Кулаки, дипломатия и драконы

Прошло три часа, прежде чем повозчик забежал на ферму и сообщил, что конь готов к отправлению — но, судя по странному блеску глаз, ему самому травы пощипать не удалось. Эсберн быстро накормил его лососевым супом, на что тот с удовольствием облизнулся, и все трое (в том числе Джорах Мормонт) вышли на улицу. Дейенерис, хотя и тяжело дышала, продолжала вдохновлённо скакать по полю, нанося удары невидимому сопернику, а Релнир сидел у огорода с корнями Нирна, наблюдая за их свечением с тем же восторгом, как если бы это был занимавшийся рассвет, и приторно вздыхая. — Пора ехать, — проговорил Эсберн, не обращаясь ни к кому конкретно. — Если хотим к вечеру добраться до Айварстеда и не попасть под дождь, нужно торопиться. Тучи собираются, — произнёс он уже совсем себе под нос и поднял взгляд на серые армады облаков. Сделав над собой явное усилие, Релнир поднялся и тяжело вздохнул. Продолжая смотреть на корни, он заговорил: — А я вот, что подумал… ты же, Эсберн, от Талмора бегаешь, так? Умно ли с нашей стороны в городах останавливаться? Вдруг в курсе все уже, и только и ждут, пока ты заявишься. — Не думаю, что им известны наши планы, если только они не следят за нами. Если так, в их интересах оставить нас в живых… к тому же, я думал, Айварстед в руках Седобородых, и Талмор туда не пустят. — Тем больше повод волноваться, — хмыкнул Релнир. — Может, они думают, что мы все в этом корыте — и Клинки, и Седобородые, они же ни им, ни Империи не помогают. Может, помогают вам? Талмор-то не знает. Может, по дурости и в это поверят? Дени слышала лишь отголоски их разговора, но и этого было достаточно, чтобы вспомнить слова Ондолемара. Он обещал, что Дельфину и Эсберна не будут преследовать, и он наверняка хотел, чтобы Дейенерис в это поверила… он мог обманывать. Приглушить её интуицию. Дени вздохнула, потирая ушибленный лоб. Ей так хотелось верить в обратное и в то, что Ондолемар — друг, настоящий, и не притворяется им. — Ваша Светлость, вы в порядке? — участливо спросил Мормонт, и Дени неловко ему улыбнулась, когда он помог ей залезть в повозку. — Не говорите с ней как с нежным дитятей, сир Джорах, — ухмыльнулся Релнир. — Это тренировочные синяки, они безвреднее царапин от волчьих когтей. Теперь её точно никто не узнает, королевы-то в драку не лезут. Обычно не лезут. Все, кроме неё. Повозка подскочила, и Дени невольно пришлось поднять на Релнира взгляд: он не без удовольствия наблюдал за ней, даже подмигнул, увидев, что она смотрит, но на его губах всё равно пролегла презрительная усмешка. Даже после нескольких часов тренировок, он продолжал над ней смеяться, но Дени не позволила себя обмануть: она видела, как горделиво Релнир поднял подбородок. — Спасибо, — произнесла она, выдавив из себя улыбку. Он прыснул. — Было бы за что. Пожалуйста. — Он отвернулся, словно решив оставить свою гордость самому себе. Джорах недоверчиво склонил голову и взглянул на Дейенерис, но она, зная, что ответить ей на этот взгляд нечего, тоже отвернулась. Путь до Айварстеда прошёл молча: каждую попытку заговорить об Алдуине и Клинках Эсберн пресекал, уверенный, что повозчику об их судьбе знать необязательно — мол, из-за их неосторожности, о которой раньше почему-то никто не задумывался, он и так уже узнал больше, чем нужно. Дени думала, что было бы неплохо послушать боевые истории Релнира, но открыто проявлять интерес ей не хотелось, а он длительное время хранил молчание, а потом и вовсе разлёгся на лавке, снял шлем, накрыл лицо походным плащом и, судя по всему, уснул. Должно быть, притомился за корнями Нирна наблюдать. — Ваша Светлость, — вдруг шепнул Джорах, — вы точно чувствуете себя хорошо? — Дени озадаченно кивнула. — Вы не устаёте поражать меня. Сначала этот случай в Рифтене, теперь тренировки… словно вам кажется, что никто не сможет вас защитить, в случае чего. — Дело не только в этом, сир Джорах, — вздохнула она, понимая, к чему тот клонит. — Я не могу всё время рассчитывать только на вас. Мы попали в тяжёлое положение, и я вынуждена рассчитывать и на свои силы тоже. Он ей, кажется, не поверил, но переубеждать не стал — и за это Дени была благодарна. Она всегда звала его старым медведем, но лишь тогда, когда он и правда начал стареть, она задумалась: не пора ли его отпустить? Лучшие годы жизни он отдал ей — и неужели на этом же посту он захочет умереть? Айварстед оказался крохотной деревушкой, состоявшей из нескольких жилых домов и таверны — настолько маленькой, что всей компании пришлось ютиться в одной комнате. Жёсткие нары, застеленные одной только животной шкурой, Эсберн и Джорах решили единодушно отдать Дейенерис, на что Релнир начал было жаловаться — ему же нужно мир спасти, должен высыпаться — но, быстро бросив эту затею, оставил их в тесной комнатушке и отправился на свежий воздух — как сказал сам, «осмотреть окрестности». И всё бы ничего, вот только к утру, когда трое уже проснулись и даже поддались соблазну предутренней дрёмы, довакина в таверне не оказалось. Укоризненно качая головой, Эсберн спросил у хозяина таверны, не знает ли он, куда отправился давешний постоялец. Тот всё прятал глаза, словно не решался ответить честно, ковырял носком пол и собирался даже увильнуть от ответа, предложив выпивки, но Эсберн крепко стоял на своём, намекая, что без правдивого ответа на свой вопрос он не отстанет. Наконец, хозяин заговорил: — Да я это… сказал ему, ну, что тут легенда про нашенский курган ходит… про призраков тамошних… ну, он и отправился туда. — На курган, — констатировал Эсберн, тяжело вздохнув. — На целую ночь и даже