***
Вова, который работал с ними, попался на преступлениях против государственной безопасности. Ну, как на преступлениях, стихи писал, и даже договорился с каким-то издательством, чтобы их опубликовали, тогда он и попался. Все знали, что Даня к нему неравнодушен, в том числе и их начальник, Андрей Андреевич. Вове незамедлительно был выписан смертный приговор, который Андрей лично принес к Дане и заявил, что именно он должен его подписать. Мирон тогда умолял отдать бумагу ему, чтобы не травмировать бедного парня, но начальник был непоколебим. Он с неприкрытым наслаждением смотрел на то, как Даня плачет, но ставит свою подпись внизу. Марк видел дело Вовы и последняя бумага там — приговор, подписанный Даней, немного расплывшийся из-за упавших на него слёз. Но на этом издевательства начальства не закончились.***
— Андрей Андреевич, вы меня, конечно, извините, но это уже совсем бесчеловечно. Зачем вам Даня на исполнении приговора? Вы и так ему оставили травму на всю жизнь, хотите его доломать? — Мирон едва сдерживался, чтобы не закричать на начальника. Его всего трясло, от нервов, от злости и от несправедливости. — Почему бесчеловечно? Я дам им поговорить перед исполнением. А потом пусть посмотрит, — холодно ответил Андрей. — Андрей Андреевич, вот представьте, что у вас на глазах убивают любимого человека, да ещё и выходит так, что по вашей воле. У вас внутри совсем ничего не дрогнет? — Если он виновен, то совсем ничего, — так же безучастно ответил Андрей. — Идите, Мирон Янович. Завтра чтобы были в комнате исполнения наказаний. Ваши коллеги могут прийти по желанию, а Мейлихов — обязательно. — Понял вас, — громко ответил Мирон, а затем процедил сквозь зубы, — изверг и подонок. У дверей кабинета ждал весь отдел. — Ну что? — выдавил из себя Даня. Мирон покачал головой. Парень дернулся, из глаз вновь потекли слёзы. — Тебе разрешили с ним увидеться, перед тем, как… — закончил Мирон, его голос дрогнул. — Дань, мы этого так не оставим, но тебе лучше прийти. Мало ли, потом начнут следить за тобой. — Я понимаю, — сквозь слёзы ответил он.***
— У вас пять минут, — бросил Слава и почти втолкнул Даню за железную дверь, затем захлопнул ее и, кажется, щёлкнул ключом. Вова, который сидел на полу в углу повернулся на шум и улыбнулся, когда увидел Мейлихова. Даня же не мог сдержать слёз. — Ну, ну, ну, чего ты? — Красовицкий обнял плачущего парня и прижал к себе. А Даня хотел сказать, чего он, да не мог. — Ты… Ты же знаешь, что… — выдавил из себя он. — Что ты подписал мне приговор? Да, знаю, — спокойно ответил Вова. — Андрей Андреевич приходил, махал у меня этой бумагой перед лицом. Не беспокойся из-за этого, я понимаю, что тебя заставили. — Вова, я… я… — всё, что смог сказать Даня, перед тем, как снова сорваться в слёзы. — Ангелочек мой, — Мейлихов почувствовал руку в своих волосах, пальцы ласково погладили по нескольким прядкам. — Всё будет в порядке. Даня плакал и не мог ответить. Он просто не мог найти слов, чтобы объяснить, что всё будет совсем не в порядке. — Дань, ты должен закончить то, что я начал, — продолжал Вова. — Вы должны закончить. Я знаю, что Мирон хочет сделать, ты можешь ему помочь вместо меня, — Красовицкий развернул его к себе и посмотрел прямо в заплаканные глаза. — У меня дома есть тайник в книжной полке, там стихи, которые не изъяли. Только ты можешь довести их до ума, я в тебя верю. Ключ в тайном отделении ящика моего стола, там двойное дно, возьмешь и откроешь. От квартиры ключи под ковриком. — Вова, я… я люблю тебя, Вова, — ответил Даня и снова разревелся. Он почувствовал, как парень прислоняется лбом к его лбу, а затем прикосновение губ сначала