contrast

Тогда       — Заедешь к нему сегодня? — спрашивает Шань, лежа на животе и перебирая темные пряди.       — Вчера я так и не дозвонился. Дома его не было, когда я поехал проверить. У Би и Шэ Ли тоже, — задумчиво говорит Хэ Тянь, целуя Шаня в плечо, и встает. — Уверен, это отец. Надеюсь, у них все обошлось.       Он закуривает, сидя на кровати, и поворачивает к Шаню голову. Рыжий приподнимается на локтях и только подбородок вскидывает, мол, чего.       — Собирайся, поедем вместе.       К полудню в квартире Чэна все еще пусто — о его отсутствии любезно сообщает девушка на ресепшене. Но Тянь, глядя на Мо, кивает в сторону лифта и все же решает зайти. У него есть запасные ключи Чэна, у Чэна есть запасные ключи Тяня, и никто из них не переступает порог без приглашения. Но не сегодня.       Шань сбрасывает куртку и ботинки, подхватывает пакеты с продуктами и заворачивает на кухню, пока Тянь, внимательно осматриваясь, цепляет пальцами со стола пустой стакан и тихо матерится.       — Эм... Тянь? Подойди-ка сюда, — голос Мо доносится из-за стены, отделяющей кухню.       — Ну что там еще? — недовольно отмечая тот факт, что Чэн пил и теперь отсутствует дома, Тянь шагает на кухню и застывает. — Это что еще такое?       — Ну-у, я так полагаю, рождественская утка с апельсинами…       Тянь опускает лицо в ладонь и тихонько смеется, как будто хорошо знает, при каких обстоятельствах данное блюдо могло превратиться в это черное нечто. Выуживает телефон из кармана и набирает Чэна еще раз, пока Шань, глубоко вздохнув, решает привести кухню в порядок. Хэ ободряюще подмигивает, ласково мазнув рукой по его затылку.       — Чэн? Ну наконец-то! Где тебя носит? — Шань слышит его удаляющийся голос в момент, когда сгоревшая утка соскальзывает с противня в мусорный пакет, а из прихожей доносится звон ключей и баритон Чэна:       — Я уже дома. Сейчас       — Ты вообще выбираешься отсюда хоть иногда? — дверь закрывается с тихим «щелк», и Ли запирает ее на замок. Он коварно улыбается и размахивает бумажным пакетом, подняв руку над головой. — Я принес тебе сэндвичи. Шань сказал, что если ты их не съешь, как в тот раз, он лично приедет и затолкает их тебе в глотку. Тянь одобрил, между прочим.       Чэн откладывает бумаги и заинтересованно смотрит, как Ли ставит пакет и, упираясь ладонями в поверхность стола, нависает над его лицом, недвусмысленно скашивая глаза вниз и закусывая губу.       — Ты пришел, чтобы отвлекать меня от работы? — спрашивает Хэ и притягивает Шэ Ли к себе за футболку, так что он едва не теряет равновесие.       — Знаю я твою работу, Чэн. Я пришел спасти тебя от очередного необдуманного шага, — его губы растягиваются в широкой улыбке.       — Необдуманным шагом было прийти сюда посреди дня и отвлечь меня накануне самой выгодной сделки.       — Я — твоя самая выгодная сделка, господин Хэ Чэн, — шепчет Ли ему в губы, и Чэн сводит брови к переносице, прикрывает глаза, словно ему только что начали отсасывать.       — Вечером, Ли. Прошу тебя, — говорит он тихо и поднимает веки, сталкиваясь с пронзительным взглядом желтых глаз. — Пожалуйста.       Ли вздыхает и, коротко поцеловав его в губы, отстраняется, поправляет футболку и подталкивает пакет поближе.       — Съешь. Иначе Цао на очередной диагностике задавит тебя высокоморальными поучениями.       Уходит нехотя, но подмигивает напоследок и улыбается мягко.       За окном солнце светит и птицы щебечут наперебой. Там весна полным ходом, и мысли то и дело уносятся куда-то в сторону дома. Отвлекают. С этим нужно что-то делать. Чэн вздыхает, трет лицо ладонями и ослабляет галстук. Достает из пакета еще горячий сэндвич, разворачивается в кресле к окну, закидывая ноги на на подоконник, и откусывает большой кусок. Времени сейчас только и остается, чтобы перекусить. С Ли он бы не вышел из этого кабинета и через полчаса. Да и не хочется поспешности. А вечером можно принять ванну вдвоем и размеренно покрывать желанное тело поцелуями, наслаждаясь каждой минутой, неторопливо подготавливать его, как положено, и ловить пьяный взгляд, выдыхая в горячий рот...       