часть утра… — Ну да, — пожал тот плечами. — Я смотрю, он весь доспехами увешан, мечишко сверкает, ну и подумал — ему это будет интересно, а нам и польза, а то призрак же совсем житья не даёт, сколько паломников тама сгинуло, и не сосчитать. Я же не знал, что вы торопитесь. — Вашей вины в том нет, — примирительно произнёс Эсберн. — Я сам виноват, что не надавил… не сказал, как важно торопиться. — С его стороны было бы неплохо это понимать и без вашего слова, — пожала плечами Дейенерис. — Ведь он не маленький ребёнок. Ответный взгляд Эсберна яснее ясного задавался вопросом: «Вы так в этом уверены?» — Так значит, — вмешался Джорах, — нужно пойти за ним? Вернуть его с кургана? — Да ну, сядьте, гости, я вас хоть завтраком накормлю! По нему видно же — так просто не пропадёт, а если пропал уже, так торопиться тем более смысла нету, как вороны начнут над курганом кружить, так и узнаём, всё, сгинул наш герой, как и остальные — я ж такое видел уже, знаю, о чём говорю. Только кости его и найдёте, так хоть не отправитесь туда на пустой желудок-то. Ну, правда же. Садитесь, говорю же вам! Эсберну кусок в горло не лез. Дени разделяла настроение хозяина таверны — возможно, просто потому что ей не хотелось думать о плохом. Джорах, как обычно, был с ней согласен, а поэтому не без удовольствия уплетал за обе щеки тыквенный суп с тминовыми лепёшками, когда дверь распахнулась, и на пороге появился, тяжело дыша, довакин — живой и здоровый, хотя и потрёпанный — и Эсберн испустил обречённый вздох. — Прежде чем ты хоть слово произнесёшь, — предупредительно заявил Релнир, — я всё объясню. Я опоздал, потому что гонял в Рифтен. За лошадьми. Ты же сам сказал, надо в горы идти, мы бы в повозке целую вечность тряслись, да и этому наболтали всякого… Ну, я его рассчитал и… — Надеюсь, ты его не убил? — строго спросил Эсберн, на что Релнир издал громкий негодующий возглас: — Да ты что, язык родной под землёй забыл? Рассчитать — не пришить, приятель, очнись! Ты за кого меня принимаешь вообще? — И, видимо, нам пора отправляться, если не хотим встретить ночь в горах, — проговорил Джорах, отодвигая от себя тарелку и кивая хозяину в знак благодарности. Гости поднялись, собрали нехитрый скарб и направились к выходу. Хозяин вздохнул, глядя на остатки еды, пробормотал: «Не доели…» и спихнул мякоть тыквы в миску домашнему псу, благодарно гавкнувшему в ответ. В этот же самый момент Дейенерис сунула в руки Релниру тминовую лепёшку, пока он закреплял седло на лошади — довакин подозрительно воззрился на подношение, и также подозрительно поднял взгляд на Дейенерис. — Наверное, ты голодный, если за ночь метнулся в Рифтен и обратно. Полагаю, поесть не успел. Даже странно… — Она оглядела четырёх дородных лошадей, каждая — разного окраса: белая, серая в яблоках, гнедая с белыми пятнами и вороная, видимо, самая мощная — её Релнир присмотрел себе. — И как мы не подумали об этом раньше? — Возьму лепёшку в качестве уплаты, — заявил тот, выхватив подарок у Дени из рук. Она опешила, но ничего не произнесла, учтиво улыбнувшись. Она уже развернулась к своей, белой лошади, когда Релнир произнёс: — Не упадёшь хоть с лошади? Эти старушки послушные, но если ты не умеешь в седле сидеть, то… — но Дени без проблем оседлала лошадь и даже пригладила ей гриву, что-то ласково шепнув на ухо. Релнир не догадывался, зачем. И, откровенно говоря, даже не хотел об этом думать, но одной проблемой стало меньше, и хотя бы на этот счёт он мог не волноваться. Четыре всадника действительно двигались быстрее, чем одна повозка, но пересечь горы к вечеру они не успели: сказалась и усталость Релнира после ночной поездки, и то, что Эсберн несколько десятков лет не садился на лошадь. Да и местность, мягко говоря, не располагала к быстрому передвижению. Дени пыталась вспомнить, видела ли она подобные горы в Вестеросе, и никак не могла вспомнить: все места, где она бывала прежде, казались ей плоскими, пустынными равнинами без единого признака жизни, но Скайримские горы, без труда покорившиеся Скайримским же лошадям, заросшие крохотными кустарниками и припорошенные снегом, совершенно не были похожи на всё, что она видела раньше. Если бы только не пронизывающий до костей ветер, она, возможно, смогла бы этим насладиться — но ветер дул, задувал, продувал, замораживая её изнутри и не оставляя места даже капельке теплоты. Всё стало ещё хуже по наступлении ночи, когда Релнир чуть не вывалился из седла. Он шёл в самом конце, за Дейенерис, предоставив право проложить путь Эсберну и Джораху, более способному наезднику: то ли из-за медлительности процессии, то ли из-за выпитого тайком сиродильского бренди, он позволил себе на мгновение закрыть глаза, опустил голову… и в следующий же момент был вынужден ретироваться, начав соскальзывать с седла и выронив поводья из рук. Он схватился за них крепче, попытался восстановить равновесие, безвольно барахтая ногами в воздухе, но всё равно потянул лошадь на себя — и она протестующе заржала, едва не сбросив наездника и заставив обернуться сначала Дейенерис (ей удалось увидеть подозрительные маневрирования Релнира в седле), а потом и Эсберна с Джорахом, единодушно поинтересовавшихся: — Довакин, всё в порядке? Тогда Релнир понял, что лгать о своей бесконечной силе больше не намерен. И, спешившись, запросил привал со словами «чем скорее, тем лучше». Снова тяжело вздохнув и бросив взгляд на мрачное небо, Эсберн согласился, также слезая со своей лошади — не так удачно, как Релнир — и окунувшись лысиной в сугроб. Подавляя зевок, последний не смог сдержать ехидной усмешки. Ни Дени, ни Джорах