Ever since we met

      — Сколько, вы говорите, ей лет?       Саше неловко стоять тут, с ладонью матери на макушке. Перед ней — женщина, которая будет о ней заботиться в ближайшие полгода. Родителям правда очень нужно уехать, и повезло, что мамина знакомая порекомендовала ей подобный выход. Что-то вроде временной опеки, на самом деле, не худший выход. Правда, она подозревает, что вовсе не в поездке дело, а в том, что месяц назад они ее застукали, разделяющей по косточкам маленькое тельце лягушки.       — Одиннадцать. Вы не волнуйтесь, Сашенька у нас тихая, — Яна поглаживает дочь по голове. Саша и правда тихая, примерная, с большими глазищами — зыркнула и опустила — с тугими косичками и без всяких там царапин и следов грязи, в которых постоянно мальчишки. — Да и к тому же, вы же знаете, девочки в этом возрасте, у них только одно на уме.       — Мальчики? — уточняет Елена. Яна улыбается, и чудится в ее улыбке какая-то снисходительность, но лишь на долю секунды — на самом деле там лишь вежливость, определенно.       — Учеба, — поправляет она.       «Жертвоприношения», мысленно добавляет Саша. «Пока что незначительные. Пока не подрасту.»       Елене об этом, конечно, лучше не знать, как лучше было бы не знать и родителям, но уже ничего не поделаешь. У нее есть сын, об этом она уже знает — мама настоятельно советовала с ним подружиться, наверняка надеялась, что Ваня сможет ее исправить. Вряд ли это поможет, вряд ли хоть что-то поможет сделать ее такой, как остальные, думает Саша. Остальные скучные и неинтересные, и что-то подсказывает ей, что их не тянет сделать что-нибудь такое, отчего бы мама завизжала, как тогда, от той лягушки. Она это называет жертвоприношениями — кому она приносит жертвы, и как это делается, она, на самом деле, не в курсе. Просто пришло слово и осталось в голове, и что уж тут поделаешь?       — И что тебе больше всего нравится? — у Елены, когда она улыбается, милые морщинки вокруг глаз, и она кажется доброй тетушкой из хороших сказок, тех, после которых ощущение, что тебя завернули в теплый плед и дали в руки чашку с какао. В общем, хорошо в меру. — Из школьных предметов, в смысле.       — Биология и анатомия, — бестрепетно и без пауз отвечает она. — Мы еще не дошли, правда, в школе, но мне интересно.       Ей интересно, она может сидеть часами за книгами, изучая это все. Когда-то, думает она, ей это понадобится, сейчас знания остаются чисто теоретическими. Пока что. А будущая опекунша кивает довольно, ладонь ей на плечо опуская, и почему-то не кажется эта ладонь чужеродной и неправильной.       — Документы в сумке? — уточняет она. Сумка только одна, зато несколько чемоданов, и Саша правда надеется, что ей будет где разложить все эти вещи. Яна кивает. — Тогда можете прощаться. Сашенька, потом я тебе покажу твою комнату.       Прощание смазанным выходит: мама будто боится ее крепче обнять, Саша уже даже не обижается на это. Да и смысл обижаться? На обиженных, она знает, воду возят, лучше сразу начинать план мести продумывать. А родителям она мстить не собирается, даже не знает, за что бы. Им так спокойнее, а ей так… ну, остается надеяться, что будет легче. Будет ли проще прятаться от временной опекунши, чем от родителей? Она по коридорам идет — дом, снаружи вроде бы не особо большим казавшийся, оказывается больше внутри — и даже не успевает испугаться, когда из ниоткуда на ее плечо ложится ладонь, лишь, за долю секунды сообразив, куда и как, резко ударяет назад и вбок, и лишь затем оборачивается. Там, за ее спиной, мальчишка, с буйной копной темных волос и разбитыми коленками, и ее удар, кажется, пришелся ему прямо в солнечное сплетение, как она и думала.       — Ну ты дикая, — смеется он сквозь силу, разгибаясь. Саша брови едва заметно приподнимает, так и стоит, спокойно на него взирая. — Ма, это и есть та новенькая девчонка?       — Сколько тебя раз учить, Вань, — вздыхает Елена, остановившаяся почти сразу с ней, — с незнакомыми людьми надо быть вежливым, а не пытаться их напугать.       — Они обычно забавно визжат, а не дерутся сразу, — оправдывается Ваня. Руку ей протягивает. — Мир?       — Я с тобой и не воевала, — она улыбается уголками губ, его ладонь пожимая. — Саша. Ты Ваня, я уже знаю.       «Если бы я с тобой воевала», думает она, «не факт, что это бы закончилось для тебя добром.»       Впрочем, она не собирается, по крайней мере, пока что. В конце концов, он ей, как минимум, не неприятен.