Короткий стук в дверь возвращает его в реальность, когда последний кусок сэндвича исчезает во рту, и на пороге кабинета появляется Би.       — Чэн, через десять минут выезжаем, машина готова. Тогда       — Я отвезу тебя домой, — говорит Шэ Ли, появляясь в дверном проеме спальни и натягивая черный балахонистый свитер.       Чэн некоторое время внимательно смотрит на него, а затем отворачивается и кивает, глядя на свои колени. Сонный еще, с припухшими со сна глазами, но тотальным спокойствием на лице. Не таким холодным, как раньше. Сейчас это выражение можно назвать умиротворенным.       — Как хочешь, но я и сам могу, если что… — говорит очень тихо, на выдохе. — Спасибо.       — Омлет на столе, тебе нужно поесть. Кофе не предлагаю, твоя нервная система должна сказать за это «спасибо», — говорит Ли и удаляется.       После напряженного вечера с Хэ Лэем, алкоголя и долгого утреннего разговора Чэна окончательно разморило. В какой-то момент он просто начал подвисать, подолгу вглядываясь в одну точку, и Шэ Ли, недовольно закатив глаза, затолкал его в спальню. Он уступил ему свою кровать, зашторил окна, убедился, что Чэн уснул, вслушиваясь в мерное глубокое дыхание, и тихонько прикрыл за собой дверь. Собрал стаканы, сунул под мышку пустую бутылку и направился на кухню. Там и просидел около часа, может, больше — не помнит. Выкурил добрых полпачки сигарет, сидя на столе, и, глядя в окно, размышлял над исповедью Чэна.       Исповедь...       В свои двадцать пять Шэ Ли понял, насколько сильно жизненный опыт наступил ему на горло и как пульсировала под широким каблуком несчастная вена, готовая вот-вот взорваться. А спустя некоторое время появилась чудовищная апатия, которая заставила сделать глубокий вдох. Сейчас же ни давления каблука, ни всепоглощающей апатии не было. Была только зияющая пустота внутри и, наконец, освобождение от многолетних метаний и заблуждений. В голове многое встало на свои места, да и в грудной клетке все же поутихло.       И совершенно нетрудно оказалось осознать, что Чэн скорее всего тоже чувствует что-то подобное. Иногда от своей роли, изначально предначертанной судьбой, не сбежать, но можно найти способ удержаться на шатком канате и не сорваться в пропасть: покрепче схватиться, да еще и карабин накинуть для уверенности.       Словив себя на этой мысли, Ли фыркнул с тихим «ой-й, бляяя». Спрыгнул со стола, достал из холодильника несколько яиц и молоко и принялся готовить омлет. Алкоголь выветрился быстро, и в голове стало так же ясно, как в то утро, после ночи, проведенной с Чэном.       — Как думаешь, после всего, что случилось и что ты узнал, есть резон спрашивать, останешься ли ты? — Чэн наклоняется и тихо говорит Ли на ухо, когда они едут в такси, кладет руку на бедро и слегка сжимает.       Ли толкает его плечом и, прищурившись, смотрит прямо в серые глаза.       — Когда-нибудь я прощу тебя. Возможно, даже дам тебе шанс. Но сегодня я должен выспаться, — Ли опускает взгляд к губам Чэна и тут же отворачивается, раздраженно зыркнув на любопытного водителя в зеркало заднего вида.       Чэн выдыхает, садится удобнее, разводит колени в стороны и улыбается. От Ли отстает окончательно — убирает ладонь с бедра и оставшуюся часть пути смотрит в окно.       В квартиру поднимается уже сам. Выразительного взгляда и искреннего сжатия пальцев Шэ Ли напоследок достаточно, чтобы убедиться, что они оба в порядке. Даже дверь прикрывает аккуратно, словно это может разрушить все так старательно склеенное. Ли пересаживается на его место — оно теплое, даже горячее — и провожает его взглядом. Следит за его широкой спиной и прихрамывающей походкой, медленной, но уже вполне уверенной.       «Все это так быстро исцелило тебя, родной», — думает Ли, и угрюмая морщинка на лбу разглаживается, уголки губ тянутся вверх.       Водителю жестом показывает, что можно ехать.       