Античный чароплёт. Том 2

Получен новый уровень Запоздало прочитал я пришедшее сообщение. — Надо будет вернуться, осмотреть повозки, — заметил я. — Там может быть что-то интересное. — В точку, — сосредоточенно кивнул Абтармахан, жёстко фиксируя пойманного эмушита непонятно откуда взявшимися верёвками. И где только успел прихватить?.. — Там наверняка есть как минимум деньги: они разграбили целую деревню. И хорошо, если только одну. — Это ведь мародёрство! — возмутилась Абхилаша. Мы удивлённо повернули к ней головы. — Что?.. — Это — военные трофеи, — пояснил Абтармахан. — И вообще, нельзя было поаккуратнее? — с отвращением пробурчал он. Немудрено. Судя по всему, Абхилаша приложила пленника чем-то, что унесло его в аналог страны Морфея, только связанной с сексом. Очень отчётливый запах спермы и слюни, текущие изо рта, были крайне неприятны. Омерзительны, я бы сказал. — Мне было не до нежностей, знаешь ли! — Судя по его состоянию, именно избыток твоей нежности мы сейчас и наблюдаем, — странно, попенял он вроде Абхилаше, а оплёванным себя чувствую я. С чего бы это? Наконец, пленник был связан. С садистским удовольствием брахман вытянул указательный палец. Его ноготь загорелся алым, вытянулся, создав острый кончик. Огненный коготь был медленно поднесён к уху эмушита. Резкое движение рукой, и шипящая скукожившаяся обожжёная мочка упала на землю. Кажется, окончательно его разбудила даже не боль, а собственный истошный вопль. Мальчишка (сложно мне воспринимать взрослым мужчиной пацана лет семнадцати) дёрнулся, забившись в путах. Хлёсткий удар ногой в бок оборвал его попытки освободиться, заставив уставиться на Абтармахана. Я машинально щёлкнул себя по горлу, с интересом наблюдая за происходящим. Абхилаша сморщилась и ушла за ближайшее деревце. — Абру'хтаж бали ронтахару? — вкрадчиво поинтересовался Абтармахан. — Тару ту хали братш! Ауркххх… — захрипел он, получив возникшей в руке Абтармахана плетью по лицу. Уродливый шрам-ожог и истошные вопли стали прекрасным началом беседы. — Мар'пхартар мо риши. Ронтхарташ барилулу… — с садисткой улыбкой Абтармахан безо всяких усилий схватил левой рукой голову пленника, удерживая её с лёгкостью. — Эй, мальчишка, ты умеешь лечить, — повернулся он ко мне. — Помнится, ты глаз кому-то вернул?.. — Было дело, — киваю. — Но это крайне сложно. — Неважно. Сможешь сделать так, чтобы он не сдох от боли? И сможешь убрать ему боль, когда я скажу? Чтобы мог отвечать? — Смогу, если ты не нанесёшь смертельных ранений, — на миг задумавшись, прикидываю количество маны. — И мне надо немного помедитировать. — Не надо, — подойдя ко мне, Абтармахан положил руку на правое плечо. Я ощутил, что он пытается передать мне энергию. Сопротивляться не стал. Видно было, что брахману плохо даётся это действо, но и мне было не легче. Пусть к приёму и передаче маны я довольно восприимчив, но эти психи из Храма и не пользовались чистой маной! В меня сейчас текла странная тягучая и плотная смесь магической энергии и жизненной силы, праны. Более того, при передаче Абтармахан поддерживал рваную пропорцию, отчего принимать это нечто становилось ещё сложнее. Духовные линии напрягались от пропуска столь непривычной силы, которая к тому же и жглась, будучи с немалой примесью маны, несущей след огненной стихии. — Хватит с тебя, — тяжело ухнул Адаалат-ка-Джаду, на миг сгорбившись и вытерев пот. — Да… Дай мне пару минут, — усаживаюсь на землю и концентрируюсь, не обращая внимания на подвывания рядом. Чтобы ощутить в себе что-то жгучее и сильное, плотное и тягучее, много усилий не требовалось. Куда сложнее было этим чем-то управлять. Духовная оболочка уже начала подстраивать этот ужас и пытаться трансформировать его во что-то более удобоваримое, но получалось у неё с трудом, а до завершения процесса было и вовсе далеко. Перво-наперво я разогнал