goner

Осколки - первое, что я вижу, когда захожу в квартиру. Они хрустят под кедами при каждом шаге. Я пытаюсь пройти в вглубь как можно осторожнее, оглядываясь по сторонам в поисках Давида. В квартире темно, воняет сигаретным дымом, а входная дверь оказывается открыта, поэтому я начинаю переживать, что сюда мог успеть зайти кто-то ещё. А что, если Давид убежал куда-то в состоянии аффекта, забыв запереть дверь? Что, если он не в себе? - Давид? - достаточно громко зову я, останавливаясь напротив гостиной. В ответ - тишина. Я пытаюсь нащупать выключатель, чтобы разглядеть хоть что-то в кромешной темноте. И именно тогда я слышу крик. Так обычно кричат в фильмах ужасах. Так, что "кровь в венах стынет". Я бегу на звук, оказываясь перед дверью самой дальней комнаты. - Давид? - осторожно ступаю внутрь я. В ответ - прерывистое дыхание вперемешку со всхлипами. От всего этого в сочетании с темнотой становится не по себе. Я кое-как разглядываю кровать, стоящую рядом с закрытыми шторами окном. И человека, свёрнутого в комок, на ней. Сажусь на край, пытаясь вести себя как можно осторожнее. - Что случилось, Давид? - мягко спрашиваю я. Он накрыт одеялом с головой и ощутимо дрожит. Мой вопрос звучит глупо. Сейчас не важно, что случилось. Важно - помочь Давиду прийти в себя. Но я не знаю, как вести себя в таких ситуациях. При мне он ни разу не был таким. - Как я могу тебе помочь? - задаю я волнующий меня вопрос. - Она там, - еле слышно бормочет Давид. - Она не... не выпускает меня. Я уверен, что в квартире нет кого-то постороннего. Но на всякий случай возвращаюсь в коридор, на этот раз включая свет. Я оглядываю гостиную, кухню, даже туалет и ванную, и, ожидаемо, никого не нахожу. Меня накрывает страшная догадка, что у Давида мог случится какой-нибудь приступ. - Никого нет, - сообщаю я, возвращаясь в комнату. - Только ты и я. Давид стонет как будто от сильной боли, он упорно отрицает мои слова: - Она стоит рядом. Она смотрит на меня. В комнате никого нет. Мне даже не нужно осматривать её, чтобы убедиться в этом. Мне становится жалко Давида. Сейчас он выглядит как никогда беззащитно, убито. Я осторожно касаюсь ладонью его тела, через тонкое одеяло чувствуя, какой он холодный и мокрый. Давид вздрагивает от моего прикосновения, но я торопливо успокаиваю его: - Всё в порядке, это я. - Убери её, - просит Давид настолько отчаянно, что у меня щемит под рёбрами. - Убрал, - вру в ответ я, продолжая гладить его по спине и плечам. - Здесь только мы. Давид срывается на рыдания. Его дыхание ужасно сбито. Мне безумно хочется обнять его, унести отсюда - сделать хоть что-то для того, чтобы ему стало лучше. - Хочешь пойдём на улицу? - спрашиваю я мягко. - Где Саша? - хрипит Давид; голос у него сорванный. И от этого имени у меня начинает стучать сердце в разы быстрее. Мне как будто ударяют поддых обида разом со злобой. Сейчас с ним я. Это я пришёл, когда ему плохо. Я пришёл, потому что Саши рядом не оказалось. Так почему он зовёт его, а не меня? Мне приходится несколько раз укусить себе за щёку изнутри, чтобы не наговорить глупостей. - Почему он не вернулся? - продолжает Давид, скручиваясь сильнее. - Почему он... Почему он... Я молчу. Мне не хочется врать о том, что Саша скоро вернётся. Напротив, мне хочется показать, насколько ужасно он поступил. Мне хочется ткнуть Давида в это носом. Саша бросил тебя. Оставил на попечение самому себе. Саши здесь нет, он может быть где угодно, но явно не здесь, потому что ему плевать. Смотри, как ему плевать на тебя. Смотри, какой он на самом деле человек. Но я не говорю этого. Только продолжаю гладить Давида, в тщетной попытке успокоить. - Давай уйдём отсюда, - прошу я. Я хочу отвести его к Жене, хочу спрятать в своей комнате, защитить от всего этого. - Нет, - отказывается