ID работы: 7980154

1941-1945

Джен
R
Завершён
80
автор
Размер:
84 страницы, 4 части
Описание:
Примечания:
Работа написана по заявке:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
80 Нравится 82 Отзывы 5 В сборник Скачать

Часть 4

Настройки текста
Примечания:
       — Паша, Арина, — звала детей Кира.        Они только-только приехали в Крым, как маленькие двойняшки уже успевают совершить хотя бы одну шалость.        — Они со мной! — воскликнул брат, чтобы она не волновалась за детей.        — Паша, Арина, — Мещерякова взяла обоих за руки. — Пожалуйста, не отходите от меня ни на шаг.        Однако, малыши маму не особо слушали. Им было куда интереснее наблюдать за городом. Да, конечно, здесь войны уже год как не было, даже чуть больше, но всё восстановить ещё не успели.        — Так, нам сюда, — всей этой процессией руководил Виктор. — Здесь отходит наш автобус в Гурзуф. Запомните, наши места: пятое, шестое, седьмое, восьмое, девятое, десятое.        Теперь возник вопрос, как же посадить детей. Садить их вместе на два кресла было точно не вариант, ведь эти шалуны точно пол автобуса, да разнесут.        Вик и Вася хотели сидеть вместе, однако, никто к ним претензий и не заявлял. И Татьяна, и Кира прекрасно понимали, что они давно не виделись и им хочется хотя бы просто поговорить о чём-то своём.        В итоге было решено, что Паша сядет с мамой, а Ариша с бабушкой. Когда стал решаться вопрос с кем из них хотят сидеть двойняшки, оба ответили, что с мамой. Однако, Паша чуть ли не истерику устроил, ведь привязанность к маме давала о себе знать. Смотря на ужасное поведение брата, Арина сама согласилась сесть с бабушкой, чтобы он только не истерил.        — Паша, что это такое, — строго смотря на сына, ещё мягко спросила Кира. — Что это за поведение?        — Я хочу быть с тобой, — стал тихо плакать мальчик, обнимая маму, что подняла его на руки. — Папы нет, осталась ты и я хочу быть с тобой.        — Пашенька, — усмехнулась девушка, обнимая мальчишку. Вся злость как-то сразу улетучилась, понимая, что он истерил не от вредности, а от того, что боится остаться без мамы. — Ну тише. Ну ты чего так, — она целовала его в лоб и щёки, но малыш продолжал тихо плакать. — Я никогда тебя не брошу, слышишь? Не плачь.        — Мам, а папа приедет к нам? — дрожащим от плача голоском, спросил сын, утирая слёзы и успокаиваясь.        — Папа, — Мещерякова оказалась в замешательстве. Никто, естественно, не говорил двойняшкам, что папы уже три года как нет в живых. — Пашенька, у папы не получится, — у самой стояли слёзы на глазах от этого вранья. — Он будет ждать нас в Ленинграде. Он поможет дяде Вите и дедушке восстановить нашу квартиру. А мы уже приедем с моря и будем жить вместе с ним в Ленинграде, хорошо?        Она даже как можно правдоподобнее улыбнулась. К горлу подступил ком, который, она понимала, мог выйти наружу слезами прямо сейчас. Неимоверно сильно хотелось плакать от того, что она сама поверила своей лжи.        На минуту представила, как это могло бы быть и… Тот мир, в котором горячо любимый муж ждёт их дома в Ленинграде, заворожил её. Хотелось дальше представлять, что всё так и есть.        Объявили посадку на их рейс до Гурзуфа. Кира не сразу это услышала, однако, как очухалась, сразу прошла в автобус. Татьяна Владимировна была занята внучкой, Витя и Василиса друг другом. Некому было заметить, что выдуманный ею же мир, полностью её пленил.

***

Спустя два часа. Май. Гурзуф. 1945

       Только когда они вышли из автобуса в Гурзуфе, Кира поняла, что здесь в конце мая куда жарче, именно жарче, а не теплее, чем в конце мая в родном городе или в той же Елабуге.        В точке прибытия их ожидала та женщина, которая и помогла Алексею найти дом. Точнее, отдала свой второй дом, который обычно сдавался отдыхающим. Всё что о ней было известно, так это то, что её зовут Елена Викторовна и она высокая кареглазая блондинка.        — Вы, Кира? — вдруг не очень громко спросили у Мещеряковой, взяв её за локоть. — Кира Мещерякова?        — Да, это я, — кивнула головой девушка, наконец-то замечая ту женщину. — А вы, я так понимаю, Елена Викторовна?        — Да, — мило улыбнулась блондинка. — Я двоюродная сестра Лёши. А ты жена Артёма, да?        — Да, — вновь кивнула головой брюнетка. — Ребят, это Елена Викторовна, нам надо за ней идти.        — Так, сразу говорю, давайте будем знакомиться потом, когда придём к дому, — предупредила она. — Вы же не особо хотите терять время? Тем более, что может быть, повезёт и даже успеете покупать в море.        — А оно что, уже теплое? — вдруг удивлённо спросила Кира.        — Ну, сегодня тридцатое мая, — усмехнулась Елена. — Курортный сезон открыли ещё в конце апреля. А вот купальный несколько дней назад.        Пока они всей большой оравой шли по узким улочкам небольшого города, Кира заметила много людей, что были на пляжах. Если они не купались, то загорали, однако, и купающихся было много.        Однако, были такие, которые уже загорелые и они как-то не особо шли в море. Мужчины ещё может и ходили, но девушки даже не подходили к морю, а просто нежились на полотенце растелёном на теплых камнях.        — На пляж можно прийти в любое время, он от дома в трёх шагах, — рассказывала без остановки Новикова, желая побольше ввести в курс дела приезжих, и Виктор её внимательно слушал. — Однако, в обед камни очень горячие. Лежать на полотенце и греться их теплом через него это очень даже приятно. Но ходить по ним очень часто многие не могут, ведь камни сильно нагреваются.        Дальше Кира вновь не слушала. Она шла за Еленой Викторовной, крепко держала сына за руку и думала о своём.        В итоге совсем скоро они все подошли к небольшому домику на окраине городка. Горы были ближе, чем море, однако, это не портило ни пейзаж, ни эмоции от всего этого.        — Тут всё, что может понадобиться, — Елена указала рукой на кладовку. — Утюг, постельное бельё, полотенца. В общем, посмотрите, — она повела их дальше. — Здесь три комнаты. Гостиная и две спальни. Есть чердак, однако, он плотностью пустой. Если хотите, можете соорудить и там комнатку небольшую. Кухня там, — указала рукой, — ванная и санузел раздельные и находятся рядом с кладовкой. На участке есть небольшой огородик. Как пройти к морю вы уже видели. Если что-то вдруг понадобится, то я в двадцать третьем доме, — женщина остановилась и осмотрелась. Поставила руки в боки. — В принципе всё. А! А Тёмочка когда приедет? Уж больно повидать хочется, видела его ещё вот таким, как двойняшки, в день своей свадьбы.        — Елена Викторовна, — взял блондинку под руку Витя, пока все девушки застыли в замешательстве. — Позвольте вас проводить и кое-что рассказать…        Не теряя особо много времени оба удалились из дома. Совсем скоро в окно Татьяна заметила, что Елена покинула пределы невысокой изгороди.        Сын быстренько вернулся домой и предложил начать распаковывать вещи…

