Затмение

Джотаро тонет. Он умер? В его легких точно вода. Она во рту, в глазах, в ушах. Он не чувствует тела, но что-то, напоминающее тело, что-то невесомое и неосязаемое, как легковесная оболочка вне времени и пространства, помнит вспышку боли в голове. Она будто раскололась надвое. Две тонких, уродливых полосы: вдоль горла и поперек лица, крест на крест. Это на Джотаро поставили крест. Это из-за него у них одна могила на всех. Он не сразу понимает, что происходит, не понимает, что он всё ещё Джотаро. Вселенная вращается всё так же бешено, время сломленно скачет впереди себя, но он уже исключен из его хода, и ему неподвластна ни одна из секунд. Теперь Джотаро наблюдает за всем будто со стороны, чуть сверху: пребывает всюду и вместе с тем нигде. Он видит могилу — видит океан, где они погребены. Ускоренное время остановило кровь, истончило кожу. Морская соль липла к костям. Он не видит тел Джолин и Эмпорио. Джотаро хочет повернуться, увидеть Пуччи — неужели мертв? — но тут его слепит свет. Какая-то тяга пытается утянуть его ввысь, к солнцу, на всеобщее сожжение, но она ощущается не так непреодолимо, как должна. Всё равно, что дуновение ветра. Джотаро зовут, но он не может ответить на зов. Абдул, Какёин, Польнарефф. Их голоса звучат так же ясно и знакомо, как и много лет назад, в Египте. Свет пытается забрать его, ослепить и растворить в себе, но не может: и тогда тяга исчезает, стихают голоса. Ещё не время. Джотаро снова видит океан, весь океан: от берега до горизонта. Видит в воде тело Джолин. Ужас скручивает ему живот. Нет, этого быть не может, она же выжила, она боролась — и он хочет броситься к ней, но ему тяжело управиться со своей бестелесностью, со своей новой оболочкой; и всё же он изо всех сил рассекает ногами и руками воздух, как толщу воды, не поддается ветру, подбирается к Джолин всё ближе, ближе, и... Всё сотрясается и исчезает. Исчезает Джолин, но не океан. Джотаро оборачивается к могиле: пропали и другие тела, пропало его тело. Он так и не увидел в воде Эмпорио. Джотаро растерянно витает над водой, пытается понять, что произошло. Он снова слышит зов — не такой далекий, как зовы его друзей, но тихий и невнятный. Он боится, что его зовет Джолин. Затем всё сотрясается во второй, в последний раз. Затихает. Через несколько минут в переменившемся море появляется одинокий катер. Им управляет мужчина. Кругом ни тел, ни Пуччи. Волны и ветер спокойны, солнце не спешит что есть мочи к горизонту, смирно сияет на небе. Будто ничего и не было. Джотаро не понимает. Он ждет и ждет, когда мир снова сойдет с ума, но этого не происходит. Мужчина рассекает волны на катере в погожий день. Он делает петлю, проезжает мимо Джотаро, и соленые брызги летят во все стороны, но ни один не попадает на него. Или Джотаро всё-таки обрызгали, но он не почувствовал. Нет, хуже. Мужик проехал сквозь него. След рассеченных волн тянется прямо под ногами. Джотаро пытается управиться со своими невесомыми конечностями, пытается окликнуть мужика, пока тот не укатил слишком далеко. Бестолку. Мужик вновь проносится сквозь него, и Джотаро удается гаркнуть прямо у того над головой. Тогда он оборачивается, испуганно озирается по сторонам, но никого не замечает. Значит, есть только одно объяснение. Джотаро вспоминает всё, что знал о Рейми Сугимото. Она являлась людям потому, что обитала в том тупике, не могла его покинуть, была привязана к месту и событию прошлого. Когда погиб Кира, связь оборвалась, душа Рейми освободилась от груза. Значит, и на нем груз? Он к чему-то привязан? Поэтому не смог ответить на зов? Он барахтается в воздухе и решает, что попробует спуститься на катер, как только тот снова сделает под ним петлю. Джотаро не так высоко висит над водой, и он уже может ходить по воздуху, хотя и шатко. Заодно проверит, может ли он вообще спускаться на то, что проехало сквозь него. Он ждет, ждет новой петли, а когда мужик не спеша проезжает под ним снова, Джотаро неловко падает вниз с воздушной ступеньки, как с обрыва. Самое странное, что он не проваливается в океан — но, кажется, он может это сделать, если захочет. Мужик управляет катером, стоит к Джотаро