***
Стайлз просыпается, ощущая ногами холодную землю, когда комки мокрой грязи врезаются в его голые ступни. Он вновь в этом чертовом лесу перед далеко не обычным пнем. Осознание накрывает его, когда он узнает знакомую женскую фигуру в черном одеянии. Длинные светло-каштановые волосы. Высокий каблук. Черные перья. Их новый учитель английского – невысокая женщина, любящая носить старые теплые свитера. Она часто надевала короткую кожаную юбку, но всегда скрывала столь вызывающий элемент одежды мягкими тонами остальных. Высокий женский смех. Очки и персиковая помада. Запах гнили и разложения. Дженнифер Блейк. Женщина-одуванчик, совершенно не строгий учитель и совсем не конфликтный человек. Женщина с кривой улыбкой, странными духами и неуклюжей походкой. Учитель не требующий должного знания материала от своих учеников. Скрытый, таинственный человек под маской скромного, стеснительного благодетеля. Только сейчас она дикий хищник с безумием в глазах и длинным ритуальным кинжалом в руке. А он неожиданно без уже привычной для него защиты сахарного миндаля, со слишком тонкими нитями стаи и не до конца восстановившимся зрением. Как он мог упустить ее? Персиковая помада. Каждый его кошмар был предупреждением. Маленькой подсказкой от кого-то неизвестного, но кто волнуется о сохранности его жизни. Неметон. Имя всплывает в его памяти само по себе, навевая тихую колыбельную и светлячков, всегда рассеивающих его страх. Он не был во снах один. Его всегда будил один и тот же знакомый толчок в спину и мерное гудение в груди. Он видит пень. Неметон. Почему-то он точно знает, что это такое, и даже больше, он уверен, что тот пытается что-то сказать ему. Спасти его. И Стайлз знает, здесь, на этом самом пне, его ждет погибель. Мучительная смерть с кровью, пролитую на срез ранее могучего древа. Жертвоприношение. На этом самом пне, который как раз-таки наоборот хочет уберечь его от себя. Он был таким идиотом. Карты раскрыты. Небо затягивается дымом. Фигура в черном смеется. Стайлз один, в огромном ночном лесу, в пижаме, без оружия и хоть какого-либо средства связи. Ветер шумит голосом Питера в его голове. «Ты потерялся, дорогой, совсем не заметил ловушку. Ты совсем не слушал меня, дитя». – Вот мы и здесь, ребенок Неметона. Наверное, это всё же сон. Он не ребенок странного священного дерева, решившего взять над ним шефство. Он никак не хочет привлекать к себе лишнее внимание, даже с поддержкой древнего пня, имеющего свое собственное мнение на каждую ситуацию в этом мире. Стайлз спит. Наверняка, спит. Однако, земля под его ногами до жути реалистичная. В следующий раз он просыпается уже на Неметоне. Теперь он, скорчившись в позу эмбриона, с вытянутой вперед левой рукой лежит на срезе пня, а мисс Блейк что-то невнятно поет над его головой. Он не может двинуться, вперившись взглядом в кромку леса, до которой, казалось бы, стоит только протянуть руку, и он коснется шершавой коры дерева. Только он не может двинуться. Однако, всё, о чем может думать Стайлз – он так и не принес обед своему отцу. Точнее, он даже не сходил в магазин за продуктами, чтобы приготовить зеленый салат и кусок варенной индейки, таких полезных при нервной работе шерифа. На самом деле, подросток не помнит, как сюда попал и какой сейчас день. Последнее его воспоминание связано с растерянным Питером, когда тот выводил его из палаты уснувшей Хизер, потому что пришли ее родители. Он, наверное, никогда уже не сможет забыть взгляд мистера и миссис Кастер, брошенный ему вслед. Его репутация в больнице удобна, когда нужно пройти в неприемные часы мимо поста медсестер или легко войти в контакт с родственниками пациентов, а иногда – обращается к нему не лучшей стороной. Стайлз, конечно, не уверен, но всегда словно ощущал этот взгляд семьи Кастер, полный непонимания и боли, ведь он в силах спасти Хизер, но почему-то этого не делает. И, что очень жестоко, он чувствует себя точно так же. Он сейчас чертовски равнодушен к происходящему. Стайлз не ощущает закономерный в эту секунду ужас от скорой