oh my my

— I’m on the highway to hell, — пропевает Чанёль, смотря на какую-то икону за толстым, нет, реально толстым куском стекла. Даже в музыкальных магазинах в Каннаме нет такой защиты: а это уже о многом говорит. За десять минут пребывания в выставочном зале он отметил для себя только это. Иконы вгоняют его в депрессию, поэтому он старается сильно не всматриваться в них и находить что-то позитивное в отдалённых вещах. В стекле, например. — Это реально стоит миллионы вон? — с сомнением гуглит Чонин, а потом резко убирает телефон в карман кожанки, — пс, ребят, если продать одну из них, мы купим себе SM Entertainment, заставим их выпустить нас как рок-группу, и ещё на полную смену инструментов хватит. — А если продадим все? — вдруг подключается к этой идее Чанёль. Всяко лучше пустого разглядывания стекла. Чонин широко улыбается, представляя себе и…ломается. Потому что такие несметные богатства невозможно представить даже на теории студенту, для которого 20.000 вон — уже много. Даже у Дональд Пака Дака не было таких денег. — Прекратите, на нас уже охранники косятся, — не слишком громко говорит Чондэ, давая им лёгкие подзатыльники. На щеках выступает очаровательная розовинка. Сейчас по нему и не скажешь, какие трюки он может выполнять своим голосом на сцене. Сама простота, а на деле монстр с козырями в рукаве. Он взглядом ищет Сехуна, надеясь на поддержку младшего, но тот стоит в другом углу зала, образуя свой эмо-уголок. Почему парень привёл их сюда, если далёк от всего этого и явно не рад пребыванию здесь, остаётся только догадываться. Хотя, думается Дэ, что это как-то связано с тем обаятельным мальчишкой, что назвал их гитариста "Чонином". Недо-Чонин просто отстранился от всего. Он вглядывается в иконы, пытаясь понять, почему людям нравится смотреть на изображения Святых, которые придумали сами люди, но у него плохо получается. И от собственной беспомощности ему немного тяжко. По сути дела, он далеко не тупой. Но, кажется, мозги просто поплавились после встречи с Бэкхёном. — Красиво, правда? — даже по голосу Сехун может представить эту улыбку. — А, да, очень, — он решает не задавать лишних вопросов и не спрашивать, что может быть такого прекрасного в старых рисунках, если можно нарисовать новые и лучше. Бэкхёну виднее. Кому угодно виднее, кроме О и его компании. — На самом деле, мой друг — художник, а я пришёл с ним за компанию, — делится Бён, — но оказалось, что и мне интересно посмотреть. Сехун не уверен, стоит ли ему быть безумно благодарным тому другу или же возненавидеть его и желать ему только одного: попасть на последний круг ада. Потому что с одной стороны, из-за этого человека он лицезреет лики Святых, а не Рами Малека; а с другой, он может провести время с Бэкхёном вне церкви. Эта встреча делает их на сотню шагов ближе, правда ведь? Нет, всё-таки в дальнейшем надо будет поклониться тому парню и подарить ему в службу кого-нибудь из друзей. Чонин определенно подойдёт за все свои грехи. Не захотел помогать? Ну, значит, смирись, c'est la vie. Рокер еле слышно выдыхая, надеясь, что не отпугивает Бэкхёна своей угрюмостью: сделать лицо попроще не получается, он никогда не был силён в эмоциях. Зато у самого певца их хоть отбавляй. — Чонин, а не хочешь потом сходить выпить кофе? Я знаю место, где подают вкусный латте, — внезапно предлагает его ангел с лёгкой улыбкой. Плевать, что Сехун ненавидит всё кофейное. Он кивает, как болванчик. Да, да и ещё сотню раз "да". Упустить такую возможность? Не в этой жизни. — Твой друг пойдёт с нами? — на всякий случай, уточняет он. Не исключено, что у него как раз появится возможность отдать Кима в рабство. — О, нет, Су уже потерян для общества. Разговаривает с организатором выставки, а это надолго, — улыбается он, — а твои друзья? — Прониклись, — объясняет Сехун одним словом, намекая, что ребята останутся тут. Правда сами они ещё об этом не знают. Он слышит тихий понимающий смех, от которого в животе начинают трепетать не только бабочки, но и все насекомые с крылышками. От этого трепета на секунду хочется застрелиться: что он с ним творит? Очевидно, что Бэкхён не знает, да и не может знать, что происходит внутри "парня-актёра". Он не пытается казаться кем-то другим, он такой настоящий. Ему нет смысла играть. У самого Сехуна, правда, тоже. А жопа, в которой он оказался, образовалась только из-за его глупости, а не желания пустить пыль в глаза. О честно хотел быть честным, но переживания то и дело очень не вовремя перекрывали всю картину перед взором. Как и сейчас. Что, если он испугается его? Если не примет неверующего, немногословного, местами глупого рокера-О Сехуна? Что, если этот Ангел возненавидит его за ложь? Это страшно. И, главная проблема, что гитарист понятия не имеет, что преувеличивает. — Бэкхён, — проговаривает брюнет, немного повернувшись к парню. Кровь бурлит от волнения. Велика вероятность, что он задохнётся от переизбытка эмоций раньше, чем выскажет всё, что хочет. — Я врал. По правде говоря, я ни черта не смыслю в религии, песнопениях, иконах и прочем, — он понимает, что еще немного и исчерпает свой лимит слов, — и в церковь меня притащила мама, чтобы приобщить к высокому. Меня зовут Сехун. И главное, я не актёр, а рок-музыкант. Язык несколько горит, а колени грозятся жестко подставить своего хозяина. О, действительно, хочет верить, что произнёс признание