетить увеселительное заведение, но не нашел там ни одной подходящей девушки и раздраженно обратился к хозяину: — Чёрт бы побрал, почему у вас нет зеленоглазых цыпочек? - и вышел вон, со всей дури хлопнув дверью. *** Сакура вошла в дом и бросила пакет с хлебом на стол. Улыбнулась, вспомнив, что в мае выйдет первая книга в соавторстве с эро-саннином. — Всё-таки он немного чокнутый, — Сакура подавилась смешком, вспоминая их совместное времяпрепровождения, когда они придумывали неожиданные повороты сюжета своей книги: спорили до хрипоты, смеялись над своей же фантазией и радовались удачным сценам. Наруто называл их закадычными подружками. Сакура соглашалась с ним. Теперь у неё появился ещё один настоящий друг. Куноичи сбросила ботинки и услышала заливистый лай Куши, которая бросилась наверх. Женщина поднялась в гостиную и приросла к полу. Перчатки и сумочка выпали из ослабевших рук, но она не обратила на это внимание. Сакура вообще ничего не замечала. Глухая боль в сердце, внутренняя дрожь — все это почти не коснулось сознания. Радость встречи, печаль, чувство вины и ещё уйма, плохо читаемых чувств, дурманила душу. И самое острое из них оказалось неузнавание. Перед ней стоял другой Какаши. С белыми прядями в пепельных волосах, морщинками вокруг глаз и маленьким шрамом на подбородке. Но не это поразило Сакуру больше всего. Глаза. Жёсткий, тёмный взгляд пробирал до костей. Не было в нём того теплого спокойствия, как раньше. Губы. Та же жёсткость, что и во взгляде. Прямая линия, ничего не выражающая. Когда он заговорил, женщина вздрогнула: — Здравствуй, Сакура, нужно поговорить. — Стальные нотки в знакомом голосе ножом вспороли что-то внутри неё, и по щекам потекли обжигающие слезы. Сакура прикрыла рот рукой. Она жадно разглядывала знакомого незнакомца, родного и одновременно далёкого мужчину. Старалась принять его новый образ. Неясная мысль никак не могла оформиться в слова. — Какаши, сколько вам… тебе лет? Нежный голос, подобно тёплому ветерку, всколыхнул недвижимую гладь на лице Шестого. В темной глубине глаз зажглась малюсенькая искорка, с каждой секундой становясь ярче и ярче. Хатаке улыбнулся глазами и почти прежним голосом ответил: — Пятьдесят два.