Изгой

      Где-то в голубом весеннем небе разносится пение птиц вперемешку с сотней разных голосов, вырисовывая очередной для кого-то скучный день. Чимин лениво потягивает напряженные мышцы шеи, сначала с одной, затем с другой стороны и плавно переходит на кисти рук, где на ободранных козонках едва-едва затянулись ранки. В тени под деревом было свежо, а мимолетный легкий ветерок щекотал горячую кожу под плотной школьной рубашкой и прятался где-то в сочной зеленой листве, беспокоя и ее. Такая погода еще больше внушала чувство лени и так не особо успевающим ученикам старшей школы, грея их своими почти летними лучами, напоминая о скорых каникулах. Чимин прислонился к дереву, совершенно теряя нить разговора, так называемых своих друзей, у которых гормоны бушуют вовсю, обсуждая очередную короткую юбку у одноклассниц. Безумно хочется курить и немного даже поспать, но одно желание всегда будет превыше всего. Пак с детства увлекался боксом, отдавая всего себя тренировкам, часами набивая грушу в их школьном спортзале вечерами. Когда ты лучший спортсмен школы, участвующий во всех соревнованиях, многое тебе дозволено и так же многое сходит с рук, как и очередной прогул литературы, на которую он решил все же не идти. — Эй, ты же достанешь мне номерок той девчонки, — вывел из раздумий друг, тряся за плечо. Вот он, еще один плюс быть популярным в школе, можно встречаться с любой девчонкой, но Чимин не спешил пользоваться своим успехом, опять невольно зацепляясь за чужие шоколадные прядки волос, которые рассыпались по лицу, скрывая миндальные глаза, и где-то внутри опять кольнуло. Его обижали все, кому не лень, задирая и даже сейчас, склонившись над своими разбросанными вещами, Чон Хосок, что был на год старше, пытался собрать вырванные листки своей тетради, которые усыпали весь двор, разлетаясь в разные стороны. Немного уже отросшие волосы лезли в глаза, и он часто поправлял их длинными пальцами, кусая нервно губы. Его ссутулившаяся спина несла это бремя изгоя молчаливо и стойко, но на хрупкие плечи каждый раз взвалилась тяжесть нового дня, норовясь сломить несчастного парня. Они были как два противоречия в одном мире, но только пока Пак купался в славе своей репутации, он терпел издевки от его же, так называемых, друзей. — Эй, ты меня вообще слышишь? — промелькнула ладонь руки и Чимин растеряно моргнул, моментально возвращая себе вид уверенно парня. — Влюбился что ли?       Сразу же разнёсся задорный смех друзей и шуточные толкания в бок, на что он лишь усмехнулся, переводя взгляд уже на своих товарищей. — Ну и кто эта счастливая девчонка? — не унимались его друзья. — Будешь много болтать, не видать тебе номерка Суён из параллели, — Чимин всегда знал, чем крыть, хитро усмехаясь. — Все, понял, отстал.

