goner

Паша

- Ты расскажешь мне, что случилось? Давид безучастно рассматривает бумажную упаковку таблеток. Он вертит её в руках, из стороны в сторону, поворачивая к себе разными боками. Он голый, лежит на спине на кровати, пока я обрабатываю его порезы на животе. - Случилось что? – отзывается Давид. Он такой худой, что прикасаться страшно: кажется, рассыпется. - То, что ты сделал, - пытаясь говорить осторожно, продолжаю я. – У этого ведь есть какая-то причина. Давид резко замирает. Его рука безвольно падает на грудь, выпуская упаковку, которая падает на пол. Я поднимаю взгляд на лицо Давида, встречаясь с его глазами. Они выглядят печально. - Эй, - говорит Давид, - поцелуй меня. Это ведь то, что делают в отношениях. Мои пальцы невольно сильнее сжимают ватный тампон. Взгляд у Давида такой грустный. Такой грустный и вселенски усталый. Он тянет ко мне руку, кладя ладонь на мою щёку. Она холодная. - Пообещай, что будешь любить меня всегда, - говорит просит Давид. Я целую его мягко и осторожно. Я целую его со всей нежностью, что у меня есть.

Мне жаль Я не могу этого пообещать

Встречаться с кем-то, значит, доверять ему. Значит, принимать его таким, какой он есть, но быть готовым изменяться вместе с ним в лучшую сторону. Значит, любить его. Любить, значит - Быть готовым на всё, - Давид смотрит стеклянным взглядом в окно. За окном первый преждевременный снег. Для конца августа просто невообразимо холодная погода. - Быть готовым на всё – это безумие, - качаю головой я, ставя перед ним дымящуюся кружку с какао. – Нужно думать, что делаешь, прежде чем это делать. Даже если любишь. Несмотря на то, что любишь. Давид медленно моргает так, будто его снимают в замедленной съёмке. Он весь как будто в замедленной съёмке. Давид пьёт свои таблетки уже вторую неделю. Доктор сказал, что эффект появится примерно на третью. Но то, каким он стал заторможенным, видно уже сейчас. - Любить, значит делать всё, ради того, кого любишь, - говорит Давид, будто разговаривая сам с собой. Он на автомате берёт кружку, собираясь отпить, и, уловив запах, растерянно смотрит на содержимое: - Это что? - Это какао, - говорю я, садясь рядом с ним на стул. – Ты пьёшь слишком много кофе. Попробуй. Может, понравится. Давид слегка хмурится: - Но я хочу кофе. Я сонный. - Ты сонный, потому что пьёшь много кофе. Давид переводит взгляд обратно на окно, даже не пытаясь возразить. Он стал гораздо сговорчивее. И не знаю, дело ли в таблетках, терапии, или в том, что мы теперь, вроде как, встречаемся. - Хочешь на улицу? – спрашиваю я, глядя на то, как Давид следит взглядом за снежинками. Тот медленно кивает. Так же медленно, как падают снежинки за стеклом. Звон телефона заставляет нас вздрогнуть. Давид замирает как испуганный зверь. Он упирает взгляд в одну точку. Это его телефон. Мне приходится сходить в другую комнату за ним, и даже хорошенько порыться в вещах. Он что, спрятал его? Давид отказывается брать телефон в руки, поэтому на звонок отвечаю я. Там доброжелательным тоном спрашивают о здоровье Давида и сообщают, что в связи с его состоянием, диплом был принят заочно. «Всё в порядке, - говорят мне, - мы всё понимаем. Диплом отлично написан. Мы не можем не принять его. Пусть зайдёт за бумагами в ближайшее время». - Я думал, у тебя пересдача, - растерянно говорю я, сбрасывая вызов. – Разве ты не просрочил сдачу потому что у тебя не было что сдавать? Давид выглядит затравленно. Он вырывает свой телефон из моей руки, открывает окно и, замахнувшись, бросает его вниз. Прямо об землю. Бах Вдребезги Морозный воздух обжигает кожу. Я смотрю на Давида молча.

Мне кажется, ещё немного и он прыгнет в окно сам

Давид продолжает пить таблетки. Он говорит: - Я не хочу ходить на терапию больше. Он всё ещё не может есть из-за тошноты, но теперь причин тошноты – антидепрессанты. Он спит так много, что это начинает всерьёз меня беспокоить. Сонливость – нормотимики и транквилизаторы. Но теперь ему не тревожно. Теперь ему не страшно. Кажется, теперь ему вообще всё равно. - Мне кружится голова, - говорит Давид, когда садится в кровати, чтобы выпить кофе. – Мутное всё. Не хочу больше на терапию. - Почему не хочешь? – я сажусь рядом, нежно глажу его по растрёпанным волосам. – Разве тебе не стало лучше? - Меня мутит, - стонет Давид, хватаясь за живот. – Мне не нравится туда ходить. Он спрашивает… всякое. - Когда должно стать легче? Давид морщится, он возвращает нетронутую кружку с кофе мне в руки и ложиться обратно в постель, укрываясь одеялом с головой: - Не знаю. Плевать. Просто оставь меня. Мне плевать. Это похоже на плохое кино. Какое-то про драму.

