Путь из тьмы

— Эй, ты уснул? Мужчина вскинул голову. Деспина стояла, держа в руках моток веревки. — Лови! Веревка упала почти рядом с ним, совсем рядом… чуть-чуть дальше, чем он мог дотянуться рукой. С третьей попытки у Деспины получилось добросить. — Обвяжись! Сама Дес уже лезла на скалу, высматривая, на чем можно было бы закрепить вторую веревку. Спасибо отцу, который так мечтал о сыне, он многому ее научил. Многому из того, чего не умеют благовоспитанные девицы. Например, ни одна из этих девиц не сможет из подручных средств соорудить систему блоков. Один древний ученый, помнится, утверждал, что рычагом сможет перевернуть Землю, ну так блок — это тот же рычаг. Когда женщина, которую Марн должен был убить, бросила ему веревку и приказала обвязаться, он подчинился скорее по привычке подчиняться, чем в надежде на спасение. Надежды не было. Женщина в любом случае просто не смогла бы вытащить его. Потом он почувствовал, что веревка натянулась, врезалась в тело. И песок начал уступать. Медленно, очень медленно… Женщине было тяжело, она тянула веревку отчаянными рывками, оступалась, падала… И все же шаг за шагом она, такая маленькая и слабая, вытягивала его, большого и тяжелого. Зачем? Марн не мог этого понять. Он пытался убить ее. Она могла бы прикончить его, беспомощного, раз уж у нее получается ходить по зыбучему песку. Или просто стоять и смотреть, как его затягивает все глубже и глубже. Но вытаскивать? Зачем? Когда он освободится, то снова станет сильнее. И убьет ее. Потому что так приказал господин. Так надо. В свое время отец предложил Деспине рассчитать, какой длины рычаг понадобится, чтобы сдвинуть Землю. И вышло, что за всю свою жизнь тот древний ученый и на волос не успел бы ее переместить. Блок — это замечательно, вот только один блок уменьшает нагрузку только вдвое. А чтобы сделать хотя бы два блока — Деспине не хватало длины веревки. Дес скользила по камням, чуть не падала, задыхалась… закрепляла веревку, чтобы немного передохнуть, и в очередной раз убеждалась, что не вытянула и на пядь. Нога подвернулась, Деспина неловко упала на бок. И не торопилась вставать. Даже глаза закрыла. Чтобы не видеть лица человека, которому она уже подарила было надежду на спасение. Человека, который собирался ее убить. Бессмысленно. Все бессмысленно. С такой скоростью она бы, конечно, рано или поздно вытащила бы его — но прилив придет сюда раньше. Придет и утопит обоих. Эх, ведь совсем чуть-чуть не хватало веревки, чтобы сделать второй виток к блоку… Чуть-чуть? А сколько она уже вытянула? Деспина вскочила, кинулась проверять. Не хватало буквально половины ладони. Она рванула изо всех сил, до потемнения в глазах, до привкуса крови во рту… Теперь хватило. Человек в песчаной ловушке смотрел, как Деспина возится с веревками, перевязывает узлы… Понимал ли он, что она делает? Впрочем, это неважно. Теперь тянуть стало легче. То есть нет, легче не стало, так же тяжело было идти по камням, ощущая, как веревка обжигает ладони… но теперь результат этих усилий был куда заметнее. Еще немного… ну, еще… Когда человек, который собирался ее убить, оказался на твердой почве, солнце уже клонилось к закату. Плечи Деспины ныли от непомерных усилий. А самое страшное, что вода в заливе уже начала подниматься, чтобы обрушиться на берег и затопить пещеры. Наконец Марн выполз на твердую землю. Выпрямился. Женщина стояла перед ним, тяжело дыша и вытирая пот. Она спасла его. Он хотел ее убить, а она его спасла. Так не бывает. Люди не платят добром за зло. Так не бывает. Сейчас он убьет эту женщину и вернется к своему господину, и все будет как раньше, и не надо будет ни о чем думать, ничего пытаться