***
Такое ощущение, что на следующий день мне стало еще хуже, чем в предыдущий. Все же как бы меня ни выворачивало, угрызения совести и ежеминутное мысленное порицание были пострашнее. С чувством, словно меня побили палками, я пролежала в постели до обеда, а после с трудом сползла вниз. Кроме Розали на кухне никого не было, а пахло чем-то вкусным. Однако мне не суждено было узнать, чем именно, поскольку субстанция в моей тарелке пахла совсем иначе. — Овсянка, — своим твердым взглядом и безотлагательным тоном Розали дала понять, что выбора у меня нет. — С такой крапивницей ничего больше нельзя. На вкус это было так же, как на вид. — Это, конечно, ужасно, но спасибо, — пробормотала я, настраиваясь на поглощение. — Поздно быть паинькой после вчерашнего ужина, который ты превратила в кошмар, — кажется, Розали не до конца отошла от моего музыкального вкуса. — Не хочешь со мной овсянки? Я слышала, она очищает организм от токсичности. Вместо ответа на кухне что-то сурово загрохотало. С трудом проглотив эту пищу богов, я ощутила острую потребность подышать свежим воздухом, чтобы развеять воспоминания о том, как каша вставала поперек горла. Я поежилась от этих мыслей и натянула куртку. Вдруг что-то пробрало до мурашек, вызывая молниеносную реакцию, еще до того, как я смогла бы осознать причину. Куртка пахнет не так, как обычно. Вчера она висела рядом с чьим-то пальто, а теперь очевидно, с чьим конкретно. Запах мистера Каллена сразу напомнил о том, что было тридцать первого. Страсть, волнение, желание, сводящее с ума, до грани, до какого-то одурения... Всего лишь невинные обжимания, но каждая клеточка воспалена. Такие уж и невинные? Да, наверное, целомудрием там и не пахло, однако мы ничего не успели. А если бы успели?.. Пожалел бы он об этом после? Назвал бы чувства наваждением? Посчитал бы нашу связь от начала до конца ошибкой? Этого уже не узнать. Сердце ухнуло в пятки, когда в дальней части зала что-то с грохотом повалилось на пол. Мы пораженно отстранились друг от друга, и он направился в ту сторону, лавируя между книжными шкафами и деревянными колоннами. А я поспешила на трясущихся ногах в выделенный мне номер, забрала вещи и трусливо сбежала. Осталась незамеченной, но он, наверное, мог пойти за мной. И не пошел. Хотя тогда я этого не хотела — более того, боялась такого расклада. А сейчас стояла в темном коридоре и вдыхала все, что от него осталось. Единственное, что у меня было, это воспоминания. На улице было прохладно, однако на удивление солнечно. Небо кое-где застилали низкие тучи, но солнышко настойчиво пробивалось через них. Изначально я не планировала уходить далеко, но ноги сами понесли. В городе сегодня было немного оживленнее, чем вчера, хотя все так же тихо — звон колокола раздавался даже в центре, несмотря на то, что кладбище с церковью располагались на окраине. От праздного изучения доски объявлений около библиотеки меня отвлекла вибрация в кармане. Эй, как жизнь, звезда моя? Я тут нашел твои волосы, заберешь? Смысл, заложенный в слова Эммета, долго добирался до мозга. Ну конечно, я же в эмоциональном порыве выбросила куда-то парик. Надеюсь, он в исходном состоянии, мне ведь его еще Лорен возвращать... Форкс-Холл, теперь ассоциирующийся у меня с шумным, изысканным вечером, казался необыкновенно тусклым и затаившимся в легком тумане. Я поднялась по лестнице на террасу, уже издалека услышав громкий голос Эммета, однако никак не ожидала увидеть рядом с ним знакомую миниатюрную фигуру, сразу же обернувшуюся ко мне с улыбающимся и слегка хитрым взглядом. — А ты шустрая! — Эммет игриво покачал пальцем, но по мере моего приближения все больше непонимающе хмурился. — Что это с тобой? — Неожиданная аллергия на инжиры, — я закатила глаза, потеряв надежду на то, что холодный воздух поможет сыпи уйти. — Привет, Элис. — Привет, — она улыбнулась, пряча руки в карманах плаща. — Не волнуйся, это пройдет. — Да, знаю, — я вздохнула, кажется, краснея еще больше от воспоминаний о прошлом вечере. — Без понятия, что такого хорошего Розали рассказывала обо мне, но