вслух. В противном случае, он уже никогда не сможет рассказать правду: не хватит смелости. Которой до встречи с Бэкхёном у него было через край. Раньше он бы не сомневался, если бы захотел закадрить какую-то девчонку или парня. Хвастаться нехорошо, но люди охотно соглашались сходить с ним на свидание. Можно сказать, что, по большей части, вообще предлагали первыми. Вот только Бэкхён — не они. Он особенный. Никто и никогда раньше не пробуждал в Сехуне таких чувств. Сколько он ни пытается вспомнить подобный случай, не получается. Быть может, это первый и последний раз, когда он испытывает такие убийственные эмоции, толкающие на безрассудные действия. Возможно, О больше никогда не сможет пройтись по этому пути. — Я знаю, что ты не "Чонин". И что ты никакой не актёр. Заходящееся в бешеном ритме сердце в одну секунду останавливается и камнем падает вниз. Ась? — Твоя мама пришла сказать "спасибо" в прошлое воскресенье. От всего сердца благодарила, что я наставил её любимого сына, Сехуна, на путь истинный, что его друзья-наркоманы совсем плохо на него влияют, и музыку они все слушают странную, дьявольскую. По этому описанию я даже не сразу разобрал тебя, — несколько виновато проговаривает русоволосый паренёк, неловко почёсывая щеку. В голове рокера медленно пролетает перекати поле. — Почему ты не поправил меня? Да и имя..., — Бён непонимающе смотрит на взволнованного брюнета. Кто бы, кто бы знал ответы на эти вопросы. Почему он сразу не упомянул, хотя бы просто тот факт, что любит музыку потяжелее? Почему хотел услышать своё имя в исполнении голоса этого парня, а представился именем лучшего друга? Почему не объяснил, что клал он на всё, что связано с верой, и что вообще в этом не разбирается? Что ж, пожалуй, ответ есть. И он только один: — Ты мне нравишься, Бэкхён. Дитя Света удивлённо охает, распахивая глаза. Это первый раз, когда О видит его таким изумлённым, определённо сражённым признанием. Так он должен был отреагировать ещё при их первом разговоре. Именно так, и никак иначе. — То есть, те слова про ангела, который упал с неба и... другие фразы?… Сехун не отвечает, просто отводит взгляд в сторону. Надо признаться, это было до абсурда тупо, да. — Прости. А что ещё можно сказать? Кровь приливает к щекам певца церковного хора, и он в ту же минуту прикладывает руки к щекам, опуская голову. Он в ступоре, и то ли не может решиться, как послать этого ненормального человека, то ли подбирает нужные слова, чтобы уйти и никогда не встречаться с ним. О лелеет надежду на то, что ему всё-таки просто мягко откажут и не разобьют сердце вдребезги. Во-первых, Чанёль не станет помогать ему писать сопливые песни о неразделённой любви, а, во-вторых, ему ещё с этим самым сердцем как-то существовать. Собравшись с духом, Бэкхён, наконец, берёт слово: — Не понимаю, почему твоя мама считает, что ты на пути Дьявола. По мне так, ты очень милый и забавный, — чуть пухлые губы растягиваются в смущённой улыбке. Ему все ещё очень неудобно, — не стану скрывать, ты мне тоже симпатичен, Сехун. Однако я не так идеален, как ты считаешь. Во мне тоже есть недостатки, и я не такой добрый и всепрощающий. Я умею злиться и печалиться. Я обычный человек и уж точно никакой не ангел. О верит и не верит в эти слова одновременно. Он же верно расслышал его, да? — Но если я правда нравлюсь тебе, то... Сехун подаётся несколько вперёд и, чуть наклонившись, прикасается губами к алеющей щеке Бэкхёна. Тот от неожиданности отступает, поджимая губы и загнанно бегая взглядом по чужому лицу. Это было неожиданно. Для самого брюнета в том числе. — Ананас. Эм, в смысле, правда, — отвечает парень, прикусывая язык. За пять минут идиотизм не лечится, — я точно знаю, что влюблён в тебя. Потому что уже давно сходит с ума по парню, которого услышал в церкви. Потому что не может человек чувствовать такую ломку из-за обычного телесного влечения или чего-то вроде этого. О крошится с той самой субботы, как в первый раз пришёл на службу, и никак не может это изменить. Да и не сильно старается. Зачем? Бэкхён, спустя мгновения, облегчённо смеётся, нерешительно трепля рокера по крашеной шевелюре. Тот сначала недовольно жмурится, а затем расслабляется и, кажется, даже мурчит. Но это вряд ли. О Сехун — заядлый рокер с непроницаемым лицом, из-за которого люди боятся к нему подходить, но в тайне восхищаются им. Бён Бэкхён — вокалист в церковном хоре, обладающий волшебным голосом и по-настоящему ангельской внешностью. У них не было ничего общего и, казалось, не могло быть. — Познакомишь меня со своими "друзьями-наркоманами"? — внезапно спрашивает это чудо. Интересно, что ещё Бэкхёну наговорила его родная мать? — Сначала с Алисой. Она жаждет вашего знакомства, — Сехун впервые позволяет лёгкой, искренней улыбке выступить на губах. Они абсолютно разные. Они не понимают вкусов друг друга, имеют разные круги общения и даже выглядят совершенно по-разному. Как инь и ян. Но они хотят узнать друг друга, понемногу делают шаги навстречу, надеясь пересечься где-то на середине пути и уверенно произнести "Я люблю тебя". Пускай это будет не сейчас, пускай они столкнутся с чужим непониманием или даже осуждением — всё это обязательно будет, — но не стоит забивать этим голову заранее. А до тех пор Сехун будет с нетерпением ждать того момента, когда сможет свободно сказать: "О, мой Бён Бэкхён".

— Увидимся в субботу?