спиной и совершенно не подозревает, что у него появился новый попутчик. Они уплывают всё дальше от берега. Хозяин катера выглядит понурым. Он будто сбежал от чего-то. Джотаро видит его напряженную, мощную спину. Но сейчас главное, чтобы они не бежали от Пуччи. Джотаро осматривает палубу. Мужик взял с собой рыболовное снаряжение — удочку, спиннинг, приманки. И рюкзак. Рюкзак. Там его вещи. Там может быть карта, мобильный телефон, навигатор. Там будут даты и геолокация, будет смысл. А если и нет — можно будет обыскать кокпит и каюту. Джотаро косится на мужика, но тот ничего не подозревает о его существовании. Не подозревает, что кто-то вот-вот залезет в его рюкзак. Джотаро тихонько расстегивает молнию. Он всё ещё издает звуки, даже если мужик его не видит. Джотаро не хочет думать о том, что это значит: он ещё не потерял надежду вернуть всё назад и найти Джолин. Пуччи нигде нет; хоть Эмпорио должен был выжить, и мироздание вернулось в привычное русло. Вероятно, остальное поправимо. Даже эта бестелесность. Вещи из рюкзака лучше не вытаскивать, посмотреть так. Слишком подозрительно, когда кругом летают предметы, а сейчас Джотаро хочет остаться незамеченным. От отчаяния ему даже кажется, что этот мужик и есть Пуччи — но пока на Джотаро не напали, у него есть шанс. Да и зачем Пуччи катер? А вообще-то, у этого мужика светлая кожа, тёмные волосы, и он куда более коренаст, чем Пуччи. Чушь. Удивительно, но Джотаро всё-таки может касаться предметов. Поначалу они едва не валятся у него из рук, но с перепугу, что мужик что-то заподозрит и помешает его поискам, Джотаро быстро учится держать вещи в бесплотных руках. Куда же мужик мог запрятать карту или телефон, чтоб его? Но когда Джотаро наконец находит и то, и другое, катер замедляется, и на палубе слышатся чужие шаги. Черт, мужик идет сюда. Джотаро быстро прячет всё назад и двигается к правому борту катера. Мужик двигается по левому борту, берет рыболовное снаряжение: удочку, банку с наживкой и что-то ещё. Сейчас возьмет и уймется, даст спокойно поискать. Но тут мужик оборачивается и видит, что одно из отделений рюкзака распахнуто настежь. — Во я даю, — удивленно бормочет он и тянется застегнуть молнию. На руке блестит знакомое кольцо. Джотаро видит его лицо, слышит голос. Этот мужик ужасно похож на Джоске, и кольцо у него такое же, но это не он. У него аккуратный нос и резко очерченные скулы, голубые глаза, ухоженные брови и длинные ресницы. Волосы почти до плеч, на голове начес. Одет мужик ярко и броско: так и не скажешь, что собрался на рыбалку. Что-то тоскливо сжимается у Джотаро внутри — и если у него уже нет сердца, он не знает, что ещё это может быть. Он подвел Джолин, подвел Джоске. Что, если он больше никогда их не увидит? Вина так глубоко закралась в подсознание, что и на лице незнакомца видится её отпечаток. Похож, конечно. Но точно не его Джоске. Как только мужик уходит, закидывает удочку в воду и снова поворачивается к нему спиной, Джотаро продолжает поиски. Он снова тихо расстегивает молнию, достает карту и телефон. Самая обычная карта Флориды. На ней несколько карандашных пометок: одна — примерно в том месте, где они в последний раз столкнулись с Пуччи; но Джотаро и без карты понял, что место не изменилось. Это тот же самый берег. В телефоне должно быть больше полезной информации. Только, чтоб его, он запаролен. Не успевает Джотаро разозлиться из-за этого, как слышит возгласы мужика. — Офигеть, уже клюнула?! Давай, Бриллиант, взяли! Ааа, чуть не проворонил! На катере есть кто-то ещё? Бриллиант? Джотаро оборачивается и видит, как мужик усердно пытается вытащить клюнувшую рыбу — она готова сорваться с крючка, — а рядом витает дух. Станд. У Джотаро глаза лезут на лоб. Станд весь в пластинах и трубках, страшно напоминает Crazy Diamond, только цвета не те: у этого станда фиолетовая кожа и розовые пластины — переливаются на солнце, как бриллианты. Шлем похож на рыцарский, и пластин на теле больше, чем у Crazy Diamond; трубки — длиннее, мощнее. Но как же похож. Джотаро молится, чтобы это не оказался сын Джоске из будущего. Время ведь ускорилось, так? И ход событий явно нарушился: