***
Около трех часов ночи я вскочила в холодном поту от кошмара. Воспоминания о нем тут же растворились, оставляя после себя только чувство пустоты. Однако волновало меня лишь одно: отчего фантомный выстрел, на границе между сном и явью, показался таким реальным? Впрочем, быстро списав это сонным сознанием на чей-то беспричинный салют, я завалилась обратно. Сон, правда, настигал меня урывками, и утром я чувствовала себя жутко недовольной. — Хочу настоящего снеговика, — ныла за завтраком Джинни, и от того звенело в ушах сильнее обычного. — В Нью-Йорке снега почти не бывает, а если бывает, то все сидят дома! — Пытаясь породить хоть сколько-нибудь пристойную яичницу, я пару раз обожглась, но спихнула все на нервный тик: по мере рассказа она болтала ногами и обо что-то билась. — Ты уже достала со своим снеговиком, — выразила мои мысли Полин, но я бы выбрала интонацию поярче. — Мама не может разорваться, чтобы всем угодить. — А ты постоянно выпрашиваешь себе этот рюкзак с этими... звездочками — ну и что?! А я не могу, значит? — Не со звездочками, а с галактикой! — Заткнитесь обе, господи! — не сдержавшись, рыкнула я в сторону стола и подавила желание запустить туда сковородкой вслепую. А там уж пусть провидение решает, кому нужнее... — Как вас только мать терпит... — прошипела сквозь зубы, злая то ли на стремную яичницу, то ли на боль в горле, которая напоминала, вынуждала поморщиться и натянуть ворот свитера повыше. — Могу я хоть на минуту спокойно отлучиться?.. — У Розали, видимо, утро тоже не задалось. Злее обычного, она влетела в столовую, готовая, казалось, размазать всех по стенам. Обернувшись, я заметила незавершенный образ, что в ее случае было нонсенсом, и тут же отхватила свою порцию уничижения взглядом. — Мама, да она меня... — Ешь быстрее, Джиневра, я не собираюсь ждать вас полчаса в машине, — отрезала Розали, и за столом воцарилось блаженное молчание. Правда, не дано было мне порадоваться: расправившись там, она направилась сюда. До сих пор основной проблемой совместного проживания с родственниками была потребность разделять кухню с Розали. Подход у нас был разный и взаимораздражающий. Слегка задев меня своим шелковым халатиком, она встала рядом и как бы незаметно-критичным взглядом окинула рабочую поверхность. Зубы сами собой скрипнули, но я сделала глубокий вдох, чтобы промолчать, когда изящная рука не менее изящным жестом сдвинула мои аккуратно валяющиеся инструменты в сторону, чтобы поставить свою одну чашку и налить в нее кофе. Пространство, видимо, требовалось для маневра. — И не забудь убрать за собой, — конечно же сказала она, недовольно поджав губы, именно в тот момент, когда мне требовалась предельная концентрация! — Я всегда убираю! — злость придала словам утробное звучание, и движения стали дергаными и хаотичными, хоть я и понимала, что яйца уже успели практически намертво пристать к антипригарной сковородке. Либо ее так полный идиот нарек, либо мои кулинарные таланты по шкале безнадеги ушли в отрицательное измерение... Кофейник чуть дрогнул в руке Розали, когда сковородка упала на плиту, а в нее уже и расплавленная с краю лопаточка. У меня же колотилось сердце, но лицо оставалось неподвижным, и я беспомощно уставилась в стену предположительно отчаянным взглядом. — Да какая муха тебя укусила?.. Да большая такая, у вас еще днк, наверное, похожи... Разговор с ним, случившийся около суток назад, вкупе с чередой событий накануне, добил меня окончательно, опустошил до того самого дна, которое уже давно грозилось показаться из-под остатка сил и нервных клеток. Вымучив последние живые связки, я оставила себя немой вплоть до этого без преувеличения приятного утреца. Теперь я могла сподобиться на несколько слов, однако через боль, напоминающую о том, как легко чего-то лишиться. Поэтому я старалась