понять… Он сделал шаг, и женщина сказала спокойно, негромко и очень уверенно, словно не сомневалась, что он послушается: — Стой! И он остановился, подчиняясь этой уверенности. — Оглянись! Он опять подчинился. И увидел, что от широкого пляжа осталась только тоненькая полоска песка. А женщина сворачивала веревку, запихивала ее в переметную сумку и бормотала: — Берегом уже не пройти, придется через пещеры… Выпрямилась, закинула мешок на спину и побежала к скалам, к узкой расщелине, входу в подземелье. На миг остановилась, чтобы зажечь свечку в фонаре, и снова побежала. Марн следовал за ней, стараясь не отставать. В этих лабиринтах он сам не нашел бы выхода, даже если бы у него был свет. Деспина бежала вперед легко и уверенно. В этих пещерах она играла в детстве, не думая об опасности. В детстве все кажется игрой, даже когда оказываешься на волосок от гибели. Зато теперь ноги сами выбирают нужный путь, и вспоминать не приходится. Очередной поворот — и он увидел, как огонек свечи исчезает в камне. В темноте он добежал до стены, торопливо стал ощупывать ее… Он нашел проход. И выход был, кажется совсем близко — из щели ощутимо тянуло сквозняком. Вот только в эту щель Марну не было смысла даже пытаться протиснуться. Он стоял, припав к щели, и смотрел, как уходит вдаль огонек свечи. Смотрел и ждал, когда же огонек скроется за поворотом. И жадно ловил струю сквозняка, в котором чудились даже запахи свежести и травы, такие невозможные в бесконечно затхлом воздухе пещеры. Вот и все. Женщина поманила его спасением, чтобы завести в ловушку. Скоро сюда придет вода, и все закончится. Вот теперь все понятно. Не было, значит, никакого спасения. Все просто и ясно, Марн хотел убить женщину, а она заманила его на смерть. Он был почти рад, что нашел такое простое объяснение. И не задумывался о том, почему она тогда просто не оставила его тонуть в песках. Потом огонек вдруг остановился и повернул назад. Марн отшатнулся, когда женщина протянула ему фонарь: — Подержи! Она пролезла в щель. Обратно к нему, от прохода, в котором пахло свежей травой. Отряхнула штаны, забрала назад фонарь, скомандовала: — Пойдем! Она вернулась. За ним. Она не собиралась бросать Марна на смерть, просто не подумала, что он не пролезет в ту щель. Она вернулась. Чтобы идти долгим и опасным путем, по колено в воде, сгибаясь под низкими сводами… Она вернулась, чтобы спасти его. А перед тем вытащила из песка — тоже чтобы спасти, а вовсе не для того, чтобы куда-то заманить. Так не бывает. Никто так не делает. Никто не спасает своего убийцу. Никто. А она сделала. Эта маленькая, хрупкая женщина. Другой путь был дольше и опаснее. Несколько раз проход явно шел вниз, и Дес сама начинала волноваться — не ошиблась ли она? В самом жутком месте им пришлось идти по колено в воде, а поток шумел и норовил сбить с ног. Дес готова была при необходимости ухватиться за своего убийцу. К счастью, не понадобилось, он не увидел ее слабость, иначе его перевернутый мир снова пошатнулся бы — и неизвестно, к какому выводу бы он пришел… Когда потолок понижался настолько, что Марну приходилось ползти на четвереньках, женщина далеко обгоняла его. И каждый раз Марн думал, что она ведь может уйти, и он останется в темноте… И каждый раз она его ждала. Каждый раз спасала. Так не бывает. Не бывает… Только она могла так поступить. Одна во всем свете. Необыкновенная. Наконец они выбрались из страшного каменного лабиринта на открытый воздух. На каменистом склоне темнели редкие сосны. Не самый лучший ночлег, но выбора не осталось — оба слишком устали, чтобы идти дальше. И было слишком темно, чтобы попытаться найти какое-нибудь топливо и устроить костер. Деспина