собственную ману, заставляя её смешиваться с этой… субстанцией. Оттого, что мана была куда менее плотной, процесс шёл довольно непросто, но я не останавливался, напрягая духовные линии и прогоняя через них эту тягучую энергию. Сознание полностью отрешилось от всего, погрузившись в эту силу. Она была тяжёлой, мощной, горячей. Она буквально жгла напором и силой! Настоящая смесь подлинной жизненной энергии и пугающего пламени, испепеляющего и всепожирающего. С трудом мне удалось "приглушить" пламя и "рассеять" жизнь, сделав их менее плотными. Я постарался добавить лёгкость и разреженность, прохладу. Всё, что на моей памяти больше характерно для облачной маны. Вышло так себе. Когда я очнулся, просидев минуты три, то ощутил некую инертную субстанцию. Это была мана, но крайне непонятная и странная, да и по свойствам она от маны отличалась, кажется. Тем не менее, творить чары, основываясь на этой жуткой смеси, пожалуй, можно. Поднявшись и отряхнувшись, я кивнул Абтармахану. Тот только этого и ждал. Вновь появившийся огненный коготь медленно вошёл в глазницу, остановившись внутри глазного яблока кончиком и начав поворачиваться. Эмушит задёргался с нечеловеческой силой и заорал. Он почти мгновенно охрип, а заодно сломал себе некоторые кости, судя по хрусту. В попытке выбраться из чудовищной ловушки, он явно выворачивал суставы. Изо рта пошла кровь. Неужто зубы покрошил? Отстранившись, улыбающийся Адаалат-ка-Джаду кивнул мне. Первым делом я бросил заклинания паралича и малого исцеления. Отпущенный из цепкой хватки брахмана, "воин" неистово бился затылком о дерево. И будь оно несколько более прочным, то уже давно бы убил себя. Затем я начал начитывать заклинание избавления от боли. Повторил я его несколько раз, заодно кинув ещё два малых исцеления. Прожжёный глаз зарубцевался, как и ожог, но, разумеется, не восстановился. — Прекрасно, — кивнул брахман, глядя на трясущегося от пережитого эмушита. Тот был в глубочайшем шоке, его, что называется, колбасило. Он дёргался и дрожал, а в воздухе пахло теперь ещё и дерьмом. "Избавление от боли" просто заставляет неметь места, где, собственно, боль испытывается. Он ничего ими не чувствовал, но прекрасно понимал, что там. Вздохнув, я начитал ещё и протрезвляющее. У него много полезных эффектов, несмотря на омерзительные ощущения от действия. В том числе имеется лёгкие освежающее и успокоивающее воздействия. Не то чтобы парню это сильно помогло… Абтармахан наклонился ниже и зашипел что-то эмушиту в лицо. Замерев на секунду, он уставился на брахмана единственным целым глазом, а затем быстро-быстро заговорил, захлёбываясь и хрипя, благо исцеления слегка подлатали ему и горло, и зубы. Судя по ауре, чёрный не соврал ни во время разговора, ни когда отвечал на дополнительные вопросы. Удовлетворённо кивнув, Абтармахан совершил замысловатое движение ногами. На миг обратившись в огненный хвост, они проткнули пленнику грудь, оставив страшную обугленную рану. Оставшийся глаз эмушита мгновенно остекленел. — Что ты ему такого сказал? — поинтересовался я, нарушая неестественную после кончины главного источника шума тишину. — Сказал, что сделаю то же самое с его мошонкой, когда у него закончатся глаза, — весело хмыкнул Абтармахан, который заметно повеселел после допроса и теперь выглядел непринуждённо и даже в какой-то мере счастливо. На самом деле, могу его понять: пытки — хороший способ снять стресс. Тут главное — соблюсти два условия. Нужно ненавидеть того, кого пытают, и получить после пыток исключительно положительную информацию. Впрочем, для поднятия настроения достаточно выполнения даже одного. Я испытывал такой же душевный подъём после того, как пытал зеркальных карликов. Омерзительные твари, наипоганейшие. — Пошли осмотрим их повозки, — хмыкнул брахман весёлым тоном. За деревом мы нашли привалившуюся к стволу