Враг у твоих дверей

      Нигнур’ктар обернулся: Смо-ог был настороже. Нельзя, ох нельзя доверять ушлому торговцу чёрного рынка. Его дело — продавать и покупать, но не просто что-то и абы как, его манили запреты, он клал на них гхыр и гнул свою линию. Для такого предать, обмануть, завести в опасную ловушку — всё равно что провернуть ещё одно хорошенькое дельце. И всё. Ни вожака, ни Смо-ога, ни поисково-карательной группы. Хорошие яуты. Были.       Нигнур'ктар не терял бдительности и держал жвалы, что называется, по ветру. А ну учудит На'аг, тут его и оставят подыхать, истекающего твеем. По гадёнышу и смерть. И ведь многих смутило, многие зарычали угрожающе, когда На'аг сказал про доки. Ловушка! Но Моргард никогда не был замечен в преступных связях, порочащих доблестного воина. Он, конечно, тот ещё прохвост, но не до такой же степени, чтобы продумать всё. Всё! Сообщники? Смешно.       Но что-то не вязалось в этой истории.       Нигнур'ктар отвёл Смо-ога в сторону и тихо рыкнул ему, чтобы перерезали глотку аттурийцу, когда откроют дверь в док. Его функция* на этом заканчивалась. Смо-ог сжал и разжал кулак: понял.       — А с городом как поступим? — спросил Смо-ог, глядя на отряд.       Нигнур'ктар прижал бивни к пасти.       — Когда всё закончится, поднимите историю города и составьте отчёт. Что был за город, почему погиб. А там составим план дальнейших действий: или заселим его, или сотрём из истории джаг-джа* (*атолла). Сейчас не до этого, после напомню ещё раз и отдам распоряжения.       Вот поймают уманку и Моргарда, тогда видно будет, что да как. Догнать — вот задача номер один. Яуты не должны посрамить ни свои имена, ни честь вожака. Шутка ли: две дюжины профессиональных головорезов не могут поймать одного юнца и полуживую уманку. Позор.       Нигнур'ктар вернулся к пленнику.       — Ну, веди нас, На'аг, сын Торри и Гвера, только не вздумай глупить. Выкинешь фокус, и я прикажу своим негодяям натянуть тебя на копье.       — Не бросай слов в бездну, вожак, — спокойно ответил На'аг. — Бездна может и ответить.       Вожак насмешливо фыркнул.       Шли долго. До лабиринта и в сторону — путь лёгкий, раз рыкнуть. Тем более отряд двигался без устали, без передышек. Может, и стоило бы завести пару маневренных капсул, вряд ли бы Моргард дал дёру быстрее быстрого. Конечно, порой один яут куда поворотливее целой группы, но охотники собрались тут что надо. Все как один сильные, выносливые, скорые на реакцию. Не подкопаешься, одним словом. Никто не отставал, никто не уходил далеко вперёд без надобности. Только следопыты порой обгоняли отряд, да и то дожидались потом своих.       Город следил за яутами мёртвыми глазницами чёрных окон. С первого взгляда никого вокруг, только звуки полнили его. То тут, то там жалобный металлический скрип прокатывался по улицам, и ему отвечали негромкие постукивания, шуршание, тихий, едва уловимый гул. Под тихие шорохи отряд уже почти дошёл до лабиринта, предвкушая скорую развязку, потому что город — вот он, на ладони, а док устроен по-другому. Дорога порой труднее, короткие коридоры упирались или в тупики — заваренные наглухо двери, или поджидали завалы, сформированные в бытность механиков, каждый день обещающих разобрать весь этот хлам. Обещаниям не было суждено воплотиться, они так и застыли во времени вместе с грудами металла и запчастей.       До лабиринта оставалось всего ничего, короткий марш-бросок, а от него поворот направо, а там уже и рукой подать. Но На'аг, шедший возле вожака под пристальным взглядом суровых конвоиров, рыкнул:       — Не туда. Надо здесь сворачивать, иначе пройдём мимо склада.       Не врёт ли?       