"Отражение"

В уютной комнате с приглушённым светом сидели двое: мужчина и женщина. Из-за тусклого света деревянная мебель откидывала громоздкие тени. В воздухе витал лёгкий запах хвои, беззаботно трещали полена в камине. Красноволосый мужчина нежно массировал ноги жены, тихо рассказывая последние новости. Голубоглазая блондинка лишь посмеивалась на эмоциональный шёпот мужчины. Тонкие руки нежно поглаживали округлый живот прикрытый пуховым одеялом. — Представляешь! Ё моё! Я полчаса объяснял ему, как важно добавлять тёплую воду, а не горячую! Но он всё равно, залипнув на очередную книжонку, добавил кипяток прямо из чайника! Испортив твоё фирменное блюдо прямо перед подачей! — схватившись за голову, простонал. — Ну-ну, ты ведь знаешь, как Кирюша любит книги и как легко выпадает из реальности, — сжав и разжав пальчики на ногах, слегка пнула мужчину в бедро. — Но…! — обиженно надув щёки, возмущённо посмотрел на хихикающую жену. — Лучше… — но фразу прервал громкий хлопок. Пара настороженно замерла. Первым очнулся от ступора мужчина, спустив ноги жены на пол, помог ей встать. И в этот момент в комнату врываются люди в чёрных масках с оружием в руках. Красноволосый тут же загородил жену, та, прижав руки в защитном жесте к животу, со страхом смотрела на ворвавшихся людей. — Кто вы? Что вам нужно? — в ответ же на него наставили оружие. В оглушающей тишине, что опустилась на этот дом, прозвучал выстрел. Резко распахнув глаза, загнано дышала. Воздуха катастрофически не хватало. Этот сон-воспоминание всегда заканчивается на звуке выстрела. Руки сами по себе опустились на живот. — Кин-сан, вы уже проснулись? — в комнату заглянула Ханако. — Да, — приподнявшись, села. Руки всё ещё подрагивая, обнимали живот. Старушка понимающе улыбнулась, из-за чего старое лицо стало ещё морщинистее. — Пора готовить завтрак, — кряхтя и по старушечьи ворча, Ханако вышла на веранду, где обычно проводила весь день, сидя в кресле. Последний месяц она уже совсем сдала. Я, не засиживаясь, стала собираться. Быстро расчесала волосы, собирая их в низкий хвост, надела простое голубое кимоно, которое раньше принадлежало Ханако. Оно было старым, износившимся и выцветшим, но всё ещё не потерявшим своего лоска. По нему видно, что раньше оно было красивым и дорогим. Быстро подвязав рукава, вышла из комнаты и тут же попала на кухню. И день завертелся в привычном круговороте. Быстрый и сытный завтрак, ежедневные ухаживающие процедуры за старушкой, стирка, нарубка дров. Скоро зима и их нужно заготовить много, а я за раз этого сделать не могу, поэтому заранее потихоньку рублю. Далее сбегать в лес на пару часов за травами и ягодами, по пути заглянула в силки на ручье и под листвой. Сегодня на обед будет рыбный суп, а вечером мясо с рисом. Кстати, крупы заканчиваются, надо будет сходить на рынок… что делать я очень не любила. Внешность у меня была совсем экзотичная для местных, а в деревне к чужакам относились… предвзято. Раньше ходила Ханако, но сейчас она уже по двору погулять не может. Скоро совсем сляжет. Устало вздохнув, ставлю тазик с бельём. Тело всё никак не может привыкнуть к нагрузкам, я и раньше была болезненной, но сейчас тело подводит всё сильнее. И всё же простываю я намного меньше, чем… там. Тряхнув головой, скидываю печальный морок, никто кроме меня эту работу не сделает. Затянув пояс потуже, стала развешивать бельё. Вечер в обыденной суматохе наступил неожиданно. И так уже год. Целый год я здесь… Небо окрасилось в красный, затихли птицы, защёлкали сверчки. Подул свежий ветер, затрепыхалось бельё на веревке. Поглядев на лес ещё пару секунд, подошла к задремавшей старушке. Осторожно потрясла за хрупкое плечо. Раздался скрипучий, наполненный радостью и облегчением голос. — Хорошо, как хорошо, — и седая голова стала опускаться всё ниже. — Машима-кун, я иду, — вдруг голос прозвучал так звонко и по девчачьи. Вздрогнув, я наблюдала, как старушка крепко-крепко заснула, наконец, обретая сон, которого она так долго ждала. — Ханако… — опустившись на колени, болезненно взглянула на радостное морщинистое лицо, что опустошённо глядело куда-то вперёд. — Ханако… Как же я без неё? Я теперь совсем одна? Именно она нашла меня в лесу, измождённую, сломленную, потерявшую всё. Выходив и вылечив, она задала новый темп жизни. Медленный и тягучий. Будучи старушкой, она научила меня смирению, принятию жизни такой, какой она есть. Я потеряла всё и вряд ли когда-нибудь оправлюсь от этого, но я приняла это. Смирилась, хотя произошло это совсем недавно, лишь в последний месяц я стала просыпаться не от крика, а просто так. Загнано дыша, но уже без слёз. Можно сказать, что это апатия. Нет смысла, нет цели, но есть жизнь и мир вокруг. Есть я. Похороны прошли тихо. Здесь не приняты громкие застолья, длинные речи. Здесь часто погибают от болезни, из-за бандитов и умереть от старости — это великая удача. Мне помогли проводить Ханако в последний путь достойно. Жители деревни были ей благодарны, всё же