Давид. - Нет, я дождусь его. Он вернётся. Я сжимаю зубы. Этот урод... Лучше бы он не возвращался. Кусок дерьма. - Давай уйдём, - настаиваю я. - Он заберёт тебя, когда вернётся. На самом деле, даже если он попытается, я не отдам ему Давида. Если Давид согласится уйти со мной. Если он только согласится, я сделаю всё возможное, чтобы не дать Саше забрать его. Но Давид упрямится, он продолжает шептать "Нет", как будто убеждая самого себя, что всё будет именно так, как он хочет. - Здесь опасно, - говорю я, вспоминая осколки на полу. Но Давида они, похоже, совсем не волнуют. Мне нужно увести его отсюда во что бы то не стало. Поэтому я выбираю самую худшую тактику: - Она может вернуться. Давид резко замирает, прекращая всхлипывать. Я чувствую, как он напрягается под моей рукой. Да, она, кто был это ни был, может вернуться. Ты ведь боишься этого. Пойдём со мной, ну же. - Саша, - слышу я и невольно резко выдыхаю до этого задержанный от ожидания воздух. - Саша. Где Саша? - Его нет, - срываюсь я. - Его здесь нет. Он тебе не поможет. Поэтому сделай, как я говорю. Замолкаю, успокаиваясь и тут же жалею о сказанном. Как бы меня ни злил Саша, мне не стоило говорить всё это Давиду. В конце концов, ему страшно и он просто зовёт того, к кому привык. - Ты позвонил мне и попросил помощи, - мягко объясняю я. - Так дай мне помочь. - Я хотел, чтобы ты привёл Сашу. Но Саше на тебя насрать, тупой ты идиот! - Я не приведу его, - твёрдо отвечаю я. - Никто его не приведёт. У тебя есть два варианта: либо оставаться в этой квартире и дальше, либо уйти со мной в место, где тебе будет спокойнее. Всё, вариантов больше нет. Мне приходится быть жёстче. И это срабатывает. Давид осторожно протягивает ко мне руку из-под одеяла, хватаясь за край моей толстовки. Он как испуганное животное. - Уведи меня, - просит Давид и я не могу сдержать улыбки. От Давида несёт алкоголем и потом. Он продолжает лежать, даже когда я пытаюсь надеть на него кофту и ботинки. Он, кажется, совсем не заинтересован в происходящем, смотрит в потолок невидящим взглядом. Я думаю о том, стоит ли забрать какие-нибудь вещи Давида, но в итоге решаю этого не делать: брать вещи на обум, не разбирая, его это или Саши, глупо, тем более сейчас Давид не в том состоянии, чтобы помочь мне в этом. Мы выходим из квартиры и Давид некоторое время смотри на входную дверь. Я вижу в его взгляде потерянность и испуг. Я осторожно отодвигаю его ближе к лестнице, сам закрываю дверь, подобранными с пола коридора ключами, и приобнимаю Давида за плечи, ведя к выходу. На улице прохладно. А Давид всё ещё холодный. Поэтому я стягиваю с себя толстовку и надеваю на него. По голым рукам тут же обдает ветром, но это терпимо. Меня больше волнует то, каким растерянным выглядит Давид, пока медленно идёт рядом со мной. Он заметно похудел с того дня, как мы виделись. И теперь больше похож на скелет, чем на человека. Его волосы растрёпаны, а руки всё ещё дрожат. Я беру его ладонь в свою, ласково гладя её большим пальцем, и пытаюсь заглянуть Давиду в глаза. Они у него стеклянные. - Всё в порядке. Я рядом. Хочешь, я понесу тебя? Давид как-то заторможено качает головой. Его рука в моей руке, он не пытается вырваться или сжать меня в ответ. Давид сейчас похож на сломанную куклу, подобие человека. От этого мне страшнее всего. Когда мы возвращаемся к Жене, гостей уже нет. Женя сидит в гостиной, смотря телевизор. Он не выходит к прихожую, чтобы встретить меня и, кажется, он зол. Я разуваю Давида и веду в свою комнату. Он по-прежнему холодный, поэтому я решаю, чтобы сделать ему чай. - Хочешь принять ванну? - спрашиваю я у Давида, прежде чем уйти на кухню. Тот медленно качает головой, сидя на моей кровати. Я ставлю чайник и рыскаю по полке с чаями, пытаясь найти зелёный (любимый