Путь из тьмы

Кожа горит от ударов кнута. Рубцы на спине пульсируют, истекают жаром. Петля слабеет лишь тогда, когда перед глазами расползается чернота. Вдох обжигает горло, и тьма рассеивается, сменившись красными сполохами огня из камина, пляшущими по стенам. Огонь врывается в тело вместе с воздухом, свивается в тугой узел внизу живота. — Еще раз? Голос насмешлив, он сочится презрением к слабости. К слабости того, кто стоит на коленях, упираясь ладонями в стену, и судорожно дышит, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. И заглушить, сдержать рвущийся стон. Не боли. Наслаждения. Его слабость — в этом. — Ну же, Марн, я не люблю повторять вопрос дважды… Удара хлыста почти не чувствуется — это не удар, а так, хлопок, чтобы раб вынырнул из небытия, чтобы не расслаблялся. Он тут не для собственного удовольствия, а для развлечения хозяина. — Хотя я и так вижу, что ты в восторге. Смех заглушает гул крови, петля вновь сжимает шею. Спустя бесконечную минуту — снова судорожный вдох… — Марн, покажи мне, что ты прячешь… Раб жмурится, плечи начинают дрожать. Это самая тяжелая для него часть действа. И потому — самая приятная для хозяина. — Повернись! — голос хлещет не хуже бича. — Руки за спину! Тело повинуется помимо разума. Оно привыкло. Если промедлить хоть миг — расплата окажется страшной. Граф Лимус Вард лишен недостатка фантазии, если дело касается истязаний. Ему подвластно все — и тело, и душа. Которая осталась в презренном рабе до сих пор не иначе, как чудом. И волею хозяина. — О, я смотрю, ты весь горишь… Томный, тягучий тембр. Ослепительно черные глаза кажутся двумя дырами, и никуда не спрятаться от этого взгляда, который, кажется, способен обжечь, заморозить или выдернуть позвоночник. Сейчас он обжигает, пробуждая первобытный стыд, от которого хочется перестать дышать, на этот раз — навечно. Но тело не только продолжает невозмутимо качать туда-сюда воздух, оно еще и предательски трепещет в ожидании… Рука в кожаной перчатке лениво шевелится, и вместе с ней ползет по полу ядовитая змея кнута. Подбирается ближе, обвивает напряженную до боли срамную плоть. Этого раба позволено трогать лишь самому хозяину. И только так: опосредованно, через прикосновение кнута и других орудий, развешанных по стенам. Его единственная ласка — это боль. Боль, которая доказывает, что Марн существует. Что все те люди, что смотрят сквозь него, ошибаются. Все еще жив. Сдавленный стон прорывается сквозь зубы. — Закончи с этим. Я позволяю. Хозяин отворачивается и снимает перчатки, берет в руки серебряный кубок с подогретым вином. На сегодня он наигрался. Но приказ должен быть выполнен, даже если граф не следит за его выполнением. Руки дрожат от унижения и возбуждения, и неясно чего больше… Стоит обхватить член рукой, хозяин поворачивается, будто услышал. Под этим взглядом хочется раствориться, впитаться кровавой лужей в пол. — Смотри мне в глаза, раб. Ты делаешь это не для меня. А только чтобы потешить свою мерзкую плоть. Потому что ты — гниль от макушки до пят, и я жалею тебя… иногда — заканчивает Вард, насмешливо поднимая бровь. — Ну же! Марну хватает двух движений, чтобы руку залили густые тяжелые капли. Он упирается лбом в каменные плиты пола, цепляясь за собственные плечи, не замечая, как раздирает их ногтями до крови. Эта боль вечна. Стыд вечен. И выхода нет. *** Здешние леса были превосходны — что бор у реки, обещающий превратить стройные сосны в звонкое золото, что густая чаща ближе к горам, истинный рай для охотника. Лимус Вард с удовольствием окидывал взглядом угодья. Поля колосились спелой рожью, звонко перекликались крестьяне. За поворотом открылся замок, вызвав на лице графа гримасу неудовольствия. Та еще развалюха. Когда-то Холь был знатной крепостью, не возьмешь за один день, но те времена давно прошли. Теперь проще снести и новый замок выстроить… Хотя зачем, если всего в двенадцати милях вверх по реке стоит на скале его, Варда, собственный? А здесь достанет и охотничьего дома. Не