***

Август 1945 год. Ленинград

       — Филипп, я даю тебе отпуск, — строго сказал Алексей Михайлович. — Ты слишком заработался.        — Но, дядя Лёша! — возмущённо воскликнул парень.        Оба прекрасно знали, по какой причине Филу дают отпуск. Нет, он не из-за заслуг перед полицией, не из-за воинских заслуг. А только потому что он всё ещё всем пытается доказать, что Артём жив! Что вот тот Иван, которого он спас тогда из плена вместе с напарницей Курагиной и есть его старый товарищ! Но никто не верит…        — Поедешь в Крым, — стал рассказывать мужчина. — Проведаешь Киру передашь ей подарки за меня для внуков. А то ни её, ни детей всё ещё не видел. Отдохнёшь.        — Дядя Лёша, я ни капли не устал! — воскликнул вновь Филя. — Я хочу работать! Ну вот вы же меня туда посылаете только потому что я пытаюсь всем доказать, что Артём жив! Я просто всем тут мешаю своим делом!        — Нет, Филя, — вздохнул Мещеряков и поставил подпись на бумаге с приказом о недельном отпуске. — Ты едешь отдыхать. Ты три года служил без отпуска, потом ещё четыре воевал. В отпуск ты едешь по заслугам. А ещё ты, как друг семьи моего сына, по-дружески, за счёт государства, съездишь проведать мою невестку. И по старой дружбе передашь ей от меня подарки.        Что ж, делать нечего. Пришлось Черных согласится. Да и тем более он давненько Киру не видел. А детей так тем более. Может, ему всё-таки не помешает съездить отдохнуть. Переосмыслить всё. Со свежими силами вернуться на работу и даже продолжить поиски лучшего друга.        Повиновено поставил свою подпись на бумаге. Взял её в руки, попрощался с начальником и договорился заехать к нему вечером для получения подарков…

Спустя несколько дней

       Вот Фил наконец-то приехал на полуостров. Он не особо понимал, как сориентируется в маленьком городке, для того, чтобы найти дом Мещеряковской родственницы, но понимал, что по-любому найдёт Киру.        Его пыл немного поубавился. Парень смирился с тем, что ещё неделю как минимум он не сможет продолжать поиски Артёма. Да и уже, пока ехал в поезде, многое переосмыслил.        Прошёл в автобус на своё место. Благо, ему повезло и он сидел возле окна. Однако, чего он точно не ожидал увидеть, так это высокую кареглазую шатенку, что подошла к соседнему месту.        — Курагина? — усмехнулся он, — ты что ли?        — Черных, — обернулась девушка, услышав свою фамилию. — Ну да. А ты каким ветром сюда?        — Да вот, — вздохнул и помог Насте с сумкой. — Киру проведать еду. Дядя Лёша ей и внукам подарков передал. Да и просто мне отпуск выдали.        — Я тоже еду к Кире, — улыбнулась Настасья в знак благодарности за помощь. — Я недавно узнала, где она живёт. И я думаю, она знает, где Артём. Просто мне надо с ним поговорить.        — А Артём всё ещё считается погибшим в том бою за город Могилёв, — опечалено вздохнул парень и обратил свой взгляд в окно на лазурное небо. — Его здесь нет. И Кира тоже считает, что он мёртв. По крайней мере, похоронка на Артёма у неё.        — Так значит, он всё-таки умер? — опечалено ахнула шатенка. — А я наделась найти его и поговорить с ним…        — Я не теряю этой надежды, — так, мимолётом, поделился мыслями Филипп. — Я продолжаю его поиски. И мне все ещё кажется, что тот сибиряк Иван и есть наш Артём.        — Но он же совсем ни слова не сказал о жене своей, о детях… — растерянно и тихо сказала Настя.        — Он помнит то, что знали она, он, ближайшие друзья и родственники, — возразил Фил. — Он помнит, как выглядела Кира, но зовёт её Аней. А то, что он тот Иван Васильев, ему могли в голову вбить те же проклятые фашисты! Я уверен, это наш, наш Артём!..

***

Спустя несколько часов

       — Простите, а вы не знаете, где улица Пушкина 25? — спрашивал чуть ли не у каждого прохожего Черных.        Однако, почти все они были приезжими и совсем не понимали, где находится это место. Или же ему говорили, что это находится в южной части городка, однако точного маршрута не давали.        — Вы кого-то ищете? — подошла к Анастасии какая-то женщина.        — Да, — оживилась девушка, ведь просто таскаться за парнем ей надоело. — Вы не знаете, случаем, где находится улица Пушкина 25?        — А зачем вам туда? — сощурилась собеседница.        — Там сейчас живёт Кира Мещерякова и Алексей Мещеряков должен был предупредить, что к ней приедет Филипп Черных, — растерянно стала быстро лепетать Настасья.        — А! — воскликнула женщина. — Так давайте я вас проведу! Тут недалеко! Я знаю женщину, что сдаёт этот дом, с ней и поговоришь.        — Филипп! — воскликнула шатенка. — Филипп! Я нашла человека, что проведёт нас к тому дому!        — О, тогда давай быстрее, — подбежал к ней парень. — Здравствуйте. Вы нам поможете?        — Да, — усмехнулась местная жительница. — А вы откуда к нам пожаловали?        — Мы из Ленинграда, — тихо пискнула Курагина.        Всю оставшуюся часть пути приезжие молчали, а женщина рассказывала им, где что находится, чтобы они больше не терялись.        Когда же нужное место было найдено, а спутница пошла дальше, попрощавшись, друзья заметили, что дома никого нет.        — Прекрасно, — устало опустила на пол сумку Настя и так же устало на неё плюхнулась. — Ещё придётся сидеть на жаре не пойми сколько и ждать.        — Так, — парень стал обставлять девушку сумками, — следи за нашими вещами, а я скоро вернусь.        Не успела Анастасия и пискнуть, как парень скрылся из виду. Часы на одном из зданий показывали, что совсем скоро будет полдень, а из громкоговорителей рассказывали температуру моря и воздуха.        Девушка прикрыла глаза, представляя, что было бы неплохо сейчас посидеть под зонтиком на пляже и искупаться в море.        Но совсем скоро её мысли прервали растерянные детские голоса. Тогда девушка открыла глаза, подняла голову и увидела подходящих к ней двух девушек её возраста, одну женщину и двух детей.        Настя подскочила, но запуталась ногами в ремнях сумки. Как только выпуталась, подбежала к той, которая была брюнеткой.        — Вы Кира Мещерякова? — громко воскликнула она.        — Да, — растерянно произнесла девушка, беря напуганную дочку за руку. — А вы собственно кто и что вам от меня нужно?        — Я…        — Кира! — весело и громко воскликнули позади. Все, кроме Насти, обернулись и заметили Филиппа.        — Филимон! — радостно воскликнула Мещерякова и побежала навстречу другу семьи. — Ты живой!        — Ой, ой, смотрите какие мы радостные! — усмехнулся Фил, обнимая подругу. — А как я с Артёмом так, мы бесились!        — Потому что, когда ты приходил к нам в гости, ты вечно отвлекал Артёма от домашних дел! — усмехнулась брюнетка, по-дружески ударив парня в плечо. — А он и так всё время на работе!        — Привет, Вася! — весело воскликнул Филя, замечая ещё одну подругу. — Здравствуйте, Татьяна Владимировна, — он обнял старую знакомую его родителей, а она расцеловала его в щёки. — Так! А где маленькие разбойники? Я вообще-то подарки им привёз!        — Я здесь! — выбежала из-за спины бабушки маленькая Арина, услыхав о подарках. — Дядя, а как вас зовут?        — Меня зовут Филипп, — усмехнулся парень и сел на корточки для того, чтобы быть одного роста с девочкой. — И я приехал по поручению вашего дедушки. Это он вам подарки передал.        — А какой дедушка? — поинтересовался Паша, подходя к незнакомцу. — Лёша или Андрей? (Сразу вспоминаю «Дюша, Дюшенька😂»)        — Тот дедушка, который Лёша, — по-доброму потрепал мальчишку по голове Фил. — Ты у нас Пашка, да? А ты Ариша?        — Ну да, дядя Фил, — цокнула малышка, ставя руки в боки и топая ногой. — Ну разве я могу быть Пашей? Это же имя для мальчика!        — Логчино-о-о! — усмехнулся Филя. — Ну так что, мы пройдём в дом или тут будем стоять?        — Домой! — воскликнули малыши и побежали к калитке.        — Это Анастасия Курагина, — наконец-то представил спутницу парень. — Хирург! Во время войны даже успела сбежать из немецкого плена, забрав с собой русского пленного! И даже умудрилась доставить на нашу сторону заместителя начальника лагеря!        — Здравствуй, — улыбнулась Василиса и протянула девушке руку. — Я Вася. Полностью Василиса.        — Я Татьяна Владимировна, — усмехнулась Сменкина-старшая. — Мама Киры и свекровь Васи.        — Ну, а я та самая Кира, — усмехнулась Мещерякова, тоже протягивая руку для рукопожатия. — А ты девушка Фила?        — О нет, что ты, — растерянно пролепетала Настасья, краснея и пожимая руку. — Я приехала к тебе, но просто на вокзале в Симферополе пересеклась с Филиппом. Правда, приехала зря… У тебя же есть похоронка на мужа.        — Ну да, есть, — растерянно сказала Кира. — А зачем тебе мой муж?        — Ничего не подумай такого! — сразу воскликнула девушка. — Он служил в одном полку вместе с моим Васей. Я хотела с ним поговорить, чтобы узнать, что было в последнем письме Васи, но, видимо, для меня это останется тайной на всю оставшуюся жизнь.        — Ты приехала насколько? — поинтересовалась Татьяна.        — Вообще, сейчас я свободна на весь месяц, — пожала плечами Настя. — Но планировала дня на два-три…        — Так оставайся у нас! — весело воскликнула Василиса. — Правда, придётся тебе делить чердак с Филькой, но, думаю, что это не проблема. Не проблема же?        — И вовсе, — улыбнулась девушка. Приняли её здесь радушно, а значит, что она может положиться на этих людей.