Зачем я в это ввязался?

Давид целыми днями спит. Он не хочет меня видеть. Он не хочет со мной говорить. Он ничего не хочет. Он встаёт, только чтобы выпить кофе и покурить.

А кого бы он хотел видеть?

Ты знаешь Ты всегда будешь не тем

Даже если он сам пришёл ко мне?

Даже если он ещё сто раз сам придёт к тебе

Он не любит тебя

Он не любит О нет Только не меня Давид не выходит из комнаты. У меня дежа вю. Я захожу к нему в комнату сам. Я приношу ему кофе. Я прошу его поесть. - Меня мутит, - говорит Давид, отворачиваясь. – Я хочу спать. «Давай ты прекратишь пить таблетки, - хочется сказать мне, - давай ты их бросить». Давид не притрагивается к кофе.

Что, если бы тут был Саша? Это всё из-за Саши

Я ложусь рядом, обнимаю Давида со спины, осторожно обнимая его за талию. Впервые за всё время, что я его знаю, Давид горячий. Обжигающе горячий. Я утыкаюсь лицом ему во влажный затылок, вдыхая запах волос.

Я так устал

Женя появляется на пороге квартиры утром, с пакетом и недовольным лицом. Я смотрю на него как на второе пришествие. - Пригласишь войти? – спрашивает он с укором. Я торопливо отхожу в сторону, впуская Женю в квартиру. Тот по-хозяйски идёт на кухню, принимаясь там разбирать пакет, доставая вкусно пахнущие контейнеры. - Еды нормальной принёс вам, придуркам, - бурчит Женя, не отвлекаясь от своего занятия. Я смотрю на него, чувствуя себя отвратительно. - Женя, я- - Как Давид? Я проглатываю невысказанные извинения. Опускаю глаза в пол. Мне стыдно. Пожалуй, за всё. И за Давида тоже. - Он пьёт таблетки, - отвечаю тихо. - Хорошо, - Женя опускается на стул, подперев голову рукой. – Но я не думаю, что в его случае таблетки помогут. Я резко вскидываю на него взгляд. - Чт- Женя невозмутим: - Что ты можешь сказать, глядя на Давида? Я смотрю Жене в глаза. Они у него зелёные, с большими тёмными кругами под. У Жени всегда много дел для человека, который хочет выспаться. А как часто я смотрел на кого-то ещё, кроме Давида?

Мир не вокруг Давида вертится

- Что с Давидом не так, Паша? – возвращает меня из мыслей Женя. Я глупо открываю и закрываю рот. - Ну давай, подумай хорошенько, - Женя лезет в карман своей куртки, копаясь там. – Ты ведь умный мальчик. Если догадаешься, то получишь приз. Он достаёт разбитый телефон Давида и кладёт его на стол.

что

- Нашёл кое-что интересное в одном из сугробов, Женя кивает на телефон. – Как думаешь, что там, внутри? Может быть, подсказка? Не интересно, почему он оказался в сугробе? - Давид его выбросил, - на автомате отвечаю я. – При мне. Женя хмыкает: - В таком случае, тебе точно не интересно, почему он это сделал, верно? - Зачем ты всё это говоришь? – я растерянно смотрю на Женю. – Даже если бы я хотел узнать, что там, это не имеет значения. Он разбит. Женя пронзительно смотрит мне в глаза. Я вдруг понимаю. - Ты знаешь, - еле слышно говорю я, - что там, да? Ты видел. Женя откидывается на спинку стула: - Так что, хочешь узнать или нет? - Что мне это даст? Как это относится к тому, что с Давидом не так? - Ты знаешь, сколько мы с Давидом общаемся? – кажется, Женя игнорирует мои вопросы, даже не собираясь на них отвечать. Я отвожу взгляд на окно, глядя на залитый солнечным светом двор: - С первого курса или типа того. - Типа того, - кивает Женя. – Как думаешь, можно нас назвать друзьями? - Думаю, да? – вновь перевожу взгляд на него, вздыхая: - К чему- Женя меня резко обрывает: - Это всё имеет смысл, Паша. Просто подожди. Он берёт телефон в руки и принимается разбирать его: - Скажи мне, как ты думаешь, у Давида достаточно связей? Достаточно людей, с которыми он знаком? Людей, с которых он может назвать друзьями или приятелями? Женя достаёт сим-карту. Он достаёт из кармана свой телефон: - Есть ли у него близкие люди, которым он может позвонить и позвать, не знаю, выпить? Попросить помочь с курсовой? Что угодно? Есть ли у него родители, которым он может позвонить и рассказать о том, как у него дела? Братья, сёстры? Много ли у него связей? Сим-карта Давида отправляется в телефон Жени. Женя нажимает кнопку включения и протягивает его мне: - Ответь на все эти вопросы сам. Я неуверенно беру телефон в руки. Связи Давида? О Давиде знают многие в университете. С Давидом многие общаются и ещё больше стремятся общаться. Он социальный. Он общительный. Он

Почему это пугает? В этом же нет никакого подвоха?