А пустота внутри стремительно и неумолимо наполняется чем-то теплым и трепетным, прорастает сочной зеленой травой... Сейчас       — Я нужен тебе после? — спрашивает Би, выруливая на проезжую часть.       — Нет, только домой меня закинешь, и можешь быть свободен. Надеюсь, сегодня все пройдет гладко, и мы с тобой там не задержимся.       Би хмыкает и осторожно косится на Чэна.       — Ты выглядишь очень уверенным, — говорит.       — Ты тоже. Малыш Ксу вдохнул в тебя новую жизнь, м? — Чэн улыбается и тихо продолжает: — Я спокоен за твою задницу, пока он рядом с тобой, знаешь ли.       Би усмехается, перестраивается и прибавляет газу. Сидит, расслабленно закинув руку на окно, рулит уверенно. Что-то горит внутри него ровным спокойным огоньком. Чэн видел его зарождение в тот раз, когда Би пришел с этим татуированным пареньком в клуб. И хорошо помнит, как тот стушевался, когда увидел его самого. Засмеялся нервно, первым протянул тонкую разукрашенную ручку, но пожал на удивление крепко, по-настоящему, и сказал: «Здравствуйте, я Дин Ксу. А вы, наверное, Хэ Чэн?» Би только виновато плечами пожал, стоя за его спиной. Делал вид, что он не при делах, словно Ксу случайно увязался за ним, как уличный щенок.       Дин нервничал и смущался, скорее, от присутствия Чэна. Пил больше необходимого. Беседу поддерживал оживленно, пока в один момент не притих резко, уткнувшись тяжелым лбом в ладонь. Би пришлось отвести его в кабинет. Он пообещал вернуться, но застрял там на добрых минут двадцать. Тогда Чэн, стоя у двери своего кабинета и выдыхая дым в потолок, слышал достаточно, чтобы понять, насколько там все непросто.       — Хочу остаться сегодня у тебя, Би, отвези меня к себе...       Этот молодой человек казался таким правильным, таким необходимым для Би спасательным кругом... Тогда       — Брат, — Тянь спешит к нему с обеспокоенным лицом и помогает снять пальто, игнорируя его «я сам». — Что случилось? Я…       — Я видел, что ты мне названивал, но я не хотел брать трубку, — говорит Чэн, глядя ему в глаза.       Скинув обувь, проходит вглубь квартиры и устало усаживается на диван. Поднимает руку в приветственном жесте на «привет, Чэ-э-эн» Шаня, выглядывающего из-за стенки, и ждет, когда Тянь осторожно опустится рядом.       — Прости меня. Но это… — Чэн поворачивает к нему лицо.       — Отец? — серьезно спрашивает Тянь и мрачнеет.       — Отец.       — Он звонил мне утром. Самый короткий разговор из всех, что я помню. Пожелал мне счастливого Рождества, представляешь? — Тянь двигает ближе пепельницу и закуривает.       — И все? — хмурится Чэн.       — И все. Не знаю, что ты ему сказал, но это выглядело так, словно он что-то понял наконец. Меня это заставило понервничать, потому что тебя нигде не было, да и на связь ты не выходил. Что у вас произошло?       Рассказать Тяню все как есть — впервые кажется таким простым решением. В этой ситуации, в этом «новом» мире Тянь больше не смотрит волком и не посылает куда подальше. Тянь больше не ждет, что Чэн начнет давить на него своим авторитетом и напоминать, где на самом деле его место. Здесь не осталось места для ревности или желания ужалить побольнее. Чэн рассказывает и видит, как эмоции на лице брата сменяют одна другую, но среди них нет разочарования. Только искреннее понимание ситуации.       Один переломный момент и один человек с волосами цвета серебра и желтыми глазами, который разгладил все складочки, склеил все кусочки и настроил все правильно, воспользовавшись вторым шансом за Чэна.       Одна единственная фраза...       Твой родной брат Тянь. Вы подружитесь.       Когда Чэн замолкает, давно догоревшая в руках Тяня сигарета осыпается пеплом на колено.       — Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Не заставляй меня нервничать, — говорит он укоризненно после затянувшегося молчания, но улыбается, опустив голову. — Ты больше похож на него. Отец всегда уверен в себе и в своем авторитете, так что у меня даже не возникало мысли, что его могут убить, зная, кем он является, — Тянь кладет руку Чэну на плечо и сжимает до боли. — Чэн. Пообещай мне, что и с тобой у меня будет так же.       