***

       — Кира! — восклицал Арт. — Кира! Стой, подожди!        Девушка обернулась. За ней бежал Мещеряков. Живой, здоровый и с широкой улыбкой на лице. Но брюнетка не улыбалась в ответ. Она лишь потрясла головой и зажмурила глаза. Прекрасно знала, что это всего лишь плод её воображения. Она прекрасно знала — её муж давно мёртв. Зарыт и не воскреснет.        Однако, открыть глаза её заставили тёплые прикосновения его рук, а после нежные объятия и тяжелое горячее дыхание, шевелившее волосы на макушке. Находясь в полнейшем замешательстве Кира робко, будто боясь чего-то и не веря своим глазам, осторожно прильнула к парню.        — Я так по тебе скучал, — Артём не хотел выпускать супругу из объятий. — Я писал тебе всё это время, но ты не отвечала… Я уже начинал боятся, что больше никогда тебя не увижу…        — Я боялась того же, — тихо созналась она, вспоминая все те ссоры, инициатором которых и являлась. — Боялась, что наши дети не будут знать, кто их отец. Боялась, что они никогда его не увидят…        — Ну, как говорится, жди меня и я вернусь. Всем смертям на зло, — усмехнулся Мещеряков и наконец-то отпустил жену. — Самое страшное позади, так ведь?        — Так, — блаженно улыбнулась Кира и вновь обняла мужа как можно крепче…

***

7 января. 1946 год

       — Что случилось? — в домик у берега моря зашёл Вик, снимая тёплую шапку.        — Кира сама не своя, — испуганно сказала мать. — Сегодня седьмое января, как помнишь это день рождения двойняшек и день смерти Артёма.        — Ну что она, в депрессию впала? — не снимая тёплого пальто, сел на стул Виктор и жена поднесла ему стакан воды. — К чему такая срочность?        — Мы очень за неё переживаем, Витюш, — Василиса села рядом и заправила за ухо серебристую прядку волос. — Она всё время как зачарованная ходит.        — Да какая зачарованная, — нервно снимая с рук тесто, немного недовольно сказала Татьяна Владимировна. — Умалишённая. По-другому и не скажешь. Живёт в своём выдуманном мире. Всё ей чудится, что Артём жив. А сейчас ходит и радуется тому, что мы уже через неделю возвращаемся в Ленинград и там её Артём ждёт!        — В квартиру она минимум в конце лета вернётся, — недоуменно сказал Витя. — А Артём… Ну не ждёт же он её в Ленинграде!        — Вот именно, — тихо и испуганно прошептала супруга. — А она всё нам об этом рассказывает. Всё радуется и радуется! — она взяла мужа за руки, заглянула ему в глаза и тихо-тихо со слезами на глазах прошептала: — Мне кажется, что наша Кира начала сходить с ума…        Парень выдернул свои руки из рук девушки. Недоуменно смотря ей в глаза, он встал и положил шапку на стол. Стал метаться глазами по комнате, будто ища взглядом поддержки. Но мать смотрела на него так же, как и супруга.        Тогда Виктор медленно замотал головой и так же медленно расстегнул пуговицы. Снял пальто, повесил на вешалку в прихожей. Ни одна из присутствующих дам не изменила ни мнения, ни взгляда. Однако, Вик тоже не собирался этого делать.        — Нет, — неуверенно сказал он и голос его дрогнул. — Она не сошла с ума. Просто ей тяжело с этим смирится. Подрастают маленькие двойняшки, они часто спрашивают за папу, а Кира уже не знает, что и говорить, — он растерянно помогал себе руками, однако взгляд не менялся. Тогда голос стал твёрже, а взгляд строже. — Значит так! Я остаюсь здесь! Остаюсь до того момента, пока сам не посчитаю нужным вернуться! И Кира! Кира не сошла с ума! Только попробуйте даже заикнуться об этом! Да даже подумать! Я не знаю, что с вами сделаю…        Витя ударил по столу кулаком. Наступила тишина, нарушаемая лишь ходящими туда-сюда часами, отмеряющими время Кириного отсутствия. Но продлилась она недолго. В коридоре открылась дверь и послышался весёлый смех двойняшек. Они быстро скинули одежду и вбежали в гостиную.        — Дядя Витя! — радостно завизжали дети, замечая родственника и бросились к нему навстречу. — Ты приехал на наш день рождения!        — Конечно-о-о! — весело воскликнул парень на ходу ловя двойняшек в объятия. — Как я мог не приехать! Я и подарки вам привёз от дедушек!        — А какие? — глаза маленькой Ариши радостно заблестели.        — Сейчас! — весело, но слегка растерянно ответил дядя.        Он подошёл к рюкзаку, чтобы достать подарки, а перед глазами всё ещё стоял образ маленькой улыбающейся племяшки. Эти зелёные глаза, что радостно блестят… Эти шатенистые длинные волосы, что водопадом спадают на маленькие плечики… У неё тоже всегда на голове такой шухер. Этот нос, эта улыбка… Попробуй не сойти с ума, смотря на эту маленькую девочку, которая практически полная копия своего умершего отца…        Виктор замер. Вдруг понял, что даже в глаза сестре сейчас не сможет посмотреть. Он не сможет спросить её ни о чём из того, что волнует его на данный момент, ведь ей так больно всё это воспринимать. Наконец-то отдал малышам подарки и тогда к нему с весёлой улыбкой на устах подошла сестра. Крепко-крепко обняла и поцеловала в щёку. Она радостно что-то залепетала, весело что-то повествуя. Но он не слышал. Он лишь думал, как же ему спросить…

***

Март. 1946 год.

