Черная полоса

Я помню, как это начиналось. Помню все почти до каждой маленькой детали. Особенно я помню те чувства и эмоции, что заставляли меня глупо улыбаться во весь рот и те, от которых я умирала душой, от которых ревела поздними ночами, крепко закрывая рот руками, чтобы никто не услышал мой дикий, полный сожаления и беспомощности крик. Возможно, именно тот день, что так сильно вписался в мою память, послужил началом этого кошмара. Ведь неспроста именно он оставил в моей душе счастливый отпечаток, не зря ведь именно этот день был таким сказочно солнечным, а после него на небе были видны лишь сгустки темно-серых туч… Тогда уже рано светлело и солнечный свет, проникающий через любую щелочку расписных занавесок, закрывающих старые продувающие окна, мешал спать. Погода была неожиданно теплой для последних деньков весны того года. И уже с утра пораньше мы сидели друг напротив друга за маленьким квадратным столиком в саду прибрежной дачи. Сидели, все еще жутко сонные и неумытые, попивая недавно заваренный чай вприкуску с рассыпным печеньем. Это было поистине волшебно: слышать щебетание весенних птиц, слышать то, как они все больше слетаются на старом, еще даже не распустившем свои зеленые почки дереве, кончиком уха чувствовать, как мимо пролетает жучок, быстро-быстро машущий своими хрупкими крылышками, ощущать аромат влажной от росы травы, смешанный со сладким привкусом дачных тюльпанов. Я прикрыла глаза, чтобы еще больше насладиться обдувающим ветерком, от которого по коже пробегали мурашки. — Жизнь прекрасна, — вдруг произнесла я, вдыхая полной грудью свежий воздух майского утра. — Ты, случаем, не заболела? — спросил у меня сидящий напротив парень. — Нет, — не раскрывая глаз, я довольно улыбнулась и, вытягивая руки в разные стороны, облокотилась на спинку старого, пыльного дивана. — Чего ты так удивился? — Жизнь в России — уже полное дерьмо, — недовольно произнес парень, запивая свою любимую фразу уже остывшим чаем, — А ты своей жизнью и так не всегда довольна, а тут выдаешь такое, — он снова сделал еще один глоток, опустив взгляд в стеклянную кружку. — Вот я и подумал, что ты бредешь. Несколько секунд безмолвной тишины прерывались лишь шумом зеленых листьев, меж которых проносился прохладный речной ветер. Эти несколько секунд я наслаждалась природой и весенним утром, но понимала, что должна была что-то ему ответить. Потому я отлипла от спинки дивана и, еще раз потянувшись, вытягивая ноги все дальше вперед, налегла локтями на стол. — Сегодня я очень счастлива потому, что ты со мной, — я разлепила сонные глаза и посмотрела на сидящего передо мной человека, — И нам никто не мешает, — добавила я и ждала хотя бы его смущающейся улыбки. В ответ парень не сказал ни слова, он лишь поставил прозрачный стакан на дырчатую от старости скатерть и хмуро уставился на меня. В тот момент я почувствовала какую-то холодность и равнодушие, хотя прекрасно знала, что все, что я сейчас себе напридумывала, — не правда. Но мне очень хотелось обратить на себя внимание, хотелось услышать такой же красивый и полный любви ответ на мои ванильные, но искренние слова. — Рома… — устало промычала я, оттягивая скромную улыбку, стараясь казаться милым ребенком. — Что? — спросил он, отклонившись назад на деревянную спинку стула и уложив руки в области живота. — Ты меня любишь? — задала я этот глупый вопрос, уже заранее зная на него ответ. И зная не только ответ, но и насколько эта любовь сильна. Но именно в тот момент я хотела это услышать, хотела показаться нужной тому человеку, ведь я была счастлива в то утро, как никогда раньше и даже не знала, почему именно сегодня. Мне очень нужно было разделить это счастье с ним, но он не отвечал мне взаимностью, потому я забеспокоилась за его часто изменчивое настроение. Ведь если сейчас не искоренить все возможные причины его недоброго утра, то и день, скорее всего, будет хмурым, как и лицо, сидящего напротив меня человека. — Люблю, конечно, — ответил Рома, потягиваясь руками и ногами в разные стороны. — Что еще за вопросы такие? — он вновь уставился на меня. Наконец в его взгляде прослеживалась нежность и искренность; в его глазах я видела себя, сидящую напротив со сгорбившейся