Вчетвером

Цинизм – это болезнь. Она не лечится. Раз приняв её вовнутрь, остерегайся безразмерного монстра, который патрулирует её область. Ему не противостоять, он неуязвим. © White king. Всё началось не с первого взгляда и не со второго. Признаться, раньше я вообще не замечал её взгляд, направленный в мою сторону. Хотя, если напрячь память, всё же можно было вспомнить один случай во время экзамена на Чуунина, когда печать овладела мной, а она, слабая и зарёванная девчонка, остановила меня – своими слезами и дрожащим «пожалуйста». Сейчас в её глазах было столько же боли, сколько было и тогда, но она продолжала сжимать кулаки. Я чувствовал полную решимость Сакуры остановить меня, видел, как иногда она смотрела поверх моего плеча на сражающихся Наруто, Тоби и Мадару. Мне же было наплевать на всех вокруг – я должен был идти вперёд и убивать всех, которые посмеют встать на моём пути. И у меня не дрогнет рука, даже если первой жертвой моей силы окажется бывшая сокомандница. От клинка Кусанаги Сакура ушла легко, её ладонь накрыла мою кисть, а вторая сжалась в кулак, и она ударила меня. Замах хороший, но слишком широкий, я просто уклонился – и только потом, когда её пальцы сжались на моей руке, увидел ту огромную пропасть, которая разделяла её тринадцатилетнюю от неё теперешней. Нечеловеческая сила позволила ей раздробить мои кости, и я закричал, тут же вырываясь из её хватки. Кисть нестерпимо болела, и пришлось переложить Кусанаги в левую руку – непривычно не только для меня, но и для неё. А потом я активировал Шаринган, автоматически признавая её достойным соперником. Как оказалось, зря. Больше у Сакуры не было козырей в рукаве. Она была недостаточно быстра для моих глаз, и я почувствовал смутное удовлетворение, когда пронзил её грудь Чидори и услышал крики Наруто и остальных шиноби Альянса позади. Но, когда Сакура подняла на меня взгляд, молящий остановиться – тот же, который был в Лесу смерти, тот же, который направил на меня Итачи, перед тем как свалиться мешком у моих ног и умереть, - я почувствовал, как эта зеленоглазая хрупкость в моих руках превратилась в тонну чего-то невероятно тяжёлого, давящего. И её кровь, так же как и кровь брата, останется несмываемой, если она здесь умрёт. И я сдался всем тем мольбам вернуться, которые преследовали меня после ухода из Конохи. Сдался безо всяких сожалений – и почувствовал, как сердце с новой силой забилось в груди. Я осторожно убрал руку и поддержал Сакуру за плечи, когда она закрыла глаза и, лишившись чувств, обмякла в моих руках. И, подняв взгляд на Наруто, который, увидев побеждённую подругу, успевал лишь иногда поглядывать в её сторону, убеждаясь, что она жива, ставить простейшие блоки, уклоняться, но не мог атаковать в ответ, я понял: я не могу дать умереть и ему. И, аккуратно уложив Сакуру, я направился к Узумаки – не для того, чтобы нападать, а для сражения плечом к плечу, как и раньше. *** Коноха была разрушена ещё во время нападения Пейна, а за несколько месяцев, которые прошли с того времени, был лишь заложен фундамент и мало-помалу начинали проводиться крупномасштабные работы. Лечили в полевых условиях, в наскоро оборудованных палатках, и я выиграл лишь в том, что выпросил для Сакуры самый мягкий футон, лучших медиков и услышал, как Тсунаде говорила, что её жизни ничего не угрожает. На этом моё везение закончилось, к ней меня не допускали стоящие на входе в палатку Наруто и Сай: последний смотрел волком, а первый – виновато, или чуть осуждающе, или вообще отводил взгляд. Это было само собой разумеющимся, но оттого не менее неприятным. Хокаге простила мне все предыдущие ошибки и даже почти не поставила слежку только под честное слово Наруто. И я был действительно счастлив, когда узнал, что имя брата будет выгравировано на новом мемориальном камне, как героя деревни, погибшего во время войны. Мою радость омрачали лишь взгляды многих шиноби и простых жителей – они ставили мне в вину каждую смерть, каждую свежую могилу на кладбище, каждое имя в списке пропавших без вести – сына, отца или товарища по команде. Лишь через пару дней, когда пришедший клон Наруто сообщил, что Харуно пришла в себя, я позволил себе улыбнуться. Но улыбка стёрлась с лица сразу же, как только я вошёл в палатку и увидел Сакуру в окружении всего нашего выпуска. Ближе всего