Театр!

Seoul Starview Hall Вечер премьеры - 19:32-19:36 Свет в зале медленно погас, и гул публики стих. Несколько томительных секунд прошли в полной тишине и абсолютной темноте. Наконец раздался робкий, как будто неуверенный звук рояля. Над, а скорее, за крайней левой ложей партера, практически врезанной в сцену, загорелся тусклый, почти призрачный свет. В его молочной дымке стал виден женский силуэт. Ночь принесла облегчение, Во мраке не чувствуешь боль… Заворожённая публика позволила себе дружный вздох. Голос актрисы – любимицы нации Хёрин – никого не оставлял равнодушным. Да и просто от самой мысли, что вожделенная мечта поголовного большинства южнокорейских мужчин – совсем рядом, здесь, в нескольких метрах, у особо впечатлительных захватывало дух. А уж когда свет софитов включился на полную мощь и прекрасная Хёрин, восседающая в ложе подобно богине на вершине Олимпа, окружённая актёрами в золотых фраках, будто пажами, предстала перед публикой во всей своей красе… В эти часы смирения Явиться тебе позволь К роялю присоединились духовые и ударные. Считать меня можешь изменчивой, Но вспомни спустя года Все взгляды в зале были прикованы только к Хёрин, поэтому далеко не сразу, да и не все зрители заметили, как софиты высветили правый край одного из зрительских рядов в глубине зала. Прожекторы сфокусировались на молодом человеке в крайнем кресле, который потерянным, полным слёз взглядом обводил невидимую публику вокруг себя. Я была той единственной женщиной, Что с тобой оставалась всегда Молодой человек поднялся и вышел в проход вдоль рядов – свет последовал за ним. Тут уже окружающие начали бросать изумлённые взгляды на него, на его по-солдатски короткую стрижку, а в особенности на небрежно наброшенное ему на плечи пальто: на нём не трудно было разглядеть военные нашивки. Знатоки и те, кто удосужился изучить программку, вполне могли угадать, что отличия соответствуют рангам северокорейской армии. А ещё, согласно программке, звали молодого актёра До Кёнсу. Пусть тебя истощили сражения, Пусть потерям не видно числа К тому моменту, как Кёнсу появился в центральном проходе и направился к сцене, темп песни сменился и перешёл на быстрый и энергичный. Изменилась и мизансцена: теперь свет загорелся в полную силу, актёры в золотых фраках переместились в центр сцены, сверху на тросах спустились танцоры кордебалета в белых трико. Хёрин появилась на возвышении на заднем плане – в облегающем блестящем черном платье в пол, в головном уборе, украшенном чёрными перьями, сияющая и неотразимая. Я являлась тебе знамением Свет и веру тебе несла Кёнсу поднялся по ступенькам на сцену, тут же кто-то из танцоров освободил его от военной шинели. Оказалось, что под ней скрывался белоснежный костюм. Кёнсу двинулся навстречу Хёрин, окружённый вихрем танца. И когда ты достигнешь конца пути, Ты поймёшь. Не сейчас, но однажды. И вот она пела уже только ему. Кёнсу стоял спиной к залу, и его лица не было видно, но всё его тело как будто отзывалось на звук её голоса, на её слова... Даже если тяжёлое бремя нести, Жизнь без маски прожить Жизнь без маски прожить Жизнь без маски прожить может каждый... На последней ноте Хёрин чуть повернула корпус, призывно протягивая руку в сторону зала, слегка согнула в колене ногу, и усыпанное пайетками жгуче-чёрное платье распалось по разрезу, обнажая её бедро. До Кёнсу повернулся к публике и вздохнул: - К сожалению, прожить жизнь без маски невозможно… Зал снова погрузился в темноту.