Абхилашу, недалеко от которой была лужа желчи. Рядом с ней валялся испачканный платок и пустая фляга. — А чего ты хотела? — жёстко бросил брахман. — Это реальный мир. Ты должна была понимать, что нас ждёт в этом путешествии. Не слушая его, она, медленно дрожа, встала и уткнулась мне в грудь. Вздохнув, приобнимаю её. Не то чтобы я хорошо умею успокавать женщин. Не то чтобы я вообще кого-то умею успокаивать… — Вот что, идите к лошадям, — вздохнул Абтармахан. — Я сам осмотрю повозки и вернусь. Заодно попробуй отловить коней, если кто убежал, — я кивнул головой, медленно, но настойчиво поведя Абхилашу в сторону, где мы оставили своих скакунов. Идти не слишком далеко, но и не близко: километра полтора-два. Её пустая фляжка, из которой остатки воды успели вылиться на землю, прыгнула мне в руку. Платок я забирать не стал: вряд ли он ей понадобится. За время пути она перестала трястись и подрагивать, взяв себя в руки, но отходить не спешила. К счастью, кони оказались все на месте, так что оставалось лишь поглаживать Абхилашу по волосам, да ждать Абтармахана. Не сказал бы, что испытываю к ней какие-то сильные чувства, но симпатию — однозначно. Опять же, депрессия и упадок духа у целой трети отряда — это критично. А Абхилаша, судя по показанному сегодня, полноценный член отряда. Не больше и не меньше. Абтармахан соизволил явиться лишь через час, таща за спиной довольно объёмный с виду мешок. Пройдя меж деревьев и кустов, он поставил свою ношу прямо перед нами, перестав насвистывать какую-то свою песенку. Его вид был довольно потешен. Настолько, что даже хмуро смотрящая на него женщина улыбнулась, пусть её улыбка и вышла весьма жалкой. Меж тем брахман развязал горловину, достал небольшие, но туго набитые мешочки поменьше, кинул нам. — Деньги, ваша доля, — пояснил он. Я не стал пересчитывать. Что-что, но вот некоторой порядочности или, возможно, чувства справедливости, честности у него не отнять. Он не стал бы воровать. Тем более, вряд ли там реально серьёзная сумма. — У нас теперь есть мёд, — продолжал доставать свои гостинцы он, выудив из мешка пару запечатанных глиняных горшков, — хорошее мясо, — увидев, как дёрнулась Абхилаша, он её тут же "успокоил": — Не человечина, я проверил. Но главное, — Абтармахан с торжественным видом, словно реликвию, показал какой-то бубен. Судя по ауре — из человеческой кожи. Но занимает меня сейчас не это… Звуки. От бубна шли звуки. Много-много тихих, но злых голосов, желающих убить, истребить, уничтожить всех, до кого смогут дотянуться. Они были в настоящей ярости, но не могли покинуть колдовской инструмент, на котором тусклыми тёмными неровными линиями виднелись выжженые рунические письмена. И я, кажется, знаю, кто автор. — Сколько там? — уточнила с интересом оживившаяся магесса. — Не знаю точно, но однозначно больше двух десятков. Скорее всего, около полусотни, точнее не скажу, — видя, что я хочу задать вопрос, он со вздохом пояснил. — В такие бубны, — он потряс предметом, — шаманы разных племён эмушитов заключают свои души. А ещё — души самых сильных и отважных воинов. Разумеется, после смерти. Чем старше такая вещь, тем она могущественнее. Они не подчиняются почти никому, не принадлежащему к племени. Передаются в качестве реликвий от предков к потомкам. Этот довольно старый и наверняка крайне важный. — Но ты же сам сказал, что там около полусотни духов максимум? — удивился я. — Они больше и не выдерживают, — пожал плечами брахман. — Поэтому внутрь заключаются только сильнейшие. Потеря такого бубна сильно ослабит одно из племён. Как и потеря трёх шаманов, четырёх учеников и стольких воинов! — довольно осклабился он. — И что будешь с ним делать? — с интересом киваю на бубен. — Уничтожишь? — Нет, кто-то из духов может сбежать. Они не только что умерли, долго подпитывались силой. Нечего плодить злобных тварей на