после вчерашнего у тебя точно не лучшие впечатления... — Похоже, вы неплохо вчера развлеклись, — Эммет усмехнулся, подергав бровями. — Вовсе нет, — ответила мне Элис, покачиваясь на носочках. — Роуз — прекрасный человек, но бывает чересчур строга. А ты неплохо зажигала. Я даже боролась с желанием присоединиться, но мне, наверное, не хватило еще бокала шампанского. — Блин, в следующий раз хоть снимайте на камеру, — раздосадованно протянул Эммет, кажется, уже напридумывав много всего неприличного. — В следующий раз я устрою дома вечеринку, и ты будешь первым в списке приглашенных, — обрадовала его девушка. — Вечеринка? В вашем доме? — мужчина глумливо усмехнулся. — Что-то сомневаюсь... — Ну она же маленькая такая вечериночка, — Элис невинно улыбнулась. — Только для своих. — Главное — верить в успех, — продолжал подтрунивать над ней Эммет. Вдруг ни с того ни с сего взъерошил волосы на ее голове. — Ах ты!.. Укладка же, ну! — она широко распахнула глаза, хлопнув его по руке. В этот момент распахнулась дверь и на террасу вышел Джаспер. Кажется, он куда-то торопился до этого момента, но вдруг застыл и уставился в нашу сторону. Вроде бы и побледнел. Ну неужели даже оттуда видно мои красные пятна? — О, Джас! — Элис хлопнула в ладоши, и я осознала, что ему было глубоко плевать на мою сыпь и на меня в принципе, поскольку этот ошарашенный взгляд предназначался только лишь ей. — Элис? — обычно холодный и жесткий голос сейчас вдруг стал каким-то высоким, словно скованным. Никогда бы не подумала, что он мог быть таким невинно-удивленным. И слегка испуганным. — Я так рада тебя видеть! Сколько мы не виделись? — девушка подскочила к словно окаменевшему мужчине и коротко, но очень сильно обняла. Отстранившись, стала смущенно поправлять волосы, которые взлохматил Эммет. — Год и шесть месяцев, — у него тут же отлетело от зубов. Джаспер напряженно сглотнул и смотрел на девушку, как на видение, будто не мог поверить, что она стоит прямо перед ним. — Год и шесть месяцев... — задумчиво протянула Элис, неверяще покачивая головой. — Это, кстати, называется полтора года, — Эммету почему-то было смешно: он с появления друга стоял в стороне и забавлялся, кажется, каждым словом и взглядом. — Это просто ужасно, — но этим двоим было не до окружающих. — Я уже и забыла, как ты играешь на гитаре! — Я... Я давно не играл, — у мужчины словно дар речи пропал. — Год и шесть месяцев, Джас? — хохотнул Эммет, но, оставшись без внимания, махнул на них рукой. — А, с этими все ясно, — адресовал он уже мне. — У них роман?.. — осторожно шепнула я ему, пока Элис что-то щебетала. В ответ он громко рассмеялся, будто мой вопрос был неимоверно глупым. — Если только в мечтах! — Мне пора идти, — быстро произнес Джаспер, воспользовавшись паузой в речи Элис. — Дела. — Надеюсь, мы еще увидимся, — чарующим голосом протянула девушка, склонив на бок голову. Это смутило его еще сильнее, он что-то попытался выдавить, но в итоге только коротко кивнул и широкими шагами удалился. Элис натянуто улыбнулась и медленно вернулась к нам. — Они с Марией все еще вместе? — ее тон был по-прежнему легким и ненавязчивым, но взгляд, которым она неотрывно смотрела на Эммета, был испытывающим и выдавал неприязнь. — Что-то не меняется с годами, — с философской задумчивостью изрек Эммет. — Ладненько, Гризли, я поеду — мне еще многих нужно навестить, — Элис улыбнулась ему, затем повернувшись ко мне. — Я обязательно заеду к вам на днях, буду рада видеть тебя снова. Не успела я вдохнуть поглубже, чтобы ответить, как она упорхнула, летящей походкой спускаясь по лестнице. — Гризли? — я посмотрела на Эммета, нахмурившись. — Ага. Название футбольной команды, в которой я играл. Она с пеленок меня так зовет, повелось, Гризли-Гризли... — Ты, что, со школьной скамьи на мистера Каллена работал? — Хе, нет. С Роуз зависали, я иногда бывал у них дома в гостях. А там эта мелочь ползала, агукала. Смешная такая была... — он подбоченился, а взгляд стал ностальгически-туманным. — Как меня видела, сперва пугалась, а я ей козу покажу, мордашку сострою — и