Потеряться в космосе

Такого оживления вокруг собственной персоны я не видел никогда. Многие были удивлены тому, что я стал независим, некоторые пытались заговорить со мной, но обсуждали меня почти все. Слухи распространяются удивительно быстро. Но оно и понятно — США сказал, что медлить нельзя, и мы должны тут же направиться в ЦУ, чтобы документально подтвердить мою независимость и окончание войны. Были созваны все страны-участники прямо посреди ночи, хотя многие в то время всё ещё находились в Центре, будто знали, что новости не заставят себя ждать. — Война окончена, господа! — воскликнул Штаты, разведя руки в искреннем жесте с открытыми ладонями. Я сидел рядом с ним, пытаясь не смотреть ни на кого в зале, потому что знал, что все смотрят на меня. Я был в крови. — Весь блок Центральных держав полностью капитулировал. Последний, чьей капитуляции мы ожидали с минуту на минуту — Германская Империя, — погиб час назад. Избавлению от агрессора во многом способствовала страна, сидящая сейчас по правую руку от меня, — он взглянул на меня через свои очки с мимолётной улыбкой. — Да, теперь мы должны официально признать его страной под названием Вторая Речь Посполитая или, в переводе с польского, Польская Республика… Американец продолжал говорить, я внимательно его слушал. В этот момент меня переполнял такой широкий спектр чувств… Такой, который не поддаётся точному описанию. Мне было одновременно хорошо, я был горд за себя, я радовался, и в то же время я ощущал некоторую боль за пройденные испытания. Этот момент дался мне высокой ценой, но теперь сам США, сам США читал речь об окончании войны и обо мне, будто я действительно принимал активное участие в этой войне. И, что главное, я имел возможность всё это слышать. Я жив, а Германия мёртв, и я всё ещё не могу в это поверить. Я пробежался взглядом по всем лицам в зале. Я увидел много знакомых стран, которые до этого момента даже не задумывались о моём существовании. Я слегка усмехнулся. На глаза попался Рейх, о котором пока ничего не сказали. В отличии от остальных, внимательно слушающих, он был занят чем-то своим, читая какие-то бумаги и угрюмо бормоча себе под нос. Мне дали слово. Я поднялся. Почему-то я не испытывал страха перед тем, что мне придётся говорить. Я так изменился. Интересно, что осталось от прошлого меня? — Хочу сказать всем большое спасибо за участие в борьбе против Центральных держав. Будь ситуация другой, я бы тоже охотно был среди вас в тяжёлые моменты. Но, к сожалению, я был немецкой марионеткой. Я смог прийти только в самый последний момент, чтобы покончить с Германией. Однако если бы не старания каждого, воевавшего на стороне Антанты, всё могло бы закончиться совсем по-другому. Но теперь враг повержен, а я наконец могу вдохнуть полной грудью. Все мы теперь можем это сделать. Надеюсь, что подобная война больше не повторится. Как сказал Штаты, все мы должны вынести из этого урок. Ещё раз спасибо. Я сел. Сердце стучало учащённо, но не так быстро, как могло бы. Я высказал свою скромную речь, и теперь я мог расслабиться и погрузиться в свои мысли. Но прежде слово взял Рейх. — Гхм, — он хмыкнул в кулак и заговорил. — Здравствуйте все. Кто меня не знает, представлюсь — я сын Германской Империи, и теперь я встаю на его место. Я знаю, что теперь, после войны, на меня наложат большие репарации. Что ж, я был готов к этому. Платить за грехи предков приходится нередко. Я не был готов только к одному, — он приподнял бровь и ещё раз взглянул в бумаги, которые он держал в руках. — На этих документах не моё имя. По залу прошёлся шепот. Документы пошли по столу. Начались дискуссии. Я наблюдал за этим немного отвлечённо. На самом деле, я ощущал дикую усталость, не смотря на свою радость. Я бы с удовольствием после окончания своей речи просто ушел наконец отдохнуть. Кажется, мне нужен как минимум день, чтобы отоспаться и наконец почувствовать себя прекрасно. Но я подозревал, что не смогу прийти в норму настолько быстро. Эти переговоры продолжались бесконечно долго. Пока что обо мне забыли. Но я ещё не подозревал, что это только пока. Среди прочих новых стран, появилась ещё одна, которой до этого момента и вовсе не существовало. Этой страной был Веймарская Республика — именно это имя теперь был вынужден взять Третий Рейх, который нашёл все подтверждения тому, что никакого Третьего Рейха сейчас быть не может.

