не вернусь

      Рождество приходит к ним, подобно чуду — Ривердейл, такой сумасшедший и мрачный, вдруг преображается, и готовиться к Рождеству, гирлянды светят неоном во тьме и Вероника словно в Нью-Йорк возвращается.       Только, вот, в Ривердейле ей проще, ей лучше — она не стервозная сука теперь, и она свободная, и рядом с ней Арчи, ловящий её в самый ответственный момент — Вероника поскальзывается на льду и он её ловит.       Арчи такой прекрасный, такой милый и чистый, Вероника чувствует, что это любовь.       Вероника чувствует, что это любовь, Вероника чувствует, что это то, ради чего стоило оставить Нью-Йорк позади.       — Ронни… — шепчет Арчи, глядя ей в глаза.       — Да, Арч? — шепчет в ответ Вероника.       И вроде шептать не нужно, но, кажется, громкая речь разрушит весь этот момент, испортит всё, спугнёт волшебство.       — А у тебя снежинки на ресницах.       Арчи улыбается, и этот момент кажется Веронике нереальным, не настоящим, и, может быть, весь этот момент — сплошной сон, может быть, это всё не настоящее, может быть, всё вот-вот исчезнет.       — Это хорошо или плохо? — негромко смеётся Вероника.       — Определённо хорошо, — усмехается Арчи, — Ты так прекрасна, Ронни.       Он смотрит ей в глаза, и блики от гирлянд танцуют в его глазах так прекрасно, так правильно, что Веронике время остановить хочется.       Она в рождественское чудо не верит, его не существует, это всё выдумки для детей, чуда не бывает.       Но сейчас Вероника в одном уверена точно — Арчи её рождественское чудо.       — Люблю тебя, Арчи.       Она улыбается, и сейчас точно уверена в том, что признание в любви в канун Рождества — определённо лучшее.       — А я тебя.       Они поднимают глаза к крыше дома, и над их головами висит омела, и Вероника смеётся.       — Это ты её туда повесил, да?       Арчи кивает и смеётся в ответ.       — Это будет твой подарок.       А затем он целует её.       И это Рождество определённо лучшее.