погибели и, вроде как, настоящего ритуала жертвоприношения. Словно ничего не произойдет. Будто он не умрет, потому что его обязательно спасет стая, Питер, и весь этот цирк не достоин его излишнего внимания, паники и негодования. И в этом уверен не только он. Об этом поет сам Неметон, шепча ему прямо в ухо слова ободрения. Это не похоже на слова в человеческом понимании или мелодию как таковую. Песня священного дерева иного уровня, что-то духовное и незримое для большинства обитателей леса. Но она прямо тут – он ее слышит. Неописуемая безопасность в сравнении с обычным хрупким телом человека. За ним идут. Однако, Стайлз не привык ожидать своего спасения, сложа руки и скинув ответственность на чужие плечи. Он пойдет на таран. Ожидая подмоги, он пытается потянуться к знакомым, родимым струнам Вселенной. Закрыв глаза, он представляет себе нефритовое полотно, обхватывающее весь мир и каждого по отдельности. Под трепещущими веками он видит, как вплетается ослепительно ярко-желтая мелодия жизни, порождая каждое живое существо на этой планете. А сверху, полупрозрачными волокнами, богатыми насыщенными тонами и глубокими цветами, лей-линии земли соединяют их всех воедино. Картина, словно по щелчку пальцев, приобретает близкие сердцу уютный коричневый, индийский зеленый и шелковистый бордовый. И Стайлз вдруг слышит их. Многократно усиленные желанием Неметона помочь, уберечь так полюбившееся им дитя, обезображенные нити со стаей возгораются, окрыляясь невесомым облегчением и чуткой заботой. Теперь они знают его точное местоположение. – Что происходит? – испуганно вскрикивает мисс Блейк, когда на небе собираются каркающие вороны и поднимается ветер, колышущий кроны деревьев. – Что ты сделал, маленькая пиявка? Дженнифер бросается к нему, хватает пальцами его подбородок. Стайлз не может сдержать улыбки, когда женщина в испуге отшатывается, заслышав волчий вой с другой стороны леса. За ним идут. Подтверждая его мысли на поляну врываются волки. Трое Хейлов, один крупный серый и два помельче, черных, угрожающе скалятся и утробно рычат. Никто не предпринимает попытки двинуться с места, застыв в напряженных позах. – Вас не должно быть здесь, – трусливо подает голос несостоявшаяся жрица. Дарак, подсказывает Неметон, темный друид. Подросток расслабленно выдыхает, когда его окружают светлячки и разделяют с ним свое тепло. Звери же, порыкивая, начинают приближаться. – Вы должны были ослабнуть! Я чувствовала это! Мальчик больше не ощущал вас! – почти кричит Дженнифер, отскакивая от серого волка, бросившегося на нее. – Так не должно быть! Я обязана отомстить! Вы не понимаете! Мощное тело альфы обрушивается на нее, роняя ее на землю. Девушка отчаянно хрипит и пытается вылезти из-под зверя, на что тот лишь усиливает хватку. Едва различимый хруст, и уже уязвимое горло мисс Блейк держит человек – голый, но очень польщенный Питер Йен Хейл. – Дорогуша, ты явно ошиблась, – почти мурчит оборотень, тем не менее тон его голоса сквозит ледяным холодом и серьезностью. – Месть не выход. Ты готова отказаться от своей цели и жить, как обычная учительница в тихом городке Калифорнии? Альфа чуть сжимает горло дарака, придавливая женские запястья другой рукой к земле. – Подумай хорошенько перед тем, как ответить. Помни, золотце, что оборотни различают ложь. На долгую секунду на поляне задерживается тишина, и Стайлз почти уверен, что мисс Блейк выберет жизнь, но… – Месть не выход? Месть не выход? – Дженнифер задорно смеется, почти захлебываясь потекшими из глаз капельками подступающей истерики. – Я отомщу каждой твари, решившей, что может стать лучше меня, что она… хах, они могут заменить меня. К черту их. Я заставлю гореть их в аду! И ни один щенок не станет мне помехой! Кровь животного уже пролилась. Мисс Блейк заговорщицки подмигивает, сверкая широкой веселой улыбкой. – Ты ведь не думаешь, что это имеет значение? Ты знаешь, пе– Она не успевает договорить, как Питер сжимает ее горло, сдавливая шею со всей доступной ему силой. Дженнифер бьется, закатывает глаза, и