в один миг Джотаро видел тело Джолин и мчался к ней, а в другой миг всё пропало. Пропали тела, пропал Пуччи. Но разве это не должно означать, что они живы?.. — Ай, ушла! — с досадой восклицает не-Джоске, когда рыба всё-таки срывается с крючка, и хмуро глядит на свой станд. — Что ж ты, а? Почти поймали... Я тоже хорош, но кто ж знал, что так быстро клюнет? Ты знал?! Станд испуганно мотает головой. — Самое обидное, что если я скажу Гинтаро, он ни за что не поверит. У меня без него почти никогда не клюет, да ещё чтоб так быстро... Сумасшедшая рыбеха! Станд кивает ещё испуганнее прежнего. Кто такой Гинтаро?.. — Ладно, подай приманку, я... В руках Джотаро пикает телефон. Экран на миг подсвечивается: пришло сообщение. Он не успевает увидеть, от кого оно — успевает только бросить карту и телефон в рюкзак, застегнуть его. — Погодь, — говорит не-Джоске станду, заслышав знакомый звук. Он отзывает Бриллианта и направляется к рюкзаку, начинает рыться в нем. Джотаро сидит рядом и жмется к борту, затаив дыхание. О, если бы у него всё ещё было дыхание. — Я ж вроде его в карман клал... А, нашел. Мокрыми руками не-Джоске вытаскивает из рюкзака брошенный телефон. Джотаро тут же пристраивается у не-Джоске за спиной, чтобы видеть происходящее на экране. Ага. Вот, какой у него пароль. Не-Джоске жмет на сообщение и читает его: «Айрин и Анакисс только что приехали. Подвозили каких-то незнакомцев с шоссе, поэтому опоздали. Я напишу, когда можно будет возвращаться». Отправитель: Гинтаро. В диалоге с ним видны и другие сообщения. В одном из них он называет мужика по имени: «Гиноске». Гиноске хочет написать ответ, но смотрит на свои мокрые руки и капли воды на экране телефона. Он переводит взгляд на рюкзак, роется в маленьком кармашке. — О, нарисую ответ стилусом, который он мне подарил... Обрадуется... Он достает тонкий, черный стилус со стразом, открывает в телефоне приложение для рисования и пишет: «Ок, понял! Крепись, будь с ними повежливее! За меня не переживай, я отдыхаю. До связи». Пару секунд он неуверенно смотрит на сообщение: ему не нравится то ли почерк, то ли текст. Но в конце концов Гиноске прикрепляет к своему сообщению нарисованный ответ и отправляет его. — Блин. Ну прям письмо. Скажи, а? Гиноске оборачивается: ожидает увидеть свой станд, но вспоминает, что отозвал его. — Что-то я сегодня рассеянный... Ладно, зато стилус пригодился... Он кладет телефон обратно и возвращается к рыбалке, снова поворачивается к Джотаро спиной. Станд возникает рядом. Бриллиант, станд Гиноске. И Гиноске должен скоро... вернуться к Гинтаро? Джотаро догадывается, в чем дело. Айрин и Анакисс. Ну конечно. Искривился ход времени, ход событий. Айрин — Джолин, Анакисс — Анасуй, Гиноске — Джоске, Гинтаро — он сам. Это не их дети, не их родственники. Это они сами, это их отражения, искаженные во временном изломе. Другой мир, созданный стандом Пуччи. И как вернуться в свой? Если он вообще существует. В том мире Джолин погибла. Все погибли. В этом мире она жива, жива её копия. Жив он сам и Джоске. Не-Джоске. И что лучше? Джотаро мысленно благодарит Гинтаро за подарок, потому что сенсорный телефон никак не поддавался его бесплотным пальцам. Он берет телефон и стилус, вводит пароль и начинает искать. Проверяет геолокацию, контакты, сообщения, приложения, фото, переписку в соцсетях, проверяет всё, что только находит. Он видит совместные фото Гинтаро и Гиноске, запрятанные в Галерее. Папка называется «Работа». На фото он и не он. В отличие от него, чертами лица Гинтаро больше напоминает маму Джотаро, а не отца. У Гинтаро более кудрявые волосы, чуть длиннее, чем у самого Джотаро; глаза карие. На многих фото Гинтаро улыбается. Нет, точно не он. Джотаро не может прийти в себя, старается подумать о чем-нибудь другом. Нужно найти во всем этом смысл. Айрин и Анакисс зачем-то приехали к Гинтаро. Тот сообщил Гиноске, что «напишет, когда можно будет возвращаться». Гиноске здесь, рыбачит на катере. Просит «быть с ними повежливее» и не переживать за него. Если и в этом мире между ним и Джоске случилось то, что случилось в первом мире, значит, это Гинтаро так прячется. Значит, они