Не было такой и не будет

А в небе надо мной все та же звезда. Не было другой и не будет.

      Доставка цветов работала круглосуточно, а Варфоломей щурился, курил вторую пачку сигарет и предлагал заказать живую музыку, но Вадим отмахнулся. Не букеты роз и лилий нужны были ему, а прощение Лии.       Вахруша по доброте душевной и старой дружбе мог купить любые цветы и драгоценности, стоило только попросить. И денег бы не взял, и никогда бы не вспомнил о долге, но Вадим понимал, что Лия ждёт от него не этого. И подарками её прощение не получить. Не купить. Он не мог её подвести.       После приезда Маргариты Вадим и Лия вроде как помирились, вернее, Лия не обиделась, а Вадим сумел пробормотать какие-то извинения. Но он понимал, что этого недостаточно. Совершенно не достаточно, чтобы зажечь в глазах Лии тот самый огонёк, на который Вадим, подобно бабочке-бражнику, полетел семь лет назад с твёрдым намерением сгореть.       Он понимал, что наделал глупостей, был близок к позору и провалу, не подумал головой и увидел то, что боялся и хотел увидеть. Подтверждение собственной никчемности и несостоятельности как мужа и отца. А ещё главного страха ― оказаться ненужным. Это подвело бы жирную черту. Сделало бы всё понятным и привычным.       Но только сейчас, вечером воскресенья на берегу Ладожского озера, Вадим осознал, что просто и понятно было всегда.       С первого поцелуя на кафедре.       С признания в реке, когда Вадим едва не совершил самую страшную ошибку в жизни.       С согласия Лии стать его женой.       С известия о том, что Лия беременна. От него.       С рождением Серёжи, его сына, которого он взял на руки и принял эту ответственность, пошёл по ярко освещённому карими, как у Лии, глазами Серёжи пути, впервые обозначившемуся перед Вадимом так ясно.       Вадим понимал, что ему прилетел бумеранг за то, что он натворил жарким дождливым июлем в «Тайге». Тогда он видел боль в глазах Лии и слышал гнев в словах, но считал, что всё делал верно. И теперь, после всего пережитого вместе, пережитого Лией из-за него, с ним и для него, ради них, Вадим усомнился в её честности и верности.       После этого у него всего одна дорога. Не бросаться в Ладогу с камнем на шее, не уходить в закат без вещей и денег, а пойти и попросить прощения. Не только за этот вечер и ночь, но и за всё, что он натворил.       Оставшиеся гости Варфоломея разгадывали шарады и играли в живые картины, но Вадим не присоединился к веселью. Лия тоже. Весь день она ходила бодрая и саркастичная, но к вечеру запал угас. Она сидела на широком кожаном диване и зябко куталась в длинный вязаный кардиган, напоминая нахохлившуюся пеночку.       Осторожно ступая, Вадим подошёл к Лие.       ― Я присяду? ― Он взглядом указал на свободную часть дивана.       ― Нет, ― быстро ответила Лия, а когда сердце Вадима приготовилось оторваться от артерий, улыбнулась: ― Ну что за вопросы, конечно садись!       Без лишних слов Вадим опустился рядом и скользнул быстрым взглядом по Лие. Чуть загоревшая, с небрежно собранными в косу каштановыми волосами, прядки которых завивались на лбу, она выглядела задумчивой и счастливой.       Вадим обнял Лию. Прижал к себе быстро, на выдохе, притянул, чувствуя, как горячие от солнца и крови бёдра Лии касаются его сквозь ткань брюк. На ней оказалось короткое платье, смявшееся и задравшееся от порыва Вадима, но кардиган надёжно укрывал всю прелесть стройного женского тела.       Потому что предназначалось всё это только для него.       Осознание простого и ясного факта накрыло Вадима с такой силой, что он прижал к себе Лию сильнее, зарываясь пальцами в локоны и целуя округлившиеся щёки. Лия обнимала в ответ, ничего не говорила, уткнувшись носом ему в шею и перебирая кончиками пальцев волосы.       ― Пойдём на озеро, ― прошептал Вадим. ― Мы же утром так и не сходили.       ― Давай. ― Лия, не переставая обнимать, посмотрела прямо в глаза. Вытатуированный ключ на её запястье призывно темнел, и Вадим припал к нему губами, ощущая частое биение сердца Лии.       Ночной воздух окутывал, приятно холодил кожу, а свет из окон перечёркивал туманную дымку над озером рассеянными жёлтыми лучами. Вадим и Лия медленно брели по берегу, удаляясь от дома, и оказались под сенью молодых берёз. Небо сияло звёздами, отражавшимися в озёрной глади.       Они присели на берег ― Вадим подстелил пиджак, ― и долго смотрели на уходящее вдаль озеро, казавшееся бескрайним и бесконечным.       ― Здесь так красиво, ― первой нарушила молчание Лия. ― Почти как в «Тайге».       ― Ты хочешь в «Тайгу»? ― Вадим повернулся к ней. Во тьме глаза Лии сияли, точно упавшие на землю звёзды.       Его путеводные полярные звёзды. И он чуть не сбился с пути.       ― Да, ― просто ответила Лия.       ― Тебе же в последний раз не очень понравилось. ― Вадим вспомнил их последнюю совместную поездку в «Тайгу» на недельку, когда Серёже не было и годика. Тогда и Вадим, и Лия попытались примерить на себя старые роли студентки и преподавателя, но оказалось, что костюмы им малы, а декорациями завладели другие.       