прямо тут, конечно, а ближе к вожделенному лесу. Копыта застучали по мощеным плитам. Граф стер с лица неудовольствие и спрыгнул с коня. Поводья тут же подхватил вышколенный слуга из свиты. На них смотрели изо всех окон и даже с полуразрушенной крепостной стены. Здешняя челядь высыпала во двор, вместо того, чтобы обслужить гостей и исчезнуть из поля зрения хозяев, как подобало бы. Тощий мальчишка — то ли слуга, то ли конюх, не разберешь, — пробормотал приветствие, едва поклонившись, и метнулся мимо графа в двери. Видно, сообщить о нежданном госте. Лимус сморщил нос. Дайте срок, уж он наведет здесь порядок… И этот мальчишка будет первым, кто испробует силу хозяйской руки. — Хозяйка! — обычно жизнерадостная физиономия Жака была встревоженной. — Хозяйка, там граф… Приехал… Деспина оторвалась от амбарных книг, которые просматривала со стариком Роллем, и ответила спокойно: — Ну и что? Приехал, так проводи! — Сюда? — переспросил мальчишка. Деспина на миг задумалась. В кабинете удобнее обсуждать условия сделки… Вот только им нечего обсуждать. — Нет, в столовую. Потом Деспина повернулась к старику. — Подожди меня тут, хорошо? Не думаю, что наш разговор затянется. Проверять амбарные книги за Роллем не было нужды, точность его расчётов не вызывала сомнений, так же, как и его честность. Но старик считал своим долгом регулярно отчитываться перед хозяйкой, и она не лишала его этого удовольствия. — Хозяйка, — Ролль чуть помедлил, — вам мои советы не нужны, вы сами все решите… Но, может, вам не стоит так уж сразу отказывать? Потянуть время, как-то отложить… — А смысл? — Деспина невесело усмехнулась. — Разве через месяц или год что-то изменится? Нет уж, решать, так сразу. Дес вошла в столовую. Граф Вард обернулся к ней. — Вы обдумали мое предложение? — без предисловий начал он. Деспина старалась выглядеть беспечной. — Вам не стоило так долго ждать. Я ответила в прошлый раз. С тех пор не случилось ничего такого, что заставило бы меня изменить решение. — Странное упрямство, — нахмурился граф. — Право же, «графиня Вард» звучит лучше, чем «хозяйка Холь». — О, я не сомневаюсь, что множество девиц были бы счастливы пойти с вами под венец, — согласилась Деспина. — Вот только не знаю, долго ли длилось бы их счастье. — Так может, не стоит без нужды враждовать со мной? — насмешливо спросил Вард. — Увы, в качестве друга вы мне нравитесь не больше, — возразила Деспина. — В таком случае позволю себе напомнить о своем альтернативном предложении. — И тут я тоже вынуждена вам отказать. Пусть мои владения и невелики, но я не собираюсь их продавать, тем более за такую цену. Черные глаза графа полыхнули гневом, голос стал ледяным. — Я не стану повторять свои предложения в третий раз. Но знайте, так или иначе, но эта земля станет моей. Я не привык отказываться от своих планов! Деспина выдержала его взгляд, не дрогнув. — Что же, иногда приходится менять свои привычки… *** — Ты устранишь ее. Тихо, лишний скандал мне не нужен. Лошадь возьми, и что там тебе еще надо, — поморщился граф. — Постарайся управиться до Явления Пресветлой. Марн молча поклонился. Он знал, что рекомендация «постараться успеть» до праздника ничем не отличается от жесткого приказа, и отлично представлял, что ждет его в ином случае. И уж точно не нуждалось в объяснении то, что отправляться слуга должен немедленно. Любой каприз графа Варда должен быть исполнен немедленно. Это раб выучил на собственной шкуре уже очень давно. Проходя по двору, Марн привычно смотрел прямо перед собой, игнорируя взгляды прочей челяди. Презрительные, любопытные, и самое страшное — проходящие сквозь него, как сквозь воздух. Конюшня располагалась чуть ниже парадного двора, чтобы не пачкать навозом чисто выскобленные плиты. Пропуская повозку, Марн шагнул к стене. Эти стены из красного кирпича окружали его всегда. Память не сохранила иного. Лишь только смутные очертания широкой дороги, чьи-то крики и ночь. А после — лишь замок Варда, и более ничего. Сын старого