~

      Несмотря на длинный скучный день, последний звонок наконец разносится по школьному зданию, и моментально ожившие ученики срываются со своих мест, активно покидая стены их почти второго дома. Но Чимин в ближайший торговый центр как его друзья не спешил, решив сегодня потренироваться подольше и попрощавшись, поспешил в спорт зал. Наконец школьная форма была небрежно брошена на лавочку, и привычная свободная черная майка облегала тело. Недолгая разминка под тихую любимую музыку на фоне и туго перевязанные кисти рук эластичными бинтами приносили некое удовольствие, но большую эйфорию вызывало, когда Пак вкладывал в первый удар всю силу, резко напрягая мышцы тела, что отдавали легкой болью.       Трехсекундный перерыв и снова оглушительная волна отточенных ударов по грубой поверхности висящей груши, разносившиеся глухим звуком по большому помещению. Чимин тяжело дышал, стирая запястьем капли пота, которые намочили прядки волос и заставляли их неприятно липнуть ко лбу. Удар и следом еще один, пока горячий воздух обжигает легкие, а тело ноет от усталости, требуя немедленно расслабиться. В темном спортзале, где солнце давно исчезло из окон, оставляя только свет одного прожектора тонуть в полумраке, Чимин дышал через раз, остужая разгорячённое вспотевшее тело холодом пола, чувствуя разливающуюся и смешивающуюся с адреналином по венам усталость. Такие моменты были для него как наркотик, наваждение и пагубная привычка, от которой не хочется избавляться, а только тонуть с головой до самого дна. — Интересно, он там? — едва пошевелились губы, и по телу разбежалось новое невиданное сладкое чувство. Пак резко вскочил с пола, шипя от боли, и двинулся в сторону душевой. Холодные капли смывали пот, скатываясь струйками по подкаченному телу, забирая с собой напряжение, оставляя и делая только острее это манящее предвкушение.       Он обнаружил его случайно, пару месяцев назад, лениво разгуливаясь по темноте пустых коридоров, уходя совсем в другое крыло и даже сейчас, совсем на ватных ногах, он стремительно шел туда, откуда едва слышалась музыка. Чимин ненавидел себя за это, пытаясь всеми силами противостоять этому проклятому соблазну, но каждый раз, наспех надевая чистую футболку и небрежно заталкивая всю остальную одежду в сумку, спешил именно туда, чтобы краем глаза, притаившись за дверью, увидеть его. То же было и сейчас, стоя в тени у самой двери, цепляясь взглядом через щель за худую фигуру, он знал секрет главного изгоя их школы.       Хосок танцевал. Его плавные движения рук, вырисовывали фигуру и переходили в резкое движение. Он, прикрыв глаза, отдавался ритму музыки и внутренним ощущениям, повторяя заученные связки движений, иногда придумывая на ходу, что-то новое. Несмотря на худобу, его тело было гибким и пластичным, что трудно было сказать сразу и только увидев это в живую, можно было понять, что где-то под свободной футболкой прорисовываются рельефы и жилистые мышцы. Его музыка затихает, и он вместе с ней, а тишину разрезает громкое дыхание, что вызывает волну новых ощущений у Чимина и тянувшего странного желание, заставляя вязкий комок слюны застрять где-то в горле.       Хосок интенсивно дышит и улыбается уголками губ, когда новые звуки музыки наполняют зал, и распахивает миндальные глаза, сразу же встречаясь с незваным гостем и внутри все стремительно ухает вниз. Чимин резко отшатывается назад, как только в любимых карих глазах застывает ужас, понимая, что его заметили и даже звуки музыки сейчас не способны заглушить слишком быстро бьющееся сердце, которое так и норовит сломать грудную клетку. — Черт возьми, — тихо шипит он, видя, как Хосок, нервно пытается выключить музыку, что конечно не получается с первого раза.       Чимин тяжело выдыхает весь воздух, решительно собирая уверенность в кулак. Ведь лучшая защита, это нападение — решает он и с силой толкает дверь, пафосно заходя. Конечно в данной ситуации это выглядит глупо, но кажется Хосоку все равно, он только съёживается весь и голову низко опускает, боясь лишний раз шелохнуться. — Разве оставаться допоздна в школе не запрещено?       От каждого слова Хосок только вздрагивает и молчит, опять кусая свои губы, нервно теребя край безразмерной футболки. Чимин заходит внутрь, слишком громко бросая свою сумку, что заставляет мелкую пыль вздыматься в воздухе, и садиться прямо на пол, скрещивая руки и вскидывая подбородок. — Если об этом узнают, тебе не поздоровится. А ты же не хочешь, чтобы об этом узнали? — он уверенно скользит взглядом, вздергивая уголок губ, когда Хосок слегка отрицательно качает головой. — Тогда танцуй! — приказным тоном повышает голос Пак, отчего мальчишка съёживается сильнее. — Докажи, что достоин этого. Танцуй, я сказал!       