Чэн кладет свою ладонь поверх его руки, и тихое «обещаю» звучит из его уст настолько искренне, насколько он умеет.       — Кстати, не расскажешь нам, что случилось с той уткой?       — Нет, я уже достаточно разоткровенничался. Хватит.       — Ясно-ясно, — Тянь примирительно поднимает ладони вверх и, заблаговременно придвинув пачку сигарет поближе к Чэну и лукаво улыбнувшись, уходит на кухню. Его голос меняется, когда он, обращаясь к Шаню, нараспев говорит: — Де-е-етка-детка, что ты нам сегодня приготовишь?       «Руки от сыра убери, Хэ Тянь. Если помочь пришел, бери нож и нарежь лук», — тихий низкий голос Шаня как последнее недостающее звено для этого вечера, и Чэн удовлетворенно прикрывает глаза, сползая ниже и устраиваясь в подушках.       — Если тебе нужно время, я дам его тебе, Ли. Дам тебе столько, сколько будет необходимо, — он произносит эти слова вслух, но очень тихо, и не открывая глаз, на ощупь тянется к сигаретам. Сейчас       — Что ж, буду рад сотрудничеству, господин Фэй, — Чэн смотрит в глаза этому статному молодому господину и пожимает руку. Кажется, тот вполне предпочел бы условия Хэ Лэя, но ответное рукопожатие крепкое и уверенное, сомнений не остается — Лау готов сотрудничать на условиях Хэ-младшего. Поэтому Чэн садится в машину со спокойной душой, и охрана прикрывает за ним дверь.       Би заводит мотор и сдает назад. Когда они выезжают на центральную, в городе уже вечереет, и солнце заливает улицы алым светом. Чэн быстро набирает сообщение, уведомляя Шэ Ли о том, что он уже на пути домой, и прячет телефон в карман.       — Думаешь, сотрудничество с Фэй Лау обеспечит нам достойную репутацию? — спрашивает осторожно А Цю после долгого молчания.       — Уверен в этом, — коротко отвечает Чэн и хмурится. — Но, черт возьми, это было сложно.       Би хмыкает.       Еще бы. Отец Фэй Лау на данный момент как раз является приближенным человеком Хэ-старшего. А его сынок пользуется выгодным предложением противоположной стороны.       — Тебе ситуация ничего не напоминает? — Би скашивает глаза на Чэна, мягко притормаживая у светофора, — Ну, ты понимаешь, о чем я…       — Мне нет никакого дела, что у них там творится в семье, — Чэн смотрит в ответ, многозначительно округляя глаза. Би вдавливает педаль газа, смотрит вперед, но этот взгляд чувствует, даже не поворачивая лица. — Все, что мне нужно, это понаблюдать, как он проявит себя на моих условиях.       — Просто признайся уже: тебе льстит, что ты подмял под себя этого видного молодого человека, м? — Хуа Би смеется и толкает Чэна локтем под ребро, выразительно двигая бровями. — Обещаю, что не расскажу об этом Шэ Ли.       — Смотри лучше на дорогу, А Цю, — раздраженно шикает Чэн и выравнивает машину, хватаясь за руль.       — Я очень хочу верить, что не увижу, как тебе сносит крышу от всевластия после того, что «подарил» тебе твой старик, — Би небрежно отцепляет его пальцы от баранки.       — Не стоит беспокоиться, — улыбается Чэн и отстегивает ремень, когда Би паркуется возле его дома. Из машины выходит опустив глаза, но, обернувшись, наклоняется и добавляет: — Верь мне, дружище. Не для того мне выпал второй шанс, чтоб все снова проебать.       Он подмигивает и улыбается уголком рта. Би только глаза закатывает, ждет, когда Чэн закроет дверь, и, резко газуя, с пробуксовкой, скоро исчезает из поля зрения.       Огромный полыхающий красный диск умостился между двумя высотками и плавно опускается к горизонту. В квартире давно не было такого осязаемого ощущения гармонии. Всегда холодный лофт из монохромных тонов становится теплым, преображается благодаря вечернему солнечному свету. В нем хочется раствориться, сесть на диван, расслабленно положив руки на бедра, и смотреть на то, как завершается день. Чэн прикрывает глаза и набирает полные легкие воздуха, стараясь наполнить себя этой атмосферой, этим новым запахом. Едва уловимый, но уже до боли знакомый, им теперь пахнут очень многие вещи: постельное белье, подушки на диване, батник и футболки… Дверь в ванную закрыта, и приглушенный шум воды доносится до ушей Чэна. Ну надо же...       