спиной, и видела бегающие солнечные блики. Я с облегчением выдохнула, светясь и душой и телом от счастья, от того, что можно ненадолго забыть обо всем плохом и не бояться того, что могло бы испортить этот прекрасный день. Рома встал, попутно собирая со стола все, что мог бы унести в руках: — Давай, помогай…нам еще умываться идти, — теперь он выглядел более веселым и энергичным. Я послушно встала из-за стола и полная радости, скача и вертясь, словно непоседливый ребенок, подобрала остатки посуды и побежала вслед за ним. Теперь даже воздух казался более легким и тучи, что могли бы взойти уже в тот самый день, молниеносно разошлись, и тревога ушла из моей души… Почему же этот день остался таким значимым для меня? Он практически ничем не отличался от других дней, проведенных с Ромой, моим любимым и единственным, с тем, у кого я могла укрыться от всех бед и горестей, просто прижавшись к его груди. Мы все так же, как и в любой проведенный вместе день того сказочного года, шутили и смеялись, по-детски дурачились, переворачивая постель вверх дном, или бегали друг за дружкой, вереща, как ненормальные. Дрались подушками, и в каждой драке я все равно оказывалась в проигрыше, ведь куда мне — маленькой, хрупкой девушке — тягаться с уже бородатым, 20-летним мужчиной. После каждого налета подушки, я падала на кровать, не в силах даже пошевелиться, пыталась отдышаться и отбиться, но на меня прилетала еще одна и я вновь визжала, словно меня убивают, хотя это и вправду было немного больно. Кто-то назовет это жестоким, но зато нам было нескончаемо весело и хорошо вместе. К тому же я каждый раз мстила ему за все свои обессилевшие валяния и крики о прекращении этого абсурда: «Ну, ты ведь сильнее, как ты можешь этим пользоваться?! Бессовестный!», когда в ванной переключала ему воду с теплой на холодную или могла махнуть со всей силой рукой, попав ладонью по его ягодицам и наслаждаться в тот момент очень громким шлепком и его девчачьими верещаниями, а самое главное чувствовать сладкую победу. Победу, после которой меня вновь ждало наказание, когда он скручивал меня так, что я не могла пошевелиться, и затем тащил в комнату, закрывая за собой дверь, и я не могла ее отпереть. Это было очень мило, хоть и немного пошло: когда мы уже в более спокойной обстановке, пересматривая полюбившийся боевик или начиная с чего-нибудь новенького, вроде сопливых сериалов, где на самых слезоточивых моментах я и вправду ревела, как маленькая, прижимаясь к его теплому, мужскому телу, а он, не боящийся никакого закона, маньяк, пользовался моментом и налегал на меня всем своим весом и, не давая отдышаться, зацеловывал, прокрадываясь пальцами под одежду. Тот день действительно был незабываемым, тогда нам никто не мешал, никто из родных не названивал мне каждые полтора часа, чтобы узнать все ли у меня хорошо. Но разве в тот момент мне могло быть плохо? И все же, даже в то время, я все еще помнила о том, что вместе нам осталось совсем недолго, что скоро мы разлучимся на целый, тянущийся настоящую вечность, год. И кто знал, что могло бы случиться за эти 12 месяцев, за время, что он будет в армии… — Ты ведь будешь меня ждать? — спрашивал меня Рома, последние несколько дней подряд. — Конечно, буду, — отвечала я, глядя ему в самые глаза. — Зачем ты снова это спрашиваешь? — я нежно обнимала его за шею и ворошила волосы на его макушке, — Ты сомневаешься в моей любви? — Нет, я просто беспокоюсь, вдруг ты встретишь за это время кого-нибудь получше… — каждый раз он повторял этот ответ на мои все те же, только слегка перефразированные вопросы. А я каждый раз говорила: — Лучше тебя все равно не найти, — и пусть даже это было слишком шаблонно, слишком ванильно и «так говорит каждый влюбленный своей половинке, но потом все равно находит утешение в других», мои слова шли от самого сердца и я и вправду не могла поверить, что бывают лучше. Этот диалог повторялся снова и снова, иногда даже по нескольку раз в день. Но в самый последний раз он принял другие обороты… — Я тебя обязательно дождусь, — повторяла я, пытаясь успокоить его, нервного и злого от одних только мыслей, что я с другим, и то были не пустые слова. Произнося их, я могла поклясться чем угодно, отказаться