расходовать этот ресурс по минимуму, скрывая недуг под видом умудренного молчания... Именно по этой причине перепалка с Розали не получила развития. Вместо этого я занялась мыслями о том, что голодание даже периодически полезно, пока прощалась с перспективой завтрака и демонстративно устраивала пострадавшую посуду в посудомойке. Путь до школы ожидаемо не добавил мне веры в благополучие этого дня: обледеневшие ранее дороги покрыл небольшой слой снега, и пару раз я растягивалась на застывшей луже в крайне неловких позах. Да и плотная ткань джинсов сохла не так быстро, как хотелось бы, поэтому сконцентрироваться на первых уроках казалось чем-то из рода фантастики. — Прости, я не в духе сегодня, — опустошенно выдохнула я, чуть повернувшись в сторону Беллы, пока мисс Гофф отвлеклась на вопросы с другой парты. Испанский я знала хорошо, но голова соображала туго, и заданный диалог вышел глупым, не провалился вообще лишь благодаря девушке. — Это ничего, — понимающе хмыкнула Белла и закусила губу. — Слишком много всего случилось. Просто нужно время, чтобы все обдумать. Мне тоже, — ее глаза наполнились муками сомнений, отчего она тут же заморгала, словно пыталась отогнать тягостные мысли. — Твой голос... Он так и не восстановился? Пелена застлала все видимое, однако мне удалось быстро взять себя в руки. Бессильно выдохнув, я посмотрела на девушку. — Мне жаль... Ты теперь не можешь петь... Надеюсь, это вскоре пройдет. Свон сконфуженно поджала губы, скомкав последние слова. Видимо, она понимала, насколько болезненную тему затронула, но почему-то не могла обойти ее стороной. Я вернула взгляд в тетрадь, чувствуя, что корень уходит гораздо глубже. Дело не в том, что я не могла петь из-за потерянного голоса, а в том, что гораздо раньше что-то во мне перестало создавать близкие сердцу строки, слова, неразрывно связанные с душой. Это и причиняло боль, и Белла тут была не при чем. — Спасибо, — чуть погодя шепнула я, выдавив хоть сколько-нибудь искреннюю улыбку. Школа сегодня ожидаемо гудела: длинные выходные в кругу семьи минули, и взволнованным подросткам не терпелось встретиться, чтобы обменяться тяжбами от навязанного общения с близкими и украдкой вспомнить громкую тусовку. Открыто ее, конечно, не обсуждали. К кому-то пришло понимание, насколько опрометчивой была идея, другие боялись огласки. Школа по возможности оставалась территорией тишины, чтобы не выдать своей тайной жизни учительскому составу. Я придерживалась мнения, что они знали, но не вмешивались, понимая, что тот, кто хочет, так или иначе найдет способ. Но, видимо, конспирация доставляла всем удовольствие. — А вы как считаете? — Я встрепенулась от неожиданности и ударилась ногой об стол каким-то чувствительным местом, проклиная незатыкающегося Йорки. С задней парты весь урок доносилось шушуканье, шуршание и прочие отвлекающие звуки, а теперь выяснилось, что мы с Беллой еще и в курсе быть должны! — Silencio! — прикрикнула на него преподаватель с другого конца кабинета, сверкая гневным взглядом поверх тонких стекол очков. Впрочем, внимание было секундным, и она продолжила выслушивать чей-то несомненно увлекательный диалог. — Считать на тригонометрии будешь, умник, — пришлось применить немало сил, чтобы отпихнуть его торчащую азиатскую башку обратно. Парень и так-то периодически подбешивал меня, но апогея достиг, распространив слухи о закрытой вечеринке, после нахально притащив туда полшколы. Именно это и вынудило потратить на него ограниченный голосовой ресурс. — Считаем что? — Свон оказалась более благосклонной и за это удостоилась моего неодобрительного цоканья и вздоха. — Что горит? — нетерпеливо пояснил Йорки, заерзав на стуле. Ну да, одно место у него всегда горит... — А что, где-то пожар? — в недоумении пробормотала Белла, и до меня, наконец, дошел смысл