графа, Лимус, о котором с детства шла нехорошая молва, использовал мальчика вначале как личного слугу, после — для разных жестоких забав. Он настоял, чтобы Марна выучили боевому искусству наравне с ним, будущим хозяином. Заставлял соревноваться с ним в ловкости и силе. Оказываясь побежденным, Лимус бледнел и злобно скалился, а после превращал жизнь личной игрушки в кошмар. Но за малейшую попытку поддаться хозяину наказание было еще страшнее. Попытки побега лучше было и вовсе не вспоминать… Они запеклись в разуме багровыми рубцами с запахом паленого мяса. Последняя попытка провалилась десять лет назад. С этого дня по приказу графа к Марну запрещено было прикасаться под страхом жестокого наказания. Даже замковый лекарь пользовал графского раба, не снимая перчаток. Во время гражданской распри за престол молодой Вард удачно встал под знамена того, кто в итоге завоевал корону. Марн участвовал в походе вместе с графом в качестве оруженосца — для рыцаря на войне иметь свиту рабов казалось непристойным и смешным. Но другие оруженосцы видели Марна насквозь — они сами вели себя с господами совсем по-иному, часто их отношения напоминали скорее приятельские. Они презирали Марна, несмотря на то, что он превосходил многих и ростом, и статью, и умением обращаться с мечом и щитом. Презирали наряженного в богатые тряпки раба, который, чуть что, бухался на колени перед хозяином. И они, конечно, слышали, что происходило в палатке графа по ночам. Мало что Вард умел делать лучше, чем развлекаться, когда становилось скучно… Все люди — тогда и теперь — смотрели на Марна как на пустое место. Постепенно он уверился в том же. Пустое место. Грязное, к тому же. Порочное, как и его хозяин. Постепенно желание бежать пропадало, а к достижению зрелого возраста надежда угасла совсем. Куда и зачем, если все тщетно? Кому он нужен? Лишь Варду. Одному на всем свете. Если от хозяина возможно, при большем везении, и получилось бы скрыться, то от себя не дано сбежать никому. Марн провел рукой по гриве коня, закинул небольшую сумку на луку седла, проверил подпругу и вскочил на лошадь. До заката оставалось достаточно времени, если поспешить, он успеет выехать из владений графа до темноты. После смерти старого хозяина Марн не раз исполнял неприятные поручения Варда. Марн был тем, кто знает о господине красного замка больше всех. И завидовал тем, кто этого не знает. Эта женщина — хозяйка замка Холь — всего лишь очередное задание. Женщина. До сих пор он имел дело с мужчинами. Какая разница? Наверное, даже проще... Лето выдалось жарким. В замке было душно, каменные стены давили. Деспина чуть ли не каждый день выезжала прогуляться по лесу, подышать свежим воздухом, пахнущим сосновой смолой. Вспоминалось детство и долгие, на несколько дней, лесные прогулки с отцом. И однажды Деспина решила устроить себе маленький праздник — уйти в лес на два дня, заночевать у костра, под шум сосен, налюбоваться на звёзды… Тетушка Альма, разумеется, разволновалась. — Да что же вы такое придумали, барышня! Где же такое слыхано! Да что ваши столичные знакомые сказали бы, если бы узнали! Деспина представила себе, что они сказали бы, и расхохоталась. Она сама удивлялась, как легко забывались все прежние, городские привычки. А ведь семь лет прожила в городе, и это было неплохое время… И вот — за несколько месяцев все это осыпалось, как шелуха. Теперь она — неслыханное дело — могла надеть на верховую прогулку кожаные охотничьи штаны, могла в одиночку заночевать в лесу… — Хоть бы Жака с собой взяли! — продолжала тетушка. — Чем бы он вам помешал? — Если ему рот заткнуть, то ничем, — согласилась Деспина с серьезным видом. Теперь уж засмеялась сама тетушка. — Да уж, поболтать он любит… И в кого бы? Убедившись, что отговорить барышню не удастся, тётушка Альма занялась сборами. И к изумлению Деспины битком набила обе чересседельные сумки. — Куда столько? — запротестовала Дес. — Я ведь на два дня еду, а не на две недели! — Запас карман не тянет, — отрезала