Давида). - Ты ведёшь себя глупо, - раздаётся за моей спиной, когда я насыпают чайные листья в кружку. - Прости, я не должен был приводить его к тебе, - оборачиваюсь я к Жене. - Можно переночевать тут эту ночь? Завтра мы уйдём. Женя тяжело вздыхает, он смотрит на меня из-под лобья. - Я не выгоняю тебя, - говорит он. - Я пытаюсь открыть тебе глаза. Если ты думаешь, что после твоего акта доброй воли Давид изменится и будет тебе вечно благодарен, вернётся к тебе или прекратит быть таким, то ты очень ошибаешься. Ничего не изменится, Паша. Никогда. Я смотрю ему в глаза, видя там только усталость, и не нахожу, что ответить. Чайник свистит, закипая, поэтому я с радостью отвожу взгляд, наливая в кружку кипяток. - Но если тебе нужно самому в этом убедиться, - тем временем продолжает Женя, - я дам тебе эту возможность. Он уходит, оставляя меня на кухне одного. Я сжимая в руках горячую кружку. На самом деле.. Женя прав. У меня уже было много возможностей подтвердить его слова. Но в этот раз... В этот раз всё будет по-другому. В этот раз я не дам Давиду уйти. Давид не встаёт с кровати. Он даёт себя переодеть и засыпает почти мгновенно, не просыпаясь весь следующий день до самого вечера. Вечером он выходит из комнаты. Растрёпанный и сонный он оглядывается. Моя одежда висит на нём мешком. Я прибегаю к нему, чтобы узнать, всё ли в порядке. - Хочешь есть или пи- - Где Саша? Его вопрос похож на пощёчину. Я смотрю на Давида замерев как бесполезный булыжник, валяющийся на дороге. Который только что пнули просто потому что лежал слишком близко к ноге. Давид хмурится: - Он не приехал за мной? Я сжимаю зубы до скрипа и очень медленно вдыхаю-выдыхаю. Это привычка. Так бывает в созависимых отношениях. Я читал. Это ещё можно исправить. Если показать Давиду, что он может быть любимым, что к нему могут по-другому относиться. - Всё по кругу, - Женя проходит мимо, направляясь к прихожей. Я невольно вздрагиваю от его слов. Давид смотрит на него слегка сощурившись: - Ты не знаешь... не знаешь, где Саша? - Нет, Дэйв, - отвечает ему Женя, неторопливо обуваясь. У него сегодня предпредзащита: в студенте, идущим на красный диплом, хотят быть уверенным втройне. - Но он ведь всегда приходит, да? - неожиданно мягко говорит Женя, смотря на Давида с улыбкой. Меня перетряхивает. Зачем он это говорит? Женя уходит, оставляя нас наедине. Давид разворачивается и вновь скрывается в моей комнате. Я не успеваю даже и слова ему сказать. Мне хочется разгромить всё здесь. Ночью в домофон звонят. Женя с бесстрастным лицом сообщает, что за Давидом приехали. Мне впервые хочется его лицо разбить. Через пару секунд в дверь аккуратно стучат. Женя смотрит на меня из-за экрана ноутбука. Я показательно ухожу в гостиную и включаю телевизор на приличную громкость. Через мгновение стук сменяется дверным звонком, а затем и трелью моего и Жениного телефонов. В какой-то момент Женя возникает перед экраном телевизора, закрывая мне обзор, и его лицо, обычно спокойное и собранное, выражает негодование. - Прекрати эти игры, - говорит он. - Рано или поздно, Саша заберёт его. - Нет, не заберёт, - выплёвываю я с отчаянной злобой. - Ты ведёшь себя как ребёнок. - Он уничтожит его. А я только и делаю, что смотрю, как это происходит. - В таком случае, дай этому случиться. Я шокировано смотрю на Женю. Да как он..! Не осознавая, я выскакивают на ноги и хватаю его за ворот рубашки, вглядываясь в глаза. - Что ты такое говоришь? - шиплю я. - Ты ничего не сможешь изменить, - его голос спокойный и убаюкивающий. - Иногда такое происходит. Просто смирись и позволь этому случиться. Мои руки ослабевают и ворот рубашки выскальзывает из них. Я испуганно смотрю на Женю. На его лицо. И вдруг понимаю. Он уже всё для себя осознал. Он уже смирился. Поэтому ничего