к щеке, а потом к своим губам. Они целовались в первый и последний раз. Мейлихов не переставал плакать, отчаянно держал руками Вову за плечи, запоминал каждую секунду из этого момента. — Я люблю тебя, верю в тебя, и поэтому меня совсем не пугает то, что сейчас произойдет. Ты лучший человек, которого я встречал, — произнес Красовицкий парню прямо в глаза. Даня хотел ответить, но не нашел слов. Слезы с новой силой потекли по щекам, он сильно прижал Вову к себе и не двигался. — Не убивайся по мне, помни о том, что должен закончить то, что начал я и помочь изменить всё. Дверь противно скрипнула, внутрь вошел Слава. — Всё, время вышло. Сваливай, — с этими словами он сильно дернул Даню за ворот кофты. — Я люблю тебя, — прошептал Вова и разжал свои руки, которыми обнимал его. Даня задёргался в руках Славы, но его ещё сильнее начали оттаскивать. Карелин выпихал его за дверь и захлопнул ее. — Забирай свою истеричку, — бросил он и толкнул Даню Мирону в руки. Мейлихов не переставал плакать, он почти кричал и весь трясся. — А ты не ной, через пять минут снова увидетесь, — злобно сказал Слава. Мирон молча увел Даню по направлению к комнате исполнения наказаний. — Я этого так не оставлю, слышишь? — четко проговорил он. Парень не ответил, лишь продолжал реветь и трястись. Когда они пришли в комнату, где уже сидели Марк и Алмас, то за стеклом уже ходил Андрей Андреевич. Он злобно улыбнулся, когда увидел Даню, которого приобнимал Мирон. Мейлихов припал к стеклу и, не переставая плакать, стал наблюдать за происходящим внутри. Слава втолкнул внутрь Вову. За ним вошло ещё два человека в масках, у одного из них в руках был пистолет. Комната была выкрашена в черный цвет, у стены, куда Карелин приставил парня, виднелись следы от пуль. Даня за стеклом трясся и не переставал реветь, наблюдая за происходящим внутри. Слава отошёл к Андрею Андреевичу в другой конец комнаты, человек в маске без пистолета встал у двери. Другой отсчитал два шага и направил пистолет на Вову. Красовицкий поставил руки за голову, его по приказу, но повернул ее на стекло, за которым находился его отдел. Марк был внутри, и там казалось, что ты смотришь в зеркало, не было видно, кто за тобой наблюдает. Вова смотрел прямо на Даню, словно знал, где он находится. Тот замер, глядя на происходящее. Вова улыбнулся, подмигнул, а затем отвернул голову обратно к стене. Человек спустил курок, а затем прозвучало два выстрела. Всё, кто находился за стеклом, дёрнулись, а начальник с его помощником внутри только моргнули от неожиданности выстрела. Другой человек в маске оттащил мертвое тело за дверь. Всё закончилось. Марк перевел взгляд на Даню. Парень осел на пол и почти закричал. Всё в комнате словно оцепенели, наблюдая за Мейлиховым. Никто даже представить не мог, что происходило в душе у бедного Дани, на глазах которого только что убили его возлюбленного, которому он подписал смертный приговор. Он обнял себя за колени, всхлипывал, выл и кричал, слезы скатывались из его глаз. Мирон очнулся первым. Федоров присел к нему и осторожно дотронулся до плеча парня. Даня дернулся, а затем привстал и прижался к нему. Крики вскоре прекратились, остались только тихие всхлипы, видимо у него просто закончились силы. — Всё будет хорошо, — Мирон осторожно приподнял парня. — Пойдём. За ними ушли Алмас и Марк. Обоих трясло, они не могли произнести ни слова. Когда они поднялись на их этаж, Маркул потянул коллегу за собой в кабинет, молча достал два стакана из своего ящика, а из сейфа на полке бутылку виски. Они пили в одиночестве и тишине, пока через какое-то количество времени не подошли Мирон и Ваня. — Он не может