Потеряться в космосе

Наиобычнейшее утро самого наиобычнейшего дня не принесло мне никаких новых известий. Всё было как обычно, и я уже успел настроиться на взгляд, который будет преследовать меня весь день. Что там, постоянная слежка за мной уже вошла в привычку, как это бывало, когда ты приучиваешь себя сразу выбрасывать огрызок яблока. Вскоре это становится чем-то обыденным. Так и здесь. Просто привык. Это стало частью моей жизни. А люди — и страны, конечно, — ко всему привыкают. Семь часов утра, привет, мир! И тебе привет, чёртов Германия, как обычно встречающий меня с порога. Я привычно бросил на него взгляд, и моя головёшка заметила изменение в его привычном поведении. После того, как мой страх осмотрел меня с ног до головы, он лениво сдвинулся с места. Пока я ещё стою на пороге! Всегда утром он был неподвижен, почти что каменное изваяние, сверкающее глазами, пока я не начинал идти на работу. А сейчас… ко мне идёт! Неторопливо так, будто просто прогуливается, но ко мне. Знать не хочу, что тебе нужно, но одно я точно знаю — бежать надо, и срочно. Я сорвался с места и помчался навстречу зданиям Центра, хотя обычно пытался делать вид, что я спокоен. Но я, чёрт возьми, сейчас действительно неспокоен! Страшно мне. Он меня пугает. Ненавижу его всей своей скудной душенькой. В здание я влетел весь запыхавшийся и красный, а ещё напуганный. Знаете, ведь я думал, что знаю на все сто, что ГИ ходит только медленно, поэтому ждать его здесь можно не меньше чем через минуты три. Именно поэтому я позволил себе отдышаться, оперевшись руками о свои колени и смотря в вымытый до блеска пол, выложенный плиткой. Только я поймал спокойное дыхание и лицо моё приобрело более здоровый оттенок, как я испугался ещё больше. Сколько раз я уже говорил про кирпичный завод? А произошло вот что. Пока я стоял в этой позе, согнувшись пополам, на мои ягодицы легли две сильные руки и, лишь чуть помешкав, сжали и резко бросили вперёд. Всё это произошло так быстро, что я даже не успел отвратиться чужим рукам на своей заднице, а тем более уж среагировать. Но обосраться, уж извините за выражение, успел. В переносном смысле, конечно. Я, вроде бы, никогда не отличался слабым кишечником. Но сейчас совсем, совсем не об этом. Я оказался на этом самом вымытом полу, неловко распластавшись по нему, лишь в самый последний момент успев подставить руки и не шмякнуться на наипрекрасный пол носом. И только потом я понял, что конкретно произошло. Кого же я увидел, когда, вновь испуганный, обернулся, приподнявшись на локтях? Конечно же это был немец собственной персоной. И, к моему собственному глубокому разочарованию, остальные страны невозмутимо проходили мимо, будто и не видели, как Германия опрокинул хрупкого Польшу, то есть меня. — Хрупкий, как фарфор, — вдруг сказал он. Мысли читает?! — Раз — и рассыпался… Я выпал в осадок. Конечно, слышать его голос, низкий, но мягкий и вкрадчивый, до тошноты приятный, мне приходилось не впервые. Я часто слышал его на собраниях. Но вот обращение лично ко мне не слышал никогда. Хотя, скорее всего, он сказал это сам себе. Лицо его выражало свойственную ему улыбку, когда он смотрел на меня. В глазах плясали смешинки. Ага, смешно тебе, а мне вот нет. Я подобрался и стал подниматься. Я так понял, ему показалось, что я слишком давно не падал. Так ведь? А ему это, как видно, очень нравится. Отряхнулся. Выдохнул — и снова бежать. Очень уж не хочется быть рядом с ним хоть ещё секундочку, в которую он мог учудить ещё что-то. Надо же, это действительно что-то новенькое! И прикосновение, и обращение, хоть и неоднозначное. Так, а какое прикосновение! Фу! Полунежно приставил свои ручищи к моей попе, после чего сжал и толкнул. Больше всего меня смущает часть до слова «толкнул». Был бы это просто пинок под зад, так это ещё что. А тут. Руками. Бр-р, ну и как это понимать, или смысла нет? А что напрягло меня ещё больше, так это то, что убежать мне всё же не дали. Нет, ну представляете, успел за руку схватить. Пора открывать… Ну вы поняли, какой завод. Точно не металлургический. Итак, что мы имеем. Я, напуганный до чёртиков, с бешено стучащим сердцем и подкашивающимися от страха ногами, круглыми глазищами, готовый — точнее, нет! — умереть прямо