Нигнур'ктар не отбрасывал, но и не принимал до конца опасения Смо-ога и Аррота. Всё может быть: и ловушка, и обман, и пыль в глаза. Но что кучка преступников против отряда отменных, обученных вгрызаться и рвать на куски неприятеля? Вот найдут беглецов, пустят старейшин на благое дело, вот тогда и чёрным рынком незазорно заняться. Разогнать всех к гхырам, разобрать на молекулы все их стойбища.       Допрыгаются.       Свернули раньше намеченного и пошли не вдоль лабиринта, как было по плану, а по последней улочке, куда указал аттури. Улица богатая, пышущая красотой, скрытой под пылью. Что ни дом, то произведение искусства: не нарезанные квадраты, как у ремесленников победнее, а поражающие взор формы и цвета. Почти на каждом сохранились украшения: черепа и черепки, украшенные резными узорами, покрытые лаком, каждый скалился обнажёнными зубами, заточенными поострее. Некоторые глазницы украшали цветные камни: прозрачные, матовые, переливающиеся.       Смо-ог вторил мыслям вожака:       — Гляди, кар'клей, не всё богатство растащили мародёры.       Сказал и тут же осёкся.       — Они тут живут, поэтому и не растащили, — хмуро ответил Нигнур'ктар. — Эй, На-аг, почему ты повёл нас по этой улице? Не боишься, что мы тут всё под гхырр разметаем?       Аттури как-то обречённо фыркнул и обвёл взглядом нетронутое мародёрами место.       — Всё равно бы нашли, так чего скрываться, — спокойно ответил аттури.       Что верно, то верно. Когда дойдёт время гнать всех паршивцев и в хвост, и в хитин, Нигнур'ктар позволит своим карателям запустить руки в каждый уголок города, чтобы найти преступников и вздёрнуть. Суровые времена требовали суровых мер. Полумерой не откупишься, себе дороже встанет: мародёру — мародёрово.       Зажиточная улица резко оборвалась свалкой. Тот ещё контраст: шик пускал пыль в глаза, обманывал роскошью, и вдруг кости, полуразобранные запчасти, куда ни падал взгляд, повсюду битое стекло. Одна груда перетекала в другую, и так дюна за дюной, волнами отвоёвывая у города пустошь. Оборванные провода мёртвыми клубками валялись то тут, то там, того и гляди оживут, набросятся на яутов, утянут вглубь гор. Вонь стояла дикая, пришлось включить дополнительную фильтрацию в масках: брезгливое отфыркивание враз стихло.       Свет сигнальных напольных ламп едва-едва пробивался сквозь мусор, а кое-где тонул в смраде луж и в грудах.       Отряд был начеку. Само собой, яуты не боялись ни руин, ни свалок металлолома, ни рукотворных дюн. Отряд шёл бесстрашно. Попробуй-ка их обидь, такие сами кого хочешь обидят: мало не покажется.       Лишь пару раз отряд устраивал короткие привалы, чтобы быстро передохнуть, повторить и обдумать ещё раз план, обговорить непредвиденные ситуации. Что могло произойти? Что угодно. Никто не мог с уверенностью сказать, есть у Моргарда сообщники или это лишь пыль в глаза. Одному провернуть такое сложно, но в принципе возможно, особенно если сноровка не подкачает.       Вожак подал сигнал Рауту.       — Если этот с'йюит-де не соврал нам, — Нигнур'ктар сверкнул недобрым взглядом на аттури, — и мы найдём отсек с украденным добром там, куда он нас ведёт, отснимите всё и передайте голограмму на мой комм. Не совету. Ты понял?       Раут кивнул и тихо рыкнул, дескать, не подведу, выполню всё как надо.       — А дурную кровь куда? — Раут покосился на На'ага.       Нигнур'ктар, не раздумывая и не колеблясь, ответил сразу, чётко и холодно рыча слова:       — На копьё его и бросьте там.       Благодаря слаженности и выдержке отряда путь от точки отсчёта и до облюбованных плохой кровью отсеков прошёл легко и споро. Картограф составил и занёс на комм весь путь, чтобы потом, когда настанет время снимать с плеч буйные головы, использовать город как веский аргумент против преступников.       