oh my my

Мама, откровенно говоря, приходит в тихий шок, когда Бэкхён подбегает к Сехуну после службы через неделю. Она даже пару раз промаргивается, потому что знает: у её сына таких друзей нет. Она бы запомнила и молилась за здоровье этого мальчика, хотя бы по той причине, что подобный ему общается с её невозможным сыном. Скорее всего, он просто подошёл сказать, что в этой одежде из Тартара в церковь нельзя и затем выпроводить её дражайшую кровиночку отсюда. Да-да, точно. — Привет! — с ходу начинает его ангел, и внутри всё переворачивается. Он же ему это сказал, да? — рад, что ты и сегодня пришёл, у меня как раз была важная партия. Как продвигаются репетиции? — Нормально, — боже, надо сказать ему, что он не актёр. Сейчас или никогда, — ищу сейчас партнера для репетиции лю..кхм...любовной сцены. Я не очень хорош в этом. Что ж, никогда так никогда. Нет проблем. — О, помнится ты опробовал фразы из сценария на мне пару недель назад, — озадачивается он, чуть прикусывая губу, — у тебя неплохо получалось. Уверен, немного потренируешься и точно получишь роль. Нет, Бэкхён. Именно потому, что ты так решил, получилось всё невыносимо плохо и отвратительно. Иначе кто бы вообще пришёл к такому выводу? — Кстати, как тебя зовут? — вдруг задает вопрос Бэкхён, вскинув голову на него. Их разница в росте умилительна настолько, что Сехун практически теряет привычно угрюмое выражение лица. Ещё немного, и он просто не выдержит. — Сехун…— в мозгу что-то внезапно щелкает, и он прикусывает язык, — …ду. В смысле, секунду, — матерясь про себя, парень опускается вниз и перевязывает не развязанный шнурок. Внутри рокера всё превращается в лютый хаос, потому что, наконец, они представятся друг другу. Наконец, Бэкхён узнает его имя и произнесёт его своим чарующим голосом. И он абсолютно точно будет виноват, если после этого придётся отпевать гитариста: О может и не выдержать такого удара. Один, два, три, выдохнул, представился по-человечески. Хороший план, осталось только претворить его в жизнь. Выровнявшись, он медленно протягивает подрагивающую руку для знакомства, стараясь выдавить из себя ту улыбку, от которой фанатки их группы начинают визжать во время выступления. — Чонин. Ким Чонин. — Вау, имя для настоящей знаменитости, — искренне проговаривает певец и охотно пожимает руку в ответ, — а я — Бён Бэкхён. Приятно познакомиться, Чонин. Чо-что?... Стоп. Он что. Представился. КИМ ЧОНИНОМ? В следующую секунду, пока Сехун судорожно соображает, что натворил, Бэкхёна окликивает кто-то из хора, вынуждая его в тот же момент покинуть общество О, тихо извинившись. Оставшись стоять в гордом одиночестве, он находит мать, неподалёку молящуюся за здравие некого "Кён Тэхёна", и негромко интересуется: — Мам, а имя и фамилию в паспорте быстро меняют? — Нет, — зная, к чему ведёт сын, отвечает она. — Хочу срочно поменять их. О Сехун — отвратительно. Я не смогу стать знаменитым с ним. А вот Ким Чонин — круто звучит. Ведь так? Умоляю, скажи, что так. Женщина молчит, а потом тяжко выдыхает, но ничего не отвечает. Где же она прогадала в его воспитании? В какой момент всё пошло под откос? То, что её сын — идиот, она узнала уже давно. *** До следующей субботы нормально дожить не получается. Сехун вспоминает своё фантастическое фиаско каждую минуту: даже всерьёз спрашивает у Чондэ о том домишко в деревне, сколько стоят там коммунальные услуги и просит Кая (ака Ким Чонина) поменяться паспортом. Мол, вопрос жизни и смерти. Но ребята начинают беспокоиться только когда вместо любимых AC/DC, их макнэ случайно включает на разогреве церковные песнопения. И молча дослушивает запись до конца, делая вид, что так и должно быть. Что творится в голове О Сехуна перестают понимать и его друзья. А это