Pairing

      Чувство того, что что-то не так, заставило Феликса проснуться. Он распахнул глаза и увидел перед собой Чанбина. Тот сидел на соседней кровати и выглядел очень напряжённым, а лицо не скрывало волнения. Спросонья Феликс не очень понимал, что происходит.       Что он тут делает? Как давно он пришёл? Что происходит?       Вопросы лезли в голову Феликса, и сна уже как не бывало. Он прикрыл глаза и лежал так какое-то время, пытаясь понять, что вообще хён забыл в его комнате после ссоры. В мозгу никак не укладывалась мысль о том, что Чанбин ненавидел его, но тогда почему Феликс всё это время ощущал на себе беспокойный, полный внимания взгляд?       Всё окончательно потеряло смысл, когда Чанбин пересел на кровать Феликса и начал слегка перебирать пряди его волос, почти не касаясь головы. Было до одури приятно, но Феликс всё же не переставал удивляться. Чанбин же вроде «다크». Конечно, Феликс знал, что тёмный образ Чанбина был в основном сценическим, и что вне зоны камер и фанаток он был самим собой, был не без характера, с явным чувством собственного достоинства, но также был очень чувствительным и нежным. И всё-таки таких действий Феликс не ожидал. Хоть он уже практически урчал как котёнок от лёгких прикосновений мягких пальцев к чувствительной коже головы, выдерживая образ, он тихо лежал с опущенными ресницами.       Сжимать зубы было всё больнее, а сдерживать порывы свернуться в клубочек и замурлыкать было всё сложнее. И Феликс, в какой-то момент плюнув на свою природную принципиальность и выдержку, улёгся головой на колени к Чанбину, блаженно улыбаясь.       Он всё ещё ничего не сказал, но Чанбину это и не было важно. Видя то, какую борьбу ведёт с собой младший, как пытается заставить себя снова доверять и комфортно ощущать себя в окружении Чанбина, он молча поглаживал мягкие волосы. Конечно, он осознавал, что не заслужил этого, но так хотелось, чтобы Феликс не избегал и не боялся его, чтобы просто спокойно лежал, позволяя Чанбину делать что-то совсем незамысловатое и не имеющее смысла.       А Феликс… Феликс мысленно просит убить себя, просто потому что по законам Вселенной кожа не может быть такой чувствительной, ну или его кожа — исключение из правила. Он уже буквально расплывается, ощущая себя амёбой на коленях Чанбина, который, между прочим, уже начал вытворять что-то неправильное, даже в какой-то степени запретное. Он опустил руку на лицо и легко провёл кончиками пальцев по щеке Феликса. Ли вздрогнул и распахнул глаза. Чанбин смотрел прямо на него. Прямо в глаза. В этот момент старший казался особенно красивым и нежным. Феликс, не прерывая зрительного контакта, поймал руку Чанбина у своего лица и переплёл пальцы.       — Феликс, я… — тихо начал Чанбин. — Я понимаю, что натворил дел, поэтому, прошу, дай мне извиниться и…       — Хён, не надо, — ещё тише ответил Феликс. — Мне больно, а если ты начнёшь извиняться, мне будет ещё больнее. Не надо. Давай просто полежим.       Чанбин коротко кивнул, аккуратно приподнял голову Феликса и уложился рядом с ним. Пытаясь устроится поудобнее возле холодной стены, младший начал всё время ворочаться из стороны в сторону, дабы найти удобную позу. Наблюдая за копошениями Феликса, Чанбин закатил глаза и неожиданно резко притянул к себе Феликса, что в этот момент пытался уложиться на боку спиной к Чанбину.       Тело прижато сильной рукой к другому горячему телу, лицо охватывает непонимание, а губы приоткрываются в недоумении. Нет, конечно, Феликс не имел ничего против, просто казалось, что в Чанбине было не 36 градусов, а все 40; или Феликс оказался слишком близко.       — Прости меня… — шепчет Чанбин в шею младшего. Лёгкий аромат шампуня мягких волос сводит его с ума. — Прости меня, прошу. Я не хочу, чтобы тебе было больно. Прости…       У Феликса всё тело покрывается мурашками, сердце пропускает пару ударов, а лёгкие задерживают воздух внутри, не давая спокойно выдохнуть. Какая обида? Феликс забывает всё, как только слышит эти слова. Боль уходит на задний план, освобождая место знакомым чувствам. Таким тёплым и приятным чувствам.       Переворот на 180 градусов, уверенный перехват руки Чанбина, лёгкое покалывание в кончиках пальцев, судорожный выдох и Феликс подаётся ближе, изнемогая от желания сделать то, чего раньше не мог. Будь что будет. Феликс решил и он уже не отступит, ибо он просто уже устал. Устал бегать от чувств и от мысли о том, что его тянет всегда быть рядом с Чанбином. Он поднимает глаза и видит любимое лицо, совсем близко находящееся от него. Феликс немного краснеет, но очень быстро показывает фак своей стеснительности и невесомо касается губ Чанбина, снова судорожно выдыхая. Не увидив сопротивления, Феликс обхватывает руками лицо старшего, прикрывает глаза и целует его так, как всегда хотел — по-настоящему, близко, вкладывая все чувства.       Чанбин сначала офигевает от несдержанных действий младшего, но как только до сознания ясно долетает, что тот сейчас делает с его телом и губами, он крепко сжимает руки поперёк талии Феликса, прижимая ближе, и смело отвечает.       Тело уже болит от такой позы, поэтому Феликс перемещается на Чанбина, подминая того под себя. Чанбин совсем не сопротивляется, лишь удобнее устраивается, помогая Феликсу перебраться сверху, не разрывая поцелуя.       Вот оно — то, чего так сильно и так долго хотели оба. Никто из них не мог признать своих чувств, они бегали друг от друга, как дети, пытаясь избежать встечи с реальностью. Но судьба распорядились иначе, и, причём, как бы по началу не казалось, действовала она в пользу их отношений, совсем не против них. Да в такой момент никто уже и не думал о причинённой боли и не вспоминал времена недосказанностей и страхов перед своими же чувствам. Сейчас всё было прекрасно и устраивало как Чанбина, так и Феликса.       Чанбин находился где-то в прострации, когда Феликс тихо простонал в поцелуй, цепляясь ладошками за его футболку, а потом в каком-то страхе резко оторвался от Чанбина. Он смотрел с каким-то шоком в глазах, чего Чанбин никак не мог понять, но тут на очаровательных щёчках младшего появился лёгкий румянец и он стушевался, немного смущаясь.       — Я не…       И тут до чанбиновского тупенького мозга доходит: оказывается, его собственная рука каким-то непонятным образом оказалась на ягодице младшего. Он стыдливо убирает руку и тихо извиняется, слегка улыбаясь, потому что смущаюшийся Феликс — самая милая вещь, которую он видел, что ну никак не вязалось с его естественной хрипотцой и голосом откуда-то из преисподни.       — Феликс, я не думаю, что был бы против того, чтобы в фансервисе мелькали «Чанликсы». Прости, что вспылил не из-за чего… Но ты же простил меня? — Чанбин снова принялся перебирать рыжие прядки Феликса, пока тот лежал на нём, рассматривая его лицо загадочным взглядом.       — Maybe, — ухмылка.       — И что мне сделать, чтобы ты точно простил меня?       — Поцеловать.       И Чанбин целует.