землях Раджи. Отнесу в Храм, там есть умельцы: заключат в подземельях. — И много… Много у вас там… узников? — информация оказалась очень внезапной. — Уже и не упомнишь, — явно довольный произведённым впечатлением, протянул Абтармахан. — Мы пленяем духов, нечисть и умерших врагов не десять и не сто лет. Такой бубен даже я в руках держу не впервые, хотя этот крайне сильный, с могущественными духами и огромным их числом. А уж сколько их держали в руках мои товарищи до меня… "Лучше с Храмом по-серьёзному не связываться. Оказаться в заключении на века мне уж точно не хочется." — Значит, станет немного спокойнее, — облегчённо вздохнула Абхилаша. — Спокойнее? — Ты чужак, потому не знаешь. Но это не знать не зазорно. Такие реликвии крайне важны для племён черномазых, — начал пояснять благодушно настроенный брахман. — Их на крупное племя, таких сильных, не бывает больше десятка. Обычно — куда меньше. Более слабых бубнов, конечно, может быть куда больше, но на то они и более слабые. Обычно шаманы передают их в своих родах от отца к сыну. Реже — к дочери. Лишившись этого бубна, какое-то племя либо потеряло целый старый род шаманов, либо увидело сильное его ослабление. Сейчас там начнётся грызня за власть между другими родами. Да и гибель целого отряда воинов даром им не пройдёт. Как минимум в ближайшие несколько лет одно из племён будет занято и не сможет участвовать в серьёзных набегах. А ещё лучше, что этим племенем является такое наглое и дерзкое. Они действительно прошли по оврагам и чащобам. Как провели лошадей — ума не приложу, но после того, как они не вернутся, надеюсь, в следующий раз на такое осмелятся не скоро. Но мне стоит доложить об этом Радже по возвращении: пусть поставят дымную вышку и там. Казна не разорится на двоих дозорных, а мы не потеряем ещё одну деревню. — Зачем оставили такого большого трупного змея, ты не узнал? — Мальчишка не слишком много смог рассказать. Но, судя по его описаниям, главный шаман проводил ещё какие-то ритуалы. Этот засранец ничего не знает и не понимает, но я примерно представляю, что и как должны делать шаманы эмушитов. Здесь происходило что-то новенькое. Плохо. — Плохо, что они придумали новые трюки? — И это тоже. Но хуже, что они стали такими активными. За последний год уже две деревни. Слишком много это. Обычно полностью они целый посёлок не чаще раза в три-четыре года истребляют. Разбойничают больше. *** — Тужься, девка, тужься! — Йен зло смотрел на страдающую уже довольно долго время роженицу, которая никак не могла сделать единственное достойное в своей жизни деяние, на какое, по его мнению, только и годна любая женщина: родить ребёнка. В общем-то, процесс подходил к концу. Наконец акушерка перерезала пуповину, а старый демонолог взял наследника на руки. Мальчик. Прекрасно, род не прервётся. На всякий случай он кинул на ребёнка малое исцеление. Не то чтобы действие такого заклинания будет приятно маленькому живому комочку, но он и так орёт, словно его режут: пусть даже и завопит громче — старый Йен всё равно не заметит. Акушерка начала быстро заворачивать ребёнка в тряпьё, а демонолог задумался о своей старости. Что ни делай, а годы берут своё. Ещё лет двадцать, и он превратится в конченую развалину. Тридцать — и одряхлеет окончательно. И умрёт. Да, умрёт. К тому моменту этот мальчишка кровь из носу должен стать подмастерье. Максимум — тридцать пять лет. Большего Йен позволить ему не может. — Дайте… Дайте его… — удивлённо оглядев комнату на предмет поиска источника странного голоса, магистр остановил его на молодой матери, которая тянула уставшие и трясущиеся руки к свёртку с ребёнком. — Вот ещё, — брюзгливо фыркнул он, врезав по рукам своим жезлом. А затем, задумавшись в последний раз, решился и бросил слабенькое заклинание. Измученному организму хватило и такой малости, чтобы окончательно