не торопились спускаться на землю; Дени было просто приятно вновь чувствовать под собой седло, Джорах же надеялся впереди найти подходящее место для привала. И снова, если бы не отвратительная северная погода, это бы даже походило на простую прогулку — пускай и в горах. Они шли с 20 минут, когда деревья расступились, открывая широкую опушку перед новым лесом, поднимавшимся выше в гору. Белоснежная и девственно голая, она с готовностью принимала бурный ветер, поднимавшего вереницы снежинок и кружившего их в асинхронном танце. Даже ёжась от холода, Дени не удержалась и подошла к обрыву — и увидела то, что заставило её навсегда изменить мнение о Скайриме как о холодном, неприветливом и бедном месте. С высоты птичьего — если не драконьего — полёта он был прекрасен. Земля у горного склона не была скрыта туманами, открывая взор на мрачные рощи лиственниц, окруживших речку, переливавшуюся серебром в лунном свете. Дени подняла голову: конечно, до небес отсюда было очень далеко, но и настоящая земля была неблизко, и она, находясь между ними как меж двух огнями, почувствовала себя нещадимо маленькой и незначительной, всего лишь восторженной наблюдательницей, впервые увидевшей звёзды — даже столь бледные… она услышала позади себя шаги и развернулась: это был Джорах. — Ваша Светлость, за деревьями есть небольшая поляна, она… скрыта от обрыва, и там не так холодно. Думаю, нам стоит переночевать там. — Коней только привязать не забудьте, — бросил появившийся из-за деревьев Релнир и, с трудом подавив зевок, добавил: — А то… свалят же, за ночь. Неверные, порой, как аргонианская наложница. Джорах пропустил Дейенерис вперёд себя и спросил: — Что ваши лошади едят? В этих горах найдётся что-нибудь съестное? — Эти лошади самостоятельнее, чем ты, сир Джорах, — невнятно произнёс Релнир, скрывшись на поляне за деревьями, — а вот чем будем питаться мы — это… — он замолчал, увидев, что Эсберн уже навалил в середине поляны сухих веток, обозначил костёр булыжниками и даже зажёг огонь. Теперь он пытался установить котелок над выступом над горевшим огнём, из-за чего-то и дело отдёргивал руки — как-никак, было горячо. Релнир весело хохотнул: — Снег тебя маленько остудил, Эсберн. Немножко ты, не сочти за грубость, отупел. А может, просто устал, очень… я тоже — как собака! Пожрать бы да спать завалиться, пока ещё не слишком светло и солнце глаза не слепит. Должна быть хорошая ночка, без дождя. Релнир упал неподалёку от лошадей, рядом с мощным косым стволом упавшего дерева, полностью покрытого снегом. Это место он приметил сразу, так как под ним уже были навалены листья и еловые ветви, так что и ночевать здесь было бы не так холодно. Опираясь о ствол спиной, он откинул голову назад, растянул ноги и руки и блаженно закрыл глаза. Спустя несколько секунд наслаждения отдыхом он решительно вознамерился поужинать и сразу же отправляться ко сну, чтобы долгий день поскорее закончился. — Не упускаю надежды поесть горячего перед сном, — произнёс Эсберн, игнорируя шебуршание Релнира в походной сумке. Довакин своего ужина найти не мог и вытряс на землю все склянки с зельями, пару записок, ключи и тряпку, бряцнувшую о землю — в неё, судя по всему, были завёрнуты отмычки. Солонина, которую он и искал, видимо, лежала на самом дне, вместе с буханкой хлеба — и, подняв их перед собой, словно победный трофей, Релнир торжественно всех оглянул. Никому, впрочем, в тот момент уже не было до него дела: Эсберн колдовал над котелком, Дейенерис и Джорах жевали яблоки, и Релнир даже расстроился, едва не выплюнув с досады кусок уже откусанного мяса. — Вы все просто снобы, вы в курсе? — И тебе приятного аппетита, — пропела Дейенерис и одарила его одной из тех улыбок, за которыми скрывались истая благопристойность и подчинение всем светским приличиям. Релнир презрительно фыркнул, с особым ожесточением вонзая в солонину зубы, словно она представляла всех снобов, так сильно его раздражавших. На вкус она оказалась более пресной, чем Релнир надеялся, а поэтому аппетитный запах, вскоре поднявшийся над котелком Эсберна, заставил его живот заурчать, а рот наполниться слюной. — Эй, Эсберн, — несмело позвал он, — чего это там у тебя? — Два с лишним десятка лет я прожил в Рифтене. И единственное, что я умею готовить, соответственно… — он набрал жидкости в ложку и попробовал её на язык, сморщился и плеснул обратно. — Рыбу. — Где ты её умудрить-то… тьфу ты, поймать-то умудрился? — Сзади тебя озеро, довакин, — Эсберн укоризненно улыбнулся. — Так ведь маленькое же. — И что? Лосося не поймаешь, грязекраба не убьёшь, но там куча маленьких окуньков, можешь сам посмотреть. — Релнир так удобно устроился, так сильно его ноги залились свинцом от усталости, что подниматься ему абсолютно не хотелось. Эсберн записал победу в споре на свой счёт. — Видел, мы пока не поднимались, ты и горноцвет не собирал… — Да у меня весь дом в Вайтране провонял им! Бестолковые цветочки, бабам на венки, да и всё, к чему они пригодны. — Да, если не знать, как их использовать. Если пыльцу вытрясти в воду, пока там варится окунь, можно получить очень вкусную похлёбку… которая и согреет на всю ночь, и придаст сил. Ночь хотя и не дождливая, но морозная, а мёда при нас нет… Не смотри на меня так грозно из своего убежища, довакин, здесь хватит на всех. Хотя и по твоей вине мы оказались здесь ночью, я не стану наказывать тебя и угощу окуневой ухой. — По моей вине, ага, как же, — пробурчал Релнир, убирая остатки солонины в сумку и враждебно скрещивая руки на груди. Он склонился назад, опираясь об островок мха и используя его как