в тот момент, когда слышится выразительный хруст, ослабевает, и окончательно замирает в руках вожака местной стаи. – Не знаю, дорогуша, – ехидно замечает волк, – и не узнаю. Питер встает, отряхивает колени и вытирает руки о вынутый из чужого кармана клетчатый платок, и только потом направляется к затихшему подростку на пне. Стайлз, окруженный волками со всех сторон, блаженно жмурится и прячет солнечную улыбку, так и норовившую приклеиться к его лицу. – Любишь ты нас гонять по лесу, волчонок, – альфа аккуратно прижимает его к себе, разгоняя особо приставучую группу светлячков. Как будто точно зная, что он хочет услышать, Питер шепчет: – Отец чуть с ума не сошел, но остался на въезде в заповедник с остальной стаей. Мы не решились рисковать, тем более, когда Неметон звал только нас. Стайлз удивленно вскидывается, но понимает, что ничего сейчас узнать не получится, да и привычного любопытства уже нет. – Пойдем домой, маленький хищник, – наклонившись к его волосам, хрипит Питер. Оборотень шумно дышит, и подросток чувствует под своей рукой опасно грохочущее сердце волка. И необычное беспокойство, скрытое в глубине любимых серо-голубых глаз, теперь не кажется выдуманным. – Я так тебя отшлепаю, когда тебе станет восемнадцать. За все твои недомолвки и ложь. Попробуй потом мне еще так подставиться. Оборотень тут же поднимает его на руки, не давая несогласному возгласу сорваться с языка. Однако, затем альфа бережно притягивает его к себе еще ближе, вплотную, и Стайлз растворяется в такой необходимой сейчас заботе и греющем душу утешении. И вот он уже сам тянется вперед, утыкаясь в плечо оборотня и поспешно обхватывая шею руками, пока… Питер же голый! Внезапно промелькнувшая мысль заставляет его покраснеть и резко прикрыть глаза рукой под мягкий смех его волка. Нечего стесняться, думает Стайлз, нечего стесняться в стае оборотней без права на неприкосновенность личной жизни. Ну, и не в последний же раз он видит его таким…***
Что-то тянет его вперед, и он встает с кровати и через окно выходит из дома. Он бредет в сторону леса, натыкаясь голыми ступнями на битое стекло, острые камешки и колючую траву. Вокруг зловещая тишина и удушающая темнота. И только ступив ногой на поляну, он останавливается. Стайлз уже бывал на этой поляне. Пень, Неметон, безмолвным стражем охраняет этот лес от чужаков с плохими намерениями. Как и шериф города, как стая и сумасшедшая девочка-банши, только с более подготовленным арсеналом для защиты. Но даже он не смог задержать ее. – Здравствуй, Стайлз, – сбоку слышится голос мисс Блейк, его учительницы английского. – Ты вовремя. Женщина хватает его за руку и тянет в обход пня. Он безгласно следует за ней ведомой чудовищной силой, скрытой в маленьких ладошках мисс Блейк. Она вновь связала его с собой. – Смотри, что у меня тут! – наигранно восклицает она, показывая рукой на мертвую лошадь с перерезанным горлом. – Правда, невероятно? Иди подойди к ней! Повинуясь чужой воле, Стайлз шагает к лежащему на земле животному с пустыми глазами и наступает в лужу крови. Он не может оторвать взгляд от шеи, где проходит ровный надрез. Он хочет сказать, что лошадей не убивают, что образ лошади в кельтской мифологии тесно связан с изобилием и богатством, и что она, видимо, сошла с ума, раз решила принести в жертву священное животное друидов. – Не бойся, Стайлз, – смеется мисс Блейк, касаясь его спины. – Ты скоро займешь ее место. Без человеческой жизни ничего не произойдет. Ты вишенка на моем торте! Он не сомневается, что она исполнит свой план, если не остановить ее. Ему всего лишь нужно… – А сейчас иди спать. Тебе нельзя ничего помнить, – шепчет ему на ухо и, схватив его левую ладонь, проводит ритуальным кинжалом по центру, вырисовывая большой крест, и толкает его на… – Спи, маленький хищник, – знакомый голос успокаивает и убаюкивает, обещая безопасность и тепло. – Я посторожу твой сон. Я буду рядом. И Стайлз проваливается в сон, в котором теперь видит переливы цветов и оттенков вокруг своего пути, и он идет по нему к «серому и многогранному», где можно сесть на колени в самые желанные объятия и погрузится в вымышленные миры, пока добро будет сражаться со злом. Он впервые крепко спит.***