издохнуть. — Ох, что же делается, померла… — суетливо воскликнула повитуха, качая хнычущего мальчика. — Плевать. Дай ему сиську, — буркнул старик. — А… Господин, так у меня молока давно уже… — Дура! Её сиську дай! — раздражённо указал Йен на тело. — Так… Так мертва же… Господин маг… Да как же это… — Заткнись и делай! — рявкнул вконец обозлённый Йен. Рабыня не посмела ослушаться. Демонолог же раздражённо отметил, что надо будет всыпать дуре плетей. Затем его взгляд переместился на причмокивающего слюнявого младенца. Такой ритуал ещё при рождении должен усилить его талант к некромантии. Плевать на девчонку, роду нужен наследник. А мёртвая девка из рода лугаля мёртвого города за это — невысокая цена. К тому же род этого неудачника тоже не прервался. Он наоборот — гордиться должен, что его внук станет абгалем из семьи магистра. Хорошо, что Хорану хватило мозгов хотя бы зачать ребёнка. Жалко, не хватило сил победить. Тупой идиот. *** — Абтармахан, а расскажи о Храме? — В каком смысле? — удивился Адаалат-ка-Джаду. — Ну, как устроен, кто кому подчиняется, как проходит обучение и откуда берут учеников… Как возник, как относится к другим кудесникам... — Я похож на бродячего сказителя? — раздражённо обернулся Огненная Кобра. — Не похож, но нам всё равно делать нечего. Дорога спокойная, привал нескоро, ехать долго. Так почему нет? — приподнял я бровь. За прошедшее время мы успели основательно приблизиться к горам. Собственно, мы уже в предгорьях. Недавно миновали деревеньку, где смогли основательно перекусить и отдохнуть. Крестьяне готовы были выполнить любой каприз: жили тут бедно, платили мы щедро, а опаска перед магами и бесплатно заставила бы работать. Кстати о бесплатной работе. Я от имени Раджи исцелил с десяток больных. Кто хворь подхватил, у кого зуб, у кого травмы… сначала хотел брать деньги, но что мне те гроши? Тут больше принцип: бесплатно не работать. Если начинаешь что-то делать бесплатно, то готовься к тому, что тебя сочтут обязанным, попробуют сесть на шею. Люди редко понимают хорошее отношение, так что в любом здравомыслящем человеке обязан быть здоровый эгоизм. И у меня он есть. Но раз не деньги, тогда что?.. С учётом местной бедности, я решил ограничиться старыми способами: три поклона куда-то там и четыре ещё куда-то там. Для разнообразия я выбрал север и солнце. Если уж говорить совсем начистоту, то изначально просто было слегка жалко денег, поэтому я предложил Абтармахану расплатиться маной. Такая щедрая плата пришлась по душе всем. Ну а дальше я просто разгонял скуку и поднимал имидж нынешнего работодателя. Считай, хобби у меня такое появилось. Ну а спустя целые сутки, за которые мы успели и поесть, и отдохнуть, и привести в порядок вещи, припасы, животных… Короче, отправились дальше. Нас даже провожать вышли, а староста подарил мне новую подстилку: старая уже поистрепалась. Вскоре мы въехали в предгорья, мне снова стало скучно, вот я и решил развести Абтармахана на интересную информацию. — Ладно, мальчишка. Твоя правда: нет у нас дел никаких, так что так и быть, займусь я твоим просвещением, невежда, — привычное его бурчание было проигнорировано. Вот делать мне нечего, как обижаться на каждое его побрюзгивание. — Уж будь так добр, мудрый брахман, — насмешливо хмыкнув, я почесал коня за ухом, отчего тот довольно фыркнул. Достав из седельной сумки какой-то фрукт, вытягиваюсь чуть вперёд, аккуратно давая скакуну взять угощение с ладони. Тот лишь прошёлся по ней шершавыми тёплыми губами, не задевая зубами мои пальцы. Другой конь, с которого я недавно пересел, давая животному отдохнуть от наездника, заметил это, недовольно ткнувшись мне в бедро мордой. Вздохнув, я полез в сумку за новым фруктом, погладив и этого вымогателя тоже. — Буду, буду. С чего бы только начать… Храм был создан четырнадцатью иерархами-основателями, происходившими