живут вместе. И боже, Джолин зачем-то приехала к нему с Анасуем — даже если это не совсем они. Что теперь делать? Раз Джотаро... в таком состоянии, значит, он вряд ли сможет вернуться в свой мир. Ему некуда идти. Он не может ответить на зов. Если бы мог, всё кончилось бы в одночасье. Но он не хочет оставлять этого не-Джоске. Когда тот закончит рыбачить, то вернется домой. А у Джотаро появится шанс увидеть Джолин. Её копию. Наверное, тогда его отпустят ко свету. Он не может успокоиться, потому что не знает, что с ней, как она там. Жива или... Он наблюдает, как Гиноске рыбачит. Кажется, у него не клюет вот уже целый час. Это так странно и замечательно, что час снова существует, снова длится шестьдесят минут. Когда Гиноске надоедает рыбачить, он принимается снова рассекать волны на катере, мчится наперегонки с ветром и волнами. Видимо, раз он не мог поймать рыбу, то решил распугать её. Джотаро осеняет. Это же Джоске, пускай и из другого мира — не верится, будто он так полюбил море, что купил себе катер. И он живет... с Гинтаро. Скорее всего, катер его. Не успевает он подумать об этом, как замечает, что Гиноске замедляет катер и достает что-то из кармана. Телефон. Гиноске положил его к себе, когда покончил с рыбалкой. За шумом мотора не услышишь, если что-то начнет пикать в рюкзаке. — Возвращаемся, — говорит он Бриллианту. Катер направляется к берегу, к причалу. Только спустя пятнадцать минут Джотаро замечает вдали пару парусников и моторных лодок — Гиноске далеко заплыл. На берегу шумят люди. Когда они причаливают, Гиноске долго готовит катер к перевозке, помогает себе с помощью станда: присоединяет прицеп, вставляет пробку в какое-то отверстие в катере, включает буксирные огни. Он садится за руль, и Джотаро забирается в машину вместе с ним. Невидимый попутчик. Они выезжают на дорогу и через час оказываются у загородного дома. Гиноске останавливает машину, ставит её в огромный гараж вместе с катером, и наконец звонит в дверь. Джотаро встает у него за плечом. Неужели он увидит не-себя? Время останавливает свой ход, но Джотаро этого почти не замечает, поскольку существует вне времени. Он слышит скрежет мироздания и видит, что Гиноске застыл в пол оборота; видит открывающуюся дверь и движение чужой фигуры. Время возобновляет свой ход. — Наконец-то, — шепчет подлетевший к двери Гинтаро. Он встречает Гиноске в белой рубашке и брюках: будто не принимал гостей, а недавно вернулся с деловой встречи. На лице Гинтаро нет уродливых шрамов крест на крест. Он такой же, как на фотографиях в телефоне Гиноске: кудрявый и кареглазый, похожий лицом на маму и деда. Джотаро говорит себе, что здесь нечему удивляться, но всё же удивляется. Одно дело — видеть копию Джоске, и совсем другое — свою собственную. Вдруг удастся увидеть и не-Джолин? Да нет же, она давно уехала. Но если Джотаро останется в этом доме, если найдет подсказку, где искать Джолин, то обязательно увидит её снова. Его обязательно отпустят. За девятнадцать лет он только один раз пришел на помощь, когда она попала в беду. А теперь забегал. — Ты как? Как всё прошло? — торопливо спрашивает Гиноске у Гинтаро. Тот отводит взгляд. — Я... Они рады. — Так ты дал согласие? — не унимается Гиноске. — Давай не с порога, — бурчит Гинтаро. — Раздевайся. Идем ужинать. — Разве ты не ужинал с ними? — Ужинал. Теперь буду ужинать с тобой. — Ну... Ладно... Гиноске недоуменно снимает куртку и идет переодеваться к себе, на второй этаж. Джотаро не идет за ним, потому что ещё не успел осмотреть первый этаж. У них большой дом — больше, чем его квартира в Токио; дом в зеленом районе со множеством деревьев и лужаек, в часе езды от моря. Здесь разит спокойствием и скорой старостью. Но не об этом ли Джотаро мечтал всю жизнь — о покое? Без стандов, без погонь. Побольше науки и пользы, поменьше беготни и суматохи. Гинтаро и Гиноске явно покупали дом для себя, и чувствуется, что оба приложили руку к оформлению. Обстановка наполовину напоминает Джотаро его квартиру, а на другую половину — дом и комнату Джоске в Морио. Под ногами крепкий паркет, всюду панели из орехового дерева, круглые лампы, похожие на лабораторные — это от него; картины в стиле поп-арт на стене, диван с креслами в чёрно-белой отделке и такой же кофейный столик — это от Джоске. Гиноске. Джотаро уже с порога заметил, чем ещё Гинтаро и Гиноске отличаются от них. Гинтаро не провожал Гиноске пожирающим взглядом; не отвлекался посреди разговора, заглядевшись на его сильные плечи или широкую грудь; не искал повода придвинуться ближе. Гиноске не ловил каждое слово Гинтаро, каждую кроху внимания, не светился от щенячьего счастья. Джотаро хочет верить, что они не так уж сильно отличались от них. За двенадцать лет они с Джоске изменились. Они другие. Но иногда во взгляде Джотаро ещё плясал голод, и иногда во взгляде Джоске ещё блестело раболепие. Гинтаро возится на кухне и ждет, когда Гиноске спустится к ужину. Они садятся ужинать, и Джотаро не может найти себе места на их большой кухне: уж слишком перед ним домашняя сцена. И всё-таки он садится с ними за длинный стол, садится на пустой стул. Не отодвигает его, не обнаруживает себя. Деревянная поверхность упирается в бесплотный живот. Гинтаро сообразителен. Сегодня к нему приезжали Айрин и Аннакисс, но здесь три стула, а не четыре. Похоже, он сделал всё, чтобы они решили, будто Гинтаро живет один. На ужин у них свиные отбивные с соусом и картофельным пюре. — Наконец-то я дома, — блаженно вздыхает Гиноске. Он садится за стол и принюхивается. — Только ты в ванной так здорово всё попрятал, что я еле нашел свой лосьон, — шутливо жалуется он. — Верну всё назад. Джотаро сразу понимает, о чем это они. Даже в ванной. Две зубные щетки, две бритвы, слишком много шампуня; крема и лосьоны Джоске. Всё спрятать. Спрятать фото на самое дно ящика, спрятать самого Джоске. Только бы она не узнала. Ему противно от Гинтаро так же, как и от самого себя. Когда-то он не мог сказать Джоске о Джолин. Шли годы, и теперь всё наоборот: он не мог сказать Джолин о Джоске. И уже не сможет. — Как отдохнул? — спрашивает Гинтаро. — Ничего не поймал, но погонял здорово. Не поверишь, у меня в самом начале клюнуло, хотя без тебя никогда не клюет! Только я поздно спохватился. — О, — Гинтаро мягко улыбается, и Джотаро странно видеть эту улыбку на лице, так похожем на его собственное. — Это что-то. — Ага! Они едят, и Гиноске нахваливает его отбивные. Увидев, что Гинтаро чуть смягчился, он спрашивает снова: — Так ты дал согласие? О господи. Согласие. «Они рады», сказал Гинтаро. Это мир, где всё перевернулось с ног на голову? Джотаро точно был в своем уме, когда разрешил Анасую жениться на Джолин? Но разрешил не он, а Гинтаро. И если в этом мире Анасуй — тоже другой человек, то... Нет. Вздор. У Гинтаро такое лицо, будто он пытается не подавиться. — Да, — нехотя сознается он. — Всё равно они спросили только в знак уважения. Он при мне упал на колено, достал кольцо, сделал ей предложение. Она плакала. Он... Не знаю. Я отвернулся. — Вау... — Гиноске округляет глаза. — Малышка Айрин выходит замуж... — Гинтаро тяжело кивает, пялится в тарелку. — Так и не поменял мнение об Анакиссе? — Я всё равно думаю, что он ей... — Гинтаро ищет слово помягче, — не подходит. Не знаю, каким он будет мужем. Но знаю, что ради неё он готов жертвовать собой, и я буду за неё спокоен. Так тому и быть. Когда Джотаро женился, то и сам не знал, каким будет мужем. Ничего хорошего не вышло. Так нельзя, это неправильно, но в глубине души он не хотел бы, чтобы Джолин выходила замуж. По крайней мере, за человека без станда. Не повторяла бы его ошибок. Анасуй погиб первым. Принял на себя урон, предназначенный им. Предназначенный Джолин. Вилка стукается о край тарелки. — Ты правильно поступил, — говорит Гиноске. — Наверное, они уже решили, когда свадьба? — Да. В августе. — И мы пойдем туда? Гинтаро не отвечает. — Может, скажешь ей перед свадьбой? Она уже взрослая женщина. Джотаро дергается. Не сдвинуть бы обеденный стол. Его Айрин тоже ничего не знает. — Всё только недавно стало налаживаться. Если скажу, она возненавидит меня ещё сильнее, и к тебе охладеет. Не поймет, почему я оставил семью. — А если она давно всё поняла? Ты пытался объяснить, что хотел защитить их? — не унимается Гиноске. — К тому же... Ты