вопроса, заставивший закрыть глаза на раздражительность источника. — Святые угодники! — удивленно протянул парень, видимо, от неожиданности не рассчитав с громкостью. — Silencio! — повторно гаркнула мисс Гофф, неодобрительно поджав губы. — Вы что, с другой планеты? — невероятно высокомерно зашипел Йорки. — Вся школа это обсуждает, а вы даже не заметили? С утра дым виден, только никто не понимает, что это. — Где? — Свон пораженно замотала головой, часто моргая. — Примерно на востоке. Там сплошной лес до самой Резервации, и никто не знает, что там могло быть. Я задумчиво нахмурилась, отвернувшись от взбудораженной парты. Странное предчувствие зашевелилось в груди, но ни одной догадки я сформулировать не могла. Белла тоже молчала, но выглядела бледнее обычного, и на лице залегло осознание чего-то скорбного. Погруженная в раздумья, я шла по шумному коридору в класс Биологии и потому не с первого раза отреагировала на окликнувший голос. Нахмурилась, усомнившись в реальности происходящего и обернулась, чтобы развеять сомнения. Убедилась и, закатив глаза, вернулась на несколько шагов назад, где у колонны поджидал Каллен. — Не ожидала, — вместо приветствия поделилась я мыслями (и вовсе не из неприязни, теперь словами я доносила только основное). — Разве я по ошибке приехал к первому? — Видимо, Эдвард неплохо отдохнул, раз не реагировал остро, даже поддерживал сарказм. И это вызвало мимолетную улыбку, слегка язвительную, но все же, однако следующие слова благополучно ее стерли. — Скажи мне, что у вас случилось на выходных? Чтобы не наговорить лишнего и не тратить слова, я попыталась выдать острое непонимание на лице. — Мне это сразу показалось странным, — он нахмурился, дернув уголком губ. — Папа не стал препятствовать моему отъезду, чуть ли не спровадил из города, да и у него самого вдруг образовались какие-то дела. Не припомню еще одного такого... нетрадиционного Дня Благодарения. — Я здесь причем? — вздохнула, склонив набок голову, и инстинктивно тронула шею рукой. От моих слов на лице Эдварда лишь разрослась усмешка. — Не забывай, что мы виделись в Холле. При крайне странных обстоятельствах, — парень многозначительно растянул последние слова, недоуменно вскинув брови. Да, действительно, сложно объяснить, как я оказалась в кругу его семьи за завтраком, к тому же, в пижаме его сестры, предварительно попав на День Благодарения вместо него. Видимо, тогда Эдварду было решительно все равно — лишь бы урвать билет в рай повесы и кутежа, обеспеченного лучшими клубами Сиэтла — не сомневаюсь. Теперь, вернувшись в суровую рутину, ему захотелось вот так вот махом включиться во все события, которые ему обязаны были преподнести на блюдечке с голубой каемочкой. Гены — хотела заключить я, пока не вспомнила, что они даже не родственники. Что ж, значит, с кем поведешься... — Знаешь что? — нахмурившись, поджала на мгновение губы. — Спроси лучше об этом своего отца. Он расскажет тебе то, что сочтет нужным, а я, независимо от того, что расскажу, даже если наши слова будут одинаковы, непременно впаду в немилость снова. Поскольку занятие это выматывающее, я умываю руки, — наконец, подвела я к ключевой идее, закинув сумку на плечо. — Передавай пламенный привет, больше я на глаза ему не попадусь. И проблем не доставлю. Ну вот, опять растратилась на слова. Я поморщилась от ноющей боли в горле и задумалась над тем, где найти горячую воду, решив, что разговор окончен. Сделала шаг, но Эдвард остановил, сжав руку у плеча — не больно, но раздражающе властно. — Мне плевать, что ты там мутишь, — с флегматичной угрозой произнес он, когда я подняла взгляд на окаменевшие черты лица, — но если в этом замешана Белла... — То что? — я пожала плечами, стряхнув его длинные пальцы, пока их хватка не стала крепче. — Избавишься от меня? Ночью переедешь на своем