Высокие, накрепко закрытые двери встретили тишиной. Царивший вокруг полумрак не убавлял уверенности, но и не дарил лишней надежды. В конце концов, дерьмо иногда случается. И яуты, готовые к чему угодно, держали жвалы востро. И всё-таки перед дверьми возникла заминка. По обеим сторонам от них было навалено столько хлама, что образовался чистой воды рукотворный коридор, сваленный тут неспроста, не от нечего делать. В общем, не самая большая проблема в поисково-карательной операции. Яут и трудности — понятия едва ли не родственные. Живи ради кьютта* (*непереводимое слово, аналог пиздеца), сдохни ради него же. Всё просто. Но перед этим не забудь пожить, пролить океан твея, вырвать килотонну предсмертных воплей вместе с позвоночниками.       Проще некуда.       За дверями яутов встретил узкий коридор.       По нему пришлось идти поочерёдно, друг за другом, но даже так яуты оставались смертоносными, злыми и грозными противниками. Напади на них сейчас пара-тройка, а то целая дюжина преступников, отряд не сплоховал бы, не дал бы себя в обиду. Наоборот. Будучи загнанными в угол, они сражались бы как в последний раз, любой ценой стараясь достать гадёнышей и вытрясти из них предсмертные хрипы. Музыка, а не бой.       Всё было тихо.       У дверей груды мусора образовывали высокие покатые стены, вставшие полукругом. Хорошее убежище или хранилище. Никто в здравом уме не пошёл бы сюда, не сунул жвалу за просто так. Кодекс кодексом, а отправиться к Кетану прежде времени никому не хотелось.       Так-то.       Даже поисково-карательный отряд действовал слаженно, а не бездумно. По крайней мере, Нигнур'ктару хотелось в это верить. Он вышел на небольшую площадку и рыкнул позади идущему, что слишком мало места, ждите, когда двери откроют. Полдюжины яутов заняли небольшое пространство, все остальные остались в коридоре ждать.       Сигнальные ленты опутывали бурую дверь, но именно благодаря мусорным стенам свет не пробивался за их пределы. Хитро устроено. Умно.       — Не нравится мне всё это, — хмуро прорычал Смо-ог, стоя бок о бок с вожаком.       Нигнур’ктар клацнул бивнями. Не время и не место для сомнений. Либо всё, либо ничего, а отступать уже некуда, поздно бить тревогу и запоздало делиться с отрядом, что «валим отсюда», всё было зря. Вожак не должен проявлять слабость. Вожак — это клан, ему никогда не простят слабость.       — Что там внутри? Просканировали? — угрюмо спросил Нигнур'ктар.       Смо-ог невозмутимо фыркнул.       — Всё чисто. Всё как и говорил аттури: много барахла, много биоколб с трансорганами. Нет там никого.       — Так в чём подвох? — напирал Нигнур'ктар.       Смо-ог промолчал.       — Открывайте, — приказал вожак.       Трое яутов налегли на двери, когда ключ, переданный На'агом, утонул в незамысловатой скважине и щёлкнул. Старый город умел удивлять. Чёрный рынок мастерски подстраивался под обстоятельства: отключены энергоблоки? — где наша не пропадала! — получите самобытные, забытые технообществом бесхитростные хреновины. Хоть механические замки, хоть город, погрязший в беспощадном прошлом, без энергетики, без лифтов. Яуты ко всему приспособились, на то они и яуты.       Наконец двери жалобно заскрипели, надрываясь, угрожающе защёлкали петли. Яуты неустанно тянули массивные ворота, не сдаваясь и раздвигая путь в бездну, рычали от натуги, покрываясь вязкой слизью. Двери неохотно, медленно поддавались, раскрывая пасть в неизвестность. Окрестность заполнилась давно забытыми звуками: скрип уставших от могильной тишины дверей, хруст проржавевших петель, рёв яутов, нетерпеливое перещёлкивание отряда, ждущего каждый своей очереди. Посреди страшного, грохочущего шума, спугнувшего тени предков и призраков былого города, раздался громкий, отчётливый, перекрывающий шум незваной жизни щелчок.       