не одобряешь её выбор, но принимаешь. Думаешь, она поступит с тобой иначе? Она выходит замуж, у неё будет своя семья. Уже не так неважно, что натворил ты. Джотаро смотрит на свои прозрачные, слабо светящиеся руки. Уже ничто неважно. — Это совсем другое. Хочется вскочить, врезать своей копии, и он вскакивает. Скрипит стул, но Гинтаро и Гиноске не обращают внимания — либо думают, что скрипнул один из их стульев. Джотаро надеялся, что это лучший мир. Мир, где он ни перед кем не виноват; мир, где он позволил Джолин быть счастливой; мир, где Джоске счастлив с ним. Но во всех мирах он — это он. — Будешь ждать, когда она узнает обо всем сама? Если она ещё не поняла. Гинтаро отводит взгляд, отодвигает тарелку. Аппетит пропал. — Я думал об этом. Гиноске хмурит брови. — Ага. Только тогда она вряд ли захочет с тобой разговаривать. И у тебя не будет возможности объяснить, что ты там чувствуешь к ней и её маме, что ты живешь со мной почти десять лет. Останешься для неё далеким отцом, который на старости лет решил сходить налево. Гинтаро барабанит пальцами по столу. — Ты думал о своем отце то же самое? — Да, пока мы не сели и не поговорили. Тогда я понял и простил его. И тебя тоже. Сделай ей шаг навстречу, пока она совсем не отдалилась от тебя. Гинтаро не смотрит на него. Губы болезненно искривились. Тогда Гиноске встает и подходит к нему, тянет руки, чтобы обнять, но Гинтаро убирает их и бессильно прислоняется головой к его груди. Гиноске несмело кладет руку ему на плечо. — Скажи ей, ладно?.. — тихо говорит он. — Всё равно мы семья. Что бы ни случилось. Гинтаро вздыхает, и слух Джотаро режут старые слова: — Долбанутая семья. — Уж какая есть. Руки тянутся к руке Гиноске, руке с кольцом на безымянном пальце. Джотаро замечает, что сейчас на Гинтаро нет кольца. Замечает не он один. — Надеюсь, хоть кольцо ты спрятал не так далеко, как мой лосьон. — Гиноске по-доброму усмехается. — Оно в нижнем ящике комода. Под фото. — Сейчас принесу, — говорит Гиноске и мчится в гостиную. — Да постой же... — Гинтаро нехотя поднимается со стула, хмуро глядит на недоеденный ужин и плетется за ускакавшим Гиноске. Джотаро стоит и смотрит им вслед; наблюдает за самим не-собой. Из столовой видна гостиная, виден комод у дивана. Джотаро плетется следом. Гиноске опускается на колени и роется в нижнем ящике комода. Он находит кольцо, а потом поворачивается к Гинтаро, вытягивает ему руку, надевает кольцо на палец. — Попался! — с улыбкой говорит Гиноске. Ящик ещё открыт, и Джотаро опускается на колени, невидимо задев Гиноске, глядит на ящик во все глаза. Такой же, как в его квартире. Сверху лежат фото маленькой Айрин, её мамы и Гинтаро; фото с Гиноске и со множеством людей в незнакомом городе. Джотаро слышит, чувствует сквозь себя шорох. Гиноске поднимается с колен, берет Гинтаро за руки. Кольцо к кольцу. — Мы пойдем к ней на свадьбу, и это будет самый счастливый день в её жизни, — говорит Гиноске без всякого сомнения. — Соберемся все вместе, сфотографируемся. И больше не будем прятать фото по ящикам — ни со мной, ни с Айрин, ни с её мамой. Ни с кем. Договорились? Идеалист. Гинатро молчит, смотрит на открытый ящик с фото — а Джотаро кажется, что смотрят прямо на него. — Пожалуй, — говорит Гинтаро, хорошо подумав. А Джотаро считает, что он согласился слишком легко. — Ладно. Я попробую. Только это не значит, что... — Он замолкает. — Не вздумай говорить деду, он слишком стар. Может не вынести. Гиноске кивает и отпускает его руки. Странно замирает. — Думаю, в какой-то момент он понял, — сознается Гиноске. — Мне так показалось, когда мы говорили. Но он ничего не сказал. Уже слишком поздно что-то говорить. Гинтаро обдумывает его слова. Для него это не новость. Для Джотаро — тоже. Затем Гинтаро тяжело кладет руку на плечо Гиноске и смотрит куда-то ему за спину; вдаль, в вечернюю темноту за окном. — Поздно. Джотаро не понимает, на что смотрит Гинтаро, и тоже хочет повернуться к окну — но ему мало что видно, диван закрывает обзор; рука невесомо проносится над фото Айрин в ящике, и... — Папа? Звук точно раздается у него в голове. И вместе с тем он так же реален, как голоса