* * *

Поздней ночью вернулся в свой старый добрый домишко вместе с США, который предложил не оставлять меня одного этой тяжелой ночью после совершившегося. Я был очень рад этому предложению, потому что сейчас мне было страшно подумать о том, чтобы остаться один на один с самим собой. Сейчас я не хотел быть одиноким. Штаты сидел со мной на крыльце, успокаивая своим присутствием. Его лицо не выражало каких-то особых эмоций и ничем не выдавало, будто происшедшее сегодня было очень уж шокирующим. Он лишь улыбался одними уголками губ и иногда говорил какие-то жизнеутверждающие фразы вроде «Как хорошо, что всё кончилось именно так» или «Жизнь — это сложная, но чертовски прекрасная штука». Он не давил на меня какими-либо разговорами или вопросами. А я сейчас не хотел ни о чём говорить. Я просто спросил у него, нет ли у него ножа или ножниц. — Ножницы? Подожди, где-то здесь были, — он зарылся в своей рабочей кожаной сумке. — А зачем тебе, дружище? — Просто нужно. Он посмотрел на меня, приподняв бровь, но потом медленно вручил мне ножницы, похоже, догадавшись, о чём речь. — Благодарю тебя в стотысячный раз, — прошептал я. Мне нужно было это сделать. Я слишком давно уже мечтал об этом. Я собрал рукой свои волосы в хвост на затылке и срезал их. Они не поддались с первого движения, но тем приятнее было слышать этот звук. Я будто отрезал последнюю свою связь с Империей. Удовольствие невероятное, хоть и скоротечное. Никаких больше мешающихся длинных волос! Американец улыбнулся шире. — Ты даже не представляешь, как сильно я рад за тебя. Это было прекрасно.