не предпринимает. Поэтому отговаривает меня. Как много времени ему потребовалось на это? Как много попыток? Взгляд Жени. Очень усталый. Очень. Он говорит: - Ты ничего не изменишь со своим максималистическими мечтами. Их ничто не изменит. В дверь продолжают настойчиво звонить. Из мой комнату почти вываливается разбуженный Давид. Женя отбирает у меня пульт от плазмы, кивает на прихожую и уходит обратно на кухню. - Это Саша? - сипит Давид, когда я прохожу мимо него на слишком прямых ногах ко входной двери. Давид идёт за мной как утёнок за мамой-уткой. Как будто больше незачем идти. Он останавливается в дверном проёме, сжимая бледными тонкими пальцами деревянный косяк. Я подхожу к самой двери. Трель бьёт по ушам. Я слышу в ней похоронный марш. Я оглядываюсь на Давида. Смотрю на него с отчаянием. Всё, что от него требуется, это подать мне знак. Маленький, самый незначительный знак, что он хочет быть спасённым, хочет другой жизни. Но Давид смотрит на дверь щенячьими глазами, едва стоя на ногах. Он, кажется, даже не замечает меня. Никакой любви Только болезненная Ненормальная привязанность Женя прав. Хождение по кругу. Хождение по рукам мукам. Когда же я уже это пойму? Я поворачиваюсь обратно ко входной двери, чувствуя, как щиплет глаза. И щёлкаю замком.

Давид

Он не кричит. Не наказывает меня. Он не делает ничего такого. Мы едем домой в полной тишине. Саша впускает меня в квартиру молча. Здесь чисто. Ничего не напоминает о том, что случилось день? два? неделю? назад. Сколько прошло? Я не помню. Для меня время идёт странным образом. Особенно в последние дни, когда Саша всё реже и реже бывает рядом. Он отводит меня в спальню, укладывает в свежую постель и укрывает одеялом, затем уходит на несколько коротких секунд, чтобы вернуться с пакетом. Пакет опускается рядом со мной. В нём звенят бутылки с пивом и ароматно пахнет свежая выпечка. Я только сейчас понимаю, что голоден. Но, на самом деле, гораздо важнее сейчас то, что от Саши по-прежнему воняет женскими духами. - Ты был у неё? – голос у меня такой сиплый, как будто я спал на морозе или кричал несколько часов подряд. Но Саша всё слышит. Он садится рядом, закидывая лодыжку на согнутую в колене ногу. Он по-прежнему в ботинках и ветровке. От Саши пахнет сигаретами. Но недостаточно, чтобы перебить её запах. Саша смотрит куда-то в пол. Выражение лица у него безразлично-скучающее. - Я сказал тебе не волноваться об этом, - отвечает он спустя, кажется, вечность. У меня дрожат руки. Внутри как будто мерзлота, переходящая в жуткий озноб. Меня трясёт так, будто тело пытается согреться. Только мне не холодно. Мне никак. Сжимаю пальцами пододеяльник. Он какой-то странный на ощупь. Как будто чужой. Мне приходится опустить голову вниз, чтобы разглядеть его, хоть и сложно что-то увидеть в темноте. Но я разглядываю, что он тёмного цвета. Такого постельного белья у нас ещё не было. Значит, оно новое. Саша не просто закинул испорченное бельё в стиралку. Он его выбросил. Этот факт почему-то застревает в мыслях. - Ты ушёл поэтому? - спрашивает Саша, отвлекая. Я поднимаю на него взгляд. Теперь он тоже смотрит на меня. Только сейчас я замечаю у него на правой скуле темнеющий синяк. Рефлекторно хочется проверить его руки: не сбиты ли костяшки? - Мне было страшно, - ответ выходит шёпотом. Саша смотрит долго. Его взгляд сегодня не читаем. Как будто опустили железный завес, отгородив, а может, и нечего там читать. - Я бы вернулся к тебе, - говорит Саша вкрадчиво. - Я всегда возвращаюсь, ты же знаешь. О, да, я знаю. Но какой в этом смысл, если ты всегда уходишь вновь? - Она приходит постоянно, - сглатывая спазмы в горле, выдавливаю я. - Каждый раз, как только за тобой закрывается дверь. Саша молчит. Его волосы так отросли, что почти достают плеч. И