сейчас. Германия, с ухмылочкой на морде, хотя так её мог назвать только я, лицо у него было действительно красивым. Моё запястье, лапа ГИ, сжимающая его до боли, чтобы я не смог вырваться. Но такую попытку я всё же предпринял. Без толку. — Чего тебе?! — почти что провизжал я. — Угадай. Мы тут играем в «угадайку»? Или как? Ещё я буду угадывать, что этот зверь от меня хочет! — Понятия не имею. А теперь отвали от меня, а то!.. — Что же? Такого содержательного диалога с ним у меня ещё никогда не было. Да и диалога вообще. А ведь он в чём-то даже прав. Я не могу ничего ему сделать. И не только я, но и эти не собирающиеся помогать мимопроходящие страны, которые так выразительно даже не смотрели в нашу сторону, всем видом говоря: «А мне пофиг на Польшу!». От осознания этого у меня пересохло в горле и на очередной дерзкий ответ, которым прикрывал страх, я не решился. Я… — Никому не нужен, — завершил за меня мысль немец, сочувственно кивнув с ложной жалостью на лице. Нет, либо он очень проницателен, либо правда читает мысли, либо мне пора к психиатру. Хотя, более вероятно первое, ведь в поисках желанной помощи я стал озираться по сторонам. Как бы мне хотелось, чтобы было как в книгах. Чтобы у меня правда были друзья, которые придут мне на помощь в трудную минуту, продолжающуюся уже год, — ну, что поделать, если друзья с поздним зажиганием, — но дело в том, что никаких друзей у меня в действительности не было. На самом деле, всем побоку на меня, у всех есть куча своих дел. Я правда пытался затесаться в какие-то общества стран посильнее меня, но кому ж я нужен? Только вот ему. Этому голубоглазому черту. Неизвестно только зачем. Я уже говорил, что молился не узнать этого. Так вот, молился до сих пор, ведь задница — да почему задница-то?! С каких пор это мой чуящий орган? — чуяла, что я подобрался к разгадке, которой так не желал, слишком близко, и совсем-совсем скоро жуткая правда предстанет предо мной во всей красе и позе а-ля «А вот он я!». Фу, уйди, тебя никто не звал, вот что я скажу. Итак, а что же я ответил? Да ничего я не ответил. Лишь смотрел, как закованный или загипнотизированный, в его глубокие, красивые, но такие отвратительные глаза, не в силах отвести взгляд. Сейчас я надеялся, что он насмотрится на мою испуганную физиономию и отстанет. Мужчина усмехнулся, и в его глазах я чётко увидел, что ему нравится видеть мой страх. А ведь так давно уже я его скрывал в себе. Не подавал виду. Наверное, именно это являлось причиной того, что он стал действовать решительнее. Прошу, Господи, дай мне провалиться сквозь землю… Хватка действительно ослабла. Наконец-то, я уже думал, руку придётся ампутировать! — До встречи, фарфорчик, — добралось до моего сознания, и я очнулся от всё ещё пожирающего меня шока, когда он стал уходить, бросив напоследок эту фразу. Наисодержательнейший диалог с Германией за всю мою жизнь. Так, а в смысле «до встречи»? Это не единичный случай? О нет! Я-то уже так надеялся, что это всё. Нет-нет-нет! …Но, видимо, приключения лишь начинаются. Это только старт. Чую…да, задницей!

* * *

Я сидел в своём кабинете, перебирая в голове утренние события. Часы уже подсказывали за полдень, а я всё думаю об этом. Я же теперь совсем не усну! Несмотря на мои опасливые предположения, остаток дня прошёл в относительном спокойствии, точнее, всё было как обычно. Даже на собрании сидящий рядом Германия не принёс с собой новых происшествий, чему я был благодарен. Смотрел себе только да улыбался шире обычного, и всё тут. Это ещё ничего. Дом меня как всегда встретил так гостеприимно, как мог, я был рад и этому. Родненький дом, родненький кухонный стол, родненькая ванная, родненькая кровать. И безопасность. Безопасность. Вот чему я рад больше всего. Физически не чувствовать на себе взгляд. Только лишь из-за паранойи. Какое счастье. Даже как-то забыв о том, что произошло утром, я погрузился в беспокойный и беспорядочный сон. Вряд ли будет возможным хорошо отдохнуть с таким сном. Меня, как всегда, мучил образ ГИ, образы моих всяческих страданий от его рук, но теперь ко всему прочему добавилось ещё и сжимание в этих самых руках моей пятой точки. Не такой страшный жест, как всё, что я видел в царстве грёз раньше. Но куда более отвратительный.