Женя смотрит на меня нечитаемым взглядом, пока я сжимаю его телефон во резко вспотевших ладонях.

Что не так?

Ох, прекрати, да просто сделай это Я открываю контакты. Давид заходит на кухню, приглядывается, прищурившись. - Ты чего сидишь тут без света? – спрашивает он, подходя к плите. Гремит чайником, набирая воду. Кажется, уже давно перевалило за полночь. Давид встаёт только ночью: после таблетки транквилизатора в нём просыпается короткая фаза активности. Я слежу взглядом за тем, как Давид ставит чайник на плиту, как сыпет кофе в кружку, как подходит к окну, доставая сигареты с холодильника.

Что я знаю о Давиде?

«Пͣ͠о̐͜л̉̀а̏͠г͑͝а͌͜юͪ́,̾͞ ͭ͟н̡ͮиͥ͞ч͋͠е̴ͫг̒͞оͨ͡ ̏͝н̈́͟е̸͋ ̋͝з̽͢н̓͢а͆͞е̛̐ш̴̄ь̷͂»

- Давид. От моего хриплого усталого голоса, он замирает с незажжённой сигаретой во рту. Поворачивается и смотрит, моргая растерянно. Сколько я тут просидел? Утро? День? Вечер?

Я так устал

- Расскажи мне правду. Давид медленно вынимает сигарету из своего рта и ломает её пополам. Он смотрит на меня расфокусированным взглядом. У него теперь всегда такой взгляд и зрачки огромные. Всё эти таблетки.

дурацкие бесполезные таблетки

- Давид, расскажи о себе, - прошу я вымученно. Правду. Хоть кто-нибудь знает правду? Давид сглатывает. Сигарета моя жизнь в его руке превращается в мусор. - Я видел многое в тебе. И люблю тебя до сих пор. Этого мало? Давид как-то нервно делает шаг назад. - Нет, - бормочет он. – Ты меня не любишь. Настолько. Это не Настоящая любовь. - Что же тогда Настоящая любовь, Давид, - такое чувство, будто мне налили в голову свинец: она такая тяжёлая. Давид похож на ребёнка. А у меня уже не осталось сил быть для него родителем.

Я так устал Так устал

- Она другая, - говорит Давид хмурясь. - Такая, как с Сашей? – спрашиваю я. И глаза Давида распахиваются так, что на секунду мне кажется, будто он сейчас убежит. Я сглатываю болезненный ком в горле: - Почему в твоём телефоне только его номер? Он заставил тебя удалить другие номера? Давид упирается невидящим взглядом в пол. Если бы Саша его заставил, это бы всё объяснило. Всё бы встало на свои места. Для такого человека, как Давид, один номер – это как минимум странно, верно. Для такого человека как Давид?

А какой человек Давид?

- Нет, - отвечает Давид спустя несколько долгих секунд, - номер всегда был один. Давид поднимает взгляд. Он больше не хмурится. Я резко вдыхаю, прикусывая щёку изнутри.

нуконечнонуконечнонуконечно

твоюмать

тВОЮ МАТЬ!!!!!!!!! - Тут нет Саши сейчас, верно?! – мой голос сочится злостью, он истекает яростью. – Сейчас Саши здесь нет! И ты прибежал ко мне в итоге! Потому что Саша клал на тебя большой и толстый в отличии от меня, тупой ты, блять..! Блять..! Я сжимаю зубы с такой силой, что они скрипят. Я хватаюсь за голову, сгибаясь пополам. - Я ненавижу вас! Ненавижу вас обоих! Ублюдки! Мне хочется плакать и кричать Мне хочется плакать и кричать Мне хочется плакать и кричать

Я так устал

После всего! После всего, что я сделал! После всего… - …ты даже не мог забить мой сраный номер в свой сраный телефон! Потому что тебе похуй на всех! Кроме себя и Саши! Эгоистичные мудаки! Ненавижу! Я не плачу, но меня трясёт. Мне плохо так, что хочется биться головой об ближайшую стену. Я держусь за начинающую гудеть болью голову. И просто хочу, чтобы всё это исчезло.

Давид Саша Эта квартира Всё это Пусть оно исчезнет

Меня касается холодная ладонь. Я поднимаю взгляд и натыкаюсь на испуганные глаза Давида. Давид просит почти бесшумно: - Пожалуйста, не бросай меня. Я смотрю на него с непередаваемой смесью злости, усталости и смирения. Я говорю: - Расскажи мне всё.