Вадим и Лия отыграли спектакль и отправились дальше.       ― Было… непривычно, ― отозвалась Лия. ― Но я всё равно хочу поехать.       ― В этом году кафедра выиграла грант на исследования миграции птиц по долине реки, ― произнёс Вадим. ― Но если не хочешь встречаться с кафедральными, поедем пораньше.       ― Факультет отлично отмыл наши кости, ― усмехнулась Лия. ― Мне, когда я была беременная, поперёк горла вставали взгляды коллег.       ― Мне тоже, ― признался Вадим. ― Когда ты приходила, я старался утащить всех в курилку. Иногда получалось.       ― Так вот почему в последнее время в коридорах даже мёртвые с косами не стояли? ― хихикнула Лия и вдруг стала удивительно похожа на ту студентку, которая зажгла в сердце Вадима огонь.       ― Да, ― кивнул он. И быстро произнёс: ― Лия, прости меня! Я… я сглупил и завёлся. Просто они, ― он кивнул на оставшихся в доме Вахруши гостей, ― были такими дорогими и богатыми, что я сравнил себя с ними. Просто доктор наук, не бизнесмен, не учёный с мировым именем. Даже не профессор, а так ― доцент кафедры. Я… я подумал, что всё это ― ты и Серёжа ― не для меня, и лучше дать вам уйти. Или сам бы ушёл на все четыре стороны. Я ни на секунду не забывал о том, через что ты прошла ради меня, через что мы прошли. И приревновал тебя. К своему миру, наверное. К тому, что имею, но вроде как не должен. Не умею ценить и заботиться. Понимаю, а сказать не могу. ― Он посмотрел на внимательно слушавшую его Лию. ― Прости меня. Я не хотел снова причинить тебе боль.       ― Я на тебя не обижалась, ― отозвалась Лия. ― Досадно, что всё получилось так. Я люблю тебя, Вадим. ― Она взяла его за руку и крепко-крепко сжала, так, что обручальные кольца твёрдо и горячо врезались в пальцы. ― Да, вот так. Без «Борисович». ― И поцеловала.       Вадим целовал Лию в ответ, обнимал, шаря ладонями по её телу, освобождая от кардигана. С тонким шуршанием расстегнул замок платья, отстранился и залюбовался гладкой кожей Лии, высокой полной грудью, тонкой талией, разворотом точёных плеч. Её ключицы манили, и Вадим целовал их, прослеживая очертания, а Лия в свою очередь избавляла его от одежды.       ― А если кому-то приспичит на озеро? ― Лия вдруг остановилась, и её глаза засияли кометами. Она быстро облизнула губы, и Вадим ощутил, как желание стучит за рёбрами.       ― Чтобы кто-то ушёл от песен Маргариты, шарад Вахруши и коньяка дяди Феди? ― хрипло усмехнулся он, устраиваясь на спине и подсаживая Лию на себя. Когда она плавно и томно опустилась сверху, ему показалось, что небосклон взорвался звездопадом, а тело прошила сладкая напряжённая нега.       ― А ведь верно. ― Лия наклонилась и поцеловала его.       Вадим расплёл её косу и перебирал волосы Лии, старался смотреть на неё ― сосредоточенно-довольную, закусившую губу и дышавшую резко и шумно, но сознание отказывалось воспринимать мир.       Было достаточно и невыносимо хорошо от того, что ей нравится близость с ним: в её огне Вадим сгорел давно.       ― Окунёмся? ― Раскрасневшаяся Лия смотрела на него, и Вадим, даже если бы захотел, не смог бы отказать ей, а он не хотел.       Вода в озере была холодной, вышибающей дух, но удивительно бодрящей. Отрезвляющей. Лия с головой окунулась в воду, утянув за собой Вадима, и на мгновение он потерялся в облаке густых волос.       Лия дрожала, когда они вынырнули, и кашляла, нахлебавшись воды. Вадим прижал её к себе, отвёл прилипшие пряди со лба и посмотрел на Лию.       ― Если хочешь, пойдём поиграем с гостями в живые картины, ― произнёс он. ― Только говори только то, что хочешь ты.       ― Они планировали ставить «Сирин и Алконост» Васнецова, ― улыбнулась Лия. ― Конечно, я пойду.       Из Маргариты получилась очаровательная Сирин: в чёрном просторном платье с длинными рукавами и в тонкой диадеме, изображавшей корону на рыжих кудрях, она выглядела истинным воплощением мифической райской птицы. На картине не было яблонь, но Маргарита сидела на поваленном стволе берёзы и ела красное наливное яблоко. Истинно прекрасная, надёжная, почти нездешняя, но при этом удивительно родная. Вадим понимал, что всегда неосознанно полагался на Маргариту, ждал поддержки и помощи. И был ей благодарен за всё.       Но больше Сирин Вадима вдохновила Алконост. Бело-голубое платье, большие серьги и колье Галины смотрелись на Лии как влитые. Словно она, оставив крылья, сошла с картины Васнецова как воплощение счастья.       Его счастья.       ― Ты такая красивая, ― произнёс Вадим, протягивая Лии букет белоснежных лилий. Вахруша был прав: доставка работала круглосуточно. ― Люблю тебя. Люблю.       Лия улыбнулась ему и осторожно прижала к груди букет. Лия была идеальна, и, глядя на её улыбку, Вадим понял, что теперь всё сделал правильно. Всегда делал. Только иногда ошибался. И постарается больше не повторять ошибок.