Ли устроился на диване, лежа на животе и болтая ногами. Пожевывая кончик пера, сосредоточенно смотрит то на уходящее солнце, то на листы бумаги. На голове большие наушники, и Чэна он совершенно не замечает. Или делает вид. Потому что Чэн выжидает, неподвижно стоя у двери, и предательская легкая улыбка на лице Шэ Ли все-таки проступает, все ярче и ярче, пока он не сдергивает с головы наушники и не говорит:       — Черт, я так старался не ржать!       Потягивается лениво, укладывает голову на сложенные руки и смотрит задумчиво. У него глаза в тени, и им сейчас очень не хватает солнечного света.       — Как прошла твоя встреча? Самая выгодная сделка заключена, я так полагаю? — спрашивает тихонько, когда Чэн снимает пиджак и туфли, ослабляет галстук и прислоняется к стене, скрещивая руки на груди.       — Ага.       Ли поднимается и подходит к нему, осторожно и мягко целуя в губы. Он его пробует, пытаясь понять, насколько велико напряжение в этом теле. Стягивает с него галстук, накинув себе на руку, расстегивает пуговицы на рубашке и в глаза заглядывает коротко.       — Я тебе ванну приготовил, — говорит.       И Чэн берет его лицо в ладони и притягивает к себе еще раз, целует в губы, щеки и непонимающе таращится, когда Ли выкручивается, отступает на шаг и неопределенно чешет затылок.       — От тебя... непривычно пахнет. От твоих рук, — говорит и цепляет галстук Чэна на вешак у двери.       — Это Фэй Лау. От его ядерного парфюма мы с Би чуть не задохнулись, — смеется Чэн и расстегивает манжеты. — А я всего лишь дважды пожал ему руку.       — Вот как? — солнечный блик отражается в желтых радужках Ли, когда он вскидывает глаза на Чэна перед тем, как зайти в ванную.       Перекрывает воду и пробует рукой температуру, пока Чэн раздевается, и больше не произносит ни слова.       — Ты со мной?       — Нет, я уже принимал ванну сегодня, просто посижу тут с тобой, — говорит Ли, когда Чэн осторожно погружается в воду и умиротворенно прикрывает веки.       Ли садится рядом на пол, расстегнув мастерку и прислонившись спиной, затылок кладет на бортик. Поворачивает лицо к Чэну и долго смотрит, скользит взглядом от расслабленного лица к мерно вздымающейся груди, обводит широкие плечи.       — Кто такой этот Фэй Лау?       Чэн открывает глаза и тянется рукой к волосам Шэ Ли, прочесывает пепельные пряди, открывая лоб, и с ответом не спешит. Словно думает, что ответить, да и надо ли оно вообще.       — Юрист, — говорит Чэн, умалчивая о подробностях и стараясь своим ответом поставить жирную точку в этой теме.       Ли подставляет голову под ладонь, мурлыкая что-то вроде «понятно», и вопросов больше не задает. Поднимается, опираясь о бортик рукой, другую в воду опускает, неспешно скользя по животу Чэна, ниже и ниже. Нависает, приблизившись к его лицу, и когда Чэн с коротким стоном выдыхает от прикосновений, ловит ртом его губы, переплетая языки и легонько кусаясь.       — Я подожду тебя в спальне, мне еще поработать нужно, — говорит сквозь поцелуй.       И Чэн с молящим «ну не-е-ет» мажет мокрой рукой по его голой груди. Сводя брови к переносице, смотрит разочарованно, и когда Ли отстраняется, говорит:       — Ты жестокий.       — Не такой, как ты, — усмехается Ли и размазывает ладонью оставленные Чэном капли воды.       Он выходит, прикрывая за собой дверь, и Чэн обессиленно откидывается на спину.       К тому времени, как он выбирается из ванны, синие сумерки почти растворяются, уступая место густым ночным краскам — темнеет все еще рано, зато рассветы значительно ярче и теплее.       