Яуты, натужно тянувшие двери в стороны, замерли в выжидании. Мгновение колебались, поглядывая то на ворота, то внутрь призывной темноты. Всё разом смолкло: переливчатое перещёлкивание, рёв, рык, скрип, хруст — воцарилась первозданная тишина.       Копьём сквозь тишину пролетел тихий, хрустящий шелест. Яуты прислушались. Словно что-то перекатывалось, будто древесные бочки, полные сладкого, пьянящего к’нтлипа, катили по каменному полу. Не к месту и не ко времени вспыхнула картина предстоящего праздничного пира. Нет, это не бочки. А тихий, успокаивающий хруст тем временем всё шелестел, шелестел.       На плечо Нигнур'ктару легла тяжёлая, горячая ладонь и по-дружески похлопала. Вожак резко обернулся и взрыкнул: аттури насмешливо смотрел на него, во взгляде всё те же спокойствие и мудрость бывалого охотника, которому Кетану отсчитал много добрых на трофеи синтров.       — Удачи тебе, вождь, передавай кровавый привет Чёрному богу, — по-отечески напутствовал аттури.       — Что?..       Нигнур'ктар не успел толком удивиться: На'аг одновременно толкнул вожака и стоящего позади яута, проталкиваясь вперёд, будто спешил показать, кто тут бравый охотник за смелостью. Пленник оттолкнулся и подпрыгнул, быстро и ловко уцепился за выступ в стене, заскрёб острыми когтями, работая руками и ногами, взбираясь всё выше и выше, вспарывая брюхо то покатого бака, то цилиндра. Сверху уже сыпались осколки, мелкий мусор скатывался и с гулким эхом ударялся об пол.       — Чего встали? — взревел Нигнур'ктар. — Убейте ублюдка!       Ринувшиеся было из коридора яуты не успели вскочить на стену, чтобы учинить погоню и расправу над пленником. Снова раздался щелчок. Дюжина взглядов одновременно устремилась вверх, к источнику странных звуков. Всё встало на свои места: аттури перетянул на себя всё внимание, отвлёк отряд и, пока царила суета, не просто воспользовался ситуацией, а захлопнул ловушку.       Пока яуты тратили драгоценное время на двери, разнеси их Кетану в щепки, наверху открывался ещё один отсек. Ещё одна дверь в бездну. И сейчас огромная, чёрная туша встала на край и повела длинной мордой, пробуя запахи, смакуя их и предвкушая бойню. Массивный преторианец, — Король жёсткого мяса, — не теряя ни мгновения, прыгнул вниз. В воздух взмыли клубы удушливой пыли, смешанной со зловонием, и в поднятом тумане послышались влажные хрипы. Уже потом, мгновениями позже, когда пыль осела, Нигнур'ктар увидел, что преторианец приземлился аккурат на открывших двери. Яуты умирали под ногами гиганта тяжело, мучительно, и некому и некогда было их добить: свои бы задницы унести.       — Назад! — взревел Смо-ог.       Поздно. Преторианец открыл пасть, выдвигая вторую челюсть, и завопил, оглушая пока ещё живой отряд. Яуты подались было назад, но Король шагнул вперёд. Взмах хвостом. Хруст. Предсмертный вопль. Остриё хвоста жалом впилось в грудь одного из яутов, пролетев в опасной близости над Смо-огом. Смертоносная пика ужалила охотника, выпуская струйки жизни и наслаждаясь чужими страданиями.       — Раут! — в голосе вожака звучала боль потери.       