сгребла в кучку немного сухой хвои и мха и попыталась устроиться на этой жалкой подстилке. Графский слуга топтался рядом. — Наверное, ты перережешь мне горло, едва я усну, — пробормотала она. — Но мне все равно, я слишком устала. Человек, которого она спасла, опустил голову. Деспина знала, что он ее пальцем не тронет. И понимала, что ее слова причиняют ему боль. И хотела этого. Рана от его ножа тоже еще болела. Дес думала, что холод помешает ей уснуть, но усталость была слишком велика. Последнее, что она почувствовала, прежде чем погрузиться в сон — как несостоявшийся убийца стягивает с нее промокшие сапоги и растирает окоченевшие ступни. Она проснулась. Солнце уже встало. Рядом весело горел маленький костерок. С легким удивлением Деспина увидела, что накрыта плащом, а когда села, то обнаружила, что босые ступни укутаны в мужскую рубашку, разорванную пополам. Заметив, что она проснулась, графский слуга приблизился, склонился в почтительном поклоне. — Госпожа, завтрак готов… — Я тебе не госпожа, — она отбросила плащ. — Зря ты меня не убил ночью, больше такого удобного случая не представится. И с чем ты тогда к своему хозяину явишься? Деспина встала. Ее сапожки сохли у костра. Обулась, спустилась к ручью, умылась. А когда вернулась — оказалось, что он ждет ее стоя на коленях, с какими-то прутьями в руках. — Госпожа. Я виноват перед вами. Бесконечно виноват. Накажите меня, как вам угодно, хоть до смерти, хоть до костей шкуру спустите, я заслужил. Только позвольте остаться с вами. Служить вам. Этого Дес не ожидала. И не знала, что теперь сказать. А он ждал, покорно склонив голову и протягивая ей охапку розог. — Ну, если ты так хочешь, — пожала она наконец плечами и тут же, опомнившись, добавила резко: — Жди! Ей действительно хотелось причинить ему боль. Отомстить за пережитый ужас, выматывающую беготню по лесам, за испорченную прогулку и потерянную лошадь. Деспина никогда не била своих людей. Ни здесь, ни в столичном доме. Там слуг было больше, и порядки строже, но все равно… Но этот человек ей не принадлежит. Несмотря на его слова, раб не выбирает хозяина. К тому же он и правда заслужил, и даже если Дес будет хлестать изо всех сил, то не сможет причинить этой громадине хоть сколько-нибудь заметного вреда! Она сделает это. Деспина прошлась немного, привыкая к мысли. Присела у костра. У самого края огня, в горячих углях, стоял котелок. Надо полагать, тот самый завтрак, о котором он так почтительно доложил ей. Вдруг остро накатил голод. Дес натянула край рукава на ладонь, взяла котелок, достала ложку. Спасибо тетушке Альме, позаботившейся о припасах! Уплетая кашу, Деспина прикидывала, куда им теперь идти. Им? Она уже смирилась, что дальше ей идти не одной? От дома отделял скальный хребет, под которым они прошли накануне. Старик Ролль говорил, что эти скалы — остатки древних гор… какая разница, вот лезет в голову всякая ерунда! Главное — что скалы эти невысоки, но довольно круты, и перелезть через них Деспина не сможет. Вернуться пещерами? Это можно, но не хочется. Беспечное детство давно позади, а взрослый человек не полезет смерти в пасть без крайней нужды. Деспина прекрасно понимала, что вчера им повезло. Она могла сбиться с пути, им мог помешать обвал, прилив мог оказаться сильнее обычного… Оставалось идти в обход. Долго, не меньше недели, зато безопасно. Дес с сожалением отставила котелок. Там оставалось больше половины, но крупному мужчине нужно больше пищи, чем слабой женщине. Невольно усмехнулась — не успела обзавестись рабом, как уже приходится заботиться о нем! А он все стоял на коленях и ждал… Деспина медлила. Она умела отвечать ударом на удар, но бить подставленную