тетушка. — Чай, не сами потащите, лошадь свезет! Единственное, что портило настроение Деспины — это то, что ее любимая буланая кобыла Фалада накануне захромала. Пришлось взять другую лошадь. *** Промокшая от росы ткань быстро высыхала. Только поднявшееся солнце уже припекало. Марн ночевал в лесу, завернувшись в плащ. Он выбрал окольный путь к замку Холь — пришлось объезжать лежащую по пути деревню. Она была невелика, и чужак сразу привлек бы ненужное внимание. С опушки у поворота поросшего травой тракта старая крепость хорошо просматривалась. Солнце поднялось, в ворота потянулись люди. Конь Марна щипал траву на опушке, за густыми кустами бузины. А его хозяин сидел на ветке дуба и наблюдал за тем, как просыпается замок. Из ворот показался всадник. Невысокий, щуплый, как подросток. Посеребренная сбруя блеснула на солнце. Всадник двигался быстро, скоро уже можно было услышать стук копыт, разглядеть вышитый камзол зеленого цвета, в цвет знамени над обветшалым замком, и стекающие по нему почти до пояса темные волосы. Вот, значит, какая она — хозяйка замка. Марн легко спрыгнул с дерева и ринулся к лошади. Старая, почти заросшая травой дорога вела к морю. Когда-то на побережье, окнами к заливу, стоял крепкий рубленный дом. Там она родилась, там прошло ее детство. Они с отцом жили вдвоем, но ей не было скучно. Иногда приезжал в гости дядя Таль с дочерьми, Дес играла с кузинами, они вместе купались и лазали по страшному лабиринту пещер, за вход в который можно было отхватить розог и от отца, и от дядюшки. Слишком уж непредсказуемы были переплетения темных коридоров, слишком стремительно их заливала вода приливов… Но девочек это не пугало, скорее, раззадоривало. Когда отца не стало, Деспине было двенадцать. С тех пор прошло много лет. Уже не стало ни дяди, ни кузин… А дорога все так же вилась между сосен, словно ничего и не изменилось. Вернуться из воспоминаний в реальность Деспину заставил стук копыт за спиной. Принадлежащий ей лес остался позади, людские поселения находились далеко в стороне. На всякий случай Деспина пустила лошадь в галоп. Всадник не отставал, петляющий среди стволов тракт мешал увидеть его. Сколько она проскакала так, прижавшись к гриве тяжело дышащей лошади — Дес не смогла бы сказать. Наконец дорога вышла на старую вырубку, заросшую ядовитым плющом. Дес оглянулась. Человек встретился с ней взглядом и пришпорил коня. Деспине стало страшно — взгляд преследователя не выражал ничего, словно это был не человек, а вырубленная из камня статуя. И он совершенно точно преследовал именно ее. Деспина прокляла свое легкомыслие: ведь тетушка Альма предлагала ей взять с собой сопровождающего! Хотя что бы это изменило? Погибли бы вдвоем! Вард не стал бы посылать за ней неумелого крестьянина. Она сразу поняла, кто господин этого человека — не только по цвету камзола под распахнувшимся плащом. Разбойники не польстились бы на ее скромную лошадку, да и не было в этой части страны никаких разбойников — слишком скудно живут здешние люди. А граф ведь сказал, что получит ее земли любой ценой. Вот она — цена… теперь тетушка Альма станет готовить обеды для графской челяди, а Жак… Деспина стиснула зубы и вонзила шпоры в бока измученной лошади. Та захрапела, но не прибавила шагу — бедная скотина и так сделала, что могла. Вновь оказавшись под сенью лесных великанов, Дес соскочила с коня, схватив сумки, закинула их за плечи и, хлопнув лошадь по крупу, рванулась в сторону от дороги, в бурелом. Но этот маневр не обманул преследователя. Деспина услышала, как мужчина ломится сквозь кусты, и побежала что есть сил, все дальше и дальше, в темную чащу… Эту часть леса она знала не очень хорошо, хоть и ездила сюда раньше. Зато она могла проскользнуть в узкие проходы между замшелыми камнями и знала, куда примерно ведут звериные тропы. Овраг с валунами Марну пришлось обходить, оказавшись на той стороне, он припал к мокрой земле, ища следы. Наконец, поиск увенчался успехом: четкий отпечаток сапожка на