огромная проблема, потому что если это так, то связь гитариста с миром полностью утеряна. Кто, если не они? С Бэкхёном он, чисто случайно, пересекается в кофейне неподалёку от университета в четверг. В тот момент, когда защищён меньше всего и не ожидает от судьбы подобной подлянки. — Чонин? Он несколько вздрагивает, замечая удивлённый взгляд бариста, пишущего на стаканчике "Сехун". Губами тот проговаривает "Чонин" и "Сехун", но у этих имён из общего только буква "н". А его клиент точно назвал второе. Поглубже вдохнув, любитель рока поворачивается, чтобы в тот же момент буквально растаять под взглядом тёплых глаз. Его ангел сегодня в обычной одежде, которая отнюдь не лишает его неземного шарма: белая толстовка, мешком висящая на нём, светлые джинсы, несколько коротковатые для него, и удобные синие кроссовки на ногах. Он всё так же прекрасен. И это их первая встреча вне церкви. Сехун отмечает пятое апреля красным цветом в выдуманном календаре и с ужасом понимает, что уже скоро сто дней с того дня, как он познакомился с своим ангелом. Правда, что он должен делать с этой информацией О и сам не понимает. — Какая встреча! Тоже идёшь на выставку икон неподалёку? Конечно. Аж сто раз "да". В центре города же делать нечего, как ходить по подобным мероприятиям. — Ага. Как раз жду друзей. — Друзей-актёров? — наивно уточняет Бэкхён. "Друзей-наркоманов и друзей-развратников!" — звучит в голове с усмешкой укоризненный голос матери. — Угу. И, в целом-то, кого волнует, что за столиком в метре от них сидят эти "друзья-актёры" с глазами шире, чем у Сейлор Мун из девяностых. Для них слишком много новой и неожиданной информации о себе и об их друге. — Кстати, как продвигаются репетиции? Может, помощь нужна? — Всё хорошо, — какой же всё-таки он заботливый. Гитарист уже успел триста раз умереть от умиления: а ведь они знакомы всего ничего, — спасибо. Бэкхён лучезарно улыбается и, счастливо протянув "скоро встретимся", идёт вглубь зала к темноволосому пареньку за столик. Тот что-то говорит ему, а его Ангел звонко смеётся, начиная что-то эмоционально рассказывать. И почему каждый раз кажется, что этот парень светится всё сильнее? Куда уж сильнее, боже? Забирая со столешницы стакан с целым рядом надписей чёрным маркером "Сехун Чонин ЧоХун", он благодарно кивает бедному бариста и направляется к друзьям-актёрам. Ну, в принципе, они вполне профессионально играют незаинтересованность во всём происходящем. Он почти восхищён. Тем не менее продолжается это недолго, пока один из них не открывает рот: — Сехун… — Не спрашивай, — мрачно кидает вышеназванный и садится за стол. — Нет, я всё-таки спрошу, — не отступает Чонин, — какого хрена? О молчит, усердно делая вид, что не услышал. А ведь если бы тот отдал свой паспорт, узнал бы всё, что беспокоит его лучшего друга. Сам упустил эту возможность. Нужно было всего лишь махнуться именем и фамилией, жадина. — Сегодня мы не пойдём на "Богемскую рапсодию", — информирует парней Сехун, мастерски игнорируя лучшего друга. Перебьётся. В глазах рослого барабанщика, сидящего напротив, отражается подлинное негодование. — Эй, скоро фильм снимут с проката, а мы ещё и десяти раз не посмотрели. Куда ты собрался? Это же святое, мелкий! Он безразлично снимает крышку со стакана и специальной палочкой начинает размешивать милкшейк. Вот именно. Да простит его Фредди, Рапсодию они смотрели уже восемь раз: с озвучкой, с субтитрами, без субтитров, ещё раз с озвучкой, с английскими субтитрами, с ивритскими субтитрами, с немецкой озвучкой, последний раз был вообще наполовину без звука. — Мы идём на выставку икон, — возвещает он, прекращая махинации с напитком и делая первый глоток. И где уж Чанёль, да и все остальные, найдут нечто более святое, чем иконы?