Возрождение Кармен

POV Даниил — Все в порядке, можешь открыть глаза, она отпрыгала. Но я не слушаю Надежду. Все еще жмурюсь, безнадежно стараясь привести свое сердцебиение в чувство. Мне кажется, что Алина вот-вот сорвется с бильмана, упадет на дорожке шагов, запортачит хореографию. Да, моя вера в нее — это только название. Алина отпрыгала и судя по голосу Надежды — на отлично. Все это кажется сном. In your head, in your head Все у меня в голове: паранойя, страх за Алину, желание взять это чертово золото, выскочить на лед и забрать оттуда Алину. Надежда выглядит спокойной, но ее руки вцепились в мое предплечье на поломанной прежде руке. Я не чувствую боли, я вообще ничего не чувствую, пока моя жена вытворяет на льду что-то невероятное. Когда программа подходит к концу, Алина немного замедляется. Так не должно быть, но это не сильно повлияет на результат. Кажется, будто девушку что-то тормозит. Я цепляюсь за Надежду. — Она была у врача? — спрашиваю я, — да, я же сам ее водил. Все было в порядке. — Может, заминка? Все. Музыка затихает. Алина вскидывает руки вверх. Ее глаза в этом момент — это ужасно. Она будто не ожидала от себя, что докатает программу и не свалится. В этот момент я задаюсь вопросом: а ничего, не упустили ли мы? Я точно следил за ее питанием, она точно пила воду, но сама девушка выглядит так, будто этот прокат был для нее подвигом. Но все позади. — Она сделала это! — я сам кричу и подпрыгиваю, радуясь тому, что все закончилось. В kiss and cry мы сидим снова тихо. Только всхлипы Алины заставляют меня вздрагивать, пока мы смотрим на оценки. Это безоговорочная победа, но Алина не перестает плакать, прижимаясь к моей груди. Ее трясет, и я не понимаю: это от радости, неожиданности или чего? — Мы к врачу, — говорит Надежда и берет Алину под руку. Она отпускает мою рубашку, смотрит на меня и улыбается. — Все закончилось, — шепчет она, заливаясь слезами, — больше никогда не выйду на лед. Утрирует, конечно, но пока я не берусь ее переубеждать. Здесь я остаюсь один, разглядывая журналистов, которые уже поджидают Алину. Мне хочется убрать их всех с дороги, но Надежда и Алина сами справляются с этим, стоит девушке только проронить несколько колких слов. Они расходятся, не получив должного ответа на их вопросы. Состояние Алины тревожит не только нас. Ходят слухи о допинге. Впрочем, ничего нового. POV Алина — Мне это не нужно. Я отталкиваю от себя коробочку. — Вы издеваетесь. Кабинет врача я покидаю в расстроенных чувствах. Меня окружают журналисты. Вместо победного смеха и радости, они получают угнетенную чемпионку. Им это не нравится и через несколько минут мне позволяют уйти. Пообещав им, что я обязательно дам интервью, я возвращаюсь ко льду. Награждение через полчаса, но мне уже хочется сбежать в номер и забыться крепким сном. Там хорошо, а здесь? Здесь реальность, которая пугает меня больше всего на свете. Саша топчется позади меня, она не сказала ни слова с тех пор, как мы поздоровались при встрече несколько дней назад. Слова поздравлений льются рекой, люди на трибунах сходят с ума. Я вспоминаю, как четыре года назад все также сидела одна на скамейке, надеясь, что ко мне хоть кто-то подойдет. Теперь же, я сама никого не подпускаю. В олимпийке лежит коробочка, которая тяжелым грузом давит на здравый смысл. Я снимаю кофту, бросая ее на бортик. Мне хочется разреветься, как маленькой девочке и вернуться к маме под ее крыло, где нет ничего такого, что может пригрозить моему будущему. — Наконец-то, — Даня обхватывает меня руками за талию и прижимает к себе, — все хорошо? Что сказал врач? Это не то, что я бы хотела ему пересказывать, по крайней мере, сейчас. — Переутомление. После Саши на лед выходит Камилла. Она обнимает девушку и поднимается на вторую ступень пьедестала. Когда объявляют мое имя, я вяло бреду в сторону калитки. Выдавливаю улыбку и поднимаю руки, приветствуя зал. Саша и Камилла обнимают меня. Стараясь не смотреть на их лица, я поднимаюсь на высшую ступень. Я снова стою на олимпийском пьедестале. А Даня… он радостный, гордый до невозможности, машет руками. Пока нам вешают медали, я не свожу с него взгляда. Как он переживет тот факт, если я признаюсь ему в том, что нас, возможно, теперь будет трое. Лично я сама не знаю, как жить с этой мыслью. Пока я размышляю над этим, Даня подхватывает мою кофту. Ему кажется забавным достать из моего кармана ту проклятую коробочку. Наблюдать за ним в этом момент было бы забавно, если бы не тот ужас, что отразился на его лице. Он прячет коробку обратно, но на меня больше не смотрит. А я целую медаль, обещая себе, что это только ошибка и проблема лишь в моем утомленном состоянии. Но все оказывается гораздо хуже. Вечером мы сидим, убитые горем и желанием вытащить это из моего тела. По крайней мере, я испытываю именно такие эмоции. Даня же не сказал ни слова, он только пялился на две страшные полоски и молчал. — Как он пережил все эти нагрузки? — спрашиваю я, уставившись в одну точку. — Что, если он родится уродом. Даня приходит в себя. Он мотает головой и разворачивает меня к себе. — Ты что такое говоришь? — Что? Он не родится вообще? Мысль об аборте вызывает во мне злость и ненависть. Но и матерью в свои неполные двадцать я стать не планировала. Поневоле вспоминается разговор с Аленой, которая убеждала меня в том, что я должна поступить с ней в ВУЗ. Я могла бы учиться, могла бы поехать на отдых. В моем понимании ребенок — это катастрофа. Даня переводит на меня взгляд, который говорит мне о многом. — Почему это он не родится? Он тыкает пальцем в мой живот. — Возможно, эту проблему можно исправить, но… — Но я не хочу исправлять это. Почему мы должны? — спрашивает он. Я представляю Даню с коляской, ждущего меня после пар. Я представляю себя, прижимая к себе орущее существо, которое только и требует моего внимания. Наверное, Даню посещают такие же мысли, потому что он морщится. — Впрочем, — говорит он, — осталось только устроится на ферму и купить пыльник. Самое сложное мы сделали. — Ты рад? Даня качает головой. И говорит мне правду. — Нет. Я в ужасе. Но, наверное, это будет не сложнее, чем воспитывать тебя. В последние пару месяцев я только этим и занимался. У меня есть опыт. — И я в ужасе. Даня обнимает меня. Это позволяет мне почувствовать себя лучше. Я поражаюсь тому, как в фильмах женатые пары радуются двум полоскам на тесте. Я же, готова выкинуть его и сделать вид, что ничего нет. Только это уже внутри меня. И мы, кажется, скоро станем родителями. — Помнишь, ты боялась выйти за меня замуж. И как, страшно? — Да! Я все еще не понимаю, почему это сделала. Даня надувает губы, а я целую его. Когда-нибудь я признаюсь ему, что выйти за него замуж было лучшим решением в моей жизни. А пока пусть пострадает, его самооценку давно пора было привести в норму. Он целует меня, а я, наконец, понимаю слова Надежды. Она всегда говорила, что есть в жизни вещи поважнее олимпийского золота. Например, моя семья.