как папочка смог такое допустить? - Не уходи к ней, - мой голос срывается на всхлип. Я закрываю лицо руками, подтягивая к груди колени. - Пожалуйста, останься со мной навсегда, - молю я. - Мне так страшно. И растерянно замираю, когда чувствую на себе руки Саши, крепко сжимающие меня в объятиях. Обычно всё начинается с боли. Но в этот раз... В этот раз Саша тянется ко мне и целует. Мягко, не слишком глубоко, неторопливо. Его руки медленно скользят под мою футболку, которую мне отдал Паша, исследуют кожу, водя пальцами по старым и свежим шрамам. От этого я чувствуя себя загнанным зверем. Поэтому наношу удар первым, кусая его за губу. Но вопреки всему, Саша не срывается как обычно, начиная судорожно стягивать с меня одежду, а возвращается к неторопливому поцелую. Он стягивает с меня футболку, спускает с бёдер штаны. Я, окончательно опешив, замираю. Саша ведёт дорожку из поцелуев от моей шеи по моей груди вниз, целует внутреннюю часть бедра. Мои боксеры отправляются к футболке и штанам. Саша проводит языком по моей головке, заставляя выгнуться в пояснице. Он никогда до этого не делал мне минет. И всё происходящее странно и необычно. - Что ты делаешь? - выдыхаю я, переведя дыхание, когда Саша отвлекается на мою шею. - Люблю тебя, - отвечает тот, сжимая рукой мой член, от чего я хватаюсь руками за его ветровку. - Ты пугаешь меня, - мой голос еле разлечим в шёпоте. Саша резко останавливается, смотрит в мои глаза пронзительно своей чернотой: - Ты можешь доверять только мне. Я знаю Я знаю

Паша

Это похоже на историю о несчастной первой любви, написанную неопытным писакой. Она скомканная, с сумбурным началом и без конца. Ты читаешь её, удивляясь, насколько она банальная и плохо прописанная, и сам не понимаешь, почему продолжаешь читать. Я бы так описал свои "лучшие годы". Женя предлагает чай. Я предлагаю водку. - Ты молодец, - говорит он. - Это сложно, я не могу понять, насколько, но я понимаю, что сложно. Поэтому ты молодец. - Я заработал какой-нибудь приз? - саркастично уточняю я, вяло мешая кофе. Это пятая кружка за ночь. Я так и не смог уснуть. Женя не спит намеренно. Он шлифует диплом до блеска, кажется, уже в месяц второй (?). - Я могу как-нибудь тебя поощрить, - соглашается Женя. - Выбирай: неделю не мыть посуду или неделю не готовить? Я фыркаю. Получается немного улыбнуться. Женя улыбается мне в ответ. Он предлагает пойти проветрится с Ильёй и Димой. Он ведёт себя как хороший друг. Он правда хороший друг. Меня т.о.ш.н.и.т. - Пойду попробую поспать, - бросаю я, плетясь в свою комнату. Женя бросает скептичный взгляд на выпитую мной до последней капли кофе кружку, но молчит. Это мило с его стороны. В комнате всё ещё пахнет. Это запах Давида, я его ни с чем не перепутаю. Я падаю лицом вниз на кровать и вдыхаю его. Вещи Давида, всё ещё не постиранные, лежат рядом, на полу. Я хватаю их, обнимая руками, и закутываюсь в одеяло с головой. Мне хочется плакать. Постельное бельё, кровать, комната - всё пропиталось запахом Давида. Мне одновременно хорошо и ужасно находится здесь. Хождение по кругу. Хождение по мукам Я уже понял Звонок в дверь раздаётся в пол шестого. Женя, всю ночь дорабатывающий диплом, спит. Я, растерянный неожиданно ранним визитом, смотрю в глазок, но вижу там только тёмный силуэт. Это может быть кто угодно: от Димы или Ильи до родителей Жени, поэтому я открываю дверь (да и чего врать, если это кто-нибудь, покушающийся на мою жизнь, я только за). Но Ты, должно быть, шутишь... Давид смотрит на меня красными, заплаканными глазами. Он сжимает в руке на вид совсем пустой рюкзак. - Давай попробуем сначала, - говорит он. Я поражённо смотрю на него, не в силах вымолвить ни слова. Давид рвано вдыхает- выдыхает. Вид у него на грани истерики: - Давай попробуем встречаться.