Беспорядочный шум из кухни будит Стайлза. Его тело ноет, и он решает еще немного понежится в кровати. Ему никуда не надо спешить – по подсчетам сегодня воскресенье, его любимый день недели. Выходной, без школы, Харриса и химии, без Пирожка... Внизу что-то с грохотом падает и разбивается, и он мысленно закатывает глаза. Судя по крикам и проклятьям, сыплющимся каждые пять минут, там орудует гора голодных подростков – больше известных как его стая. – Тебе тоже пора вставать, если хочешь поехать с нами в магазин. Голос Питера поначалу пугает, а затем – наоборот, успокаивает, и он вновь расслабляется. Стайлз открывает глаза и натыкается на своего альфу, удобно разложившегося в новом кресле. Темно-синее нечто имеет раздвигающийся низ, где и лежат сейчас ноги мужчины. Удобно. Только вот это кресло подросток видит впервые. – Ты сидел возле меня всю ночь? – с сомнением тянет парень, замечая тень усталости на лице оборотня. Питер не выглядит выспавшимся, даже с учетом нового приобретения. Скорее, напротив, больше вымотавшимся. – Ты прав, маленький хищник, – с мягкой улыбкой произносит его Волк, вот только глаза горят лукавым блеском. – Моя двуспальная кровать подошла бы куда лучше. Но я подожду, спасибо за беспокойство. Стайлз на секунду замирает, не поверив своим ушам, но, осознав, заливается стыдливой краской и отводит взгляд. Видимо, он всё же расшевелил свою пару. Он ведь этого хотел, так? – Почему все здесь? – пытаясь перевести тему спрашивает подросток. Он бы уже встал и присоединился к общему завтраку, но кажется одет он только в боксеры. Нужно подниматься, решает он, нет смысла стыдиться своего волка. Однако, с места так и не сдвигается. – Навещают тебя, – Питер ухмыляется, и на секунду Стайлзу чудится, что тот видит его насквозь. – Это было их официальной версией. – Неофициальная? – Хотели найти на тебя компромат. Оборотень растягивает губы в широкой улыбке, видимо, находя желание волчат смешным и глупым. На кухне вновь что-то падает и разбивается, и Питер наклоняет голову вбок, прислушиваясь к тихим голосам щенят. – И как? Нашли? – мысли движутся тонким ручейком, отчего слова кажутся длинными, а предложения – медленными. – Да. Энциклопедию на иврите и «15 здоровых способов похудеть». Эрика плакала. Стайлз неожиданно задорно смеется, представив скорбное выражение лица Джексона, когда того заставляют копаться в его вещах. Он запросто может изобразить веселящегося Скотта и угрюмый вид Бойда, явно недооценившего рвение своей девушки. Он всё еще посмеивается, когда переводит взгляд на сияющего Питера. Вокруг оборотня полыхает, покрываясь неизвестными еще оттенками оранжевого и алого. Стайлз вроде соскучился по цветам, но умудрился даже как-то отвыкнуть от них, забыть, насколько изумительными они могут быть. Внезапно, будто из глубины, в бордовое полотно вплетается аквамарин, с каждой секундой насыщаясь и темнея. Стайлз невольно засматривается на появление искорок любви его Волка, когда понимает, что Питер до сих пор смотрит на него. – Мне нравится твой смех, – искренне делится оборотень, знакомя его с необычайно красивыми морщинками возле глаз. – Буду делать это почаще. Заставлять тебя смеяться. Он мечтает застрять в этом моменте. Он жаждет проживать его вновь и вновь в своей эгоистичной слабости услышать это снова. Увидеть оживленную мимику своего Волка и азартный блеск веселья в любимых серо-голубых глазах и в следующий миг опять смотреть, как рождается нежная улыбка и ласково переливается неповторимый «шелковистый бордовый». Он мог бы, но слишком сильно хочет узнать, что произошло вчера. – Как она меня выкрала? Все яркие краски Питера исчезают в тот же миг, заменяясь мрачным кобальтовым и тяжелым хромовым. Лицо оборотня застывает, а звуки на кухне будто становятся тише. – Я помню только с того момента, как очнулся там, а что... – Я отвел тебя в кафетерий