говорить, — начал Федоров, пока Марк наливал ему и Ване. — Из-за нервного потрясения, скорее всего, развилась психогенная немота. Я дал ему успокоительное и вызвонил Женю, она сейчас его заберёт. Андрей Андреевич дал разрешение на неделю отгулов для него. Сжалился он, вы посмотрите, милосердный какой, — Мирон сжал стакан и почти залпом выпил всё содержимое. — Это ужасно, — выдавил из себя всё это время молчавший Алмас. — Я не представляю, что сейчас переживает Даня, а если и пытаюсь, то сразу бросает в дрожь и плакать хочется. Ужасно, просто ужасно. Все вновь замолчали. Говорить ничего вообще не хотелось: сразу же вспоминалось произошедшее. Потеря Вовы, который за полтора года успел стать всем другом, истерика Дани, которая надолго отпечаталась у всех в сознании, давящая атмосфера. До конца дня никто не произнес ни слова. Даже Дима и Давид, подъехавшие позже, разузнав всю ситуацию у Жени, которая забирала Даню, ни с кем не поздоровались и не выходили из кабинета до вечера, просидев там молча. Даня после этого больше не говорил. Ни через неделю, ни через месяц, ни через долгие полгода. Он спокойно воспринимал речь, но общался либо жестами, либо письменно. Никто больше никогда не видел его счастливым и улыбающимся. Тот Даня, который всегда и в любой ситуации поддерживал коллектив и не терял позитивный настрой даже на такой отвратительной работе, казалось, умер вместе с Вовой в тот злополучный день.***
Марк же работал здесь просто потому что больше было негде, да и плюс ко всему, здесь работал его отец, Мирон. Он поддерживал его и его идеи, хотя первое время сомневался. Маркул долистал материалы дела до конца и закрыл папку. Потом снова открыл и посмотрел на фотографии, которые были приложены к делу. Причудливые буквы, разнообразные формы словно завораживали его, Марк не мог насмотреться. Появился какой-то порыв посетить дом художника и вживую посмотреть на его работы. В материалах был указан адрес. Парень переписал его на маленький стикер, сложил и убрал в карман. Маркул взял куртку, накинул ее и вышел из кабинета, предварительно закрыв его на ключ. У выхода он столкнулся с Даней. — «Ты куда?» — жестами спросил он. — Я по делу своему съезжу. Передай Мирону, и можешь еще Алмасу, что я уехал, хорошо? Даня кивнул и ушел вверх по лестнице. У Марка каждый раз сжималось сердце, когда он его видел. Сегодня Мейлихов выглядел живее, чем обычно, но все еще с бледным цветом кожи, синими кругами под глазами, небрежно уложенными кудрявыми волосами, и самое страшное — немота. Марк вышел на улицу, вдыхая свежий воздух. Мимо по улице проносились машины, город жил своей жизнью. В центре горда, или в Нулевом Квартале, жизнь била ключом: магазины, административные здания, дорогие квартиры и машины. Город делился на двендадцать кварталов — с Нулевого по Одиннадцатый. В Первом жили богатые люди, чуть менее богатые, чем в Нулевом. Там находились различные развлечения — казино, торговые центры, ночные клубы. Жизнь в нем не утихала. Второй и Третий квартал занимали еще одни элитные жилые комплексы, но так же там находились все главные достопримечательности города, а еще спортивные и культурные объекты — два стадиона, театры, кинотеатры. В Четвертом и Пятом расположились университеты, школы, детские сады и жилые дома. В Шестом и Седьмом — уютные спальные жилые комплексы. Восьмой и Девятый считались самыми бедными районами города, без дела туда никто не заезжал. Десятый и Одиннадцатый находились за городом, там расположились предприятия и фабрики, проще говоря — промзона. Сам Марк жил в Седьмом, это был самый оптимальный вариант — тишина, дешевое жилье, никаких тебе пьяниц и