       Ночь. Каждый разлёгся по своим кроватям. Даже по-особому неугомонные сегодня двойняшки лежали в кроватках и мирно сопели. Во всех трёх комнатах на первом этаже не горел свет. Но только из одной доносились звуки. Не то, чтобы они кого-то могли разбудить, вовсе нет. Это было что-то тихое. Такое унылое и грустное.        И это был плач. Как хорошо, что двойняшкам давно переделали чердак под личную комнату и сейчас эмоции матери не смогут их разбудить, как могло бы случится раньше. Они спят не зная тревог и забот. Мама их тоже спит. Да только не спокойно… От того и слёзы. Ну, можно подумать, что приснился Кире кошмар, с кем не бывает. Многих бросает в холодный пот от такого, а у кого-то и слёзы сквозь ресницы капают, мало ли, как сон растрогает.        Да только это не кошмар. Это реальность. Холодная, серая, страшная и до безобразия ужасная. Да, фантазия девушки постаралась на славу и пририсовала к этой реальности пару несуществующих в реалиях плохих моментов, но всё же сон её был чистой правдой. В голове проносились все воспоминания тех дней, когда девушке пришла похоронка. Тех дней, когда она ревела ночами и тихо шептала: «Это ошибка. Этого не может быть… Я ни за что не поверю!». Тех сложных дней, когда хотелось опустить руки и бросить всё к чёртовой матери. В такие моменты пропадала вся вера и надежда. Самой хотелось сгинуть со свету. Да только дети держали здесь сильнее, чем мысли об умершем муже.        Последний громкий всхлип. Тяжёлый вздох… Она медленно подняла ресницы и посмотрела в потолок заплывшими от слёз глазами. На короткий промежуток времени в комнате наступила полнейшая тишина. Но только совсем скоро Кира повернулась на правый бок сжала в руках подушку и тихо-тихо в неё заплакала. Все мечты и все сегодняшние фразы рассыпались в дребезги. Она осознала — всё то, о чём она твердила маме и подруге — лишь её фантазии. Фантазии, которые очень хорошо придумывались, когда во всём доме выключался свет и она оставалась один на один со своими самыми сокровенными желаниями.        Недолго поревев, девушка вновь легла на спину. Мокрые дорожки от слёз были безжалостно размазаны по щекам. Мещерякова вскочила, зажгла небольшую лампадку и стала рыться в маленьких ящичках туалетного столика, что стоит здесь от прошлых хозяев. Мысли в голове её путались, а от того и руки тряслись и не слушались. Чтобы никого не разбудить, она тихо глотала слёзы, громко вздыхая каждый раз, когда хотелось громко зареветь. Однако, что же она ищет? Что взбрело так неожиданно в голову, что она прямо подскочила и как ошпаренная стала метаться по комнате будто в агонии?        Открыла шкаф и дверца его громко стукнулась о стенку. Сейчас её уже не волновало то, что от шума может кто-то проснуться. Девушка стала копаться в своих вещах, судорожно бросая в разные стороны всё то, что ей не подходило. Но вдруг на глаза попался ремень. Обычный такой, чёрный кожаный ремень. Тогда Кира замерла, медленно осматривая вещицу.        В этот момент дверь в комнату открылась и в неё зашёл Виктор. Конечно, он был в неимоверном шоке, когда увидел всё то, что устроила здесь сестра. Но ещё больше он испугался, когда увидел в ее руках ремень. Парень быстро подскочил к брюнетке, протянул руку и отобрал ремень. Хотя по девушке было видно, что она удивленна такому поступку брата и спокойно отдаёт ремень, без какого-либо сопротивления.        — Вик, ты чего? — тихо и медленно, будто бы отрешённо, спрашивает Кира, смотря на брата как на умалишенного.        — Зачем тебе ремень? — испуганно спрашивает Виктор, пряча опасную вещи за спину.        — Да просто так, — хмыкнула сестра, всё ещё стеклянным взглядом карих глаз смотря будто бы мимо Сменкина. — Я нашла его и вспомнила, что он был на моём платье в день нашего с Артёмом знакомства. Вот и вспомнился сразу тот день…        — А ищешь ты тогда что? — немного даже злобно спросил Вик, пытаясь как можно проницательнее заглянуть в глаза сестры.        Но Кира ничего не ответила. Она молча бросилась брату в объятия и вновь начала реветь.        — Он умер, понимаешь, умер! Его нет больше! Он никогда больше не придёт с работы поздно вечером! Никогда больше не ошибётся с размером чего-либо! Никогда больше не возьмёт в руки свою гитару и не цокнет, расстроено подмечая, что она расстроилась…        Дальше один за другим послышались всхлипы и разбирать слова сёстры стало сложнее. Но Виктор молча гладил её по спине. Он понимал, что ей хочется выговориться. Понимал, что сейчас он — единственное сильное плечо рядом с ней. Поэтому просто стоял и молчал, опечалено смотря в окно, за которым шёл дождь. Он не знал, что сказать в утешение, но знал, что Кире это в любом случае не поможет. Надо просто дать ей выговориться.

***

Октябрь. 1946 год. Ленинград

       Вот и всё. Последние хлопоты завершены, а она снова дома. И пусть не в той квартире, что раньше, но за то в родном городе. Их встречают целой гурьбой. И дядя Лёша, и папа, и брат, и даже Филя! И всё это, чтобы забрать с вокзала её с детьми, да маму с невесткой. И пусть она не любила шумных встреч, сейчас была рада таковой.        Маленькие двойняшки моментально стали бросаться на шею ко всем встречающим! Они не знали кого обнять первее: дядю, что вечно дарит им подарки; а может дедушку Лёшу, который так редко виделся с ними за все их четыре года жизни; или дедушку Андрея, который всегда рядом и всегда помогает; а ещё надо не забывать про дядю Филю, который такой забавный и весёлый, чем просто пленил маленьких детишек! Все они были достойны того, чтобы их обнять первыми. Но в полной суматохе и неразберихе, когда все друг с другом обнимались, взрослым было совсем не важно кого каким по счёту обнимать. Главное, что они обняли этого человека.        — Ну что, Кира, трёшка на Васильевском полностью в твоём распоряжении! — весело воскликнул Алексей Михайлович, протягивая невестки ключи.        — Трёшка? — удивлённо спросила Мещерякова. — На Васильевском? Мы с Артёмом даже мечтать об этом не могли!        — Правильно! — рассмеялся мужчина. — Зачем мечтать, если надо просто сказать мне об этом!        После долгих приветствий все более-менее быстро расселись по машинам и поехали каждый в свою сторону. И Кира сидела в машине свёкра, молча смотря в окно всю дорогу. На задних сидениях баловались Паша и Ариша и причём довольно шумно. Обычно Кира бы сделала им замечание по поводу громкости их выходок, но сейчас ей было как-то не до этого.        Пусть уж лучше громко болтают, безобидно пинаются и весело смеются, чем спрашивают об отце…        Довольно скоро машина остановилась в одном из дворов. Обычный серый двор, ничего особенного в нём не было. Собирался дождь поэтому задерживаться в нём, чтобы рассмотреть его тщательнее, совсем не хотелось. После довольно мучительных для маленьких детей трёх минут поднятия на шестой этаж, квартира была ими достигнута. А как дверь открылась, так Паша и Арина первыми влетели в квартиру. Хорошо хоть, что не забыли снять обувь. Из коридора они сразу выбежали в широкую гостиную. И плюхнулись на большой и мягкий диван. Сопровождалось это всё звонким детским смехом.        После них, медленно переступая порог нового жилища, в коридор зашла сама Кира. Она осматривала казалось всё — от краски на потолке, до узора на линолеуме. Пусть это была теперь её квартира, она всё равно казалась ей чужой.        — Теперь это всё твоё, — гордо хмыкнул Алексей. — Смотри, привыкай, пользуйся на здоровье! Ну, а мне пора. Сама ведь знаешь, какая у меня работа!        — Знаю-знаю, — тяжело вздохнула молодая женщина и обняла свёкра на прощание. — Вы приходите сегодня вечером на ужин, хорошо?        — Обязательно приду, — усмехнулся Мещеряков-старший и погладил по спине невестку. — Рад был встрече.        — Я тоже, — впервые за долгое время она улыбнулась. Улыбнулась спокойно и умиротворённо…