в большинстве своём из разных ветвей и школ Великого Искусства. Мастера своего дела, все поголовно бывшие брахманами или даже гуру. Разумеется, они друг друга знали, а не собрались со всех концов света, как некоторые говорят. Шаманы, йоги, жрецы… Точнее — один жрец вместе с шестью учениками. — О? И какого бога? — заинтересовался я. — Никакого, — судя по голосу, он сейчас скажет очередное гадостное откровение. — Вы, шумеры, кажется, знаете таких жрецов куда лучше нашего. Родом он был из великой страны Та Кемет, — я воздухом поперхнулся. — Египтянин? — Великий Нунхатеп действительно пришёл из земель фараонов, будучи изгнанником. И осел в землях, где сейчас стоит Бхопалар. — Никогда бы не подумал. А когда всё это вообще произошло? — Около четырёхсот лет назад. Тогда в этих землях властвовали духи и нечисть, людям жилось непросто. Спасали местные чародеи, которые ходили от поселения к поселению и помогали за немалую плату или и вовсе жили своими небольшими деревеньками. Они до сих пор сохранились. Одна даже недалеко отсюда, но у Храма со всеми ними нейтралитет, мы стараемся не встречаться. Поэтому и останавливались не там. — И как быстро Храм стал набирать силу? — Правильный вопрос. Сейчас число адептов Храма достигает шести сотен, но так было далеко не всегда. В самом начале в сумме нас едва ли набиралось несколько десятков. Иерархи-основатели, их ученики и кое-кто из членов семей, кто умел колдовать. По тем или иным причинам они вынуждены были искать новый дом, решив осесть в месте, где стоит сейчас Бхопалар. Считается, что благодаря разносторонности их умений, они могли решать множество проблем, учась друг у друга. Благодаря этому окрестные земли стали несколько более… спокойными. Безопасными. Что стало привлекать крестьян и простых людей. Где-то спустя пару десятилетий возникло первое здание Храма. Это было большое капище, где в благодарность за защиту или заключённый договор с той или иной сущностью шаманы ставили тотем. Искусство шаманизма тогда начали осваивать многие, а духи были далеко не прочь вступить кое с кем в более плотный контакт. Так начала зарождаться современная концепция Храма, как центра и скрепляющего звена между миром духов и людей. — Ничего себе вы взяли планку! — возмутился я такой фантастической самоуверенности. Объявить себя аж целым скрепляющим звеном двух миров? На такое даже жрецы Та Кемет не посягают, а уж они-то постоянно чуть ли не путешествуют в загробное царство, благо, в их землях такие практики распространены. — А чего ты хочешь, мальчишка? — беззлобно ответил брахман. — Сейчас Храм есть физическое воплощение сотен, даже тысяч, десятков тысяч договоров с великим множеством сильных и не очень духов всего Царства, части Полайских земель, окрестных княжеств и множества других территорий! — с такой точки зрения я Храм даже не рассматривал… — Так вот, — убедившись, что я впечатлился, он продолжил рассказ. — Традиционно главу Храма называют Гуру, хотя другие течения весьма редко признают это звание за ним. За нынешним главой многие не признают, в отличие от прошлого… Но вернёмся к истории. Примерно спустя шесть десятков лет, когда там уже появился небольшой город, у нас произошёл раскол. Не буду вдаваться в подробности, однако война между двумя новыми храмами шла больше тридцати лет и была весьма кровавой. Мы успели даже пропустить закончившееся завоевание Индарахутары северянами, которые успели так же перегрызться между собой, в результате чего один из их благородных родов вынужден был вместе с союзниками и слугами бежать на юг. В Бхопалар. Приняв одну из сторон, этот род помог окончанию нашей войны. А после был заключён союзный договор и паритет. Догадываешься, о каком роде идёт речь? — Предки Раджи. Дай догадаюсь о дальнейших перипетиях этого грандиозного котла. При поддержке Храма они