к ней сидели Наруто и Сай, держали её руки в своих, улыбались, обсуждая что-то отдалённо неважное. А Сакура смеялась, запрокидывая голову назад и сжимая пальцами руки сокомандников. Вся атмосфера здесь была какой-то светлой, тёплой, и я чувствовал, что если моё присутствие будет обнаружено, вся идиллия момента разрушится, взорвётся подобно глиняной фигурке моего бывшего врага. Поэтому, тихо покидая палатку, я искренне верил в то, что поступаю правильно, впервые делаю лучше не столько себе, сколько другим – и старался не обращать внимания на предательски ноющее сердце. *** На моё удивление, Коноха была отстроена в рекордные сроки – всего за пару месяцев, которые я и остальные шиноби провели на миссиях, восстанавливая мощь Листа, а тактики – в других скрытых деревнях, восстанавливая честь. Деревня отстроилась, набрала былую силу, раскрасилась прежними яркими красками, и, словно в подтверждение этого, через некоторое время над ней закружил орёл. Тогда-то нам с Наруто в лицо сказали – генины, единственные с выпуска. Сакура и Сай нашли это забавным: сильнейшие, лучшие из лучших – и с таким низким рангом. Нам же не было смешно: мне было не до формальностей и официоза, Узумаки кричал, что он не может тратить время на пустые экзамены. Хокаге нашей позиции не разделяла и быстро сформировала новую команду: я, Наруто, Какаши и молодая куноичи, закончившая Академию год назад и потерявшая на войне сокомандников, которые, желая погеройствовать, полезли в самую гущу битвы. На первом этапе нам повезло больше – экзаменатором был Ибики. Он узнал нас и даже ничего не говорил, когда практически весь отведённый час Наруто открыто храпел, уткнувший лбом в твёрдую поверхность стола. Потом всё пошло чуть хуже: мне было совестно отнимать у молодых генинов из Суны свиток Земли и так же совестно сражаться с такими же юнцами на третьем этапе и в финале. Каждый бой – всего несколько минут. Но звание мы получили. И после долго отмечали это в саке-баре всем выпуском. Я чувствовал на себе косые, осуждающие взгляды, пару раз порывался встать и уйти, но сидящие по бокам Сакура и Наруто всегда останавливали меня, слабо удерживая за руки – и от этого я чувствовал, как внутри разливается приятное тепло. А потом, после пятой или шестой пиалы, стало как-то всё равно – и, сам того не ожидая, я разговорился с Кибой и Ли. Просыпаться рано утром было мучительно сложно. Нестерпимо болящая голова и сухость в горле подтолкнули меня на кухню – к поискам антипохмельного. А заодно и к проклинанию владельца бара за то, что продал саке несовершеннолетним, и Хокаге – за миссию новой команды семь, без Какаши, но с Саем. А миссия, как назло, была сегодня, и всего через пару часов надо было встречаться с сокомандниками у ворот. Что представлялось мне невозможным – таблеток я не нашёл. Поэтому я и направился к Сакуре, которая, к счастью, жила буквально в нескольких шагах от меня – в соседнем общежитии для шиноби. Боль в голове отступила, притупилась, как только я вошёл и увидел в тёмной комнате на кровати переплетение трёх тел – её, Сая и Наруто. Волнение нахлынуло резко, но я немедленно успокоил себя – перепили, с кем не бывает, заснули вместе. И, когда они, наконец, почувствовали чужое присутствие и подняли на меня взгляд – удивлённый, безразличный и сонный – я ухмыльнулся и спросил: - Решили зажить шведской семьёй? В принципе, я даже не надеялся на положительный ответ, но червячок сомнения начал активно грызть душу, когда Сакура покраснела и натянула одеяло до самого носа, когда я заметил обнажённый торс Сая и его руку, лежащую под головой Харуно, и когда Наруто нервно засмеялся, а потом смущённо потёр затылок. - Прости… Мы всё не знали, как тебе сказать. Я замер и глянул на них в надежде на то, что они скажут, что мне послышалось, или что они пошутили, или что это произошло лишь по пьяни, или… Сакура и Наруто не смотрели на меня, а Сай смотрел, в его взгляде были безразличие и – где-то на самой глубине, но я привык видеть нечто большее, чем другие – торжество. Словно он считал произошедшее здесь личной победой надо мной. И, пока его пальцы едва заметно поглаживали Сакуру по плечу, я должен был признать – так оно и было. Поэтому, прежде чем пребольно ударить кулаками о стены общежития, я буквально вылетел из помещения, громко хлопнув дверью.