мху еще не успел заполниться водой. Марн свернул плащ и приладил за спину — в гуще веток он лишь мешал. Солнце зашло, искать след дальше было бессмысленно. Марн знал, что его жертва где-то рядом, как знал и то, что она не пойдет по лесу ночью. Для этого надо быть дурой, а дурой эта женщина в зеленом не была точно. Марн заполз в густые заросли ежевики. Пара царапин — ничто по сравнению с защитой от зверей. К тому же сухие ветки громко хрустят, и это разбудит его, если кто-то подберется слишком близко. Перекусить было нечем. Выезжая из замка, Марн прихватил с собой только немного хлеба, и этот хлеб он доел еще утром, сумка болталась на боку пустая. Он не рассчитывал на столь долгую погоню, на то, что женщина не растеряется и не побоится войти в лес. Но это ничего, ему не впервой обходиться без ужина. А утром он ее догонит. И исполнит приказ господина. Ночевать на земле Деспина не решилась — с тех пор, как чума уничтожила несколько деревень, в здешних лесах хозяевами были волки. Летом их отпугнул бы костер, на это она и рассчитывала, когда собиралась на прогулку. Вот только костер привлек бы куда более страшного зверя… Деспина нашла высокую ель и юркнула под широкие лапы. Давно она по деревьям не лазила! Что же, сама хотела детство вспомнить! Толстые ветки, подобно лестнице, привели ее наверх. Здесь ее вряд ли быстро найдут. Бежать дальше не осталось сил, да и во тьме много не пройдешь, скорее потеряешь направление и заблудишься… Дес повесила ненавистные сумки на сук, устроилась в развилке еловых ветвей и наугад достала сверток. Внутри оказался заботливо нарезанный тетушкой Альмой хлеб с куском ветчины. Дес порадовалась тому, что успела схватить поклажу. Соваться в плохо изученный лес без припасов было бы глупо. Сколько раз за время сумасшедшего бега по кустам она готова была бросить сумки, но каждый раз уговаривала себя потерпеть еще чуточку… Наверное, поэтому ветчина сейчас казалась такой вкусной. Дес подложила под спину плащ и закрыла глаза. Ночь Марн провел без сна — каждый шорох казался подозрительным. Когда воздух побледнел и подали трели первые птицы, Марн выбрался из ежевики и пошел дальше. Его вели тревожные крики сорок и почти незаметные отметины: свежий сломанный сучок, перевернутый камень… Он догнал ее, когда солнце вновь залило жарким золотом землю. Женщина обернулась, закусила губы и побежала. Марн выхватил тяжёлый охотничий нож и пустился за ней. У самой кромки обрыва хозяйка Холь остановилась. Она сама загнала себя в ловушку. Марн расслабился: ей не уйти. Она смотрела на него настороженно, отступила еще на шаг… Марн невольно бросил взгляд вниз, туда, откуда доносился гул реки. Удар камнем оглушил Марна на миг. Он тряхнул головой, приходя в себя. Хозяйка замка Холь уже наклонилась за следующим. Марн рванулся вперед, сокращая дистанцию, но вместо камня в глаза ему полетел песок. Марн взмахнул ножом. Женщина отпрянула, но лезвие все же рассекло ей бок. Марн проморгался, хотел дернуть женщину к себе и кончить начатое, но тут она оскалилась, как дикая рысь, и прыгнула с обрыва. Марн подошел к краю и взглянул на бушующую внизу реку. Через некоторое время с другой стороны показалась темная голова. Деспина. Так ее звали. Он слышал, как граф называл ее этим именем. Марн вытер нож о траву, сунул в ножны и направился в сторону, туда, где еле виднелась крутая длинная тропка. На другом берегу шумел кронами приморский бор. Сколько бы времени не заняли спуск и переправа, Марн нагонит ее. Женщина ранена и не сможет уйти далеко. Раб исполнит приказ хозяина. Удар о воду в первый момент оглушил Дес, волна захлестнула, закрутила. Через несколько ударов сердца ее вынесло на стремнину. Тут течение было ровным, и она смогла перевести дыхание. В поток вплетались красные струйки. Деспина прижала к ране левую руку, правой потихоньку подгребала к берегу. Вода казалась обжигающе холодной. Ну и хорошо, это ослабит кровотечение и уменьшит боль. На излучине реки она сумела выбраться на