она единственный врач в ближайшие два поселения. И теперь осталась лишь я, недоучка. Но до меня доходили слухи, что в соседнюю деревню пришёл шиноби-медик. Не знаю, что означает слово «шиноби», за этот год слышу его впервые. Ах да, ещё одна причина отстранённости жителей. Моя речь… Говорили все на японском и иногда проскальзывал английский. Я знала разговорный английский, работа обязывала, и немного китайский и индийский, часто ездила туда за пряностями. Пришлось экстренно учить местный язык. За год что-то да и выучила, но писать я так и не научилась. Моя речь звучала слишком официально и обрывисто, ещё и с диким акцентом. Словарный запас ограничивался повседневными нуждами и названиями трав и растений. Домик наш располагался в лесу, в паре километров от деревни. Тропинка была узкой и едва протоптанной, часто её заливала ближайшая речушка, поэтому она всегда была сырой и глинистой. Деревянная постройка, что гордо носила название дом, была маленькой и обветшалой. Не знаю, сколько зим она ещё простоит. Было всего три комнаты: спальня, кухня и купальня. Было так странно пусто без ворчливой, но такой меланхоличной старушки. Оказывается, она так заполняла пространство своим присутствием… теперь же было пусто. Я снова одна. По инерции я прожила ещё некоторое время, и однажды пошёл снег. Белый, пушистый, такой холодный, но почему-то было тепло на сердце. С болью в спине поставила на крыльцо стопку дров, схватила первое попавшиеся одеяло и корзину, пошла в лес. Сейчас самое время для можжевельника. Его маслом можно обрабатывать нити для того, чтобы зашивать раны, а сами ягодки заменяют при простуде малину. Надо найти те, что созрели. Сделать это не так сложно, их очень любят птицы, поэтому возле их кустов всегда очень шумно. *** Нос и щёки обожгло холодным воздухом. Уже вечереет, становится холоднее. Лес трещал и звенел, буйные птицы прятались в свои гнёзда, смешно распушая перья. Ободрав уже два куста, перехожу к третьему. И тут замечаю странный нож. Он имел треугольную вытянутую форму. Нож был полностью из железа и неприятно оттягивал руку вниз. Тяжёлый. Положив находку в корзинку, обхожу куст и замираю. Прекрасный белоснежный снег был в… в крови. Красные пятна сильно выделялись на белом фоне. Алый резал глаз, в воздухе распространялся запах железа и тухлятины. Сжав рот рукой, глянула и сорвалась вперёд. Потеряв по пути зимние тапки (что-то вроде валенок), подбежав к цели, поскользнулась и, шлепнувшись на колени, оглядела раненного. На снегу лежал странно одетый ребёнок, хотя скорее подросток. Крепкий жилет, скорее всего видоизменённая броня, был почти полностью пропитан кровью. Лицо закрывала маска, а на лбу была странная бандана. Ещё странными были волосы, они… седые. Но цвет был более… красивым, пепельным. Оглядев полянку, заметила, что ребёнок явно от кого-то бежал. Надо спешить! Сцепив зубы, подхватила ребенка. Спина отозвалась болью. Да, несмотря на то, что в этом… мире (я долго этого не сознавала, но всё говорит само за себя) я выгляжу моложе, тело болело, как у семидесятилетней. Зато первые морщинки пропали, и кожа стала белой-белой и чистой-чистой. Господи, на моих руках истекает кровью ребёнок, а я думаю о морщинах! Дорога заняла вместо десяти минут все двадцать. Быстро уложив дитя на футон, местный аналог кровати, а точнее матрас и одеяло. Как только он был уложен, сорвалась затапливать печку. Дом успел остыть, пока я бегала по лесу. Как только весело затрещали полена, сорвалась в самую маленькую каморку — там хранились все травы, медицинские нити и ножи. Этот жилет был кошмар каким тяжёлым, так ещё крепился очень крепко, чтобы снять его и не потревожить раны, пришлось повозиться. Облегчённо вздохнув, откладываю этот проклятый жилет. Под ним была тёмная кофта, её разрезаю, мысленно извиняюсь перед ребёнком за испорченную кофту (выглядела она дорого). Рана была не глубокой, но длиной. Словно он увернулся при ударе. Кто же мог напасть на ребёнка? Как можно аккуратнее стираю тряпкой грязь и кровь. Осторожно промываю травяной настойкой. С сожалением, но без сомнений начинаю зашивать рану. *** Со вздохом укрываю ребёнка одеялом. Теперь ему нужен только сон и тщательный уход. Быстро поужинав, тут же вернулась в спальню. Не хотелось его оставлять на долго. Как оказалось не зря. Ночью его стало лихорадить. Сбивала температуру как могла. Но его рана не хотела заживать, гноилась и опухала. А жар, что заставлял кровь течь быстрее, усугублял дело. Началась гонка за жизнь. Ночь и день смешалась в одно пятно. Я не могла сомкнуть ни глаза, бдительно следя за его состоянием. Даже отлучиться приготовить еду не могла, боялась, что как только отведу взгляд, он перестанет дышать. Хотя приходилось бегать за дровами на улицу и, схватив, как можно быстрее бежать обратно. Такой режим, конечно же, не пошёл мне на пользу. Осунулась ещё больше, под глазами залегли тени. В один момент мой организм не выдержал, и я отключилась. И мне ничего не снилось.