подушку. — Тряслись бы сейчас по дороге среди всех этих торговцев, послов и… великанов. — Как было бы хорошо сейчас укутаться в чью-нибудь шкуру, — мечтательно проговорил Эсберн, — и не мёрзнуть в этих обносках… но сильный юноша засыпает, а двое иссохших стариков на это не способны. Если только девушка не уйдёт в заросли и не найдёт там саблезуба, то мы обречены до рассвета стучать зубами… — Все трое взглянули в сторону Релнира, надеясь, что он мог бы предложить помощь, но тот, казалось, уже видел десятый сон. Ну, или притворялся, что видит. — Возможно, нам всё же стоило пойти по дороге. Путь прямой, хотя и на пару дней дольше. Как знать, быть может, мерзнуть бы не пришлось? И там, к тому же, всегда есть люди. Есть, где спрятаться, где переночевать, гораздо больше дичи… Не все, конечно, желают тебе добра, но с острым мечом в руках и словом магии на устах… многого можно добиться. Старая глиняная миска Эсберна пошла по рукам: последним ел Джорах, вызвавшийся в эту ночь беречь сон своих спутников. Эсберн лёг на тёплую попону, снятую с лошади, Дейенерис же, почти не представляя, как ночевать на открытом воздухе, испуганно озиралась по сторонам, словно в поисках совета. Её взгляд упал на трёх лошадей, пасшихся неподалёку от уже спавшего Релнира (он совершенно точно спал, ведь снег падал его в раскрытый рот, и он не пытался с этим ничего сделать): одна из них поджала ноги под грудь и села на землю, вытянув морду вперёд. Дени достала морковь, оставшуюся после скудного ужина, и, подойдя к оседланной ей белоснежной лошади, подала морковь ей. Челюсти лошади задвигались, а Дейенерис, поглаживая её по голове, стала надавливать вниз, намекая, что животное должно лечь. К счастью, та послушалась, и Дени вздохнула с облегчением. Она подложила под голову походную сумку — невесть какая подушка, жёсткая, но, прижимаясь телом к лошади, она думала, что цель оправдывает страдания. Если она потеряет Дрогона, ни одна тёплая постель не заглушит мук её совести. — Эй, — вдруг раздался шёпот неподалёку, и Дени подняла голову. Звук доносился со стороны Релнира: — Ноги подожми, Кровь Дракона. Понимаю, конечно, кровь теплит изнутри, и ухи наелась, но всё равно подожми. Так теплей будет. Дени услышала, как Релнир снова упал на снег и заснул. Она действительно прижала колени к груди. И ей действительно стало теплее. Вокруг всё молчало, и даже ветер, от которого им удалось спрятаться, не тревожил её. Смежив веки, она услышала разноголосицу родных людей, видела их лица; видела улыбку Сансы и как она склоняется над младенческой колыбелью; видела Тириона, составлявшего треть величины Железного Трона, и прозрачную фигурку Миссандеи рядом с ним… Новый голос ворвался в её сознание, но он был далеко, и его слов она не расслышала. Лица других, родных людей растворились как дым. Дени обернулась и бросилась бежать из тронного зала — огромные двери разошлись, и на неё ринулась зияющая пустота, веявшая холодом… Напуганная, она раскрыла глаза и огляделась вокруг, но поляна была столь же девственно чиста, как когда она засыпала. Сонно-рубиновым светом мерцали в костре догоравшие угольки, Эсберн сопел рядом; Релнир уткнулся лицом в снежный ствол и не произносил ни звука. Голос повторил свой леденящий призыв — глубокий голос звал её… но куда? И на каком языке? Дени была уверена, что прежде не слышала этих слов. Зухимфа дон, сказал он. В просвете между деревьями она увидела силуэт Джораха — и решила подойти к нему, чтобы никого больше не будить. Не произнеся ни слова, она тронула его за плечо и развернула к себе, чтобы тут же испуганно отпрянуть: вместо знакомого лица она увидела странную маску, закрывавшую всю лицо. Дени попятилась, человек последовал за ней, выходя в пятно лунного света; теперь Дени более отчётливо видела маску, блестевшую железным блеском, вырезанную словно по человеческому лицу, не считая лба, закрытого полосами металлических пластин. Снег хрустнул под её ногами, и она не понимала, куда идёт, уставившись на пустые прорези для глаз, вытянутый металлический подборок и косые бока маски, будто ужимавшие лицо. Подозрительная плавность движений незнакомца заставила её опустить взгляд — и тут она увидела, что он не идёт, а плывёт по воздуху босыми ногами; тяжёлыми цепями её сковал страх, она сделала ещё один шаг назад и почувствовала, как её пятка зависла над пропастью, но незнакомец всё плыл и плыл, когда голос, словно гром, сотряс чёрное небо: — ДОВАМОН! И Дейенерис, потеряв равновесие от неожиданности, упала спиной назад… она летела, и ничто не могло поймать её; она летела, и звёзды безучастно наблюдали за её падением. Дени закричала единственное имя, пришедшее ей на ум: «ДРОГОН!», ведь только он мог спасти её от смерти, и тут же почувствовала, как что-то в теле подталкивает её наверх, как от столкновения, и заставляет открыть глаза — пробудиться. Дени выпрямилась и посмотрела в ту сторону, где стоял Джорах — видимо, он услышал, что она проснулась, и теперь повернулся в её сторону. Но это был просто кошмар, и она не хотела волновать его попусту. Конечно, кошмары начнут сниться в такой обстановке. Она бросила взгляд на крепко спавшего Релнира… Смог бы он защитить нас, если бы этот призрак был реален? Стал бы он защищать меня саму? Она снова легла на сумку и уставилась на звёзды: возможность находиться на высоте всегда вдохновляла её, но сейчас от мрачной бездны, нависшей над её головой, ей становилось страшно. Она уткнулась в тёплый живот спавшей лошади, надеясь, что видение страшной маски исчезнет, но ни она, ни пугающий голос не исчезали, заставляя Дени снова и