после встречи с твоей подругой, – Питер перебивает его, зацепившись взглядом за его плечо. – Стая отказалась кушать в больнице, и вы решили пообедать в пиццерии. Поэтому вы ушли, но я остался, чтобы поговорить с родителями Хизер. Я не видел, как это произошло. Стайлз, не веря, изгибает бровь, в точности копируя полюбившееся Хейлам движения, и оборотень неохотно продолжает. – Ты просто отделился от них и пошел в сторону леса. Они не смогли докричаться до тебя, ты был словно в трансе. А потом ты переступил черту леса, куда никто из волчат не мог шагнуть. Подросток уже жалеет, что не дождался Скотта или Эрики, которые всё равно бы рассказали всю историю заново. Они, молодые и любопытные, не сочились бы затхлой виной и вяжущей печалью. – Дарак не может управлять целым лесом, но в ее силах поставить силовое поле, отгоняющее животных, – за весь рассказ Питер так и не меняется в лице, сухим тоном отвечая на его вопрос. – Волчата не могли последовать за тобой, а связь с тобой истончилась. Нам помог Неметон. Он впустил нас через наш заповедник. Думаю, это связано с тем, что мы жили здесь испокон веков и были истинными хозяевами земель. Стайлз согласно кивает, а потом встает, наплевав на свою почти наготу, и садится на колени к оборотню. Тот заметно удивляется, но тут же прижимает его к себе. – Спасибо, Питер. Ты вновь меня вытащил, – он говорит это альфе в лицо, зная, как легко можно интерпретировать слова в другом значении. Ему это не нужно. Он хочет показать не только огромную благодарность или восхищение, нет. Его чувства, куда сильнее и глубже. – Я не знаю, как тебе сказать это, но, надеюсь, ты понимаешь, – Стайлз, покраснев, сжимает чужие предплечья, в то время как оборотень завороженно следит за движением его губ. – Это не просто спасибо. Я... Спасибо. И за то, что собираешься укусить Хизер, тоже. Это очень много для меня значит, Волк. Мой Волк. Он специально выделяет последние слова, пытаясь передать именно это. Питер теперь – его, остальные пусть обходят их стороной. Он не станет больше терять времени и доверять судьбе – они сами выбирают, что произойдет, когда и с кем. И Стайлз хочет быть с его Волком, возражения не принимаются. – Я и не сомневался, маленький хищник, – с самой восхитительной улыбкой, которой Стайлз только видел, шепчет его альфа. Подросток облегченно выдыхает, замечая, как угрюмые нотки заменяются яркими красками, а складки на лбу оборотня разглаживаются. Ему ведь много и не надо. Так что все эти «будь, что будет» им больше не подходят. За свое счастье тоже нужно сражаться, а не только за жизнь и здоровье. Теперь Стайлз это точно знает. Сам же Питер берет его ладонь, переплетая их пальцы. Волк тихо выдыхает вместе с ним, ощущая под руками свою довольную, счастливую пару.***
Стая счастливо завывает, кажется, развеселив своим поведением даже полную луну на небе. Лидия и Эллисон тихо переговариваются, отмахиваясь от своих парней, бегающих в бета-релизе по вычищенному пространству земли Хейлов. Дерек же с Корой в виде черных волчат гоняют остальных членов стаи, разряжая бурлящую энергию молодых. Веселье. Рискованное, чуждое. Они отвыкли от своего беззаботного смеха и шуток без двойного подтекста. Они разучились, но не забыли, а восполнить можно и сейчас. Отец уехал в полночь на дежурство, проводив стаю смеющимся взглядом и крепко обняв его напоследок. Стайлз долго не мог унять то покалывающее чувство, искрящееся внутри него, когда Питер пригласил шерифа провести полнолуние со стаей. Умиротворение. Настоящее, неподдельное. Они так долго к нему стремились, перепрыгивая через все препятствия и подножки. Но они справились, крепко устояв на своих принципах под яростным ветром грядущих перемен. Серый волк урчит, потираясь мордой о его плечо, и, радостно порыкивая, в шутку кусает его ладонь. Зверь в последний раз приваливается к нему боком, широким мазком вылизывает его щеку и исчезает в новой постройке позади него. А потом в его волосы зарываются знакомые пальцы, и теплая рука накрывает его живот. Счастье. Такое