богатейших людей города, всё уютно и без излишнего пафоса. Единственный минус — до работы было реально долго добираться. В Седьмом проживали в основном семейные пары, как например Дима и его жена Маша с недавно родившимся сыном. Они жили с Марком по соседству, познакомились, когда одновременно вьехали в соседние квартиры, с тех пор и общались. Марк сел в свою припаркованную возле здания КВЦ машину и вбил адрес на навигатор. В Девятом квартале он бывал редко и совсем там не ориентировался. Маркул выехал с парковки и направился к месту назначения.***
Арсений поднялся с дивана, чтобы открыть дверь. Он посмотрел в глазок — там стоял Дима, который недавно приносил ему свою куртку, чтобы парень ее починил. — Привет, — поздоровался он. — Зашил ту стремную дыру? — Конечно, — улыбнулся Арсений. — Проходи, сейчас отдам. Дима принес к нему свою куртку, когда зацепился о гвоздь плечом, и проделал дыру с ладонь размером. Жена посоветовала сходить к парню, который живет в подвале через дорогу, мол, лучший портной в квартале, как раз специализируется на таких повреждениях. Арсений принес куртку — повреждения будто и не было, как новая. — Да у тебя прямо руки золотые. Я бы сам никогда так не зашил, — Дима повертел ее в руках и надел на себя. — Вот, пятьдесят ликтов, как договаривались. — Спасибо. Хоть хлеба куплю, а то вчера последние на краску потратил, — Арсений сгреб монетки к себе в карман. — Сразу видно, художник, — Дима улыбнулся и встал. — Все деньги на краску потратит, но голодным останется. Ну, это уже твое дело, бывай, — он пошел по направлению к двери, Арсений закрыл за ним. Он только хотел отойти, как в дверь снова позвонили. — Добрый день, — на пороге стоял незнакомый парень. — Меня зовут Марк Маркул, возможно, уже виделись, я из КВЦ по Девятому Кварталу, — он показал удостоверение. — Можно войти? Арсений задумался. Над ними когда-то жили музыканты, точнее, музыкант, его семья и его друг. Потом к ним пришли из КВЦ, и Рому, так звали музыканта, увезли, и больше его никто не видел. — А вам зачем, собственно? — спросил он. — Я и сам к вам могу придти, вы же знаете. Хоть завтра приеду, если так хотите повидаться. Марк, стоявший в дверях, кажется, понял его беспокойство. — Не переживай, это чисто моя инициатива. Да, мне доверили твое дело, но сейчас я приехал не по нему. — Легче не стало, знаете ли, — Арений все еще держал дверь и не пропускал Марка внутрь. — И что в моем деле написано? Небось особо опасный приступник, которого надо ликвидировать? Марк не нашелся с ответом, и парень понял, что угадал. Арсений отпустил руку и пропустил его в квартиру, а сам задумался. Он знал, что в какой-то момент за ним приедут, затолкают в машину и увезут, а квартиру и работы сожгут, чтобы никто и никогда не узнал, о чем он думал и что хотел сказать. Так произошло с Ромой, который жил над ним с семьей и другом. Никто не посмотрел на то, что у него есть жена и ребенок, за смелые высказывания своих мыслей ему назначили высшую меру наказания. Арсений закрыл дверь и увидел, что Марк внимательно его рассматривает. — Ты такой худой, ужас просто, — сказал он, когда получил вопросительный взгляд художника. — Марк, простите, отчества не знаю, вы слышали поговорку о том, что художник должен быть голоден? Как видите, я ее прекрасно соблюдаю, — ответил он. — Можно на ты, не переживай, — Маркул подошел ближе и приподнял его руку за запястье. Арсений хотел было отдернуть, но заметил, с каким страхом в глазах на его конечность смотрит Марк. — Ты чего, никогда недоедающих людей не видел? — парень осторожно вытянул у него свою руку. — И да, ты на меня и из-за двери посмотреть мог. Рассматривай