* * *

Моё здоровье было ужасно. Я был вынужден лежать в больнице и лечить различные последствия своей зависимости. Думаю, нет смысла пускаться в подробности того, как много всего нужно было привести в порядок. Чисто ради примера — мне снова переломили ногу, чтобы кость срослась ровно. Об услугах психолога я вообще не говорю — он стал моим другом, и он действительно помогал мне справиться с остатками моих проблем. Ещё в плену Германии я убил свою вторую личность. Но, естественно, это не могло оказаться настолько просто. Мне снились кошмары, я всё ещё время от времени слышал до рези в ушах знакомый голос, который говорил ужасные вещи, но уже не воспринимал его как что-то живое и нормальное. Голос этот деформировался, перестал быть чётким, но от этого стал более жутким. Меня часто одолевали панические атаки. Я всё ещё не мог поверить в то, что я жив и действительно свободен. Часто, особенно перед сном, мне начинало казаться, что вот-вот всё, что я вижу сейчас, разрушится, и окажется, что это всё ещё сон. Или что вот-вот ко мне придёт Германия со всеми своими грязными намерениями. Или же ко мне являлся весь окровавленный призрак Империи, каким я видел его в последний раз, который обвинял меня в том, что я убил его. Старые, не затянувшиеся до конца раны начинали ныть в такие моменты. Я укутывался в одеяло и обнимал свои колени очень-очень крепко, рыдая от образов в голове, которые я не мог прогнать. Кажется, пережитое будет преследовать меня до конца жизни. Но, на самом деле, я справлялся. Хорошая терапия потихоньку приводила мою психику в норму. Становиться вновь обычной страной было тяжело и долго, но сравнению со всем, что я пересилил, эти усилия были даже приятны. Днём. Я буду очень счастлив, когда настанет та ночь, которая была бы для меня просто ночью, и ничего более страшного. После всего этого США меня не бросил. После выписки из больницы я, как и мечтал, стал иногда проводить у него время. Хотя это оказалось сложнее, чем хотелось бы, потому что весь мой день был забит всякими делами, начиная от лечения, которое должно продолжаться еще год и не меньше, до управления, бесед с другими странами, принятия всякого рода решений, и всё это требовало немало сил и времени. Никогда в жизни я не чувствовал себя до такой степени занятым и нагруженным делами. С какой-то стороны факт моей загруженности был мне даже в пользу. Так или иначе, чашечка кофе по воскресеньям (у меня со сливками, а у Штатов крепкий и густой), разделённая с американцем за беседой, лечила мою израненную душу лучше любой терапии. — Кое-что всё ещё гложет меня, — сказал я, глядя в свою чашку. — Что же? — непринуждённо спросил США. — Мне казалось, что после всего этого я буду полностью свободен. Но прошло уже полгода с того момента, а меня всё ещё не отпускает его дух. Я убийца, — я невольно посмотрел на свои руки. Не смотря на то, что сейчас они были чистыми, мне явственно вспомнилась кровь на них. Ещё более жутко стало, когда я подумал о том, что прямо в таком виде и находился на конференции. Сразу после того, как Германия умер. Штаты посмотрел на меня сочувственно и положил руку на моё плечо. — Иногда во имя чего-то приходится делать ужасные вещи. Такова жизнь. Но неужели ты действительно жалеешь о том, что сделал? — Нет, я не жалею. Но убивал ли ты когда-то? — Я думаю, ответ на этот вопрос будет бесполезен, потому что ты и не убивал его, — американец сделал большой глоток кофе. — Не забывай, что контрольный выстрел сделал Рейх. — Если бы он этого не сделал, Германия всё равно бы умер. Всего через какую-то минуту или две. — Но ведь Рейх почему-то это сделал, верно? Возможно, он не хотел, чтобы ты был убийцей. А может, он просто очень сильно хотел сделать это сам. Мы уже никогда не узнаем, почему всё произошло именно так. Можем строить лишь догадки, но зачем? Так же незачем говорить о том, что ты убийца. Каждый из нас в каком-то смысле убийца. Иногда мы этого даже не замечаем. Конечно, речь не о людях или странах, но ведь насекомые тоже живые… Отпусти это и живи дальше. Тебе пришлось это сделать. Теперь ты страна, и всё потихоньку идёт в гору. Поэтому не нужно погружаться в какой-то один эпизод своей жизни. Жизнь идёт. Идёт неумолимо быстро. У нас нет времени постоянно переживать об одном и том же. — Забыть обо всём довольно проблематично. — Я знаю. Поверь, я уж точно это знаю. Но ты забудешь. Может, ещё через полгодика. Может чуть позже. Ты привыкнешь. — Сложно в это верить. — Ты стал таким скептиком, Польша! Поживём — увидим. Я стал независим. От этого моих проблем не стало меньше — они всё равно появлялись, но потом разрешались. Со временем я действительно начинал забывать о своих прошлых проблемах, пусть они и казались раньше столь глобальными. Даже пять лет по сравнению со всей жизнью — это немного. Проблемы — это жизнь. Проблемы всегда учат тебя чему-то. Мой период зависимости тоже многому меня научил. Дорогой читатель может рассудить, чему учит эта история, сам. Потому что каждый делает свои итоги из одной и той же ситуации. Может, когда-нибудь нам удастся обсудить это вдвоём за чашкой кофе? Или другим напитком, если пожелаешь. Кое-что осталось ещё неосвещённым. Например, что стало с Боснией и Герцеговиной после смерти Австро-Венгрии? Судьба этой страны — совершенно отдельная история, но если вкратце, то он остался жив. Это естественно, ведь он не мог остаться в живых просто так, когда его аннексировали. Всё же, можно считать, что мы оба добились своего. Я не знаю, что может случиться в будущем. Быть может, это не последнее моё испытание. Но в следующий раз я буду более подготовлен. И ни за что не сдамся. Сдаваться нельзя никогда, тогда ни одно испытание не будет непроходимым. А пока что — я счастлив. Главное наслаждаться тем, что есть сейчас. Будущее предсказать невозможно. Поживём — увидим. До новых встреч!