снова прокручивать сон перед глазами. Она представила, как гладит Дрогона по шее, попыталась вспомнить, какова его чешуя на ощупь… но от мысли о высоте ей вновь стало страшно, и вновь показалось, что она падает в никуда. Голос сказал: «Довамон», и она почему-то знала, что обращался он именно к ней… Довакин… Дова-мон… Дракон, Драконорождённый… Драконья… кровь? Драконья мать? А может быть, наездница? Принцесса? Сестра? Сколько прошло времени, прежде чем Дейенерис смогла полностью успокоиться и уснуть, сказать сложно, но можно заявить с уверенностью, что она не выспалась. Релнир был прав, предупреждая её о тяжестях похода: она не привыкла к таким условиям, но предпочла не жаловаться, чтобы не вызвать лишний раз его недовольство. О странном сне она также решила умолчать, не считая собственные страхи достойными внимания. Разбудил её запах травы — она бросила взгляд туда, где они ужинали вечером, и увидела Эсберна, варившего, судя по всему, цветочный чай. Несколько глотков восстановили её силы и, хотя она всё ещё была несколько сонной, взбодрили и вдохновили на продолжение пути. То же самое, судя по всему, можно было сказать и об остальных членах отряда, даже Джорахе, обещавшего поспать как следует по приезде в Ривервуд. Выспавшийся Релнир светился хорошим настроением и вызвался быть провожатым — и, хотя тропа то и дело уходила у них из-под ног, а лошади всё время оступались, к полудню они оказались в Ривервуде — к несказанной радости Дельфины, поджидавшей их в «Спящем Великане». Расцеловав Эсберна, Дельфина тут же распорядилась о постели для Джораха и плотном обеде для остальных. Релниру она также сообщила, что его хускарл прибыл в Ривервуд сегодня утром, и он, привыкший к пунктуальности Лидии, горделиво хмыкнул. Она сидела в таверне, сжимая кружку с пивом — и вскочила на ноги, как только входная дверь открылась. Дени успела быстро окинуть её взглядом: тяжёлые железные доспехи не скрадывали крепкое телосложение, но, если бы не оно, Лидию можно было бы назвать обычной девушкой — с привлекательным, хотя и суровым лицом, по-северному узкими глазами, смуглой кожей и угольного цвета волосами до плеч. Лидия встала на вытяжку и чинно поклонилась, но Релнир, которому церемониться не хотелось, широко заулыбался и обнял её, похлопав по спине как сестру по оружию. То ли от силы удара, то ли от неожиданности, Лидия выпучила глаза. — Позволь тебе представить, дорогой мой хускарл, — елейно пропел Релнир, выпуская её из объятий, — свет нашей жизни, правительницу, так любезно согласившуюся составить нам компанию. Дейенерис Таргариен, Лидия. Лидия, Дейенерис Таргариен, — Дени учтиво кивнула и улыбнулась: — Я всегда восхищалась женщинами, способными держать оружие. — У вас в Вестеросе женщинам запрещено воевать? — удивлённо спросила та. — Что? Нет, — ответила Дейенерис с не меньшим удивлением. — Я слышала, что так. Значит, вы тоже умеете сражаться? — Нет. Мне не приходилось… — Она, видишь ли, драконья наездница, — проговорил Релнир с издёвкой. — И теперь хочет им помочь. Чтобы они не помирали. — Как это так? — Лидия нахмурилась, а Релнир самодовольно ухмыльнулся. И Дени не могла понять, почему: то ли потому что знал, что подобная наивность выведет королеву из себя, то ли потому что она его искренне забавляла. — Мои драконы научились не причинять людям боль. После войны, они… до поры до времени питались скотом, который разводят специально для них. — И им хватает? — Дени пожала плечами. — Хватало… вплоть до этого момента. Релнир прочистил горло. — Ваша Светлость, — по-солдатски отрапортовала Лидия, — позвольте вручить вам дар от ярла Вайтрана! — сгорбившись, она достала из сумки лёгкую багровую кирасу, достававшую, судя по всему, до колен. Лидия расправила её: чёрные рукава с кожаными наручами загремели и вяло упали вниз, шёлковый воротник съёжился и закрыл зиявшее над лифом отверстие. Бёдра были закрыты кольчугой, также окрашенной в багровый. Цвет крови, подумала Дейенерис. — Спасибо, это очень приятно, но… — Она стрельнула глазами в Релнира, словно требуя объяснений, но он был занят тем, что пытался взглядом сжечь Лидию на месте. — Он просил передать что-нибудь ещё? Я не думала, что он знает о моём прибытии. — О, я… Я не думаю, — пробормотала Лидия, бросив на тана нерешительный взгляд. Только теперь она заметила, как он ей недоволен. Релнир осуждающе покачал головой, Лидия пожала плечами, а Дени едва не растроганно улыбнулась. — Нагрудник мог бы быть закрытым, — вздохнула Дельфина. — Как знать, может, в храме найдутся старые доспехи Клинков? Они закрывают всё тело, не выборочно. Эти, конечно, красивые, но страшно не практично… — Ты вообще её видишь? — встрял Релнир, чем-то явно недовольный. — Куда ей доспехи Клинков? Предплечье сразу хрусть! И как ты её тогда вылечишь? Нельзя надевать тяжёлый доспех на нетренированное тело. Хотя это, — он резко вырвал кирасу из рук Лидии, — меня тоже не устраивает. Предпочёл бы что-нибудь потемнее, чтобы… или посветлее, чтобы наоборот, со снегом сливалось, а это… тьфу ты! — словно решив избавиться от кирасы как от чего-то противного, он с отвращением пихнул её в руки Дени, и она смущённо попыталась её взять. Релнир не отпускал. Лидия возмущенно вскинула брови, но ничего не произнесла: тан посмотрел на неё крайне выразительным взглядом, не предвещавшим ничего доброго, и Дени подумала было, что вмешиваться бесполезно, раз эти двое понимали друг друга без слов, и всё же… — Послушай, кажется, это лучшее, что мне сейчас доступно, — попробовала она урезонить Релнира, но тот оставался непреклонен. — Ни тебе, ни мне мои