все, женское внимание в кармане. Хохотала на весь дом, а уж как она орала... Ну, у нее и сейчас голосок звонкий, так что можешь себе представить. Язык так и чесался разузнать подробности, тем более, на Эммета, похоже, напала ностальгия, и он наверняка бы поделился какими-нибудь воспоминаниями. Однако шестое чувство не позволило раскрывать эту тему, заставляя молчать. Смутившись своим нехарактерным поведением, я не сразу заметила, о чем говорит Эммет. — Когда ж они уже свалят?.. — пробормотал он, а выражение лица было крайне недовольным. Проследив его взгляд, я наткнулась на один из встроенных в массив здания балконов, на котором показалась фигура мужчины. Нас он не замечал и изящно пил из маленькой чашечки, вероятно, кофе, созерцая вид. — Кто «они»? — тут уже взыграло любопытство, не столкнувшееся ни с каким шестым чувством. — Да с Хэллоуина гости, — пояснил здоровяк, неотрывно глядя туда. — Мутные типы... — Я думала, все уедут на следующий день, — я фыркнула, пытаясь в этом человеке узнать кого-то. — Так обычно и бывает. Пару-тройку дней побудут — максимум. — Какая в принципе разница? Они вам мешают? — Не нравятся они мне, — Эммет покачал головой, складывая на груди руки. — Никому не нравятся. Их и не приглашали, собственно, на вечеринку. Вдруг слова проассоциировались с подслушанным тем вечером разговором, и в памяти восстали образы трех незваных гостей. — В чем тогда проблема? Они вам чем-то угрожают? — я пожала плечами, однако догадками не спешила делиться. — Так, я и без того с лихвой наболтал, — мужчина совершенно невовремя опомнился и шутливо пригрозил пальцем. — Пойдем, отдам тебе волосы, чаем напою и свободна. Я закатила глаза и нехотя поплелась за ним, но на сердце легло приятное чувство от своеобразной заботы. — Чай — это конечно прекрасно, — начала я, проверяя содержимое пакета, — а покушать ничего не найдется? Эммета моя прямолинейность повеселила от души. — А ты не промах! — заключил он, кивком призывая следовать за ним. — Меня на одной овсянке держат! — в ответ пожаловалась я, возмущенно фыркнув. — Я такая голодная — ужас просто... — На одной овсянке? — На Эммета мои слова определенно произвели впечатление. — Жесть. А тебе это, дурно не станет? — он вдруг усомнился, почесав затылок. — Да ерунда это, я скорее с голоду умру, чем от нарушения диеты, — я выдала самый убедительный голос и уверенный взгляд. Кухня располагалась на первом этаже, но в дальней части здания, где мне еще не удалось побывать. Я ожидала увидеть какое-то подсобное помещение в серых цветах с яркими напольными лампами на потолке. Однако интерьер не выделялся из общего стиля, был таким же уютным, с деревянной мебелью и видом на долину реки из белых окон. Несмотря на практически отсутствие гостей, нас встретил манящий аромат чего-то горячего и невозможно вкусного. Желудок жалобно сжался от таких запахов. — Что у нас сегодня, Джун? — Эммет в предвкушении потер ладонями, вызывая улыбку на губах пожилой женщины, которую я не раз видела в стенах Холла. — О, проходите-проходите, — она гостеприимно захлопотала у плиты, бросая скалку и тесто на столе. — Сегодня мясо в горшочках, только приготовилось! — Джун нас постоянно выручает, — шепнул мне Эммет, забирая у меня куртку и помогая забраться на высокий стул у кухонного островка. — Она прекрасная садовница, а готовит — пальчики оближешь. Мы не думали, что некоторые гости задержатся, а с поварами договоренность была на пять дней. Что бы мы без Джун делали... — Ну ладно, перехвалишь, — женщина добродушно рассмеялась, вытаскивая противень из духовки. — Устраивайтесь, устраивайтесь, сейчас вас покормлю как следует... — Да, кстати, — Эммет что-то сообразил, вынимая из внутреннего кармана куртки слегка помятый сверток. — Твоя доля за вечер. Совершенно не ожидав такого, я покорно приняла конверт. — Мы ведь не договаривались о деньгах, и я... вообще-то, делала это просто так. Даже больше для себя. — Ну ты еще будешь отказываться от лавэ! — он громко усмехнулся, что чуть стены не задрожали, а Джун тихо запричитала. — Я, признаться, сам про это