Стихийное

      — Спустить паруса! Носом против ветра! Плавучий якорь в воду!       Где-то рядом громыхнуло, вдалеке новая, совсем высокая волна подсветилась молнией. Шум бушующей воды перекрывал любые звуки, в том числе ропот испуганных матросов. Гэвин по одному поведению своих людей видел, что они уже испугались сильнее, чем допускалось при шторме. А дальше — должно было быть хуже.       — А ну собрались все! Прекратить панику!       Шум, может быть, ропот и перекрывал, а вот Гэвин научился кричать сквозь шторм уже очень давно. С тех пор, как ему достался этот корабль, прошло уже почти десять лет, и пускай он получил его, когда по меркам моря был молод — сейчас он стал прекрасным капитаном.       Немного разыскиваемым законом, но это было не особенно важно.       Люди заметались по палубе, пытаясь выполнить все поручения и при этом не оказаться смытыми высокими волнами. Гэвин отдал штурвал помощнику, а сам сбежал по лестнице вниз — помогать спускать паруса.       Корабль медленно развернуло по направлению к шторму — судно принимало наиболее выгодную позицию за счёт ветра и течений. Гэвин закрепил веревку, набросив ее восьмеркой, а затем осмотрел ситуацию на корабле. Матросы более-менее подуспокоились, выполняли свою работу четко и расчетливо. Рид схватился за поручень, чтобы устоять. Свежая порция холодной соленой воды покатилась с головой.       Гэвин потряс головой, не давая воде залиться в глаза, и поймал на себе изучающий взгляд. Человек тут же отвернулся, заметив, что его увидели. Гэвин усмехнулся, умело, несмотря на качку, подходя к мачте.       — Что, падре, никогда не плавал в шторм? — усмехнулся Рид, приблизившись совсем вплотную.       Падре отвернул голову — отвернуться всем телом он не мог — веревка не позволяла. Черные одежды прилипли к телу, волосы, намокшие и потяжелевшие, лезли тому в глаза. Рид аж залюбовался —абсолютно ясный взгляд прозрачно-голубых глаз. Падре был красив — как-то неправильно красив для человека его ремесла. Признаться, Гэвин оставил его в живых в основном только поэтому. А еще — часть его ребят, несмотря на свой образ жизни, продолжали причислять себя к христианской вере. И так по крайней мере им было спокойнее — со священником на борту.       Гэвин легким движением подвинул черные пряди, убирая их со лба священника. Тот зажмурился и дернул головой. Рид усмехнулся — и схватился крепче: новую волну корабль встречал уже носом, но качки от этого меньше не становилось.       Наверху что-то засверкало. Рид поднял взгляд, всматриваясь в небо и в мачту наверху.       — Шторм сильный, конечно, — Гэвин снова поймал взгляд священника — настороженный и явно напуганный. — Но не беспокойся, выплывем.       Он поднял голову наверх и указал куда-то будто бы в небо. Священник проследил, куда он указывал. Где-то вдалеке сверкнула молния, снова раздался страшный грохот, часть матросов пригнулась.       А потом он заметил. Это свечение на самых кончиках краспиц*. Не огонь, нет. Что-то другое — сверкающее, то потухающее, то снова вспыхивающее — сиине-фиолетовое, будто те же молнии — но на металле корабля.       — Это, падре, огни святого Эльма, — широко усмехнулся Рид. — Когда они появляются — люди выживают. Само море отпускает корабль.       — Это не более, чем суеверия, — ответил священник.       Страх из его взгляда, тем не менее, почти исчез.       — Как знаешь, — пожал плечами Рид. — Не захлебнись тут, падре!       Гэвин отпрыгнул, ловя равновесие в качке, оставляя священника одного. Он подойдет к нему позже, после шторма. Может, отвяжет на какое-то время.       Может тот поговорит с ним наконец-то по-нормальному.