Король трясёт головой, готовясь нападать. Из узкого коридора тем временем выскакивают несколько яутов. Места мало, развернуться негде, но охотники раскладывают копья и заставляют преторианца отступить на шаг назад. Он отпрянул, и захрустели под ногами умирающие воины. Хруст, твей, весь пол в скользкой зелени. Зелёное на зелёном, чёрное на зелёном, тела в ярких пятнах твея. Один из яутов прыгнул вперёд, но не удержался, поскользнулся и полетел на пол. Ему бы извернуться, вскочить и одуматься, но жёсткий, ребристый хвост заботливо, почти любовно подхватил незадачливого вояку, обвился змеёй вокруг талии. Яут изворачивался, бил копьём, но цепкие руки ухватили его под мышки и рванули. Охотник взвыл, изогнулся, хватаясь когтями за воздух, и кожа на груди лопнула, словно два континента расходились навсегда. Мышцы рвались с влажным, хлюпающим звуком, яут тонул в собственном вопле, выплёвывая твей и захлёбываясь. Рывок, и полный боли и отчаяния рёв растворился в тишине.       Преторианец бросил на пол разорванное, изуродованное тело и шагнул к ошеломлённым яутам. Кишки вывалились и разметались изумрудными змеями. Втоди* (*секунда)-другая, и охотники ощерились копьями, рыча и готовясь встретить Короля как подобает.       Кто-то рявкнул:       — Защищайте вожака!       Кетану! Будь здесь больше места, яуты ни на миг бы не растерялись, но их застали врасплох не просто ловушкой, их вели на бойню.       Преторианец взмахнул хвостом и ткнул остриём-жалом. Яуты успели увернуться, и смерть пробила стену, мгновение замешкалась, пытаясь высвободиться. Охотники не упустили шанс на миллион, и один из них рубанул по костяным наростам, метким ударом разрубая хвост. Король взревел, замотал головой, пронзительно визжа от боли и взмахом обрубка отправил яута к праотцам. Яут зарычал, завыл, зашипел, и тело его шипело, покрываясь уродливыми волдырями, надувалось. Пузыри лопались, и кожа сползала вместе с мясом, обнажая кости всё ещё живого охотника. Как он выл!       В ответ боли бы впору отнять силы у каиндэ, лишившегося части хвоста, но она только разозлила его. От удара кости второго замешкавшегося воина затрещали, кожа разошлась, будто по неровным швам, и зазеленела влажным отблеском, покрылась ручьями твея. В ранах белели осколки сломанных костей. Яут был ещё жив, на последнем издыхании, но обрубок пригвоздил его к полу и обдал кислотой. Гребень на голове охотника зашипел, задымился, оплавленные валары падали в смертоносные лужи и растворялись в ней. Пол под яутом просел, грозя вот-вот обрушиться и утянуть за собой пару выскочивших на подмогу воинов.       Посланные в полёт копья пронзили «корону», и преторианец отвлёкся от убитого, изуродованного яута. Не в силах выбить из себя оружие, он взмахнул лапой, будто собирался загребать пригоршни мусора, и подсёк ещё двух яутов. Не оставляя им ни шанса, Король склонился над одним и выдрал шею. Хруст, вопли, вой, хрипы, бульканьего бьющегося в агонии и захлёбывающегося. Когти скребли по хитиновой морде, слишком прочной, чтобы так просто её пробить. Ещё живой, яут бил кулаками по ней, ломая когти и пальцы, хрипя, выплёвывая твей вперемешку со слюной. Там, где недавно ещё была шея, зияла булькающая пропасть. Преторианец выплюнул зелёную плоть и щёлкнул обеими челюстями.       Слишком мало места! Именно на это и рассчитана была ловушка: убивать по одному. Столпившиеся в коридоре яуты выли, толкались, кто-то рвался вперёд, навстречу верной смерти, кто-то пытался протолкнуться к выходу из ловушки, но сила и поток несли последних в пасть к преторианцу. Смо-ог рычал:       — А ну назад, гхырровы ублюдки! Назад! Идите назад!       