быстро набрали силу, после чего вернулись и надавали по головам всем в Индарахутаре? — Примерно так, — хмыкнул Абтармахан. — Так появилось наше Царство, в котором Бхопалар и Индарахутара борются за власть вот уже более трёхсот лет. Пока Раджу поддерживает Храм, Индрахутара никогда не сумеет взять верх, но лишь пока Раджа поддерживает Храм, мы сильны. Этот симбиоз уже весьма стар, но всё так же актуален. — А что насчёт нынешней ситуации? Как всё устроено? Организовано? — Просто. Есть Гуру, глава Храма. Есть Зал Колоннады — верховный совет. В него входят все брахманы, за исключением Адаалат-ка-Джаду, который имеет право в нём присутствовать, но не имеет права голоса. Зато может в нём говорить от имени Раджи. Мы ищем талантливых детей, путешествуем, обучаем их. После они обязательно должны сдать экзамен. Разумеется, обучение не бесплатное. Богатые семьи сами приводят своих отпрысков, но чаще многие учатся в долг, который потом отрабатывают. Как я, — в его голосе проскользнула тень. — Экзамен един для всех. Он позволяет стать не неофитом, но аколитом. Сатьянами становятся сильные аколиты, заключившие союз с духом и добившиеся признания хотя бы двух брахманов. Или Главы, конечно. Брахманами делают только особенно отличившихся сатьянов за великие совершения решением Совета Колоннады. — И что же такого совершил ты? — с интересом спросил я. — Выжег лес вместе со скрывающимся в нём племенем эмушитов, а затем истребил всех духов, которые жили в тех местах и отказывались заключать договоры с Храмом. То место сейчас зовут пепельной долиной, — вместо брахмана ответила Абхилаша. — Да какая там долина, — поморщился он. — Уже давно молодая поросль пошла. Полвека — и снова лес вырастет. — Ясно. Абтармахан, а возьми меня в ученики? — Нет. И я тебе уже один раз отказывал. — Ну, вдруг после боя что-то изменилось. — Ничего не изменилось. — Жаль. А какие взаимоотношения у Храма с другими правителями? — Смотря с какими. С Бхопаларским Раджой, конечно, особые. Союз Храма и его рода действует и по сей день. Он волен сам выбрать себе Адаалат-ка-Джаду, и от его выбора не принято отказываться. Он может просить Зал Колоннады, и чаще всего его просьбы исполняются. На землях царства Храм особенно тщательно следит за нечистью и оперативно решает многие проблемы, — степенно заговорил Абтармахан. — Взамен Раджа исполняет многие решения Храма, касающиеся магии и таинств. Именно Храм решает, кому можно, а кому нельзя творить волшбу на этих землях. Раджа вправе пойти наперекор воле Храма, но чаще всего указы Зала Колоннады он подтверждает. Храм вправе решать вопросы войны и мира с иными расами. Именно через нас Раджа может поддерживать отношения с нагами, драгоглазыми, ракшасами и прочими. И мы, разумеется, предоставляем адептов в армию Раджи в случае войны с царствами, которые не имеют с Храмом договоров. — Договоры с другими царствами? — Да. К примеру, повелитель Полайских земель такой договор имеет. При его дворе находится свой Адаалат-ка-Джаду. Традиционно это либо брахман, либо сатьян. Правда решает он несколько иные вопросы, нежели, к примеру, я. Если мне по воле Раджи постоянно приходится ездить по землям царства, сражаться с духами и демонами, эмушитами, заниматься его поручениями самого разного толка... К примеру, как наше нынешнее… Полайский Адаалат-ка-Джаду является скорее Храмовым послом. Через него тамошний Раджа говорит с Храмом. Он также и советник правителя по вопросам мистических таинств, разумеется. Тоже выполняет кое-какие поручения. К примеру, защищает дворец от злых духов и присутствует на переговорах Полайского Владыки в свите. Но вряд ли тот придворный чародей отправится выяснять, что случилось с какой-нибудь дальней деревенькой, или будет сражаться с трупным змеем. С другой стороны, Повелитель Полая всегда может договориться через своего придворного