спину… От неловкого движения сильнее заболела рана. Ныли плечи, особенно левое — похоже, она потянула мышцу, когда вытаскивала его из зыбучего песка. В ушах все еще стоял гул подступающего прилива, от которого они убегали по лабиринту пещер, порой всего на десяток шагов опережая свою смерть… Тянуть дальше было бессмысленно. Она встала и подошла к нему. *** То, что происходило в подвале замка графа было унизительно, грязно и наутро — чудовищно стыдно. После каждого раза хотелось вывернуться наизнанку от отвращения к себе. Или сдохнуть. Но граф ни разу не доводил своего раба до слишком тяжелого состояния. Будто знал, что этого Марн и жаждет. Но теперь мучительно хотелось совсем иного. Не просто наказания за грех, но наказания от нее. Той, что уже неведомо как оставила в сердце жгучий след. Хотелось показать раскаяние, ощутить облегчение, хоть на миг — от давящей вины. Если бы Деспина отказала, Марн просто не смог бы жить. А прощение можно получить лишь через боль, и никак иначе. Марн вспомнил кровь Деспины на своих руках, на ноже, и зажмурился от ужаса. — Мне тебя что, через камзол пороть? — спросила женщина за его спиной. Марн поспешно стал расстегивать пуговицы, опасаясь дополнительно прогневать ее своей нерасторопностью. — Звать-то тебя как? — Марном, госпожа. Она спросила его об имени. Ей было не все равно, как его звать. Его, ничтожного. Грязь придорожную. Удивительная. Необыкновенная. Не такая, как все. Не такая как… Марн не услышал свиста, первый удар обрушился неожиданно. Он даже не успел отложить камзол, стиснул ткань пальцами. На спине загорались полосы, одна за другой. Деспина явно не собиралась щадить его. И это было правильно и хорошо. Так хорошо… На широкой сильной спине, бугрящейся мышцами, проступали красные рубцы. Деспина не знала, с какой силой надо бить. Если она все-таки его нечаянно изувечит… проще было бы дать ему погибнуть сутки назад. Ерунда! Она без малого на две головы меньше его ростом, всех ее сил не хватит, чтобы всерьез повредить ему. Тем более что это всего лишь розги, не плеть и не кнут. Еще удар. Голова мужчины вдруг бессильно повисла, словно он потерял сознание. Или правда? — Эй! Ты куда провалился? — удары прекратились, Марн с трудом открыл глаза и сфокусировался. Женщина стояла перед ним, постукивая розгой по бедру. В другой руке была вторая ветка — уже сломанная. В голосе слышалось беспокойство. Марн чуть не расплакался от благодарности. Она беспокоится! О нем, жалком звере! — Не вздумай падать в обморок! — приказала Деспина, — Я не хочу волочить тебя в замок через бурелом! Так что будь добр, дай мне знать, если что! Ну?! — прикрикнула она. — Да, — выдавил Марн, и тряхнул головой, отбрасывая волосы с глаз, — То есть нет… Нет, госпожа… Мне не больно. Не слишком, — поправился он, глядя на ее поднятую бровь. — Я тебе не госпожа! — вздернула голову Деспина. — Ты ничем не заслужил такой чести! Его обдало холодом. Марн снова согнулся, упершись ладонями в землю. — Пожалуйста, госпожа… Он почти на две головы выше ее. И во много раз сильнее. У нее бедро тоньше, чем у него предплечье, одной ладонью он смог бы обхватить ее горло. Это так… странно. Непривычное и пугающее чувство — видеть такого сильного склоненным, покорным, умоляющим. Приятное чувство. Власть — вот что это такое. Раньше она не знала, как опьяняет власть, как кружится от нее голова. Легко осуждать со стороны, пока сама не столкнешься! Кожа опять зажглась болью. Деспина не ушла, не оставила его одного наедине с кипящей ледяной лавой внутри. Дарила горячее, ни с чем не сравнимое облегчение. Ему снова было тепло. Слова остаются словами, а боль связывает двоих в одно. В руки впивались