Чэн вытирается как следует, зачесывает пальцами мокрые волосы и накидывает халат, не запахиваясь. Свет в спальне приглушен, и слышно неразборчивое мурлыкание — Ли напевает себе под нос. Перебирает эскизы, лежа на животе, складывает в аккуратные стопки и качает светлой головой, так что челка то и дело падает на глаза. Чэн замирает, впитывая глазами эту картину, и улыбается уголком рта. Он бесшумно подходит ближе, присаживается на край кровати и с нажимом ведет ладонями по стройным ногам, вверх по обнаженным ягодицам, и выше — по твердой напряженной спине. И когда Ли поворачивает к нему голову, осторожно переводит взгляд на рисунки.       — Я думал, ты заснул там, — говорит Шэ Ли, снимая наушники. — Подглядывал?       — Здесь есть на что посмотреть, — хмыкает Чэн и целует его в лопатку.       Ли плавно ведет плечами, подставляется под поцелуи и голову закидывает, с наслаждением прикрывая глаза. Чэн внимает его немой просьбе, оглаживает бока, невесомо поднимаясь к ребрам, перемещая руки на грудь, прижимает к себе и подтягивается выше.       — Я хочу видеть твое лицо, — говорит Чэн ему на ухо и прикусывает кожу на шее, цепляет зубами линию челюсти.       Ли пьянеет от этого моментально. Эскизы летят на пол, когда Чэн выпускает его из своих объятий и позволяет ему с готовностью развернуться и перебраться к нему на колени. У него прохладная кожа, у Чэна — разгоряченная после ванны, и соприкосновение это вызывает желание стать ближе, насколько это возможно, согреть. Адреналином вторгается через глубокие тягучие поцелуи, вызывая сладостный спазм под ребрами, и стремительно растекается по животу вниз — к паху.       Ли истекает смазкой, и Хэ пачкает в ней свои пальцы, смыкая их на твердом члене, выводит плавно снизу вверх, чтобы собрать побольше, размазывает по аккуратной алой головке.       Махровый халат соскальзывает с плеч, и Чэн полностью избавляется от него, оставив валяться бесформенной кучей. Он притягивает Ли к себе, подхватывая под ягодицы одной рукой, и перемещается к изголовью кровати, падает на подушки и выдыхает умиротворенно, когда Ли выгибается и до боли закусывает губу. Пальцы легко проскальзывают внутрь, и смазка тут ни при чем.       — Предусмотрительный засранец, — елейно произносит Чэн и просовывает их глубже, внимательно изучая лицо напротив, вызывая спазматический то ли вздох, то ли всхлип.       Шэ Ли сам словно картинка. Его ресницы подрагивают, и выражение лица такое, будто он уже готов обильно кончить. Веки опущены, брови сведены, и губы влажно поблескивают; рот приоткрыт, и низкие стоны на грани срыва словно забираются под кожу, поднимают волоски на теле. Он откидывается назад, упираясь ладонями в голени Чэна, и сам рвано насаживается на пальцы. Подставляется под ладонь, которая, словно с издевкой, гладит его упругие ноги, скользит по внутренней стороне бедра к напряженным яичкам и касается их вскользь, невесомо, стремится выше к рельефному животу, изучая и впитывая сквозь кожу тремор мышц.       Ли не выдерживает и тянется рукой к изнывающему члену, но Хэ отталкивает ее.       — Нет, — говорит, глядя в возмущенные глаза, — позже... потерпи еще немного.       Пальцы вытаскивает и, нашарив под подушкой флакон, выдавливает на руку маслянистую жидкость, неспешно размазывает по своему члену. Приставляет головку ко входу, но не надавливает, ведет от нее выше, пачкая подтянувшуюся мошонку Шэ Ли, наблюдает, как дергается его ствол, касаясь живота и растягивая прозрачную ниточку смазки.       И это последняя капля.       Член входит легко, сразу — почти наполовину, и Чэн успокаивающе гладит Ли по торсу широким движением ладони, задевает кончиками пальцев соски. Как бы тщательно ни готовился, Ли все равно для него тесен. Дышит тяжело, привыкая к ощущениям, и его сердце надрывно колотится под рукой Чэна, словно перепуганное, стремится выбраться из грудной клетки.       