Канитель, толкучка, паника. Те, по кому успели чиркнуть огромные когти Короля, выли от боли. Он толкнулся головой в стену, расшатывая её. Бах! Бах! Сверху посыпался мусор, без устали осыпая охотников и мешая им. Раз, два, три, и лапища сцапала из коридора замыкающего цепь, ухватила за ногу и рванула сухожилия. На призывы о помощи развернулся один из последних воинов, выскочил на площадку, вскинул плазмоган и шмальнул. Посыпались горячие, обжигающие искры, куски плоти преторианца, корона повисла, грозя вот-вот отвалиться и придавить кого-нибудь. Оглушённый король покачнулся, переступил с ноги на ногу, мотнул головой, стараясь сбросить обломки короны. Рычал, бессистемно выплёвывал в пустоту вторую челюсть, загребая руками воздух.       Подбитый яут подволок ногу и оскалился, стягивая с себя оплавившуюся броню.       Хруст.       Преторианец не дал ему уползти. Подался вперёд, поднял тяжёлую, чёрную ногу и опустил на охотника. Хруст. Кости смялись, кожа надулась, лопаясь, расползаясь в ошмётки. Зелёное мясо под весом Короля выдавилось наружу, как густая паста, смешиваясь с кишками в однородную кашу. Яут бился в судорогах, из раздавленной пасти вырывались булькающие звуки, надувались зеленоватые пузыри и лопались в луже твея. Вывалившиеся глаза жёлтыми шариками тонули в ней.       Король снова поднял ногу, готовясь к удару. Жахнувший из плазмогана яут рванулся к выходу, не желая разделить участь собрата.       Хлопок заставляет его обернуться. Это Смо-ог вернулся, чтобы прикончить выродка. Нельзя его вот так здесь оставить: вскарабкается по стенам, и тогда накроет всех, мало не покажется.       — На выход! — рявкнул Смо-ог. — Ты ранен.       Смо-ог не спрашивал. Позади него всё так же стоял вожак, сжимавший копьё. Его плазмоган смотрел на завалившегося преторианца и дымился.       — На выход, — повторил Смо-ог.       У раненого яута не было левой кисти. Расплавилась. Обезумевший от шока, он не сразу заметил это.       — Иди, все уже вышли, мы тут закончим, — Нигнур'ктар пропустил раненого в коридор.       ***       Саша привстала на носочки и шагнула навстречу. Сомневалась ли она? Да. Боялась ли она яута? Да. Верила ли ему?       Когти легко коснулись её. Чёрные, опасные, острые, как ножи. У яутов всё было устроено иначе: когтями, клыками рвать и вырывать, оружие на любой вкус, выбирай не хочу. Так мало и в то же время так много общего с людьми. И как тонка грань между опасным, пугающим яутом и спокойным. Это как с осиным гнездом: пока не трогаешь, оно мерно гудит, но стоит оступиться, совершить малейшую глупость, и уже не уйти.       Тяжёлые пальцы легли на плечи и сомкнулись. Подушечки шершавые. Горячие. Саша позволила притянуть себя, разрешила себе утонуть в жарких объятиях. Руки сильные, жадные. Пропасть в них — награда за трепетное ожидание, за наслаждение. Моргард склонился, и валары скользнули по лицу, по плечам, приятно щекоча. Бивни кольнули шею, и мурашки пробежали по коже. В глазах яута плескалось алое марево, тягучее, как смола. Древесный аромат притягивал, сводил с ума, Саша не противилась ему, позволяя утягивать себя всё глубже, и глубже, и глубже. Маленькие пальчики вплетались в валары. Вздохи стали громче, податливее, с губ слетали стоны. Саша снова заглянула в глаза Моргарда. В них осенняя листва горела пожаром. Всего лишь на момент, на один момент осень разливается по ветвям кровавыми ручьями, сливающимися в холодное, красное море.       Саша прижалась к Моргарду. От него густо пахло лесом, прелой листвой. Тяжёлый запах, древесный, но в то же время манящий. Руки дрожали, изучали, мягко касались грубой, шершавой кожи яута. Жарко. В объятиях тесно и горячо.       Змеиный язык дотронулся до ушка. Взрыкивания сводили с ума, низкие, звериные. Урчание топило сознание в похоти.       — А стрелять ты умеешь? — жаркий шёпот обжигал.       — Ч-что?.. О ч-чём ты?.. — Саша тяжело дышала.       Моргард взрыкнул, коротко, будто хохотнул. Взгляд насмешливый, игривый, изучающий. Обвёл девчонку вокруг пальца, приручил, поманил и обманул.       — О чём ты? — похоть граничила бок о бок с яростью.       Яут приобнял Сашу и подцепил когтем подбородок, заставляя смотреть на него. Маленькая, хрупкая, сожми яут её чуть сильнее, и косточки хрустнут.       — От тебя так аппетитно пахнет желанием, — игриво проурчал Моргард.       — Да пошёл ты!..       Яут запрокинул голову и засмеялся: лающий, рычащий, оглушающий смех. Каждое взрыкивание будоражило. Наверное, по первости с непривычки пугало, — ещё бы! — будто ручной лев, который на самом деле ни капли не ручной, и всё время утробно урчит, урчит, урчит.       — Отпусти меня, — зашипела Саша, извиваясь в сильных руках. — Пусти!       Моргард ослабил хватку и выпустил её. А может, она всё-таки его добыча? Саша встала напротив яута и с вызовом посмотрела на него, сдув со лба выбившуюся непослушную прядь. Кем её видел Моргард? Женщиной или, быть может, лакомым кусочком, который нельзя раскусить, но и выпустить из рук невозможно. Не хочется. Козырями не разбрасываются. О нет, только не такими!       — Кто я? — неожиданно для себя самой спросила Саша, будто не было только что ни объятий, ни томных вздохов.       — Почти некроморф, — без шуток ответил Моргард, без тени сомнения открыл правду.       Или соврал?       — Почти? — опешила Саша. — Но ведь… Но ведь у меня…       Она вытянула руки и с удивлением осмотрела их. Всё верно: руки как руки, никаких изуродованных смертоносных костяных лезвий, разящих и кромсающих всё живое без устали. Не только руки, но и всё остальное было человеческим, таким, каким и должно быть. Не мёртвым. Лишь душа искалеченная, а оболочка целёхонькая, хоть сейчас на выставку. Ещё не мутант, но уже не человек. Кто-то или что-то на грани, борется за жизнь, хватается за неё, не сдаётся смерти до последнего. Память услужливо приоткрыла завесу, и чей-то чужой шёпот напомнил, ласково так, полюбовно, что обычные люди после встречи с некроморфами не только не умирают в привычном смысле, а встают и продолжают не жить.       — Ишимура, — Саша пролепетала такое близкое, но незнакомое слово. Чужое. За ним скрывалась правда, она это чувствовала.       — Ишимура, — словно соглашаясь, вторил Моргард.       Каждый раз, каждый долбаный раз его голос врывался в голову как стрела, остро, без приглашения. Смерть везде смерть, её не зовут, а она всё равно приходит и чувствует себя хозяйкой. Она и есть хозяйка.       — Ты помнишь Ишимуру? — осторожно спросила Саша.       Моргард фыркнул.       — Как не помнить, помню.       Яут отошёл от Саши и покопался в нехитрых вещах. Что-то искал в этой пыльной груде хлама, сваленной на широкой койке. Бросал на пол ненужное тряпьё, рваное, истлевшее, съеденное временем. Перерыв одну кучу, он принялся за вторую, возвышавшуюся рядом. Одна вещь, вторая, третья. Всё летело на пол. Наконец, найдя то, что искал, Моргард обернулся и небрежно бросил это Саше. Она поймала и развернула кусок целой ткани, грубоватой на ощупь, но вроде не колючей.       — Что мне с этим делать? — недоверчиво спросила Саша.       В этот раз Моргард шутить не стал, он был как никогда серьёзен.       — Перевязь брось на пол, она больше не нужна. Надень лек* (*ткань) на себя, обернись в неё.       В перевязи на самом деле было уже неуютно, ленты покрылись серым, пыльным налётом, свою медицинскую функцию они верно отслужили. Саша неуверенно посмотрела на яута: отворачиваться он и не думал. Без тени стеснения она стянула с плеч бинты, вырываясь из плена ещё одного прошлого, тяжёлого, как бессовестная правда.       Что ж, тряпка так тряпка, другого не предлагали.       