***

Июль. 1950 год. Барнаул

       На удивление сегодня получился довольно жаркий денёк. Во всех смыслах этого слова. Иван успел разнять нехилую потасовку в одном из кафе на улице Пушкина и выпить всё холодное пиво из холодильника.        После того, как его ранило на войне он ни разу не замечал того, что ему хочется выпить. Однако, как только жизнь его обрела спокойный и размеренный ритм, привычка выпить вечерком небольшую бутылочку прохладного светлого пива, вернулась в его режим. Да, он делал это не каждый вечер, но частенько засиживался с гитарой у чёрно-белого телевизора, громкость которого была приглушена почти до минимума, играя любимые песни. И этот вечер не стал исключением.        Васильев пришёл со смены, достал из холодильника бутылочку пива, прихватил по пути гитару, плюхнулся на староватенькое кресло и поставил на столик пиво. Натянул струны, поправил голубой бантик, что когда-то повязала на кончике грифа любимая жена, бросил краткий и полный безразличия взгляд на телевизор и перебрал струны.        — Я спросил у ясеня, — тихо начал вдруг петь Ваня любимую песню супруги. — Где моя любимая? Ясень не ответил мне, качая головой.        На удивление он точно попадал во все ноты и его голос, опечаленный воспоминаниями, звучал куда нежнее и ласковее, чем в рабочее время.        — Я спросил у тополя. Где моя любимая? Тополь забросал меня осеннею листвой, — проблемы настоящего времени потихоньку забывались, а сам мужчина будто бы возвращался обратно в то время, когда негромко напевал эту песню для своей любимой. — Я спросил у осени. Где моя любимая? Осень мне ответила проливным дождём.        По небольшой двушке на улице Титова печально и медленно разносился звук гитарных струн. Так же печально звучал и слегка басистый голос Ивана. Свет горел только на кухне, телевизор что-то вещал про нововведения Сталина, а шатен размеренно перебирал пальцами струны и качал головой в такт музыке.        — У дождя я спрашивал! Где моя любимая? Долго дождик слёзы лил за моим окном, — он закрыл глаза, полностью отдавая этому момент всего себя. — Я спросил у месяца. Где моя любимая? Месяц скрылся в облаке, не ответил мне…        А ведь с момента его возвращения в родной город прошло уже пять лет. И всё равно он один. Майор милиции Иван Васильев не знает других забот, кроме как о своих делах. Частые оперативные задания, недавняя поимка заграничного наркобарона (которая и помогла ему получить повышение), патруль по городу — всё это отбирало у него слишком много времени. Конечно, среди знакомых были красивые девушки, которые, вроде бы, показывали, что были бы не прочь познакомится с майором поближе, но он не обращал на них внимания.        Зачем? Зачем, если ни одна из них не сравнится с его Аней? Ни одна из его знакомых не имеет таких же глубоких, больших, словно детских, карих глазок, обрамлённых пышными чёрными ресницами. Кареглазых-то может и полно, но все эти глаза не те. Брюнеток тоже немало, но ни одна из них не носит пушистое каре, еле достающее до плеч. Есть низкие знакомые, но и рост не тот! Есть низкие полноватые, есть низкие худощавые, но нет ни одной с такой же фигурой, как у Ани! Даже сравнивать нечего!        — Я спросил у облака, где моя любимая? Облако растаяло в небесной синиве, — легкая ухмылка пробежала по его губам. Он вспомнил, как пел Анне эту песню, когда они ругались. — Друг ты мой единственный, где моя любимая? Ты скажи, где скрылась, знаешь, где она?        Они тогда крупно поссорились и девушка совсем не хотела его слушать. И он сидел в подъезде на холодном полу, держал в руках выставленную за дверь гитару и медленно перебирал струны. Потом вдруг громко по ним ударил, заиграл нужную мелодию, тихо напевая известные строчки. Она тогда долго делала вид, что не слышит этого, а в самом конце даже стала подпевать, но изменила пару слов, чтобы досадить провинившемуся парню.        — Друг ответил преданный, друг ответил искренней! Была тебе любимая, — он тяжело вздохнул и стал смотреть в телевизор. — Была тебе любимая. Была тебе любимая, а стала мне жена! Я спросил у ясеня… Я спросил у тополя… Я спросил у осени…        На удивление Васильев так и не смог найти ни одной фотографии супруги. Да, это совершенно не та квартира, в которой он жил до этого, но он помнил, прежнюю квартиру. Он там бывал, но дальше порога его не пустили. Не особо приветливо дали понять, что не знают никакой Анны Васильевой, и что вообще они живут здесь уже десять лет и ни сном, ни духом об этой Ане.        И как бы печально это ни было, он не мог даже посмотреть в глаза своей жене. Разве что во сне или в мыслях. Лишь там теперь жил этот образ «вечно маленькой», который так безумно любил Иван…

***

Август. 1953 год. Барнаул

       Майор Иван Васильев не спеша шёл по знакомым улицам. Было довольно прохладно и сгущались сумерки. Однако, не смотря на это улицы не страдали от одиночества. Всё ещё по ним кто-то куда-то спешил. Он свернул за угол, увидел знакомую вывеску популярной в районе пивной и подумал заскочить, чтобы поздороваться с другом. И очень кстати.        Так получилось, что, успевшие нехило так подвыпить, мужчины о чём-то повздорили. Пару раз прицепились к официантке, после чего она вообще перестала обслуживать их столик. А после остались недовольны мнениями друг друга и стала разгораться драка. И ещё не известно, чем бы она закончилась, если бы в неё, пусть и по чистой случайности, не ввязался наш герой.        Сначала со стола шумных посетителей полетела посуда. Потом стали угрожать друг другу стулья, а после и вовсе двое из тех пятерых покатились на пол, пытаясь попасть друг другу по лицу. Естественно, что трое оставшихся не могли оставить это просто так и полезли их разнимать. Но во время драки перешли на разные стороны и тоже стали главными участниками конфликта.        И хоть Ваня, заметивший этот беспорядок, работал быстро и слаженно, сам не смог отделаться от ударов. Ну пару раз прилетело по лицу, однако последний удар был тяжёлым. Кто-то неслабо приложил его головой об стол или же чем-то огрел. А может, это он и сам так упал, наполучав от этих прихвостней. Всё равно итоге один — голова сильно болела и уже как добирался домой, он совсем не помнил…