Мустанге? Или как там у вас в семье принято? — Не обольщайся, — вместо ожидаемой агрессии я получила высокомерную ухмылку, настолько свойственную этому негодяю, что казалось, будто и родился он с ней. — Таких привилегий удостаиваются наши враги, а не легкие помехи. Я фыркнула, покачав головой. — А у Беллы я все сам узнаю. — Конечно, так она тебе все и рассказала, умник. Она скорее язык себе вырвет, чем признается во всем, накликав бед на голову Джейкоба. — Отвезу ее после уроков домой и все узнаю, не сомневайся. — Вот и нет, после уроков Белла моя, — наконец, появился повод для надменной улыбки, и я скрестили на груди руки, продолжив после раздавшегося звонка. — У нас планы были составлены еще до того, как ты приехал. Так что даже не пытайся ее переманить, не трать время понапрасну. Если он и собирался что-то возразить, я решила расстаться на этой замечательной ноте. Правда, ровно до порога кабинета мистера Баннера, где не дала себя обогнать и рывком заняла место рядом с Беллой, успев еще к тому же обернуться и принять весьма довольный вид. Впрочем, его Каллен проигнорировал, перекидываясь какими-то кулуарными знаками с девушкой по пути на задние парты.***
Пожалуй, если бы планы наши не были такими вескими как расследование сплетни, дарованной Йорки, Эдварду все же удалось бы украсть у меня Беллу, поскольку вот уже несколько дней они не виделись. Но девушка, ограничившись короткой беседой и поцелуем, легко и непринужденно отшила его, а замялась ненадолго, обнадежив скорой встречей на следующий день. Выпустив пар на выходных, Каллен не заявлял прав на собственность и так же легко отпустил ее. Не заметил, что со Свон что-то не так, или просто не разгадал чувства, притаившееся за трепещущими ресницами, тянущее взгляд вниз, потому что посмотреть в глаза сложно. От смелого шага Джейкоба, который позавчера не смог обуздать свою безнадежно влюбленную натуру, она мучилась и наверняка не хотела это признавать. Опираясь на заверения Эрика, что с моста все видно прекраснее некуда, мы преодолели часть пути на пикапе, но вынуждены были оставить его вдоль ближайшей улицы, а дальше идти пешком. В Нью-Йорке на следующий же день после Хэллоуина, словно по мановению маркетинговой палочки прилавки бутиков и магазинов сменяли оранжево-коричневую гамму на красно-зеленую, а город украшали гирляндами. В Форксе все было несколько заторможенно. Лишь ближе к декабрю на домах развешивали первые огоньки и всякую рождественскую всячину, словно заполняя пустоту в жизни после приготовлений ко Дню Благодарения. Несмотря на благополучие последних лет, мне так и не удалось полюбить Рождество: воспоминания о долгих зимних вечерах в приюте, до окон которого доносились звуки бурных городских праздников, были еще живы. Суета в преддверии этого светлого, семейного торжества лишь погружала в тоску, заставляя ощущать опустошенность ярче. Мэри уезжала к родственникам в пригород, обещая вернуться к новогодней вечеринке, и я никогда не позволяла себе, прощаясь, показать, с каким нетерпением жду окончания Рождества. Забывалось оно моментально, ведь за ним следовала подготовка к новогодней ночи. Ее я любила куда больше: никакого благоговения — было громко и весело... В затейливой компании соседских музыкантов и друзей сожительницы старые уныния сменялись новыми впечатлениями. Прошлое оставалось в прошлом году, а в новом все, безусловно, будет по-новому... Я отчетливо помнила, как думала об этом, зажигая бенгальский огонек и любуясь его непредсказуемыми искрами, но не предполагала, как перевернется жизнь в предстоящем году. Не предполагала, однако где-то в глубине души очень хотела. — Слушай, ты не... не обижаешься на меня? — я была погружена в мысли, когда Свон вдруг обронила несколько необъяснимых слов. Дело-то было в том, что я решительно не понимала, как