Вышло довольно неплохо. Саша никогда не умела эффектно заворачиваться в ткань, не приходилось раньше — надобности не было, но получилось довольно недурно. В духе тоги. Покрутившись и пройдясь по комнате, как по подиуму, Саша убедилась, что импровизированный наряд не свалится в неподходящий момент.       — Так что за сюрприз ты хотел устроить вожаку? — по ходу дела спросила Саша, проверяя узлы на плече и на талии.       Моргард наблюдал за ней, не сводил глаз, ловил каждое её движение, взрыкивая, как тигр над куском мяса. То ещё зрелище!       — Хороший, — Моргард перевёл взгляд с Саши на перевязь у её ног.       — Это знак? — Саша кивнула на ленты.       — Да, — лениво отозвался яут. — Теперь за нами идёт не просто отряд, а очень злая поисково-карательная группа выживших. Если, конечно, кто-то выжил. Ну, ты готова? Пора уходить.       Уходили быстро. Саша не отставала от Моргарда, ступала следом, как маленькая юркая тень. В доке царил полумрак, лишь верные, неустанные сигнальные ленты показывали, куда двигаться, чтобы не сбиться с пути и не сгинуть в каком-нибудь проломе. Таковых встретилось четыре или пять. Моргард подхватывал Сашу и переносил через маленькие зияющие бездны, так и жаждущие проглотить и пережевать маленького человека. На самом деле там не было никаких монстров, а проломы — всего лишь проломы, без души и без желаний, но разум рождал чудовищ.       Неуютно вокруг. Страшно. Особенно если вспомнить, кому это всё принадлежит.       — Не отставай, — подгонял Моргард, на ходу надевая маску.       Зазевавшись, Саша молча догоняла яута, преодолевая образовавшиеся между ними несколько человеческих шагов. Непозволительно много. Но она ничего не могла с собой поделать: величественность дока, то, что можно было разглядеть в скупом свете лент, поражала воображение. Фантастика, ставшая явью. Мечта любого инженера — человеческого, конечно. Хоть бы одним глазком заглянуть сюда умному человеку, пощупать, потрогать замершие механизмы, погладить исполинские челноки, хищно выглядывающие из темноты. Покатые бока, закруглённые носы, но во всей этой грациозности чувствовалась опасность, агрессия.       Моргард в очередной раз отвлёк от мыслей.       — Полезай наверх, я за тобой.       Саша посмотрела наверх. Высокая чёрная лестница упиралась в открытый люк. И аккурат вокруг него, по бокам, зияли проломы, так что видно было не только маленький кусочек второго яруса, но добрую его половину.       — Это не опасно? — спросила Саша.       — Не опаснее компании яута, — фыркнул Моргард. — Оттуда не нападут, а вот догнать нас со входа могут. Док не их территория, они не знают всех лазеек.       — Так мы шли по лазейке? — с наигранным удивлением спросила Саша.       — Лезь! — рявкнул яут.       — Да ты, я смотрю, прямо джентльмен. В доке я прикрывала твою спину, а на лестнице в случае чего попаду в ловушку первой.       Моргард склонился и куснул Сашу за плечо. «Ай!» Ни царапин, ни ссадин не осталось, только неглубокие ямки на коже, как если бы кошка прикусила. Только Моргард не кошка, и следы после него остались совсем не кошачьи. Это лишь демонстрация силы, которую яут сдерживал.       — Ты не видишь в темноте, провалилась бы куда-нибудь, а я здесь всё знаю, каждый квадрат. Ловушек нет, но как раз на лестнице я прикрываю твою спину. Так, на всякий случай. Ну! Чего стоишь?       Саша переступала со ступеньки на ступеньку, высокие, поэтому быстро взбираться не получалось. На секунду она замешкалась, о чём-то раздумывая, и посмотрела вниз, на яута. Чуть подсобрала подол тоги, чтобы не мешала, крепко ухватилась за перила и, чуть присев, пнула Моргарда по маске.       — Это тебе аванс, дорогуша, — процедила она сквозь зубы.