***

       — Кира! — сонно воскликнул мужчина, хватаясь за голову руками и взъерошивая итак непослушные локоны. — Принеси водички, пожалуйста!        Но в квартире стояла полная тишина. Тогда мужчина перевернулся на спину, пошарил руками рядом с собой и, когда понял, что там никого нет, подскочил и принял сидячее положение. Он осматривал всё, что его окружало слегка приоткрытым правым глазом, иногда засыпая прямо так.        Та же комната, те же обои на стенах, тот же диван, на котором он сейчас сидит. Но всё это кажется чужим… Точнее, это его, но чужое… или не его…        — Кира! — уже чуть менее сонно повторил он. — Кир, ты дома?        Опять ничего не услышав в ответ, он встал, закутался в белое одеяло и прошлёпал босыми ногами на кухню. Она тоже казалась своей, но всё равно отталкивала.        — Та-а-ак, сначала надо разобраться с тем, кто я и где я, — шатен залпом выпил два стакана, жадно глотая холодную воду. — Ну я — это я. А кто я? А я — Мещеряков Артём Алексеевич! Где я? А… и вправду, где я? Пожалуй, начнём с самого начала, — он вернулся в гостиную, сел на расстеленный диван, взялся за голову руками и поставил локти на колени.        Он восстанавливал всю цепочку событий своей жизни с самого начала. От самых первых дней, до сегодняшнего. Конечно, когда всё потихоньку складывалось в определённую последовательность, ситуация прояснялась. Но множество фактов так же сильно его удивляли.        — Значит, — начал Арт, — в июне сорок первого я ушёл на войну, узнав, что стану отцом. Зимой сорок второго получил осколочное ранение и был взят в плен. Там, после долгих пыток, ко мне пришёл какой-то немец и довольно дружелюбно рассказал, кто я такой. Но на самом деле впарил мне жизнь совершенно другого человека. После плена и побега я встретил Фила, но не узнал его… Черт, лучшему другу не поверить! После войны я вернулся в Барнаул и каки-то чудом всё ещё по документам этого Васильева живу и работаю.        Глаза его стали бегать по квартире. А после он сам стал метаться по ней словно ужаленный. Нашёл чемодан, открыл и бросил на пол. Желания оставаться здесь совсем не было. Наоборот — хотелось поскорее вернуться в Ленинград и увидеть родных и близких. Точнее, убедится в том, что они живы…        Он не знал, что его ждёт в родном городе, но его туда тянуло. Было страшно приехать и никого не найти…

***

Сентябрь. 1953 год. Ленинград

       В городе шёл дождь. Было очень тихо и серо. А непогода, казалось, не хотела уходить. По одной из полупустых улиц спешил наш герой. Он шёл быстрым шагом, стараясь не заляпать ботинки и не упустить зонтик. И вот вскоре перед ним предстало его родное отделение милиции. Мужчина подумал, что если и надо начинать поиски, то именно с бывшего места работы. Он уверен, если найдёт папу — найдёт всех остальных.        Наконец-то здание было достигнуто. На вахте сидел незнакомый мужчина лет пятидесяти. Видимо, дядю Диму уже успели убрать, за двенадцать лет его отсутствия. Конечно, особого плана действий не было, но он рассчитывал, что придуманная только что легенда сработает.        — Здравствуйте, — Артём достал из кармана красную корочку. — Я — Иван Васильев — майор городского отдела милиции. Прибыл из Барнаула к вашему начальнику, Мещерякову Алексею Михайловичу, для получения информации о новом опасном преступнике.        — Проходите, — холодно хмыкнул вахтёр, проверив лив корочку.        Выдохнув, Мещеряков-младший поспешил скрыться в коридоре, который вёл к кабинету его отца. А там заметил фигуру высокого блондина, что сновала из стороны в сторону, не решаясь зайти к начальнику. По погонам было видно, что он капитан, а по лицу, что неимоверно зол. Тогда Артём замер, внимательно рассматривая мужчину его возраста. А после, уже удивлённо и не веря своему счастью, тихо прошептал:        — Фил…        Блондин обернулся. Он замер в растерянности, стараясь разглядеть чуть ли ни каждый миллиметр стоявшего перед ним человека. Наконец, его удивлённый взгляд остановился на зелёных глазах лучшего друга.        — Артишок, — не веря собственным глазам, усмехнулся Черных. — Либо… либо у меня поехала крыша… Либо это реально ты!        — Это я, Филька, я! — радостно стал восклицать Арт, расплываясь в широкой довольной улыбке. — Я жив! И я стою здесь! Это я! Я!        — Брат, — не скрывая слёзы в своих глазах, прошептал Филипп и бросился обнимать друга. — Я знал! Я до последнего знал, что ты жив! Я верил, когда все перестали верить! Больше меня только Кира верила! Я ЗНАЛ! Знал, что ты жив!        Радостные возгласы привлекли внимание начальника милиции. Сначала он стал прислушиваться, а после и вовсе решил выйти и посмотреть на тех, кто нарушает тишину и мешает ему работать. Однако, стоило ему выйти, как он замер на пороге своего же кабинета, не верящим взглядом осматривая нарушителей спокойствия.        — Батя, — тихо прошептал Артём и в его глазах тоже застыли слёзы, а на губах расцвела широкая улыбка. — Батя! — он бросился отцу на шею, крепко обнимая. — Я вернулся…        — Видите! — радостно восклицал Черных, грубо растирая по своим щекам слёзы. — А я говорил! Я всем вам говорил! Он жив! ЖИВ!        — Спасибо, — лишь тихо и по-доброму усмехнулся Алексей. — Ты лучший друг на всём белом свете. И я неимоверно рад тому, что такой друг достался именно моему сыну, — он махнул рукой, подзывая коллегу. — Иди к нам.        Фил радостно бросился обнимать Мещеряковых. Эти двое заменили были ему неимоверно дороги и заменили семью. С Артёмом они ещё в детстве стали друг другу братьями, пусть таковыми и не являлись. Им нравилось всем так говорить, а малознакомые взрослые им верили. Да и сами парни считают друг друга братьями до сих пор.        А дядя Лёша заменил Филу отца. Когда он был маленьким, то лучший друг семьи и вправду был ему чуть ли не вторым отцом. А в сорок третьем Филипп остался один. Отец погиб в битве за Сталинград, а матери не выдержало сердце от такой новости. И тогда дядя Лёша полностью заменил ему отца. И даже сейчас. Да они часто ссорились из-за Артёма, но Фил знал, что всегда может обратиться к мужчине за помощью и советом.        — Вы же знаете, — усмехнулся Черных, — брат за брата.        — А где Кира? Что с ней? Что с ребёнком? — вдруг стал испугано восклицать Артём.        — А с ними уж точно всё хорошо, — рассмеялся Алексей Михайлович.        Мещерякову-младшему быстро поведали, где живёт супруга. А также договорились о встрече завтра вечером. Арт пообещал, что всё всем расскажет за семейным ужином, а сам поспешил по указанному адресу.        — Она и ребёнок живы, а это главное…