берег. Распахнула камзол, подняла рубашку. Рана оказалась совсем неглубокой. Перевязывать ее было некогда. Деспина туго стянула края рубашки, завязала их узлом. Дышать стало трудно, но это лучше, чем истечь кровью. Она огляделась, вспоминая места, не слишком изменившиеся за прошедшие десять лет. И поняла, что у нее есть надежда. Нет, конечно, еще слишком многое зависит от удачи, еще рано радоваться… но теперь она знала, что делать. Знала, куда бежать, где свернуть. Как найти проход в скальной гряде, спускающейся к самому берегу моря... …Деспина устало опустилась на песок. Все, теперь она в безопасности. Здесь, в ее родном краю, сама природа защитит ее. Проход между почти отвесными скалами кажется таким безопасным… Чтобы пройти по нему, надо прожить здесь лет десять. Надо уметь ходить скользящим шагом, почти не отрывая ног от песка. И, конечно, надо весить гораздо меньше, чем ее преследователь. «Бараний вес» — смеялся отец, приподнимая ее за талию… Теперь можно немного отдохнуть и спокойно идти дальше. На то, чтобы найти обход, у ее врага уйдет несколько часов. К тому времени уже стемнеет, ну а до утра ее следы точно затеряются в лесу. Она спустилась к морю, умылась. Гладь залива, казалось, дышала. Ближе к вечеру начнется прилив. Ничего, она успеет. Деспина прикидывала, не пообедать ли ей здесь, на берегу. Она обернулась — и увидела между скал человеческую фигуру. Странную фигуру, словно укороченную снизу. Деспина охнула и зажмурилась. Она не хотела гибели того, кто шел за ней. Она могла бы убить его, защищаясь, совесть не мучила бы, но зла ему не желала. Подневольная скотина, что с него взять! Но в этих краях пески не так уж коварны, они начинаются на скальном основании, и первые несколько шагов человек еще может повернуть назад. Она же не думала, что он окажется настолько упрямым… Марн почувствовал, что ноги все сильнее вязнут в песке. Почти по щиколотку. Мелькнула было мысль повернуть назад, попробовать обойти, перебраться через скалы. Но за это время она уйдет далеко вперед, и едва ли он сможет ее догнать. А возвращаться к господину ни с чем… про это страшно было даже подумать. Ведь она-то здесь прошла, не по воздуху же пролетела! Он сделал еще два шага прежде, чем понял, что больше не может двинуться с места. Отчаянно рванулся и провалился еще глубже, до середины бедра. С неожиданным спокойствием он осознал, что это смерть. Надеяться на случайного прохожего, который мог бы его спасти, не приходится. Пески в любом случае затянут его, и самое лучшее, что можно сделать — это ускорить этот процесс… А между тем он уже осторожно, не делая лишних движений, пошевелил плечом. Когда сумка упала на песок, он так же осторожно и медленно подтянул ее к себе. Уперся в нее руками. Все это не имело смысла. Только мучиться дольше будет. Но тело не слушало доводов рассудка, отчаянно цепляясь за жизнь. Оно, тело, больше ничего не умело. Деспина не знала, сколько она просидела, сжавшись в комочек, зажимая руками уши, зажмурившись. Может, полчаса, может, больше. Потом набралась мужества, встала, пошла туда назад, к скалам. Человек был еще жив. Ему хватило ума и выдержки не дергаться, не пытаться вырваться, иначе песок уже полностью затянул бы его. Впрочем, это ничего не меняло. Он мог прожить еще полдня и даже дольше, итог был бы один. Он услышал ее шаги, поднял голову. В его глазах на миг мелькнула надежда и тут же погасла. Деспина попятилась, не отрывая глаз от его поникшей фигуры. Она не виновата. Это он шел ее убивать. И убил бы, если бы не ее удача и ловкость. Она не виновата. Он мог бы отступить, не переть напролом. Она не виновата… Марн с тоской смотрел, как она уходит, исчезает за скалой. Женщина, которую он должен был убить. Когда он услышал ее шаги, в душе на миг вспыхнула радость. Он надеялся не на спасение, конечно — на скорую смерть, на то, что она захочет его добить. Но она просто ушла прочь. Он закрыл глаза. Больше ему не на что было смотреть. Песок затянул его уже больше чем по пояс.