забыл. Тут такая суета была... Ну, ты видела, знаешь. Но мистер Каллен сам поднял тему. Я опустила глаза на конверт, невольно содрогнувшись. — Когда? — Кому-то покажется, что это незначительно. Однако прямо сейчас важнее вопроса для меня не было. — До того вечера или после? Эммет озадаченно почесал затылок, иронично хмурясь. Наверное, если бы мое лицо вдруг не стало таким напряженным, он бы просто отмахнулся. — Да вроде после, — ответ я получила не самый желанный. Нехотя раскрыв конверт, я перебрала пальцами купюры и нахмурилась. — Тысяча долларов? — Издевается? — Я же не Курт Кобейн и не Мэрилин Монро, что за неуместная щедрость?.. Вот на этот раз МакКарти отмахнулся. Жизнь в большом городе так или иначе развивала в человеке некоторую меркантильность, потому что любой хочет жить — и жить не в долгах, сводя концы с концами. Если деньги шли в руки, никто не заикался об уместности. И я в том числе, однако сейчас... Смотреть на этот коверт было тошно. Если бы он принял это решение до, то я бы еще могла смириться и принять это в дар моему вдохновению, но после вскрывшейся правды... Настойчиво гложила мысль, что деньги эти — не за мои старания, не за созданную атмосферу вечера и вклад в его организацию. А за то, что было до. И осознавать это было так мерзко, что неприятное, вязкое чувство словно затапливало полость в груди. Через пару минут перед нами поставили два глиняных горшочка, источающих просто восхитительные ароматы. И это помогло грусти немного схлынуть, уступив чему-то настолько домашнему и согревающему. Судя по тому, как Эммет накинулся на еду, он был любителем покушать. — Ваши постояльцы, должно быть, счастливые люди, — я блаженно зажмурилась, пробуя кусочек сочного, мягкого мяса, запеченного с овощами. — Это точно! — охотно согласился Эммет с набитым ртом. Джун на комплименты только махала рукой, возвращаясь к заботам. — Если МакКарти пропал, найти его можно не иначе, как на кухне, — внезапно из-за спины раздался усмехающийся голос и приближающиеся шаги. Я невольно выпучила глаза, с трудом проглотив все, что было во рту. Вместе с Эмметом обернулась, встречаясь со взглядом, от которого мурашки поползли по всему телу. Мистер Каллен, правда, тоже был удивлен найти и меня здесь. И тем не менее никогда не терял грации, независимо от обстоятельств. Ему всегда удавалось появляться эффектно, с каким-то томным шармом, в классическом пальто и накинутом сверху шарфе. Пока я все это принимала к сведениям, так и замерев с набитым ртом, он уже успел оценить обстановку и теперь смотрел очень осуждающе. — Мистер Каллен, а у нас тут благотворительный обед, — отшучивался Эммет, пока мужчина обошел тумбу, встав с торца, — в фонд голодающих Форкса. Я с трудом сглотнула, буквально сгорая изнутри, да и снаружи тоже, и меня окатило знакомым жаром. — Розали что, плохо поняла мои слова? — кажется, юмор Эммета он пропустил мимо ушей, пристальным, строгим взглядом пригвоздив меня к несчастному стулу. — Я бы даже сказала, что она приняла их слишком близко к сердцу, — пробормотала я, скрещивая ноги. Прочистила горло и с готовностью столкнулась с ним глазами. — Ну не могу я на одной каше! Это же чистой воды пытка! — Никаких гастрономических изысков в ближайшие два дня, — настойчиво заявил Каллен, отодвигая от меня горшочек. Ну это уже жестоко! Просто бесчеловечно — лишить и без того настрадавшегося человека последней радости! Я и съесть-то, что самое обидное, почти ничего не успела... — Даже слышать ничего не желаю, — мужчина остановил не начавшийся праведный гнев вскинутой ладонью. — Или вчерашнего мало? Хочешь еще недельку просидеть в обнимку с унитазом? — Ничего такого не было! — я возмущенно выдохнула, скрестив на груди руки и откинувшись на спинку стула. — Если ты ничего не помнишь, это еще не значит, что не было, — мистер Каллен покачал головой, вскидывая брови. И тут я всерьез задумалась. Нет, боже, только не это. — Хотите сказать, что я не просто уснула и все?.. — я поморщилась, уже представляя в красках эту унизительную сцену. — Ну, это мягко говоря, — намеками он