***

       Вот и всё… Артём стоит перед дверью в свою новую квартиру, если, конечно, никто не занял его место. Постучаться было страшно, однако, он всё-таки решился и глухой стук тихо отозвался по лестничной клетке.        С первого раза его никто не услышал, пришлось постучать ещё раз. И тогда ему открыла дверь маленькая девочка лет десяти. Она была в чёрном школьном платьице и белом кружевном фартучке. В две шатенистые косички были вплетены белые ленточки. А большие зелёные глазки с удивлением смотрели на стоящего за порогом незнакомца.        — Здравствуйте, — мило сказала девчушка. — А вам кого?        Было слышно, как где-то внутри квартиры строгий женский голос читает кому-то нотации. А мужчина стоял и смотрел на девочку, понимая, что возможно, это его дочь.        — А здесь живёт Кира Мещерякова? — задал глупый вопрос он, хотя прекрасно знал ответ. — Ну или Кира Сменкина?..        — Кира Мещерякова здесь, — кивнула головой девчонка, — а вот за Киру Сменкину не знаю…        — А можешь её позвать? — попросил Арт, всё-таки стесняясь всей этой ситуации.        — Да. Вы заходите, что стоять на пороге, — весело хмыкнула девчушка и побежала куда-то внутрь квартиры. Совсем скоро женский голос становился ближе и можно было разобрать, что он говорит.        — Паша, ещё раз, меня вызовут в школу из-за того, что ты что-то натворил! — довольно строго и даже слегка зло сказала Кира. Потом остановилась и обернулась назад. — Арина, а что за дядя вообще?        — Ну я что, знаю что ли? — уже более равнодушно хмыкнула дочка, подходя к брату. — Знаю только, что он к тебе. В коридоре стоит.        — Ариш, я сколько раз говорила… — женщина замерла в дверях, ведущий в коридор. Глаза широко распахнулись, а руки задрожали и вскоре тарелка, которую она вытирала, вылетела из них вместе с полотенцем. — Нельзя пускать в квартиру… незнакомцев…        Артём лишь смущённо улыбнулся. Да, это была она. Та самая, ЕГО Кира. И он был безумно рад тому, что с ней всё хорошо. Вдруг она громко всхлипнула и бросилась к нему на шею.        — Артём, — лишь шептала она, будто в мире не осталось больше слов. — Артём.        — Ну же, не реви, — радостно усмехался Мещеряков, хотя у самого в глазах стояли слёзы. Он целовал возлюбленную в макушку, в щёки, в лоб, в нос и крепко-крепко обнимал. — Любимая моя, маленькая моя. Я здесь, я жив, я вернулся!        — Боже мой, Артём, ТЫ ЖИВОЙ! — тяжело говорила Кира, задыхаясь от слёз. — Ты живой…        — Конечно живой, разве я мог оставить тебя одну? — Арт заправлял ей за ухо выбившиеся из маленького низкого хвостика пряди. — Прекращай плакать, ну же! Главное ведь, что я здесь! А всё, что было, это уже не важно!        — Я до последнего верила, уже все верить перестали, родители, дядя Лёша, казалось даже, что уже и Фил разочаровался и опускает руки, бросая твои поиски, — она прижалась к его груди жадно хватая ртом воздух. — А я верила. Ни на минуту ко мне не приходило сомнение. Я ночами ревела, кричала, ругала судьбу, но верила, надеялась… Я ждала, что ты всё-таки вернёшься!        — Ну, как говорится, жди меня и я вернусь, всем смертям на зло! — рассмеялся Мещеряков. — Ты лучше давай рассказывай! Кто ж у нас родился?! А то мне папа с Филькой говорят мол сам узнай!        — А вот, — усмехнулась женщина, шмыгнула носом и повернула голову в сторону подсматривающих из-за двери двойняшек. — Седьмого января сорок второго года на свет появились эти два безобразника. Пашка старше Арины на двенадцать минут. Тот ещё хулиган. Ариша более-менее, но тоже, боремся. Учится не любит до ужаса.        — Мам, ну почему сразу безобразники, — тихо и смущённо сказала Арина. — Мы хорошие.        — Ага, конечно, — вновь усмехнулась Кира, утирая слёзы. — Может раньше такими и были. А сейчас по-другому и не назовёшь.        — Мам, ну подумаешь, мячом окно в кабинете директора разбил, — закатил глаза Паша, смущаясь таких подробностей. — Обязательно говорить какому-то дяде, что я хулиган?        — Обязательно! — ответил смеющийся со слов сына Артишок. — Потому что этот дядя твой папа! И вот теперь-то точно возьмётся за вообще воспитание!        — Папа? — тихо и удивлённо спросила Аришка, смешно вышибая брови.        — Да, — после недолгого и даже неловкого молчания холодно и как-то злобно ответил Паша. Всё это время он внимательно всматривался в незнакомца. — Я помню ту фотографию. Там он, конечно, на десять лет моложе, но он. А ещё у него такой же шрам на брови, как у меня и у дедушки. Да и сам полная копия дедушки Лёши.        — Да, у Паши с твоими фотографиями особая связь, — усмехнулась Кира, вспоминая тот случай, когда Павлик сказал первое слово, на что сам сын закатил глаза.        — Так… ты не умер на войне? — улыбнулась Арина. — Была какая-то ошибка?        — Отчасти, — усмехнулся отец. — Ранить, меня ранило. На животе до сих пор два шрама на память. А так же кривая походка. Осколком гранаты зацепило берцовую кость, она неправильно срослась и теперь я хромаю на правую ногу. Да только я не умер в тот день. Кстати, этим днём было седьмое января сорок второго года…        — День нашего рождения, — удивлённо протянула дочурка.        — Ну да, — недоверчиво скрестил руки на груди Павел. — Ранило, — он закатил глаза, а потом зло и грубо крикнул: — А чего ж тогда ты после войны сразу домой не вернулся?! Где ж ты был, когда нужен был?!