ранения ни к чему. — Я скорее убью какого-нибудь головореза в сыромятном тряпье и отдам тебе, — произнёс он чересчур серьёзно, так что Дени даже стало неловко. — Не очень-то вежливо предлагать королеве доспехи с трупов, — проворчала Лидия. — К тому же, если бы эти доспехи хоть чего-то стоили, их было бы не так просто убить. У этих на груди отличный металл — от любого лезвия защитят. Отверстие на груди… подумаешь! Отломаем пластину от щита и поместим куда следует. Ну, или манишку из кольчуги купим, делов-то. К тому же — зачарованные! — Зачарованные? — полюбопытствовала Дени, но Релнир, хлестнув себя ладонью по лбу, тем самым поставил в разговоре точку и отдал Дейенерис её доспехи. Краем глаза она заметила, что Лидия победоносно улыбается. Ей не терпелось надеть их, увидеть себя в зеркале, но желудок требовал приступить к еде сейчас же — даром что и стол был уже накрыт, и все словно ждали разрешения начать есть. Путники с аппетитом набросились на имбирное пиво, запечённые в тесте овощи и сладкие глазурные кексы. Дельфина наблюдала за ними с таким удовольствием, словно перед ней были голодные нагулявшиеся дети. Лидия же, явно сытая, дёрнула Релнира за рукав и громко заговорила: — Мой тан, я не хочу смущать или пугать тебя, но я уверена, что наш дом обзавёлся ещё одной тенью. — Серьёзно? А я уверен, что тебе нужно меньше пить, — Релнир с осуждением щелкнул её по носу. — Тогда и тени мерещиться не будут. — А как ещё мне бороться с домашней скукой? — пробурчала она. — Я тебе не жена корчмаря, чтобы рыбу сушить да пол подметать. Я не для того… — О чём ты говоришь, Лидия? — перебила Дельфина. — Ты что-то видела? Возможно, за твоим домом следят, Довакин. Не стоит упускать такую вероятность. Ты успел перейти дорогу Талмору… — В таком случае, мой хускарл привела их именно туда, где меня нужно искать, кто бы это ни был, — отмахнулся Релнир, жестикулируя куриной ножкой. — По головке я тебя за это гладить не стану. Лидия откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди, и Дени подумала: до чего ей, должно быть, обидно увидеться с таном спустя столько времени, а теперь выслушивать его ворчание. В своих размышлениях она пошла ещё дальше и задумалась над тем, каково Лидии всегда быть рядом с Релниром и бесконечно выслушивать то же самое ворчание… по поводу того, как она спит, готовит, размахивает мечом. Впрочем, он держал её при себе, а значит, она на что-то всё-таки годилась? Значит, он всё-таки уважал женщин — и только к ней относился презрительно? Покончив с пищей, Эсберн похвалил стряпню — заявив, что с годами она стало гораздо лучше, на что Дельфина отказалась от комплиментов и спросила о дальнейших планах. — Зависит от того, как долго мы готовы ждать, — вздохнул Эсберн. Если бы мы отправились сейчас… на быстроходных лошадях можно было бы добраться до Картспайра уже к вечеру. — Ты так в этом уверен? — недоверчиво уточнила Дельфина. — Я бы сказала, целый день. Тогда нам будет лучше выйти с утра. — Может, лучше остановиться в Рорикстеде? — прочавкал Релнир, тыкнув пальцем в точку на карте. — Там переночуем, сил наберёмся. Если успеем, конечно. — Предлагаешь выезжать сейчас? — спросила Дельфина, и тот кивнул. — Я и так в Рифтене насиделся, пока нога заживала, надоело без дела сидеть. Алдуин-то ждать не станет, так ведь? Значит, нужно действовать быстро. На это возразить было нечего. То есть, слабое возражение у Дейенерис всё-таки возникло, но лишь потому что ей не хотелось оставлять здесь Джораха, но Дельфина успокоила её, сказав, что так будет лучше для него: — Полагаю, к долгим походам он не привык. Как и к тому, что спать приходится на земле. Искателями приключений, такими, как наш довакин, ни с того ни с сего не становятся… на это нужны длительные тренировки… и, собственно, сон на земле. Оргнар позаботится о нём, Ваша Светлость. Не переживайте. Дени хотела возразить, сказать, что дело вовсе не в этом, но слова Дельфины напомнили ей о том, о чём сама она задумывалась не так давно. С тяжёлым сердцем, сменив лошадь на одну из тех, что Лидия привела из Вайтрана, она отправилась с остальными. Рядом с ней теперь были Эсберн, Дельфина, Лидия и Релнир — и без Джораха она вновь почувствовала острый укол, напомнивший, что здесь она чужая. Идти напрямую и правда было гораздо легче, чем в гору. Релнир снова вызвался быть провожатым и не слишком стремился развлекать путников разговором: наоборот, лошади передвигались быстро, так что Эсберн и Дельфина уже понадеялись, что они затемно доберутся до Картспайра. Релнир наотрез отказался, заявив, что плутать по древним руинам уставшими могут только самоубийцы. Когда Скайрим утонул в сумерках, он и вовсе предложил переночевать в пещере по левую сторону движения — холодало, а до Рорикстеда было слишком далеко. Дельфина было предостерегла его, заявив, что внутри может быть опасно, на что тот спрыгнул с лошади, хмыкнул, что «хотя бы за ужином идти не придётся», и, подав Лидии знак, чтобы шла за ним, двинулся вверх по склону. Прошло минут десять, никаких звуков из пещеры слышно не было. Дельфина ругнулась было себе под нос и собралась пойти сама, заявив, что так глупо потерять довакина в схватке с медведем, как вдруг изнутри раздался победоносный клич — означавший, что путь свободен. Оказавшись внутри, Дени поначалу застыла как вкопанная. Пещера оказалась совершенно не тем, чего она от неё ожидала: это было не мрачное тесное место с низким потолком, но скорее огромная поляна под открытым небом: в самой середине, там, где заканчивались каменные мшистые ступени, высилась стройная ель, обратив иголки