могла оказаться жертвой во всей этой истории. По мне, так самым настоящим... — Ну, за то, что я не рассказала всю правду сразу? Если бы я была до конца откровенной... — девушка сдавленно хмыкнула, опустив голову, отчего разочарованность и смущение на ее лице скрыли волосы. — Да брось, Белла, — выдохнула я, невесело совсем и разочарованно — тоже — только на этот раз в самой себе. — Если кто и должен обижаться, то только ты. Я втянула тебя в эту неприятную историю... снова. Видимо, проклятье на мне такое — усугублять житейские неприятности безвинных, превращая их в проблемы. Некоторый отрезок пути мы прошли молча, слушая хруст под ногами. — Я так не думаю, — тихо, но твердо сказала Белла, слегка приосанившись. — Я могла бы отказаться и даже попробовать отговорить тебя, но не сделала ни того, ни другого, и это был осознанный выбор. — Пусть так, — я поджала губы, нехотя соглашаясь. — Однако ты не можешь отрицать, что до моего приезда тебе жилось спокойнее. — Не отрицаю, — отчего-то смешливо повторила Свон. — Но до смерти скучно. Мы переглянулись, обменявшись лукавыми улыбками. От слов Беллы по груди разлилось приятное тепло, от осознания, что ни на миг она не сожалела о моем присутствии в своей жизни. Именно в тот момент я почувствовала приятный, по-зимнему влажный запах леса, наполнявшего Форкс, и тяжелый ком в груди, тянущий вниз, потихоньку стал разжиматься. Следы от пальцев на шее все еще сияли, но и они однажды уйдут, вместе с яркостью воспоминаний... Во всяком случае, в это хотелось верить. За время, проведенное в беседе, мы преодолели короткую улочку, перебежали через дорогу и по узкому тротуару вышли на железный мост, соединявший два берега реки, которая где-то впереди срывалась с обрыва. И вид открывался... исчерпывающий. Хвойный массив по берегам тоже укрылся снегом и потому далекий тонкий столб густого, темно-серого дыма был так заметен, перечеркнув все благоговейное послевкусие от короткого разговора. Шел он как раз со стороны Резервации. Я чувствовала, что все плохое в Форксе прикрывается, подобно как невинный, девственно белый снег прикрывает твердый лед, на который больно падать. Это было очередной тайной, которую нам не расскажут. — Боже мой, Джейк! — скороговоркой воскликнула Белла и вдруг сорвалась с места в обратном направлении, как-то вовсе не осторожно не поглядев по сторонам дороги. — Стой, ты с ума сошла?! — я кинулась следом и едва успела схватить ее за рукав куртки, уже на другой стороне. Девушка нехотя обернулась, но на ее лице было написано такое отчаяние, столько мыслей летало в глазах, что я так же неожиданно ее поняла, но все же была обязана предотвратить неприятности. — Это опасно, тем более сейчас. Только представь, что там творится! — как бы я ни старалась вразумить Свон, стена непреклонности в ее глазах не падала, и девушка осторожно отняла руку. — Тогда поедем вместе, так будет безопаснее... — Нет, прости, — она решительно замотала головой и продолжила свой путь до машины, только спокойнее. — Я должна поехать одна. Меня там все-таки знают и не тронут из-за Чарли. — О чем ты говоришь, Белла? Им наверняка уже известно, что ты вместе с Эдвардом. Тень сомнения мелькнула в мечущихся глазах, но не задержалась надолго. — Мне все равно. Он не должен страдать из-за чужих разборок, — она пожала плечами, всхлипнув. — Он не раз выручал нас. Спасал мне жизнь, — закончила она тихо и села за руль. Я забрала свои вещи и препятствовать ей не стала. И все же, глядя вслед удаляющейся машине, я испытывала тяжелые чувства, узлы беспокойства закручивались внизу живота. You hit that street And my crooked lust В причастности Калленов не было сомнений: вряд ли в свете вчерашних событий пожар можно причислить к случайным, по неосторожности, а иных врагов у Резервации не было. Рассчитав, что Эдвард