Чимин ведет себя как последний мудак, а ошарашенный Хосок голову поднимает, смотря в ответ и в миндальных глазах появляется соленая пелена, покрывая расширенный от страха зрачок. И Пак жалеет, что вообще пошел посмотреть, что повелся снова на это манящее чувство и ненавидит, этого чертова Хосока еще больше, едва-едва сопротивляясь желанию позорно уйти. Начал эту игру, доведи до конца. — Чего встал, — еще немного и его бы голос дрогнул, зато Хосок вздрогнул всем телом, покорно доходя до колонки и нажимая на маленькую кнопку плей.       Музыка повторно залила весь зал и Хосок скованно сделал шаг, чувствую себя совершенно обнаженным перед чужим взглядом, запинаясь об свою же ногу. Он смог удержать равновесие, но из губ Чимина вырвался сдержанный смешок, что ударило по самооценке снова. Но разве она у него была? Терпя столько издевок со стороны, разве уже не все равно что говорят другие? Хосок готов был терпеть унижение от кого угодно, но сейчас перед ним он, тот кто не дает покоя еще со средний школы, тот кто лечит своей улыбкой израненную душу, пускай адресованной совсем не ему, тот кого Хосок, к сожалению, полюбил и не смог разлюбить до сих пор, тот перед кем он хотел бы танцевать всю жизнь. От него терпеть насмешки больней всего, но Хосок закрывает глаза и выдыхает воздух, отдаваясь ритму музыке, совершенно забываясь.       Его неуверенные движения обретают четкость и яркость, вырисовывая танец, и Чимин задыхается от своих же чувств, наблюдая за этим. Крохотное запретное желание, спрятанное в самый уголок, вспыхивает в нереальных размерах, требуя большего, спонтанного и безумного, требуя его — Хосока.       Музыка заканчивается так же быстро, как и их воздух в легких, оставляя чувство неловкости весомо висеть между ними. И снова это тяжелое дыхание, что сводит Чимина с ума, но к нему добавляется теперь так отчетливо видная вздымающая грудь и огонь жизни в миндальных глазах, прилипшая челка и едва проступающий румянец на щеках. А чувство неловкости ощущается четче, отчего Хосок снова начинает нервничать, растеривая всю уверенность крупными каплями с ладоней, загоняя себя в рамки изгоя, которые рушатся только когда он танцует.       Чимин сглатывает и поднимается с пола, зачесывая рукой свои волосы назад, просто нервничает немного, совсем не контролируя этот жест. — Что ж… — так он волновался только на переходных экзаменах, когда был абсолютно не готов, с силой отводя взгляд, — Ты хорошо танцуешь.       Чимин рассматривает неприметную колонку, чужую сумку, где виднеется та порванная тетрадь, совершенно не обращая внимания на секундную улыбку и спрятанный за челкой вспыхнувший румянец на лице Хосока, которую не сразу удалось сдержать. — Мне понравилось это движение, — вся дерзость была позабыта с первых движений под музыку и Чимин, совершенно забываясь, пытается повторить запомнившееся, нелепо делая волну рукой, что больше похоже на сломанный изгиб. — Не так, — послышался тихий голос, который он слышал впервые и, вскинув взгляд, встретился с красивой улыбкой на его лице, больше не слыша стук своего сердца. Хосок повторил движение более медленно, совсем тихо под «пам-пам» вместо счета, повторяя еще раз для закрепления, и Чимин, как ведомый повторил, пытаясь сделать так же безупречно. — Расслабь кисть, дай ей волю завершить это движение, — Хосок забывшись, сделал пару шагов вперед. — Вскинь ее выше, — желая коснуться кончиками пальцев чужого запястья, он, вовремя опомнившись, отдёрнул руку, пугаясь.       А у Чимина мир трещит по швам и в зрачках отражается Хосок, стоявший так близко. Можно рассмотреть каждую черточку его лица и намертво зацепиться за маленькую родинку на верхней губе, сгорая в этом ненавистном запретном чувстве попробовать. Но Хосок бледнеет от своей выходки и срывается с места, выводя тем самым Чимина из раздумий, быстро-быстро собирая свои вещи. Пак пугается не меньше, трусливо разворачиваясь и шагая к двери, больше всего на свете он не хотел терять авторитет, показывая свою слабость. — Я не скажу, — решает хоть как-то спасти ситуацию он, поклявшийся и близко сюда не подходить. Изгою никто не поверит, а он все будет отрицать — решение нашлось само и Чимин скрылся за дверью танцевального зала, оставляя Хосока одного.