уже, что тут тебе надо, расставляй везде прослушку и камеры, конфискуй вещи и задавай неудобные вопросы, — Арсений отошел и облокотился на стену. Ему было интересно, что станет делать Марк. Маркул первым делом заглянул в холодильник и во все полки. Парень ухмыльнулся, когда тот обнаружил холодильник — выключенным, а в шкафчике банку аскорбинок. — Ты хоть что-то ешь? — спросил он, когда открыл дверцу нижнего шкафа. — Да. Воду, — Арсений пересел на старый диван. — Ну и вон там витаминки стоят, это чтобы совсем не помереть. Два бекта стоили, еще один-два поднакопить и можно нормальную кисть или баночку краски купить. — А где у тебя работы? — Марк залез в шкаф с одеждой. — Слушай, давай ты меня сразу пристрелишь, а, чтобы я не ждал? Мне все равно скоро от голода помирать. Тебе есть дело до моих холстов? — Арс встал с дивана, подошел к двери, которая закрывала вход в другую комнату. — Я же говорил, что приехал по своей инициативе. Я хочу посмотреть вживую, не по делу, не по работе, личный интерес, — Марк встал напротив него. — У тебя там мастерская? — Может быть и мастерская, а может у меня там нарколаборатория, никто не знает, — парень внезапно почувствовал слабость, голова закружилась, а в глазах потемнело. Ноги стали ватными и Арсений схватился за ручку двери, чтобы устоять, но это не помогло. Последнее, что он запомнил, перед тем как отключиться — скрип открытой им двери. Марк понял, что парень грохнулся в обморок. Маркул подхватил художника на руки до того, как тот коснулся пола. Быстро вспомнив, что нужно делать дальше, он уложил Арсения на спину, а ноги закинул на диван. Потом открыл маленькую форточку, и набрал в стакан холодной воды, которой осторожно побрызгал ему в лицо. Оставил его лежать так, а сам осторожно подошел к той двери, которую открыл художник, когда начал падать. За ней, как и ожидалось, находилась мастерская. На потрепаном самодельном мольберте стоял холст, над которым Арсений судя по всему, работал, на стенах висели большие холсты, а те, что были поменьше, стояли по периметру комнаты. Марк замер, рассматривая буквы. Вживую эти работы захватывали дух, чем больше он вглядывался, тем больше его… вдохновляло. Рядом с ними хотелось сделать что-то воистину великое, свернуть горы, нарисовать шедевр, написать хит, устроить революцию. Словно холсты Арсения обладали какой-то энергетикой, которая заряжала каждого, кто на них смотрел. — Что, нравится? — Марк дернулся от неожиданности. Художник стоял, оперевшись плечом о дверной косяк, руки сложив на груди. Маркул не нашелся с ответом, как стоял молча, так и стоял. — Вижу, что нравится. Мне донести на тебя в КВЦ, или ты убьешь меня раньше? — Я не буду ничего с тобой делать, — Марк удивился своему хриплому голосу. — С чего ты вообще решил, что нам нужно тебя ликвидировать? — Не притворяйся, что это не так. Всё к этому и шло — вся моя деятельность вне закона. Вы меня убьете, тело выбросите куда-нибудь, где никто не найдет, а всё это, — он показал рукой на мастерскую, — сожжете. Все будут только рады, особенно ваше начальство. А смертный приговор подпишешь мне ты, потому что ты сказал, что тебе доверили мое дело. — Увидимся завтра, — Марк прошел мимо Арсения, немного задев его плечом. — Завтра я уже умру от голода, поэтому не переживай, тебе работы меньше будет, — крикнул ему вдогонку художник.***