от всего, сделать все, лишь бы это доказать, но его ответ оказался слишком жестоким… — Все так говорят, а потом что? — раздраженно произнес он. — Мой друг, вон, пишет, что его девушка бросила буквально через неделю после его отправления. Это любовь такая или что? Теперь я не смогла сказать ни слова, да и что тут можно было еще сказать в свое оправдание, причем оправдываться мне даже еще было не в чем. Я не знала, как быть, после Роминых слов, я и сама в себе, кажется, начала сомневаться. Стала бояться, а вдруг я не такая уж и верная, не такая уж и правильная, каковой себя считаю. Рома еще немного помолчал и, не поворачивая на меня головы, все так же пялясь в экран телевизора, добавил: — И, кстати, если, когда я вернусь, твои родители продолжат выпендриваться и не отдадут мне тебя всю и полностью, мы с тобой расстаемся, ясно? — и теперь я осела совсем и буквально. На тот момент я была еще несовершеннолетней, мне должно было исполниться всего 17, осенью 12 октября. Мои родители были очень строгими и требовательными. Смотрели на мою успеваемость в школе, заставили учиться до 11 класса, чтобы сразу после обязательно поступила в ВУЗ и стала первоклассным юристом или хотя бы доктором каких-либо наук, как настаивала я из-за своей любви к медицине и чтобы найти хоть какой-то компромисс. Следили за каждым моим шагом, отсеивая всех мне нужных и ненужных, по их мнению, людей, влезая все время в мою личную жизнь, стараясь контролировать и дружбу и любовь. Так что это было настоящим чудом, что мама разрешила мне встречаться со взрослым мужчиной, еще и с безработным бездельником, который с горем пополам окончил 9 классов и поступил в какую-никакую «шарагу», так еще и будучи выходцем из очень бедной и необразованной семьи, где за место отца хозяйничает пьющий отчим. Сначала я думала это такое наказание, когда на первое же наше свидание нас встретила наша соседка, с которой мама моя очень тесно общалась и каждую неделю заходила к ней на чай. Был большой скандал, билась посуда и рвались мои тонкие нервы. Хорошо, что отец тогда был на работе и мама долгое время еще меня прикрывала, когда все-таки «по дурости своей» разрешила мне быть вместе с любимым. Папа долго не мог смириться, но, по-мужски поговорив с Ромой, понял, что «парень он и вправду неплохой» и любит меня сильно и по-настоящему. Но даже после родительского благословения все было не так уж и просто. Были поставлены реальные условия, за нарушения которых прилетало нам с Ромой по голове и не один раз: «Ну, молодость все-таки…», — говорила моя бабушка, стараясь помочь нам оправдаться. В список тех условий входило и такое: «Свадьба обязательна, но только после того, как она закончит обучение, и жить вместе я вам пока не разрешаю, ждите ее 21-летия, молодой человек!» Именно поэтому слова Ромы в тот день были очень горькими для меня. Ведь, что я могла поделать, если такого было условие моих родителей. Они из поколения в поколение чтут старые традиции, и единственным способом обойти этот наказ было — разругаться с ними в пух и прах. Но я не могла себе того позволить, хоть и любила больше жизни Рому, родителей я любила не меньше. И что такого сложного в том, чтобы просто потерпеть эти пару лет, а потом быть абсолютно свободными в своих планах и решениях. С этими мыслями в голове меня взяла жуткая обида за его поведение: — Как же ты можешь так?!.. — произнесла я тихим, наполненным сожаления и горечи, голосом, еле сдерживая слезы. Больше никто ничего не сказал. Рома все также сидел на краю дивана, уставившись в экран, не поворачивая лица даже на захлопнувшуюся за его спиной дверь. Я просто убежала. Не хотела его видеть, смотреть в его большие, красивые глаза, слышать его голос, которым он произнес ту жестокую фразу. Мне больше не хотелось ничего. Я не знала, что делать теперь. И просто бежала. Бежала в потемках ночи, собирая грязь и лужи после дождя полу босыми ногами. Мчалась из последних сил сквозь свет уличных фонарей, сама не зная куда. По дороге роняя слезы на мокрый и без того асфальт, бежала, ища спасение в красивых мелькающих в моем взгляде звездах. « — Зачем он так?!» — спрашивала я саму себя. Бежала до тех пор, пока не услышала звук телефона…