только подливал масла в огонь. Как-то часто память меня стала подводить в последнее время... — Кажется, я пропустил самое интересное, — прокомментировал Эммет, с удовольствием поглощая еду, отчего на дымящийся в стороне горшочек было особенно больно смотреть. Я снова перевела взгляд на мистера Каллена, и вдруг в голове мелькнули помутненные воспоминания продолжения вечера на кануне, о которых я даже не подозревала. После долговременного головокружения меня практически наружу выворачивает, пока я на коленях стою в туалете, склонившись над стульчаком. Бьет мелкая дрожь, то в жар бросает, то в холод, в глазах иногда темнеет, и в промежутках между рвотными позывами я едва не падаю. В вертикальном положении остаюсь лишь благодаря... Я еще сильнее покраснела, осознавая, что он не просто наблюдал это, но еще и активное участие принимал... Можно ли представить что-то более унизительное? Я вздрогнула, вспомнив его руки, крепко удерживающие меня за плечи или подносящие бутылку с водой ко рту. Боже, я надеюсь, на него хотя бы не попало?.. — А вы умеете отбивать аппетит, — вырвалось прежде, чем я смогла бы прикусить язык. А впрочем, не зря — в воспитательных целях самое то! Я слишком близко к сердцу приняла нашу насильственную разлуку с горшочком... — Джун? — Да, мистер Каллен? — Мне показалось, что женщина куда-то исчезла, но она все еще суетилась возле плиты. — Вы тоже будете обедать? — ее добрый, хрипловатый голос словно окутывал объятием. — Нет, не сегодня, спасибо. Впредь, если эта особа будет изображать голодные обмороки, не корми ее, в ближайшие дни, — без запинок проговорил мужчина, не отрывая от меня взгляда. Каков наглец! Конечно, хотел насладиться болью, отразившейся в них. — Голодом меня заморить до смерти хотите, а? — я вскочила, хотя тут же об этом пожалела: барный стул немного добавлял в росте. — Я эту... жижу есть не собираюсь! Тем более, чувствую я себя уже хорошо и способна питаться, как все нормальные люди! Эммет! — воскликнула я на эмоциях, безуспешно пытаясь совладать с нервами. — Ешь тише: ты слишком вкусно причмокиваешь! Ему было смешно, а вот мне — отнюдь, особенно в этом противостоянии с холодными глазами напротив, от которых даже мороз по коже шел. — От двухдневного голодания еще никто не умирал, — ровно произнес он, заведя за спину руки. — Медицина не против разгрузочных дней. А если бы ты на самом деле была на грани голодной смерти, то и от каши бы нос не воротила. — Жестокая эта ваша медицина, ясно?! — я схватила с соседнего стула куртку и пакет, за содержимым которого и пришла. В последний раз взглянула мужчине в глаза, надеясь на встречу с каким-то искренним, нежным чувством, пусть и тщательно скрываемым, но... Он смотрел по-прежнему прямо, только холодно, так, словно его совсем не трогала сложившаяся ситуация, словно он преисполнился в самоконтроле и был готов абсолютно ко всему, даже к такому непредсказуемому повороту сюжета. Это было больно понимать. Я крепко стиснула губы, не зная, как выразить обиду и презрение. Из меня вырвался какой-то неопределенный звук, что-то между хмыком и фырканьем. Эмоций было столько, столько!.. Да только слова не хотели складываться. Впрочем, нужно ли? Имело бы это хоть какой-то смысл?.. Разочарование накрывало с головой, праведный гнев жег вены... Раньше я могла выплеснуть все это в лирику, исцарапав любую бумажную поверхность любым пишущим предметом. Сейчас я чувствовала себя распертой бутылкой, которую заткнули пробкой. Что должно было случиться, чтобы меня прорвало? Когда от этой досадной проблемы не удавалось отвлечься, я отчетливее ощущала, как мучительно сжимается сердце, руки дрожали, словно у зависимого... И действительно: без возможности написать хоть строчку, выразить хоть одну свою мысль, я чувствовала себя как в завязке. Нет, с этим слишком громким конвертом в моем кармане нам точно не ужиться. — И деньги свои заберите. Считайте мое участие благотворительностью в фонд айсбергов, — я выложила на стол белый сверток, на котором, кажется, появилась еще пара складок, и слегка отодвинула его в