Гинатро и Гиноске. — Что проис... Он вскакивает и смотрит в окно. Из далекого мрака возникает фигура, тоже прозрачная и светлая; возникает и уверенно движется ему навстречу. Всё это время к нему стучались, взывали, но он был заперт и ничего не слышал. А когда услышал, то не смог найти ключ. Теперь дверь отворилась. Джолин без всякого труда проходит сквозь окно, сквозь стену. Она пересекает гостиную и идет к Джотаро. Что-то находит на него; она здесь, она нашлась, и хочется подойти ближе, убедиться, но его останавливает облик Джолин. Она такая же, как и он: прозрачная, слабо святящаяся — и значит, всё было напрасно. Джотаро смотрит на свои руки, а затем на её; сравнивает. Всего несколько минут назад он казался себе более осязаемым. Теперь они оба одинаково бесплотны. У Джолин остались шрамы от колотых ран на шее, на левом боку — там, куда вошли ножи; но самые страшные шрамы — чуть выше локтей, и Джотаро не знает, откуда они взялись. Ей будто оторвало руки. Он не может отвести взгляда от её локтей. Ненавидит Пуччи. — Наконец-то отозвался. Я уж думала, застрянешь на земле, — говорит она так, будто они ещё могут ходить по ней; но зато Джолин говорит, разговаривает с ним. Он снова слышит её голос. — Что это? — спрашивает Джотаро и чувствует, как каменеет его лицо. — Я... защищала Эмпорио, — объясняет Джолин, глядя на свои локти. — Он выжил. Когда я очнулась такой, то пыталась позвать тебя. Но потом поняла, что меня саму приковало к земле. Я оказалась на шоссе. Там увидела каких-то двойников... копии себя и ребят. Это были будто мы и не мы, и... — Джолин глубоко вздыхает. — Долгая история. Значит, мы проиграли, но Эмпорио отправил скотину Пуччи прямиком в ад. А мир... пускай и не такой, каким мы его знали, но не и такой, каким хотел видеть его он. Без понятия, что с этим делать теперь, когда я умерла. И ты тоже. Разве что смириться. Джотаро уже всё равно. Всё конечно. — Я не могу смириться, — говорит он сквозь зубы. — Не после того, что сделал Пуччи. Сейчас бесполезно рвать и метать. Только раз в жизни он пришел к ней на помощь, но подвел в самый ответственный момент. Уже ничего не исправишь. Джолин качает головой. — Нет, ты смирился. И поэтому сейчас услышал меня. Поэтому мы пришли за тобой. — «Мы»? Она кивает, смотрит в окно. Только сейчас Джотаро замечает, что гостиная пуста: Гинтаро и Гиноске давно ушли в кухню. Вдали возникают ещё фигуры, зажигаются вечерними огнями. Огней много, и они медлят, плывут к ним, и только два из них двигаются так же уверенно, как Джолин: одна фигура — быстро и размашисто, а другая — медленнее, ковыляя. Они проходят сквозь окно, и Джотаро узнает их. Джоске улыбается ему, как живой. — Думал, уже не увидимся, — говорит он. Шрам на шее Джотаро будто превращается в петлю и душит его. Дед кивает ему. Он стар и немощен, он плохо соображает, но знает, что происходит. Он знает не только о смерти. Во взгляде мелькает что-то ещё. Обвинение. Джоске так и не поговорил с отцом. Джотаро так и не поговорил с Джолин. И вот они здесь, вместе, в наихудшем из возможных миров, потому что не захотели обсудить всё за семейным ужином. — Джотаро. — Дед говорит с ним так, как не говорил уже очень давно. У него хриплый, скрипучий голос. — Мне жаль, что всё так кончилось. Но было не больно. Кажется, я умер во сне. Шрам сдавливает артерии. — Я... Дед, Джолин боролась до последнего, но я оши... — Ты выбрал меня, а не весь мир, — перебивает Джолин, и все смотрят на неё. — Единственный раз в жизни ты выбрал меня. Не говори, что ошибся. Джотаро качает головой. — Но из-за меня вы... — Слушай, мы сдохли, — злится Джолин. — Уже по барабану, что и из-за кого. Пошли на зов. Джоске кивает. — Вся семья в сборе. В гуще далеких огоньков вырисовываются силуэты и машущие руки. Джотаро больно смотреть на Джоске и Джозефа, таких же бесплотных и светящихся, но он смотрит. Джоске старается вести себя непринужденно, но он один оглядывается и узнает этот дом; узнает фото в ящике, который Джотаро едва успевает задвинуть ногой, узнает круглые лампы, ореховые панели и две высокие фигуры за столом на кухне — их видно сквозь затемненное стекло дверей. — Идем, пока