древесные корни и сухие иглы, Марн вспоминал ночной холод и маленькие ножки в своих ладонях, такие маленькие… Его лапищи казались еще грубее обычного. Осторожно растирая эти белые ножки, Марн боялся поцарапать нежную кожу, согревая дыханием, подносил их к лицу, почти касаясь губами. Госпожа уже спала, иначе ни за что не позволила бы своему презренному убийце такое непотребство. За это он тоже должен понести наказание… И за то, что жар постепенно стекался вниз, и Марн кусал губы, чтобы не выдать себя. По спине проходили волны дрожи, но пусть она спишет это на боль, пожалуйста, пусть… Только не узнает эту сторону грязнокровки Марна, выродка с темным прошлым… Он лишь должен быть наказан за содеянное, очиститься от скверны… А не замарать госпожу своей мерзкой сутью… Но молнии, пронзающие мышцы, бросали его все ближе к наслаждению, прочь от спасительной боли. А то, что это происходит с ним при Ее участии. Из Ее рук… сводило с ума. Еще один прут сломался в руке, она отбросила его, взяла следующий. Лицо горело, словно от крепкого вина. И так же пошатывало. Казалось, что она упадет, если выпустит из рук розгу. Следующий удар рассек измученную кожу, на свободу хлынула кровь, Марн выгнулся и закричал… — Эй, ты… Как ты? Марн медленно приходил в себя, восстанавливая дыхание. Деспина сидела возле него на корточках, поглаживая кончиком окровавленной ветви по лицу. Увидев, что он открыл глаза, женщина взвилась на ноги. — Ты сам виноват! Я приказывала тебе говорить! Если слишком… слишком… Она запнулась, зацепившись взглядом за нечто на его штанах, и поспешно отвела взгляд. В душе на миг вспыхнула ярость. Это вообще-то наказание было, а не награда! Марн охнул и сжался в комок. Теперь она точно… Теперь все… Только умереть. Деспина почувствовала, как гнев сменяется жалостью. И… удовольствием. Наслаждением. Это ведь тоже власть! — Что ты творишь, идиот, — одернула его она, — у тебя кожа еще больше разошлась, ты что, не чувствуешь?! Он медленно выпрямился, но головы не поднял. — Все нормально, госпожа. Мне не больно. — Сиди. Нет, лучше ложись на живот, вот сюда, на плащ. — Но… — Молчи! Ты мой слуга, так повинуйся! Марн задохнулся, отвернулся, зная, что его слабость может быть неприятна госпоже. Молча лег на плащ. Спина горела огнем. — У меня где-то были иголка с ниткой… Эта боль была правильной и чистой. Марн уснул под нее, под запах крепкого вина от нити и прикосновения теплых пальцев госпожи. *** Честно говоря, Дес не ожидала такого. То, что она увела у графа его преданного пса — Деспина подозревала еще сутки назад, у кромки зыбучих песков. Марн тогда еще сам толком не понял, что мир перевернулся, а она уже видела это в его безумных глазах. Он сделал шаг, еще не зная, убивать ее собирается или на колени перед ней упасть — а она знала. Потом они пробирались по бесконечным лабиринтам пещер. И еще потом была ночь на каменистой пустоши, холодная ночь без костра и без еды. Усталость оказалась сильнее голода и холода. И вот — утро. За прошедшие сутки она спасла жизнь Марну раз пять, не меньше. И теперь он в благодарность хотел всучить ей эту самую жизнь в полное распоряжение. Спрашивается, оно ей нужно? Дес не нуждалась в рабах. Как-то жила без этого и дальше планировала. Она думала, что теперь их пути разойдутся. Она пойдет своей дорогой, а он… это его дело, куда ему идти. Сам разберется. Вернется к графу в надежде вымолить прощение? Возможно. Впрочем, надо быть последним идиотом, чтобы надеяться на милосердие графа. Если Марн не был таким идиотом, то ему следовало податься куда-нибудь подальше от прежнего хозяина — в наемники, в матросы… Но он выбрал ее. А у нее выбора, похоже, не было.