сторону мистера Каллена холодными пальцами. Дома меня не ждало ничего хорошего: замкнутые часы в мыслях, чем заняться в этом городе. Однако даже с такой перспективой, из Холла хотелось поскорее убраться... — Неудачное свидание? — когда я шла через последнюю гостиную, поток мыслей прервал глубокий женский голос. Я не сразу уловила источник, думая, что комната пуста. Однако у дальнего стеллажа с книгами, в свете окна, обнаружилась та самая. Ее, кажется, невозможно было забыть: женщина, появившаяся на вечере в обществе двух мужчин, обладала яркой внешностью. Сейчас ее образ не был столь холеным, как тогда: она была в простой одежде, но рыжие кудри и цепкий, берущий на мушку взгляд не поменялись. — Почему вы так решили? — я остановилась, наблюдая, как она праздно листает одну из книг, подпирая плечом полку. — Мне знаком этот огонь в глазах, — загадочно произнесла она, все так же глядя в книгу. — С таким выбегают из машины любовника, громко хлопнув дверью... — Берите выше: неудачная любовь, — похоже на признание. Женщина посмотрела на меня, вскинув брови, но совсем не на долго. — Есть выражение: «бери от любви все»... — Нет, это было не о любви выражение, — я усмехнулась. — Бери от жизни все... — Разве? — она невинно дернула бровью. — И все же, — женщина провела пальцами по спинке расположенного рядом кресла. — Возьми от нее все и лишь после — вешай ярлыки. Удачная, неудачная... Отказываясь это как-либо комментировать, я продолжила путь домой и зареклась больше не останавливаться, чем бы это ни было. Хотя однажды меня посетило такое желание: здание Холла еще не успело скрыться из поля зрения, когда я всем нутром ощутила настойчивое присутствие. Незримое и необъяснимое, словно кто-то наблюдал, однако оставался глубоко в тени. А, собственно, кого и с какой целью могла заинтересовать моя фигура?***
Обычно, когда имеешь свободный доступ к еде, к огромному ее разнообразию, ты не задумываешься, как же это прекрасно. Теперь жизнь потеряла краски (драматичное выражение моих лишений), и я осталась в своей темной комнате наедине с голодом. Конечно, перед этим я перерыла все ящики, карманы и укромные уголки, хотя знала замечательно, что ничего там уже не найду. Во второй-то раз за день — точно. Бессилие в зависимости. Я упала лицом в подушку и только тогда осознала, что можно уснуть и забыть о еде хотя бы на некоторое время. Это спасло меня всего на пару часов, и вот я уже сдалась. Нет, естественно, сначала я отрицала этот вариант. Но уже через пять минут пораженно плелась в сторону кухни, смирившись с тем несовместимым с жизнью варевом. А ведь оно еще и признано полезным. Врачи, вот, рекомендуют. В кухне-столовой, как назло, собралась вся семья, но ужин уже был закончен, судя по не до конца убранным тарелкам. — А ты вовремя, — Розали окинула меня оценивающим взглядом, но я не успела фыркнуть в ответ на ее сарказм, осознав, что это был не он. — Уже почти сварилось. Джиневра, жуй активнее, всегда остаешься последней... Розали раздраженно, устало вздыхала, от души звеня тарелками, а дочь ее, кажется, все благополучно пропускала мимо ушей. — Сядешь рядом?.. — это был сияющий, начищенный самовар, полный надежд и благоговейно воздыхающий в мою сторону. Джинни бросила вилку и с усилием отодвинула соседний стул. Потакать ей совершенно не хотелось, но сейчас я отказать просто не смогла. — А вдруг я заразная? — Да нет! — Кажется, моя сыпь на нее не производила впечатления. — Тогда бы тебя заперли в комнате на карантин!.. — А-а-а. — С таким уже и не поспоришь. — Хорошо, завтра позвоню учительнице, — за спиной, на диване шел бурный разговор касаемо учебы Полин. — Как там ее? Мисс Даулинг? — Да... Чтобы мой отец да помнил — что там помнил! — знал имя преподавателя в школе? А он делает успехи... Или просто начал стараться? Все-таки есть опыт, ошибки прошлого... Но это ладно, вот каково было мое удивление, когда Розали поставила передо мной не серую массу, а глубокую тарелку с бульоном! И пах он — ну так шедеврально, что желудок не верил своему счастью. Суп, вообще, был редким явлением: его готовили только в случае простуды или хандры душевной. — И чем же вызваны такие послабления в моем овсяном режиме? — я обернулась к женщине, проследив ее взглядом до кухонного островка. — Не чем, а кем, — холодно отчеканила она, да и смотрела так, словно развивать эту тему ей не особо хотелось. — Это мистер Каллен приезжал, — вместо нее подробностями готова была поделиться Джинни, выковыривая из остывшего риса с овощами только горошек. К сожалению, на этом подробности закончились. Я еще раз взглянула в сторону Розали, но та что-то сосредоточенно резала. Почему-то первые ложки были поглощены с опаской. — Какое он имеет отношение к этому? Проникся моей суровой участью? Все-таки не чужды ему человеческие чувства? Я бы не сказала, что у сестры с братом были теплые, комфортные отношения, однако сейчас я удостоилась весьма неодобрительного взгляда. — Можно быть хотя бы молчаливо благодарной, — она дернула бровью, вновь глядя на разделочную доску. — Но от тебя и этого никто не ожидал. Не надеясь на дальнейшие разъяснения, я вернулась к бульону, от которого, правда, уже почти ничего не осталось. — Карлайл привез продукты для супа, — но Розали продолжила, — попросил его для тебя сварить. Видимо, предвидел твою заявленную голодовку, и неудивительно: он сполна знаком с твоим скверным характером. Невероятно, сколько контрастов всего в нескольких предложениях. В тарелке уже ничего не осталось, но после ее слов суп в желудке стал вкуснее. Настолько, что, даже если бы в действительности он был несъедобным, мое мнение осталось бы прежним. Как только Джинни неприятно проскрежетала вилкой по тарелке и поспешила скрыться, так и не доев, Розали оставила нож и взяла с кухонной тумбы незамеченный мной ранее, но уже знакомый сверток. Еще более помятый, чем прежде. — Просил передать лично в руки, — она несколько секунд стояла с протянутой рукой, пока я все-таки не решилась вновь его принять. Да и взгляд у нее с каждым мгновением ожидания становился все недоброжелательнее... Вероятные причины самого существования этого конверта создавали диссонанс на фоне неожиданного супа. — Обратно передавать ничего не собираюсь. — Видимо, мои душевные метания были заметны. — Я вам не почтовый голубь. — Спасибо, — немного погодя я обернулась к ней, и без лишних слов в ее взгляде, хоть и резко прохладном, отразилось понимание того, о чем я не сказала. Уже в своей комнате я довольно долго косилась на конверт, оставленный на краю стола. Даже когда проверяла новостную ленту в телефоне или дописывала конспект для завтрашнего урока. Он молчал так громко, что в какой-то момент я не выдержала и кинула его в ящик стола, со всей силы задвинув его обратно. И даже оттуда ему удавалось раздражающе привлекать внимание. Уже зарывшись носом в одеяло, я все еще думала о нем. Пришлось вставать и доставать этот чертов дар. Впрочем, чего я вообще от него хотела? Открыть, посмотреть, закрыть и продолжить мучаться догадками? Да уж. Однако цепочка оборвалась после первого шага. Внутри, на треугольном клапане была короткая надпись, черными чернилами, убористым почерком, не слишком разборчивым — но достаточно для понимания. Смысл слов порой важнее видимого. Поэтому прими то, что твое — по праву, пусть голос твой и бесценен — по-прежнему. Был и будет. Трепет пронзил на поражение, и я неровно выдохнула, вздрогнув всем телом. Опустилась обратно в постель, лихорадочно перечитывая, жадно всматриваясь в начертание каждого символа... Сердце так гулко билось в груди, словно он настоящий сейчас был рядом и говорил мне эти слова. Значимость конверта стремительно возросла всего за несколько мгновений и не поменялась бы, если пустить на ветер десять стодолларовых купюр. Они теперь вообще не играли роли, была только короткая запись. Она заставляла искусанные губы растягиваться в дрожащую улыбку, и из-за нее под закрытыми веками в темноте плясали вспышки. Ему было не все равно, он помнил и не пытался забыть. Kerosene in my hands You make me mad, on fire again If you hold me without hurting me You'll be the first who ever did