ты вправду тут не застрял, — повторяет Джолин. — Есть, о чем поговорить. Заодно расскажешь, что забыл в коттеджном поселке посреди поля. Джолин и Джозеф хмурятся, но будто бы не замечают ничего необычного. Джоске застывает, как вкопанный, и Джотаро смотрит на него. Ему тоже страшно. Они боялись всю жизнь, и вот она закончилась. Джотаро сует руку в карман штанов. Он не надеется найти то, что ищет, но раз с ним его цепь, и фуражка, и одежда, должно было сохраниться и оно. В штанах был крошечный карман, какой бывает в джинсах, и Джотаро зашил вещь там — на удачу. Это незаметнее и надежнее, чем носить его на пальце, на цепочке, в пальто; чем оставлять его дома с Джоске — там, куда Джотаро так и не вернулся. Удача не спасла. Он разрывает пальцами невидимые нитки, и они поддаются, позволяют ему достать кольцо, а затем карман зашивается снова, будто ничего и не рвалось. Джоске сразу понимает, что у Джотаро в кулаке, но сам держит руки в карманах бомбера. Не из трусости, а из привычки. Оно всегда при нем. Джотаро шагает к Джоске, показывает ему разжатый кулак и надевает кольцо на свой безымянный палец. Джоске горько, но понимающе смотрит на Джотаро, и когда тот тянет его за локоть, хочет взять за руку — кольцо к кольцу — он не сопротивляется. Время пришло. Истекло. Джозеф и Джолин смотрят на них, не понимают, что происходит. Может, догадываются. У Джолин был его диск памяти. У Джозефа были годы, чтобы понять. — Папа? — Идемте, — говорит Джотаро и тянет Джоске за руку, направляется к окну и огням. — Ты хотела поговорить. Он ненавидит разговоры, особенно такие, и он уже всё ей показал — ей и Джозефу. Но они могут сказать всё, что думают о нем. И о Джоске. Да, Гинтаро поддался на уговоры слишком легко. Сделал вид, что это просто — взять и вывернуть себя наизнанку перед кем-то, и Джотаро поверил. Лучше не стало. Джолин ненавидела его при жизни, будет ненавидеть и при смерти. А Джозеф, будь он моложе, наверняка набил бы ему морду. Джотаро идет вперед, к окну и сквозь окно, на свет; узнает всё больше и больше лиц — узнает даже тех, кого позвала не кровь, а другие узы. Он видит маму и отца, жену; маму и деда Джоске, видит Джорно, Польнареффа, Какёина, Абдула, Игги. Бабушка Сьюзи стоит рядом со стариком Спидвагоном, рядом со светловолосым парнем и мужчиной в высоком цилиндре. Должно быть, они Цеппели. Ещё поодаль стоят две женщины, и их обеих обнимают высокие мужчины, похожие друг на друга лицом — тоже молодые. Умершие молодыми. Прабабушки, прадедушки. Тело одного из них почти невидимо, соткано из бледного света — украдено. Джонатан. Джотаро не знает, примут ли их с Джоске такими. Обрадуются ли, сморщатся ли при виде колец, при виде его шрамов во всё лицо — но ему больше некуда идти, кроме как на их свет. Джоске идет с ним бок о бок, смотрит себе под ноги, и его бесплотная ладонь будто бы потеет в руке Джотаро. Он не успевает дойти, не успевает увидеть, как посмотрят на него жена, мама, друзья. Что-то останавливает его в нескольких метрах от цели и резко тянет назад: это Джолин со всей дури дернула его за пальто. Она шумно, зло дышит, и через несколько секунд Джотаро ощущает, как она прижимается лбом к его спине, вся напрягается. — Делай, что хочешь, — тяжело говорит она, и кажется, что у неё скрипят зубы, — только не вздумай бросать нас снова. Пытался сбежать от неё и после смерти. Он чувствует рядом с собой ещё одно движение, медленное и тягучее. Это Джозеф. Джотаро чуть поворачивает голову и видит, что он осторожно, неуверенно кладет руку на плечо Джоске. Джоске вздрагивает и не оборачивается. Кусает губы. Джолин отпускает Джотаро и сама идет к светящимся фигурам, идет к маме, и та мчится ей навстречу, обнимает. Джозеф не спеша шагает к Сьюзи и Томоко, жестом подзывает к себе Джоске. — Впереди вся вечность, чтоб её, — говорит Джолин всем и никому, обнимая маму. Джотаро крепче сжимает руку Джоске. И впервые за долгое время ему хочется взять за руку Джолин — если она только позволит. Впереди вся вечность. Теперь, когда все они воссоединились, их огни сливаются воедино, вспыхивают — а затем всё угасает: перерождается на том свете.