***

Лазаревское кладбище. Санкт-Петербург. Зима. 1993 год

       — Я тогда так на него накричал, — тяжело вздохнул мужчина в чёрной дублёнке по пояс. — Не поверил ничему. А уже через полгода человека роднее представить не мог. Это уже в шестьдесятом девятом, за четырнадцать лет до твоего рождения, дядя Фил и тётя Настя смогли раздобыть документы, подтверждавшие каждо папино слово. Тётя Настя рассказала, что, когда они с папой из плена бежали, у неё были все эти документы, но про них в тогдашней суматохе все забыли.        — Пап, а что было в тех документах? — тихо спросила девочка в бежевом пальто.        — Дедушку твоего взяли раненного в плен, — мужчина опустил голову вниз и сомкнул ладони в замок. — Там его пытали и выяснили, что у него частичная потеря памяти. Он помнил внешности, но не помнил имён. По документам, что были с ним, узнали всё, что можно было. Ну тогда ему-то, в целях обезвреживания, мозги и промыли. Даже в документах поверх настоящих имени и фамилии наклеили выдуманные. Устранили сына одного из генералов СССР, чтоб уж точно он его не нашёл, а сын, чтобы не вспомнил о таком отце. Долго внушали ему, что он совершенно другой человек и записывали это всё. А папа, считая себя другим человеком, после войны другой жизнью жить стал. Потом только, в пятьдесятом третьем, после стычки в какой-то пивной, когда ему по голове чем-то мощно так ударили он вспомнил всё то, чего не мог вспомнить до этого. Сразу же вернулся.        — И он прожил после этого с бабушкой душа в душу? — обхватив левую руку мужчины своими ручками, спросила десятилетняя девчушка.        — Да, души они друг в друге не чаяли… — кивнул головой брюнет, на висках которого можно было заметить пару седых волосин. — До самой смерти прожили душа в душу. Если и ругались, то только в шутку. Потому что, когда последний раз поссорились оно, сама знаешь, вон во что обернулось. Благо, что папа хоть извинится перед мамой успел…        — А они бы любили меня? — казалось, что вопросы от неё не закончатся.        — Света, что за глупые вопросы? — отец заправил за ухо блондинистую прядку дочки, что выбилась из длинной косы. — Они очень сильно тебя любили.        — Но я же их совсем плохо помню, — удивлённо сказала Светлана, кладя свою голову папе на плечо. — А значит и они меня тоже. А разве можно любить того, кого не помнишь?        — Это ты их так помнишь, — усмехнулся Павел, крепче обнимая дочку. — А они тебя очень хорошо помнят. Они следили за каждым твои шагом, за первым словом. Кстати, твоё первое слово было «деда». И сказала ты его именно дедушке.        — Хорошо, что они успели меня увидеть, — она подняла свои голубые глазки в небо и умиротворённо улыбнулась. — Я тоже люблю вас, бабушка и дедушка!        Наступила тишина. Лишь мелкий снег медленно опускался на надгробия, лавочки, оградки и куртки пришедших сюда отца и дочки. Так же они ложились на букет фиолетовых колокольчиков, что лежал на чёрной холодной земле.        Но совсем скоро тишина нарушилась короткими шагами. Снег приятно хрустел и слышались издалека тихие голоса.        — Давно ты тут сидишь? — тихо спросила высокая зеленоглаза женщина у Павла, склоняясь к его уху.        — Ну полчаса где-то, — Паша обернулся и поцеловал женщину в щёку. — Рассказываю Светке про родителей. Ой, Арина, время тебе только к лицу.        — Спасибо, а вот тебе не особо, — слегка весело усмехнулась сестра, села на противоположную скамеечку и улыбнулась племяннице. — Привет, Светланка.        — Здравствуйте, тётя Арина, — кивнула головой в ответ девчонка.        Совсем скоро к могиле подошли ещё трое человек. Высокий парень лет двадцати шести с букетом фиолетовых колокольчиков в руках и две девушки лет тринадцати. Парень был кареглазым блондином. А девочки являлись двойняшками. Обе были шатенки, только у одной кучерявые волосы до лопаток, а у другой слегка волнистое каре. И у первой были такие же зелёные глаза, как у мамы; а у второй карие.        — Здравствуйте, дядя Паша, — негромко, но хором сказали они.        — Привет, ребята, — кивнул им головой мужчина и легонько улыбнулся.        — Привет, Света, — улыбнулись двойняшки и сели рядом.        — Привет, Свет, — легонько улыбнулся и кивнул головой двоюродный брат, после того, как положил букет на могилу. Сел рядом с мамой и посмотрел на всех сестёр. — Как дела, дядь Паш?        — Ой, ну как, кручусь потихоньку, — вздохнул дядя и бросил кроткий взгляд на младшую сестру.        — Всё-таки улетаешь в Америку? — негромко и опечалено спросила Арина, отводя взгляд в сторону. В зелёных глазах женщины застыли слёзы.        — Да, — тихо-тихо, будто себе под нос, ответил мужчина. — Но я буду прилетать на каждые праздники. А двадцать второго декабря я буду в России до конца новогодних каникул.        — А Светку? — слегка зло спросила бывшая Мещерякова. — А Машку? Ты их спросил? Они этого хотят?        — Ты же прекрасно знаешь, — закатил глаза брат, а после вообще отвёл их в сторону. — У них выбора нет…        — Если Света не захочет уезжать, то она может остаться со мной, — холодно сказала сестра, смотря на растерянную племянницу. — Будет с девочками жить, в школу с ними ходить. В нормальную, для которой не придётся учить чужой язык.        — Да-да, — хором подтвердили мамины слова двойняшки. — Мы только рады будем.        — Мы для Светы даже заранее комнату Кости расчистили, — заверила самая младшая — Полина.        — А ты у Андрея хоть спросила? — слегка недовольно спросил Павел. — Или у самой Светы, так для начала?        — А папа совсем не против! — негромко воскликнула старшая из двойняшек — Софья. — Мы спрашивали.        — Я тоже, — хмыкнул Костя, — Свет, ты сама-то, что думаешь?        — Я пока не знаю, — тихо и скромно ответила девочка.        Они все ещё немного посидели у могилы. А после молча встали и покинули кладбище, оставляя за собой лишь следы на белом снегу, да два букета фиолетовых колокольчиков.        На надгробной плите были нарисованы по грудь мужчина и женщина лет шестидесяти-семидесяти. Они мило улыбались и обнимали друг друга. Снизу было написано:

Мещеряковы Артём Алексеевич — 21.01.18 года рождения И Кира Андреевна — 25.09.18 года рождения - 22.12.89

***

Несколько недель спустя

       Аэропорт кишит количеством пассажиров. Кто-то идёт на посадку, а кто-то прилетел и идёт к выходу. Этот аэропорт живёт своей жизнью.        К стойкам регистрации подошла большая группа людей. Двое из них показали билеты, сдали багаж, а после подошли обратно к родственникам.        — Мама, папа, — со слезами на глазах стала обнимать родителей Светлана. — Вы меня простите, пожалуйста, я вас очень сильно люблю… Но, понимаете, у меня здесь всё: друзья, школа, вся наша большая семья. Здесь мой дом. Моя Родина. И никакой пентхаус на берегу моря в Калифорнии мне это не заменит…        — Конечно, солнышко, — обнимала дочку и плакала Мария. — Мы с папой всё прекрасно понимаем. Если бы у нас была такая возможность, то мы бы ни за что не уезжали ни в какую Америку.        — Берегите себя, умоляю вас, — обнимала брата Арина, сдерживая слёзы. — Вы дочке нужны здоровыми и невредимыми.        — Обещаю, Ариш, — поцеловал сестру в щёку Павел. — Всё будет хо-ро-шо!        — Приезжайте почаще, мамочка, — сказала последние слова Света.        — Мы постараемся! — в один голос воскликнули родители.        Светланка, горько плача, обняла тётю Арину и дядю Андрея. Последний даже поднял на руки плачущую племяшку. Арина взяла двойняшек за руки и лишь иногда моргала, смотря вслед удаляющемуся брату. Константин тоже стоял и со слезами на глазах смотрел, как его любимый дядя покидает родную страну ради работы. Он очень его любил, но такого выбора понять не мог.        Павел и Мария остановились где-то вдалеке, последний раз посмотрели на дочку и помахали ей руками. А все оставшиеся подошли поближе к залу ожидания, чтобы Света потом могла помахать родителям, когда те будут садится в самолёт. Они убивали время разговорами, и через двадцать минут обьявили посадку на рейс «Санкт-Петербург — Калифорния».        Пассажиры начали потихоньку подходить к стюардессе, протягивать билеты. Но только среди них всех совершенно не было видно Мещеряковых. А когда посадка на рейс была окончена, плачущая Света подумала, что пропустила родителей, просто не заметив их. От этого девочка расплакалась сильнее и дядя с тётей поспешили начать её успокаивать.        — Светочка, солнышко моё, — утирала слёзки с щёчек племяшки Арина. — Не плач, пожалуйста. Ты сама решила остаться. И даже, если ты не заметила маму и папу, то они тебя точно заметили! И они обязательно помахали тебе!        — Тётя Арина, но ведь это же неправда, — лишь сильнее плакала девчушка. — Они увидели, что я их не заметила и прошли в самолёт! И не помахали мне!        — Светочка, — Андрей снова взял племянницу на руки. Они стали медленно двигаться к выходу. — Они точно помахали тебе! Хочешь, мы им позвоним? Хочешь, мы спросим, помахали они тебе или нет?        До выхода оставалось совсем немного, а позади раздавались крики и громкие отголоски бега.        — Стойте! — кричала Мария. — Подождите!        — Андрей! — громко и со всей силы кричал Павел. — Арина! Света!        Вдруг, Андрей, со Светой на руках, обернулся. Девчонка заверещала, спрыгнула с рук дяди и бросилась назад.        — Светочка! Доченька!        — Мама! Папа! — плакала дочка, но бежала им навстречу. — Вы же на самолёт опоздали!        — Светочка! — упала на колени Маша и поймала дочку в объятия. — Не будет никакого самолёта! Не нужна нам никакая Америка!        — Мы никуда не летим! — обьявил всем Паша. — Мы остаёмся! Света правильно сказала. Никакая работа, никакой пентхаус в Калифорнии! Ничего не заменит мне родной город, родную семью! И плевать на эту чёртову работу! Ну, продумаешь, тысячами долларов меньше, тысячами долларов больше! Денег у меня полно, я всю свою жизнь их зарабатываю! А семья у меня одна! И я выбираю семью! А работа пусть идёт к чёрту! Другого найдут, который сможет на ПМЖ в Штаты переехать!        — Вы не шутите? — уже плача от радости стала спрашивать Светлана.        — Не шутим! — воскликнула ей в ответ мама и отдала мужу на руки. — Нам дочка важнее всего на всём белом свете…
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.