к небу. Вокруг неё, на сколько хватало глаз, в лунном свете сверкало озеро кристально чистой воды, и шумный водопад разбивался о её поверхность. Дейенерис стала спускаться вниз, несколько раз едва не поскользнувшись, но вовремя ухватившись за каменные выступы (также покрытые мхом), и увидела, что озеро не имело завершённой идеальной формы, и что на небольших островках, соединённых между собой, растут кустарники, ели — малютки по сравнению с той, что красовалась на центральном острове — лежат стволы то ли обрубленных, то ли упавших деревьев. Картину завершали звёзды, бледно мерцавшие в отражении на водной поверхности… и труп бурого медведя, с изыском разделываемый Лидией и Релниром. Дени предпочла за этим не наблюдать и отправилась собирать ветки для обустройства ночлега. Попутно она продолжала осматривать пещеру, водила ладонью по холодным камням, сглаженным бесконечными потоками воды, время от времени натыкаясь на пятна крови. Человеческая ли это была кровь? Или животных, проживавших здесь до появления человека? Если бы не поминутные возгласы Лидии и Релнира, шум водопада ничто бы не прерывало, и, возможно, Дени бы даже чувствовала спокойствие… но, собрав достаточно веток, она вернулась на самый большой островок, где уже устроились остальные, и подавила желание отказаться от трапезы. Чего-чего, а медведя ей есть не хотелось, но живот урчал, а мясо уже было готово. К тому же, подумала она, устраиваясь рядом с Дельфиной, если бы Релнир его не убил, тогда он бы убил нас. Закон выживания. Побеждает сильнейший. Уставшая от царившего молчания во время поездки, Дени решилась завести разговор: — Лидия, — девушка подняла на неё заинтересованный взгляд, — давно ты у Релнира хускарлом служишь? — Хускарлом — с месяц, а так, — она хмыкнула, — знаю его уже очень давно. Сколько мы с ним по рунам лазали да медведей, вроде этого, убивали, ух… не сосчитать. — Лидия родом из Вайтрана, — пояснил Релнир. — Меня сделали таном, когда… к-хм… — он потупил взгляд, изучая прожилки жира на медвежьей лапе. — Ну, в общем… — Он дракона убил! — обрадованно воскликнула Лидия. Дени подняла брови, пытаясь изобразить изумление, и наткнулась на виновато-извиняющийся взгляд Релнира. Она сделала над собой усилие. Улыбнулась. Лидия продолжала нахваливать тана: — В общем, ярл Болгруф был так благодарен, что предложил ему хускарла, а он говорит, мол, есть у меня хускарл! А ярл ему: давай тогда, на государственную службу её переведём, тогда ей платить не придётся. И вот, теперь мне платит ярл, а не Релнир. — И как он? Как начальник? Отвратительный, наверное? — извиняющийся взгляд Релнира превратился в ехидный. — Ну… как вам сказать. В целом, всё неплохо, но бывают ситуации, как… ну вот, например, тан, помнишь? Как мы отплыли на Воронью Скалу, получив приятный контракт? Надо было форт тамошний зачистить. Дорога ещё куда ни шло, даже издалека всех расстрелять было не проблемой. Но когда мы добрались до этих гадких созданий, пеплов порождения… — Сколько раз повторял, — вздохнул Релнир, — нельзя говорить «пеплов». Это же безграмотно. — Только тогда он обнаружил, что оставил дома свой меч, — продолжила Лидия. Раздался смешок — это была Дельфина. — У меня с собой была одна только кирка, — произнёс тот будто в своё оправдание. — Старая шахтёрская привычка. Что-то чешет спину, ну и… я подумал, того хватит. — Ты был шахтёром? — удивлённо спросила Дени. — Я кем только не был, Ваше Высочество. Вам такой послужной список даже и не снился. — Некогда и мне приходилось делать то, что мне не нравилось, во благо моего народа. — Разве я сказал, что мне это не нравилось? — Это очевидно, ведь ты, в итоге, сменил свою работу. — Да, потому что на этой больше платят. И я к ней более приспособлен… тем не менее, вылазка была отличная. Порождения всегда таскают с собой всякого рода руду, поэтому я, вернувшись, наделал оружия на целую войну вперёд и, естественно, всё продал. Не удивлюсь, если Имперцы и Братья Бури прямо сейчас, вот в этот самый момент машут мечами, созданными из металла, который я тогда притарабанил из Морровинда. — Так ты ещё и кузнец? — с недоверием спросила Дельфина. Релнир покачал головой. — Да нет, я же образно выражаюсь. Я кузнецу продал, это он молодец. Над костром повисло молчание. Казалось, все думали об одном: насколько притязания Релнира логичны, и насколько вероятно, что прямо сейчас происходит одно из таких сражений. Первой тишину нарушила Дельфина, поблагодарившая всех за ужин и приятную компанию и заявившую, что теперь настало время отдохнуть. Дени бросила взгляд наверх, пытаясь понять, сколько сейчас времени; царила кромешная тьма, не ответившая ей на этот вопрос. Костёр больше не трещал, шум водопада не затихал, и она устроилась неподалёку от воды — там, где было гораздо спокойнее теперь, когда пещера утопала в тишине. Она надеялась, что если её сердце не будет биться в тревоге, как вчера, ей не будут сниться кошмары, и странный призрак не появится вновь… она действительно уснула со спокойным сердцем, и — если читатель позволит мне такую вольность в описании событий — проспала несколько часов, до зари, когда в её сознание снова вторгся незнакомый голос. Сначала он шептал ей, снова звал «Довамон! Довамон!», после во тьме загорелось красное свечение, появилась маска, рот не открывался, но складывал неизвестные слова:

Зухимфадон Зустин, фалил брина нейль Хинфус Окфус