еще не успел встретиться с отцом и передать мои слова, я утерла нос и устремилась по известному адресу, двигаясь на энергии звенящих мыслей и негодовании. Вид здания Холла на секунду отдался болезненными воспоминаниями, которые быстро затмил свежий гнев по поводу несправедливости. Еще больше раздосадовало то, что было не уловить каких-либо изменений, словно ничего и не произошло, мол, не их рук дело! Все спокойно и беспристрастно, в невинной чистоте — отмыли кровавые пятна и продолжают жить как раньше!.. You count to three While they're all dying — Что вы сделали? — нетерпеливо вырвалось прежде, чем я бы достигла самого МакКарти. Стоит отметить, что выглядел он донельзя довольным, да просто до неприличия в сложившейся ситуации! С мечтательным выражением лица болтал по телефону, небрежно опираясь сильной рукой на стойку входной группы, и не иначе флиртовал с кем-то. — А?.. — он в замешательстве приподнял брови в ответ, зажав динамик. — Весь город гудит о том, что был взрыв, и это не совпадение, что в той же стороне Резервация! — я остановилась в паре футов, целиком источая жар и злость от несправедливости, тяжело дышала и отчетливо слышала биение неспокойного сердца. Вняв моей настойчивости, Эммет распрощался с абонентом и весь обратился ко мне, чтобы осмотреть взглядом... больше присущим родителю взбалмошного ребенка! — Да откуда ж нам знать, что у них там приключилось, — снисходительно вздохнул он, решив откупиться от меня улыбочкой. — Мы не настолько опасаемся Квилетов, чтобы денно и нощно следить за ними... И, вообще-то, индейцы так раньше передавали друг другу сообщения, — заговорщически склонился он ко мне, пытаясь перевести тему и вдохнуть в беседу позитив. — С помощью дыма. Они недалеко ушли в развитии, так что неудивительно... — Эммет! — почти взмолилась я, желая, чтобы из меня перестали делать дуру. — Хватит, пожалуйста. Я знаю достаточно. — Раз знаешь, что спрашиваешь? — он развел руками, хмыкнув, будто мы говорили о чем-то... Боже, да о чем угодно, но не о преднамеренном вреде кому-то! — Все выглядит как травля индейской коммуны. Набрасываетесь на друга Беллы как стая голодных волков, когда он ничего вам не сделал. Да, я не отрицаю, что на совете в Резервации, куда нас насильно затащили, все были агрессивно настроены, но это только они... Есть же дети... и просто те, кому нет дела до вашего конфликта! Да тот же Джейкоб — простой парень, наглухо влюбленный в Беллу, а вы его мните коварным шпионом с садистскими наклонностями!.. Неудивительно, что мои слова вызвали лишь усмешку и отрицание. — Да с чего ты взбеленилась и решила, что это Резервация горит? — На это я лишь цокнула, покачав головой. — Это был стратегический шаг, и ничего более. Уничтожили их вышку — вот проблема, поглядите, — он всплеснул руками, воскресив память о ночи в лесу в поисках отважной Беллы, а после — пленения Квилетами. Было это сравнительно недавно, однако теперь мне было вовсе не до смеха, после всего произошедшего я не находила их странное племя забавным. И все же... Они были людьми. — А вообще-то, если надо будет, то и Резервации достанется... Возомнили себя хозяевами положения, вот еще. А жалеешь ты их напрасно. Скоро эти парни с невинными оскалами продемонстрируют свои острые клыки на деле, поверь. Им с детства науськивают, что к чему. Вы рветесь отстаивать этих придурочных Квилетов, не зная, на что они способны. Об этом просто никто не говорит, у каждого есть что-то личное. — Да, я знаю. Я читала про трагедии в Форксе. Но я также читала про трагедии в Резервации. — Тогда скажи мне вот что: про жену мистера Каллена они ничего не написали? — вкрадчиво поинтересовался Эммет, источая сарказм в чистом виде. Вопрос выбил из колеи. О таком я не помнила. — Выходит, нет. Странно, потому что они сочли это трофеем. — Речь не о