Потеряться в космосе

Утро начиналось. Лучи нетерпеливого света пробивались через небрежно плохо задвинутые тонкие шторы, попадая мне в глаза, призывая немедленно проснуться. Сам того не сознавая, это стало моим ежедневным будильником. Сначала полузадвинутая штора была рассеянностью, а потом и привычкой. Привычкой, от которой я, на самом деле, хотел бы избавиться. Лучше уж наскрести деньги на будильник, чем… Но я всегда забывал об этом. Не то чтобы проблема эта совсем ничего для меня не значила, нет. Я был последним лентяем и растяпой. И слишком несерьёзным, чем часто тыкали мне в лицо другие страны. Я хотел бы стать лучше, но из раза в раз понимаю, что моих сил окажется недостаточно, и я бросаю эту глупую затею, даже не начиная. Лениво раскрыв глаза, я уставился в обшарпанный потолок. Нет, вовсе мне не лень его сделать нормальным, что вы. Мне просто нравится подолгу разглядывать эти трещинки, линии, целую паутину, где каждое звено имеет будто свой потайной смысл, если присматриваться очень долго и внимательно. Пожалуй, разглядывание потолка было моим любимым занятием по вечерам. То, что я проснулся в опасной близости от края, я понял только в самый последний момент, когда уже оказался на полу, больно ударившись ещё тёплым ото сна телом. Это, можно сказать, сразу меня взбодрило получше любой зарядки. Ойкая и негодуя о том, что это случилось уже третий раз за неделю, я поднялся и быстро застелил постель. Зачем, если вечером я приду и снова улягусь? Непонятно. Уже через несколько мгновений я был в ванной, где чуть не почистил зубы горчицей, невесть откуда вообще взявшейся в ванной. С горем пополам справившись с задачей найти зубную пасту, а не несчастную горчицу, я направился на кухню, где меня, несомненно, снова ждали приключения. Вместо двух ложек сахара, задумавшись, наложить все пять, как вам? Тяжело вздохнув, я плюнул на идею завтракать и засобирался на работу, то и дело поглядывая на часы. Всегда я выхожу в одно и то же время. Можно ли это назвать хорошей привычкой? Ведь как только я открываю дверь, я несомненно вижу Германскую Империю. На той стороне улицы, рядом с моим домом, не важно, он всегда здесь меня ждёт. И каждый раз, когда я выхожу ровно в семь утра, я вижу, как он расплывается в улыбке, мол, всё по графику. Это очень сильно меня напрягает. И никогда, никогда он ещё не заговаривал со мной. Никогда не трогал меня. Только лишь наблюдал. Легче ли мне от этого? Ни капли. Видеть его глаза и улыбку везде, где бы я ни был, вот это действительно пугало. На самом деле, Германия был довольно красивым и опрятным мужчиной, которого с первого взгляда назовёшь лишь ответственным, строгим и точно сильным, но никак не пугающим до чёртиков, ужасным, или что-то в этом духе. И именно это пугало меня ещё больше. Пугало то, какими беззаботно-ехидными были его взгляд и улыбка. Сначала мне казалось, он смотрит на меня именно так. Беззаботно-ехидно, почти что добродушно, но это был обман. Со временем я всё больше угадывал в нём дикого зверя, с интересом наблюдающего за своей добычей. Ведь спешить некуда. Такая слабая дичь, как я, точно никуда не денется. Я умею только бегать, а мои кулаки против него бесполезны. Однако, ничего из этого мне ещё не понадобилось. Он просто смотрит. Просто пожирает меня взглядом, заставляя беспорядочно бегать в сознании крысу-панику. Сводит с ума. Порой я сомневаюсь, что я не параноик. А потом снова вижу его, и эта мысль становится глупой, очень глупой. Он везде. Будто нет у него других дел. Или мне лишь так казалось. Но крыса кусалась. Помогите… А сейчас я встретился с ним взглядом. Так происходило каждое утро, и я бы действительно очень удивился, если бы очередным днём не увидел его при выходе из дома. Подумал, бы, верно, он сдох, и как бы я радовался! Я тут же потупил взгляд. Нормально ли желать смерти человеку, который даже не говорил с тобой никогда? Не знаю. Но эта игра мне уже надоела. Я так не играю, тайм-аут! Я несколько раз повернул ключ в замке, пытаясь мысленно стряхнуть с себя тяжёлый взгляд ГИ. Потом спустился по крыльцу. И вот уже шёл по улице… Ни за что не оборачиваться. Раньше я это делал, пугая себя Германией, идущим прямиком за мной, но на приличном расстоянии. Пугал себя его лёгкой улыбкой. Но теперь я привык не оборачиваться. Я не хотел показывать ему свой страх, что бы там ему не было нужно от меня. Убить? Захватить? Сожрать?! Я не знал, честно. Надеюсь, никогда