Она не понимала ни слова из того, что он говорит. Не понимала, но всё равно тянулась вперёд, к нему, словно это был голос из её дома, давно потерянного, давно оставленного… ей хотелось ответить: «Да, я слушаю и внемлю», и она уже открыла рот, когда во мраке раздался другой звук — до боли знакомый драконий рёв — и, вслед за ним, истошный вопль Релнира: — Провалиться тебе в Обливион, дрянь Акатошья! Неужели нельзя дать мне поспать?! Дени широко распахнула глаза и повернулась к выходу из пещеры, но увидела лишь силуэт Релнира, выбегавшего на улицу с мечом наготове и кричавшего во всю глотку; дракон снова зарычал, раздался скрежет пламени, и Дени, по глупой привычке подумав, что это может быть Дрогон, вскочила с места и ринулась за Релниром. Кто-то звал её за спиной: скорее всего, это был Эсберн, но он не мог её догнать — поэтому на воздухе Дени очутилась довольно быстро. На фоне восходящего солнца парил дракон, а на земле, в жаре горящих деревьев, ещё один пытался зацепить зубами-кинжалами крохотную фигурку Релнира: довакин громко закричал, противник, взревев так, что Дени едва не закрыла уши, отвернул от него морду, но быстро пришёл в себя и попробовал цапнуть обидчика вновь — тот быстро отскочил, рубанув дракона по морде — брызнула тонкая струйка крови, настолько маленькая, что сердце Дейенерис сковал страх: неожиданно ей показалось, что Релнир не справится с битвой, и даже подоспевшие сзади Лидия с луком и Эсберн с заклинаниями не могли убедить её в обратном. Свист стрелы она услышала до того, как она угодила дракону в глаз: он прекрасно знал, откуда пришла опасность, и, развернув тяжёлую голову, изрыгнул пламя — Дельфина закричала «БЕРЕГИСЬ!», и все четверо бросились в сторону, едва не опалив себе пятки. Огненная струя била во вход в пещеру, и нависавшие над ним сосульки в страхе капали на землю. Дени упала лицом в сугроб, но, не мешкая, вскочила на ноги и бросилась по тропе вниз: кто-то снова выкрикнул её имя и поспешил за ней, но Дени было всё равно — она не могла стоять на месте, хотя и понимала безрассудность своих действий. Она знала, что огонь не тронет её, что она может хотя бы… хотя бы попытаться поговорить с ними, как говорила со своими детьми — и пусть эти драконы были ей чужды, они всё ещё были одной крови. Непреклонная уверенность в собственных силах стучала Дени по вискам, когда она заметила, что второй дракон заметил её и теперь идёт на посадку; она встала ровно, выставив руки перед собой, чтобы он видел: в её руках нет оружия. Внезапно прямо перед её глазами, будто пытаясь заслонить своим телом, выросла Лидия с секирой наготове. Приземлившись, дракон поднял ворох пыли — земля затряслась, и Дейенерис еле устояла на ногах. Длинный, худой, едва не гремящий костями, размерами он превосходил Дрогона в несколько раз, и даже многовековой сон не лишил его прежней силы. Лидия крепче перехватила рукоять орудия и бросилась вперёд с боевым криком, но дракон, явно не воспринимая её всерьёз, махнул хвостом и отбросил её в сторону — Лидия упала в сугроб и тут же встала обратно, дав Дейенерис время на собственные силы. Дени задрала голову, заглядывая в пасть дракона — голубоватый шар, загоревшийся в его глотке, становился всё больше. Она бросила взгляд на Релнира: за танцевавшим пламенем и за телом дракона его не было видно, но то и дело раздавались крики, значит, он преуспел больше своего хускарла; она услышала крик Эсберна, она была уверена, что ещё секунда, и кто-нибудь снова заслонит её, отбросит в сторону, её защитят, и она не успеет крикнуть: — SENA! — мгновение застыло в воздухе и задребезжало напряжённой тишиной, но голубой шар перестал расти, словно дракон застыл на месте. Дейенерис посмотрела в его глаза, зная, что так он услышит её лучше. Он поймёт. Я не хочу причинить тебе вреда, скажет она, ты можешь помочь мне, я помогу тебе. — Skoroso jemele broza? До чего хорошо, подумала Дейенерис, что он не может читать мои мысли. Быть может, он видит страх в моих глазах, но я не должна допустить этого. Я не должна бояться, ведь тогда я проиграю. Дракон молчал, глядя на неё то ли удивлённо, то ли заинтересованно. Быть может, оценивающе? Снова раздался чей-то крик, но Дейенерис не знала, был ли это Эсберн, или даже Дельфина — не осталось ничего, кроме глаз незнакомого дракона. Ведь и у Дрогона такие же, подумала она — живые островки янтаря на длинной тёмной морде. Она повторила свой вопрос: — Skoroso jemele broza? Bizy sa Daenerys Targarien, Mura Zaldrizoti. Jemylo… — она не договорила: раздался удар, дракон заверещал, выпрямляя шею и исторгая в небо голубое пламя. Глядя на него, слушая его истошные вопли, Дейенерис не заметила, как что-то свалило её с ног: перевернувшись на спину, она увидела грязное и до чёртиков напуганное лицо Дельфины, с губ которой слетело: — Королева, вы целы? Но она смотрела мимо — она видела, как огромная фигура груженого доспехами рыцаря наносит дракону один удар за другим, пока тот безуспешно пытается перекусить нападающего на две части. Релнира не волновал его рёв, не пугали клыки, он не видел трепетавшую в глазах дракона жизнь; в очередной раз, когда дракон едва не задел его зубами, довакин бросил меч в сторону и схватился обеими руками за нижнюю челюсть противника, ловко перекувырнулся и оказался внутри его пасти. Не веря своим глазам, Дени поднялась с земли, отряхнув одежду — она успела увидеть, как пасть захлопнулась, как пропал Релнир вместе со своими доспехами, и как дракон развернул к ней голову, словно их разговор так невежливо прервали, словно ему всё ещё было интересно… Дени сделала пару шагов, но Дельфина удержала её за рукав, и в то же мгновение дракон заверещал вновь, открывая пасть и являя миру непроглоченного и непобеждённого Релнира, проткнувшего его пасть изнутри.