Марк вышел из квартирки художника и словно оцепенел. Сколько раз он видел эту картину — отчаянные люди, к которым он приезжал на различные проверки, а в итоге увозил из дома и отдавал Мирону в руки. Когда Маркул показывал им свой документ, они сразу понимали, что с ними произойдет в ближайший месяц. У Арсения он заметил такое же промелькнувшее выражение, но ещё никто при нем не бросался загораживать свое творчество — все сразу выдавали ему все тексты, рисунки, флешки с музыкой и так далее. Никто не дерзил, не отшучивался, все просто смиренно сидели и почти ничего не говорили, в отличие от этого парня. Марк сел в машину, завел ее и с силой вдавил педаль газа. Он не понимал, что происходило с его чувствами. Хотелось заехать в здание КВЦ по дороге, подписать заявление на увольнение по собственному желанию, устроиться работать кассиром и никогда больше не заниматься той ужасной работой. С этими мыслями он даже не заметил, как доехал до Седьмого Квартала. Не успел Марк захлопнуть машину и нажать на кнопку блокировки дверей, как на него почти налетел друг, которого он ждал в гости — Назар. — Ты опаздываешь к себе же домой, типичный Марк, — улыбнулся Назар, когда Маркул очухался и обнял его в ответ. — Я рад тебя видеть. — И тебе привет, друг, — парень заблокировал двери машины и постарался сбросить с себя мысли об Арсении. Они зашли в дом. — Над тобой как будто туча грозовая нависла, всё хорошо? — спросил Назар, когда Марк поставил перед ним чашку с горячим чаем. — Лучше расскажи, как у тебя на работе, — Маркул перевел тему, потому что Вотяков любил говорить про случаи на своей работе. Парень уже несколько лет успешно отработал хирургом-травматологом в седьмом квартале. Ему было двадцать один, а Марку шестнадцать, когда они познакомились, как не странно, в больнице. Марк залез на крышу гаража, подскользнулся и грохнулся. Как итог — перелом руки. Назар тогда только начинал, поэтому ему доверили лечить Маркула. Там они и познакомились, и за несколько лет стали лучшими друзьями. — Ассистировал вчера очень сложную операцию. Парня привезли, ДТП, мы ему ноги буквально по кусочкам собирали. Выжил, ходить будет, очнулся сегодня, когда я уходил, со слезами на глазах благодарил всё отделение, лежа на койке. — Когда тебе уже ассистировать будут? — спросил Марк, отпивая свой чай. — У тебя всё-таки уже восемь лет стаж, руки золотые, пора уже. — Технически, не восемь, а пять. Когда я тебе гипс накладывал, я ещё учился, поэтому опыта у меня пока не так много. Но думаю, что скоро. Давай лучше, рассказывай, как у тебя. Лицо у тебя сложное, как будто думаешь о чём-то параллельно. Что-то на работе? Марк не сразу нашелся с ответом. — Ну, вообще, да. Мне сегодня дали новое дело, ничего необычного, стандартное, молодой художник, нужно ликвидировать и… — Маркул не договорил, потому что его перебили. — Ты так спокойно об этом каждый раз говоришь, каждый раз удивляюсь. Прости, продолжай. — Так вот, я решил приехать, разведать обстановку. Мне дверь открыл парень, и как только я документы свои показал, не стал, как все, смиренно пропускать меня в квартиру, отдавать все материалы и давать показания. Начал дерзить, отшучиваться, и сам догадался о том, что цель его дела — его ликвидация. Но даже после этого, попытался загородить собой свои работы. А ещё он жутко худой, в холодильнике мышь повесилась, в квартире свет не горит, в обморок при мне упал, видимо, от голода. Я ушел, и теперь даже не знаю, что делать. Никогда, за всю историю работы, не встречал человека, который до конца отстаивает свои интересы. — Он просто знает, что это не поможет, поэтому и ведет себя так. Ваш КВЦ каждый день людей пачками задерживает, судя по новостям. Удивлен, что у вас такой маленький отдел, на самый сложный в этом плане район. — Там же работает еще куча людей. Наблюдатели, провокаторы, головорезы и так далее, — Марку внезапно стало противно. — Они подчиняются нам, а мы подчиняемся Андрею