не узнаю. Лучше жить под этим взглядом, чем взаимодействовать с ним. Кстати, именно поэтому я и хотел избавиться от привычки задвигать шторы не до конца. Меня преследовал взгляд этого мужчины даже там, где его действительно не было. Если уж он правда следил за мной вне дома, то дома я был настоящим параноиком. Не сомневаюсь, что ему хватило бы наглости и в окно мне заглянуть. Вот честно. Но я никогда не заставал его за этим, и слава тебе, Господи! Иначе можно было бы открывать кирпичный завод. Почему Центр Управления кажется таким далёким? Ведь на самом деле недалеко живу. А в такой нагнетающей атмосфере ЦУ не приближался, а лишь отдалялся. Я правда становлюсь сумасшедшим. И всё же я дошёл, конечно. Так ни разу и не обернувшись, но точно зная — он там. Я умчался в свой кабинет пулей. Единственное место вне дома, где я чувствовал себя более менее спокойно и в безопасности. И всё равно даже, что наши с ним кабинеты по воле не жалеющей меня судьбы были рядом. И что? Хотя, конечно, не «и что». Это тоже меня напрягает! Как я так живу? Я бы сидел здесь, право, целый день, а лучше бы вовсе сидел дома. Но в мои немногочисленные обязанности входило присутствие на общеевропейском собрании, которое давно для меня превратилось в муку. А почему, думаю, понятно. Я пришёл к залу собрания в самый последний момент, как обычно, но не потому, что я непунктуальный, — хотя, кого я обманываю, — а потому что упрямо не хотелось видеть Германию. Ведь причина моих мучений действительно в нём. Он не даёт мне спокойно жить! За общим длинным столом всегда, всегда, чёрт возьми, он сидит рядом со мной. Невозмутимо, порой посматривая на меня, но в целом не показывая большей заинтересованности. Знал бы я, что творится в его голове. Тогда, может, было бы менее страшно. Или же наоборот. Сегодня всё было как обычно. И, на самом деле, отсутствие изменений и каких-то странных событий делали мне легче. В отличии от тех случаев, когда за день происходят какие-то новости касательно ГИ. Например, один раз я решился сверлить его взглядом в ответ. Так что же он сделал? Он улыбнулся ещё шире, нет, даже оскалился, сверкая своими голубыми глазами. И тогда его лицо не скрывало нездорового веселья, сродни звериному, не скрывало какой-то нечистой мысли, которая так его забавила. По ночам я молился не узнать, что это за мысли у него такие. Но задница, — замечу, именно задница! — чувствовала, что молюсь я зря. Атеистка, вот что скажу. Был ещё случай, когда я упал. Взял и упал на ровном месте, да, со мной это бывает. Тогда, без сомнений, за мной как обычно наблюдали. Коридор был пуст, и, когда я услышал мужской смех, сердце забилось где-то в пятках. Я думал, что настал мой час, не иначе, и сейчас произойдёт что-то ужасное. Но нет, мне позволили подняться. И тогда я испуганно обернулся, всё ещё слушая, как некто в лице Германской Империи давился от смеха. Хотелось плюнуть ему какое-нибудь ругательство, но я струсил, а тот лишь, утерев слезы с уголков глаз, показал жестом на себе, мол, поправь волосы. Вот тогда в принципе был самый удачный момент открывать свой бизнес по производству кирпичей. Я судорожно поправил волосы и быстро ретировался с пустого коридора, чтобы поскорее оказаться в окружении хоть кого-то, кроме него. Даже спать спокойно я уже не мог, отчего под глазами залегли круги. Мне казалось, несколько раз я видел, как Германия сочувственно цокает, глядя именно на эти круги. Тоже мне сострадалец! Очень часто мне снилось, как этот мужчина всё же начинает взаимодействовать со мной напрямую, и от сна ко сну мне не легче. То в проулке вдруг с ним сталкиваюсь, где он душит меня, а потом беспощадно пожирает уже мёртвого, бывало и живым. Часто в моих снах мелькали ножи и сломанные конечности. Конечно же, мои. Не самые радужные картины. Бывало и попроще, когда он просто меня избивал. Но в общем сознание играло со мной злую шутку. За редким исключением, когда мне не снилось абсолютно ничего. Это я считал чуть ли ни подарком с небес, и я был благодарен Богу. Когда очередной длинный и чертовски выматывающий день заканчивался, я сразу шёл домой, радуясь, что я наконец снова окажусь в своём родном одноэтажном жилище. Живу от вечера к вечеру. А уже дома я переодевался, ел поздний ужин, набивая брюхо до отвала, — и не толстел ведь! — и обессиленно прыгал в свою прохудившуюся постельку. Но я её люблю. Спокойной ночи. Итак, меня зовут Польша. А это моя жизнь.