Но Ли шире разводит затекшие, согнутые в коленях ноги, когда тугое ощущение ослабевает, и начинает двигаться, плавно раскачиваясь вперед-назад, запрокидывая голову и выстанывая так пошло, как никогда раньше. Пот стекает по его шее к ключицам, взмокшие на затылке волосы разделяются острыми прядями. Чэн усмехается сам себе, думая о том, сможет ли когда-нибудь быть еще лучше, потому что то, что он видит сейчас, словно отдельными кадрами воплощается в его голове, намереваясь остаться там надолго. Это слишком возбуждает, и собственное терпение подходит к концу быстрее, чем он планировал.       Внутри Шэ Ли как будто бушует пламя, его кожа сейчас раскаленная и влажная. Ему едва хватает сил удерживать себя в таком положении, поэтому Чэн поднимается и подхватывает его под лопатки, укладывая на спину, чувствуя испарину и этот сумасшедший запах кожи, который бьет в голову снова и снова. Двигаться продолжает уже сам, глядя в яркие змеиные глаза. Одурманенный взгляд в ответ пристальный и цепкий, он словно испытывает и отвлекает, желая продлить удовольствие.       А затем исчезает — Ли моргает, будто опомнившись, и тянется к губам Чэна. В движении трудно углубиться, поцелуй получается смазанным, с горячим дыханием рот в рот и последней единственной просьбой:       — Блядь, Чэн, пожалуйста…       И отказать ему невозможно.       Его челка прилипла ко лбу, и свои громкие стоны он больше не контролирует, хватаясь ладонью за темные пряди на затылке, когда Хэ прикасается к его члену и всего парой выверенных движений вызывает настоящий фейерверк под веками. Наслаждение накрывает Ли яркой волной, заставляет содрогаться в руках Чэна, выплескивая себе на живот крупные белесые капли.       Когда он расслабляется и с усилием открывает глаза, Чэн вытаскивает свой член. Сосредоточенно глядя на свою руку, скользящую по стволу, кончает, зажмурившись и рвано дыша, хрипло выстанывает короткий слог имени на последнем трудном выдохе и смешивает их сперму на животе Шэ Ли.       Он грузно валится рядом, устало прикрывает глаза предплечьем, пытаясь отдышаться, и неосознанно гладит ногу Шэ Ли, согнутую в колене. Такое необъяснимое искреннее действие. Вряд ли он осознает, что сейчас делает. И Ли поворачивает к нему лицо, удивленно вскидывая брови.       Чэн словно чувствует его взгляд, отнимает руку от лица и вопросительно смотрит в ответ.       — Что? — улыбается широко.       — Ты влюбился, что ли? — спрашивает Ли, усмехаясь.       Он поворачивается на бок, не обращая внимания на то, как сперма, стекая с живота, пачкает постельное белье, подпирает голову ладонью и внимательно смотрит, словно боится упустить момент. Мечется обеспокоенным взглядом от глаз к губам Чэна и, кажется, перестает дышать. Ухмылка постепенно гаснет на его лице, уступая место смятению.       Чэн хватает его рукой за шею сзади и слегка надавливает, притягивая ближе. Целует нежно и не спеша. Пробует на вкус, облизывая язык и мягко прихватывая его губы своими.       — Надо же, сколько тебе понадобилось времени, чтобы наконец понять это, — заговорщицки говорит, щекоча горячим дыханием его ухо и заваливаясь обратно на спину. Тогда       — Блядь, ну что еще? — Ли сползает с кровати, поправляя перекрутившуюся футболку, взлохмачивая и без того беспорядочно торчащие волосы, и рывком распахивает дверь. — Ты…       — Я, — в ответ довольная улыбка на раскрасневшемся от холода лице, сияющие серые глаза и никакой привычной официальности.       — А не похоже, — задумчиво тянет Ли, осматривая его с ног до головы. — Что случилось, Чэн?       — Скучал. Я два дня терпел, — Чэн виновато разводит руки в стороны.       — Как ты вообще мог выдержать два с половиной года, ума не приложу, — ворчит Ли и отходит в сторону, пропуская его внутрь.       Чэн осторожно делает шаг вперед и застывает, не спешит раздеваться. От него холодом веет и улицей, машинным ароматизатором и тяжелым пряным парфюмом. Ли прикрывает дверь и подозрительно косится. Весь его образ такой же, как в тот день в парке. Образ, который Ли очень понравился, и сейчас он очень сбивает с толку: пальто поверх толстовки, длинные ноги в узких черных джинсах, заправленных в грубые ботинки. И эта блядская челка, падающая на глаза. Откуда ты такой взялся вообще, мать твою, Чэн? В тот день, когда он забирал Ли из приюта, он выглядел и то старше, чем сейчас.       — Ты у Тяня шмотки отжал, что ли? — говорит Ли, скрещивая руки на груди, и добавляет: — Чего встал?       — Одевайся теплее, прокатимся.       — Сейчас? Чэн, на улице ночь и…       — Ли, — тихо перебивает Чэн, — прошу тебя, прокатись со мной.       Просьба Чэна, кажется, так и остается висеть в воздухе где-то над головой Шэ Ли.       Прокатись со мной, прокатись со мной, прокатись со мной...       Так и жужжит в мозгу тревожной ноткой, когда Ли садится на пассажирское, когда Чэн поворачивает ключ в замке зажигания и захлопывает дверь, когда машина, мягко шурша шинами, выезжает на дорогу.       В голове громко дребезжит и отвлекает от повисшего молчания, не дает сосредоточиться на том, куда и зачем едут. Взгляд пытается зацепиться за пролетающие мимо картинки, но от этого начинает мутить, и Ли поворачивает голову к Чэну, чтобы отвлечься. Дышать старается ровно и глубоко.       — Так врываться не очень, знаешь ли, у меня спросонья звенит в голове, — говорит он раздраженно, рассматривая блестящие капли подтаявшего снега на черной одежде Чэна.       — Прости, — отвечает Хэ, бросив короткий виноватый взгляд на Шэ Ли.       — Куда мы едем? — махнув рукой на извинения, спрашивает Ли.       — Увидишь.       Это место удивительное.       Миллионы ночных огней города как на ладони. Яркий поток машин тянется сверкающей змеей вдалеке, и Ли завороженно смотрит, стоя у каменной балюстрады и зарывшись носом в шарф. Там движение, а здесь — словно время остановилось. Даже ветра нет, только редкий снег пролетает в тишине. Ли думает, что это место наверняка стало значимым для многих людей. Возможно, здесь неоднократно сводили счеты с жизнью, перешагнув заграждение и сорвавшись с обрыва. Или же делали предложения руки и сердца. Кто-то определенно приходит сюда изо дня в день, чтобы подолгу стоять и смотреть на город, пытаясь убежать от рутины хоть на время.       Чэн отталкивается от капота, и слышно, как скрипят на снегу его ботинки. Он останавливается рядом, так чтобы прикоснуться своим плечом к плечу Шэ Ли, и глубоко вдыхает.       — Красиво здесь, — говорит, глядя вперед, и его глаза блестят россыпью огней города.       Тусклый свет от фонаря позади освещает часть лица Чэна, но Ли все равно не может разглядеть его выражение.       — Я иногда приезжаю сюда. Когда-то отец показал мне это место, мне тогда было от силы года четыре, — Чэн продолжает говорить, и в его голосе слышится какая-то горькая усмешка. — Не знаю, что на него нашло, но он помог мне забраться на эту каменную ограду и держал меня за руку. Крепко держал и просто ждал, когда я насмотрюсь. А затем сказал мне, что когда-нибудь этот город станет моим.       — Ты вытащил меня из постели, чтобы рассказать мне эту душещипательную историю? — Ли присаживается на каменные перила, смахнув снег, и в свете фонаря хорошо видно его ироничное выражение лица.       — Нет, конечно, — тихонько смеется Чэн и прячет руки в карманы.       У Ли кожа покрывается мурашками от его низкого голоса — здесь слишком тихо, так что собственное дыхание кажется оглушающим.       — Ну, если ты мне тут не собираешься делать предложение, тогда вези меня домой. Я чертовски замерз, — хихикает в ответ Ли.       — Собираюсь, — вдруг серьезно говорит Чэн, и Ли от неожиданности давится собственной слюной.       — Ч-что, прости?       — Предложение, Ли, — Чэн подходит ближе и присаживается перед ним на корточки. — Я хочу сделать тебе предложение здесь.       Он улыбается и кладет руки на колени Шэ Ли, пытаясь удержать равновесие, но коленом все равно умудряется коснуться подтаявшего под ногами снега.       — Давай я наберу Цао? Думаю, нужно сделать еще МРТ, — брови Шэ Ли ползут вверх, и он уже тянется к телефону, когда Чэн хватает его за запястье.       — Займешься со мной любовью сегодня?