Андреевичу и его противному заму. — А зачем ты вообще поехал к этому парню лично, если у вас столько сотрудников? Они не могли доложить тебе о положении дел? Марк задумался. — Ты просто не видел его работы. У меня были фотографии — они так завораживают, а вживую еще лучше. Разглядываешь и думаешь о чем-то вообще отстраненном. Словно тебя переносит в другую реальность. И сам Арсений — решительный, упорный, стоит на своем до конца, постоянно ведь таскается в КВЦ, чтобы получить разрешение на публикацию и продажу своих удивительных и уникальных работ… А я буду ответственнен за уничтожение его и его полотен… — под конец рассказа монолога голос Марка дрогнул и стал тише. Он сжал зубы. — Ну, ну, ну, только дыши, всё будет хорошо, — Назар быстро встал и подошел к другу. — Не будет. Марк почувствовал, как теплые руки друга обнимают его, и решил больше не сдерживать свои внезапные чувства. — Назар, я не смогу это сделать, просто не смогу, — слезы сами полились из его глаз от осознания всего, что должно было произойти дальше. Марк сжал футболку Вотякова в руках и натурально разревелся. Он сразу вспомнил, сколько таких дел он уже закрыл, сколько творчества и людей пропало из-за его подписей в бумажках. — Марк, ты меня слышишь? — Слышу. — Успокойся, и давай поговорим, — он мягко отстранил друга от себя. — Смотри на меня. — Смотрю, — Марк вытер слезы руками. — Давай плавно: вдох, затем выдох. Еще раз: вдох, выдох. Вот так, еще раз. И еще. Молодец, — Назар усадил его за стол, налил воды и поставил перед Маркулом стакан, который парень быстро осушил. — Давай подумаем, как можно это решить. — Я должен ему помочь. Я не знаю, как, нам нужно его спасти, вывезти из страны, спрятать, устроить революцию? — Давай сначала о том, что ты можешь сделать в ближайшие дни. Ты говорил, у него нет еды и денег на еду, да? — Я могу привести ему продукты, точно. Но есть ли в этом смысл? — Поговори со своими у себя на работе, может быть, они знают, что делать. Пока помоги, чем можешь, и самое главное — не переживай. В дверь позвонили. Марк пошел открывать — это оказался Дима. — Увидел машину Назара, решил зайти, — улыбнулся он. — Всё в порядке? Марк отрицательно покачал головой. — Ну, тогда рассказывай. Дима зашел за ним и сел за стол к Назару. Маркул пересказал эту историю во второй раз, и они весь вечер обсуждали, что нужно делать. В итоге сошлись на том, что Марк должен помочь ему дожить до момента, в который он поймет, как помочь, а там уже как пойдет. Назар согласился приехать и осмотреть его, Дима просто сказал, что если понадобится, то он всегда за стенкой. Они посидели еще немного и разошлись.***
Марк вскочил посреди ночи одержимый какой-то идеей. Очнулся он только тогда, когда исписал ручкой десять листов в блокноте, который нашел в тумбочке возле кровати. Маркул не понял, как он это написал, в голове он постоянно прокручивал работы Арсения, и строчил, зачеркивал, снова строчил, переворачивал листы. Сейчас же он в полном шоке от самого себя перечитывал написанные стихи. Марк закрыл блокнот и убрал его обратно в ящик, со скоростью, словно пытался избавиться от какого-то насекомого. Потом осторожно открыл, достал и снова перечитал. Было похоже на что-то, что показывал ему Даня, что проходило в личном деле Вовы. Марк выключил свет, убрал этот блокнот в ящик, который закрывался на ключ, отвернулся к стене и задумался о том, что только что произошло. Откуда этот за внезапный творческий порыв, ведь раньше ему никогда не приходило в голову что-то писать, и причем тут работы Арсения, о которых он думал все время, что марал бумагу. С этими мыслями парень и заснул беспокойным сном.