чародея с Храмом. Опять же, на примере того же Полая, по землям этого царства могут беспрепятственно ходить наши адепты, набирать учеников и творить волшбу, не выплачивая никакого налога. В самом Полае есть малый Храм. В нём всего несколько смотрителей, которые ухаживают за монументами духов и могут помочь знати или другому люду попросить кого-то из основного Храма. Позвать целителя или борца с нечистью, к примеру. — Однако… — я удивлённо покачал головой. А храмовики неплохо устроились. Фактически, Раджа Бхопалара может призвать их в армию, я так понимаю — за дополнительную плату. Только вот воевать они будут с любым врагом, который не заключил с ними договор. А те, кто заключили… Они становятся магическими колониями. Храм вытесняет местных магов и их собственные гильдии. Собственно, в царствах Аккадии Шумер делает нечто похожее. Наша гильдия постоянно соперничает там со жрецами Та Кемет. Эта борьба идёт в ногу с борьбой политической за влияние. Фактически, несмотря на многократно более слабую государственную основу Бхопалара, Храм по доступным ресурсам и численности чародеев скорее ближе к шумерской гильдии, чем к самым сильным гильдиям той же Аккадии или Эллады. Уровень Троянского Круга, я так думаю. Если не больше. Правда, направленность однобокая и узкая, но если они освоят хотя бы ещё три-четыре разносторонних школы, то Империя получит под боком могучего монстра, который гарантированно начнёт свою экспансию. Конечно, Шумер и Индию разделяют пустынные дикие земли, но ведь и с Та Кемет мы не граничим, несмотря на то, что периодически воюем. Не понимаю. Буквально ещё лет сто-двести, и Храм дойдёт до идеи единой школы и штамповки слабых магов с низкой, но стандартной подготовкой. Они уже в методах обучения оказались впереди нас, имперцев, когда ввели единый экзамен для своих учеников. Но в будущем никакого Храма и никакой магической Индии не будет. Как этот зарождающийся молодой титан мог пасть? Бред же! Бред?.. Мои мысли прервала показавшаяся из-за поворота хижина. — Это место? — уточнил я. — Да, должны быть здесь, — подтвердил Абтармахан. — Эй! Шудры нерасторопные! — резко и громогласно позвал он. Не прошло и десятка секунд, как из тёмного прохода выскочил смуглый и худощавый мужчина в грязном крестьянском полунищенском тряпье. — Господин чародей, да мы вас ждали… — Я в курсе, — Абтармахан спрыгнул с коня первым. Я за ним. Абхилаша аккуратно слезла последняя. Мы сгрузили свои сумки, которые успели изрядно похудеть. Самое нужное, а такого было немного, поместилось всего в пять небольших мешков. Мы с брахманом честно разделили по два, Абхилаша взяла один. Люди, которые нас тут дожидались, были посланы вчерашним днём, чтобы забрать у этой хижины наших лошадей. В деревне было договорено со старостой, что крестьяне позаботятся о скакунах, пока нас не будет. И уплачено было щедро. Вскоре начнётся резкий подъём в гору. Там кони станут скорее мешать. Выезжали мы с таким расчётом, чтобы около этой хижины оказаться как раз к полуденной жаре. Крестьяне с лошадьми, лишившимися седоков, отправятся в деревню немедля, а вот мы пересидим в тени под крышей, пока зной не спадёт. Собственно, лошадки быстро скрылись за поворотом, ведомые тремя мужчинами, но дальше планы пришлось корректировать: в хижине воняло и было грязно. Я предпочёл сесть рядом, оперевшись на относительно прочную стенку из прутьев и тростника, Абхилаша немедленно присоединилась ко мне, даже не попытавшись привыкнуть к запаху в доме, а Абтармахан бессовестно улёгся шагах в пяти прямо на пожухлую траву, заснув, лишь только опустив на лицо кусок ткани, чтобы закрыться от солнца. Этому шаману-пироманту с ненормальной маной, кажется, было плевать на жару и зной. Впрочем, оно и не удивительно. Вероятно, этот привал он сделал скорее даже для нас. Ну, и чтобы поспать, ясное дело.