Джейн? — медленно проговаривала я, пока мысли досадно смешались. — А о бывшей жене, матери Элис? Разве она не в Лос-Анджелесе? Элис там училась, и я подумала... — Квилеты убили ее, — прервал бессмыслицу Эммет, и в голове вдруг воцарилась звенящая в ушах тишина. — Они тоже когда-то были детьми, но потом выросли и спланировали вендетту. Я тогда учиться уехал, но, по рассказам, непростое время было. Мистер Каллен только-только официально принял дела отца, а в Резервации только этого и ждали. Ослабления, чтобы ударить. — Прости, я не понимаю, — я подавленно замотала головой, не веря своим ушам. — Маму Элис тоже убили Квилеты? — Знаю, Форкс хранит достаточно мрачных историй, которые никто не хочет рассказывать, даже чтобы очернить этих... Да что б их... Святая была женщина. Многие гибли время от времени, но, клянусь, в тот день на кладбище весь город собрался. Я перевела взгляд в сторону. В груди сидело гадкое, тянущее чувство, словно боль за Элис, лишенную матери, прошла насквозь тупым лезвием. И отчего-то сейчас совсем не хотелось смотреть в глаза мистеру Каллену, ведь причина ненависти стала так ясна. Наверное, если бы Квилеты убили мою маму, я относилась бы к ним также и была бы непреклонной к иным вариантам. — Только ты, это... Не распространяйся особо. Все знают, но никто эту тему не поднимает, — судя по голосу, Эммету было жутко неловко. — У меня, конечно, язык как помело, но об этом я бы никогда... — Ну вот и договорились, — пробасил он, хлопнув в ладоши, и скорбь слетела с его лица так же быстро, как появилась. — Ты зря-то не парься. У нас были проблемы, мы их решили, — в принудительно-успокаивающей манере увещевал мужчина. Выйдя из-за стойки, он приобнял меня за плечи, развернул и медленно направил к выходу. — Теперь все спокойно будет, тихо. По довольному, уверенному тону здоровяка я догадалась, что речь шла не только о Квилетах, и проблемные постояльцы, видимо, съехали. — А если нет, то что вы сделаете? Убьете кого-нибудь? — опустошенная новостью, я говорила глухо, чувствовала боль в горле ярче обычного. — Послушай, твое дело — не вмешиваться, — примирительно продолжал мужчина, пытаясь отделаться от меня любезностью. — Тебя отпустили, обвинения сняли... Что тебе еще надо? Надо? Что мне действительно было необходимо, так это пауза. Тихое забвение, без внешнего, без никого. Но даже если бы было иначе, если бы я забурлила несказанными словами, все равно исход был бы един. Я больше не могла говорить. Бездумно растратив все силы. Снежинки не спеша ложились на землю, и ветер им почти не мешал, но будто пробрался в мою голову, раздувая цельные мысли на рваные обрывки. Глядя на Элис, я даже не могла задуматься о таком... Ведь, полная жизнерадостности и готовая безвозмездно ею поделиться со всяким, она совсем не казалась разбитой изнутри — не полностью, но так, как каждый потерявший близкого разбит какою-то частью души. Она была искренна, открыта и не таила в глазах той черной крапины, которую я видела в Эдварде и... в зеркале. Можно радоваться, можно улыбаться — вполне искренне, однако надлом останется, что бы ты ни делал. Когда я добрела до дома, уже начало смеркаться. Дверь в комнату тихо закрылась, и стало еще темнее, дыра на сердце разрасталась и ныла. А каково было... ему? Знать, что где-то за чередой горных хребтов находятся люди, отнявшие жизнь родного человека, возможно, любовь всей жизни?.. Да, чувство не просто вырвать из груди, но как ужасающе легко вырвать жизнь из тела... Дышать почему-то было затруднительно, грудь тяжело и часто вздымалась, пораженная непонятной болезнью. Он ее любил, и это было больно, но далеко не из-за ревности — с ней это вообще не было связано. Чувство чужой потери и чужой боли жестоко сжимало сердце, будто боль та была совсем не чужой. You're hard to reach You're cold to touch