далекое, и как будто немыслимое для них счастье оказалось совсем рядом. Оно притаилось и ждало, когда его заметят, когда притянут его к себе, вцепившись тупыми человеческими зубами, и попробуют бороться даже на исходе своих сил. Счастье скрывалось в бескорыстной помощи, в постоянной поддержке, в тех, кто стоял плечом к плечу, рука об руку. И они его достигли. Сами. Где-то там, в разыгравшейся группе сверхподростков, бегает здоровая Хизер, встречая свое четвертое полнолуние вместе со второй семьей. Где-то там, в городской больнице заканчивает ночную смену спешащая сюда Мелисса, которая простила и приняла своего «сына-монстра». Где-то там, в закрытой секции Дома Эха, заснувшая девочка-банши сжимает в своих руках плюшевого серого волка с маленьким бумажным журавликом, который теперь будет защищать ее от спонтанных видений и ночных кошмаров. – Девкалион хотел встретиться и отблагодарить тебя. Подросток вздрагивает, не ожидая бархатного шепота возле уха, растекшегося по его коже волнительными мурашками. – Я не думаю, что… – Стайлз хмурится, будучи неуверенный в своем мнении по поводу чужаков. – Я хотел сказать… – Я ему отказал, – фыркает оборотень, чуть крепче сжимая прядки его волос. – Он намного сговорчивее, когда видит, что полиция и бывший спецназ на стороне города. Как ни крути, а информация о двух банши и настоящая форма Бойда стали действенным рычагом на нашей последней встрече. Они расслабляются, наблюдая за бегающими волчатами, и Стайлз не ждет продолжения, однако немного помолчав, альфа добавляет: – Талия была бы в шоке от моих изменений в дипломатии. Она не очень доверяла детям и всем, кто младше двадцати пяти. И это так необычно, так волшебно, что скрытый-таинственный-несговорчивый оборотень неожиданно решает поделиться с ним своими воспоминаниями. Питер не часто говорит с ним на действительно важные темы, но с каждым их разговором, с каждым всё более интимным прикосновением, с каждым благодарным взглядом они открываются друг другу. Прямо как сейчас. Внутри всё трепетно дрожит и замирает, а легкие покалывают от вросшихся в них цветков, таких же мягких и колючих, как и его волк. Альфа заканчивает свои пять шагов из их десяти. Стайлз затылком ощущает, как оборотень кривится, но улыбается куда менее грустно, чем раньше. А потом, намного тише, продолжает: – Моя стая такая необыкновенная. Никогда не недооценивай подростков, Талия. – И не переоценивай тоже, Питер. Мы не такие. Мы просто семья, – он говорит это, не задумываясь, отдаваясь своим чувствам и мерному теплу огоньков их стаи, и упускает из виду, как альфа выдыхает, наконец выпустив всё накопившиеся сомнения и внутренние терзания. Они преодолевают последнюю ступень собственного недоверия. – Куда бы ты хотел поступить? – неожиданно спрашивает Питер, уже откровенно обнимая подростка. – Эм-м… – Тебе не обязательно решать сейчас. Но, если что, у Девкалиона была своя территория в Нью-Йорке и часть земель на юге Сан-Франциско. Мы можем переехать на время туда с частью стаи, – спокойно замечает оборотень. – На законных основаниях владельцев, я имею в виду. Парень замирает в чужих руках, а его сердце затапливает сливочная безмятежность и пузырящееся, словно шампанское, воодушевление. Отмирают ненужные теперь червивые страхи и смолянистое опасение будущего, и он вновь уверяется в несокрушимой золотистой связи внутри. Они вместе. – Я… спасибо, – заливаясь краской шепчет Стайлз. – Спасибо тебе, мой Волк. Стайлз не может заметить, как тяжелые цепи, сопровождающие хриплый голос, что звал его раньше, нарастают, приближаясь всё ближе и ближе. Он не может ощутить, что удушающая хватка на его горле, которая с легкой руки дарака была отброшена в сторону, возвращается на место. Он не может знать, что следующей ночью он вновь проснется с криком и эхом, отдающимся словами в голове: «Скоро, совсем скоро, демон-лис вернется к жизни». Этой ночью Стайлз счастлив и, как никогда ранее, уверен в своем будущем. А любые неприятности ему больше не нужно решать в одиночку. Он больше не один, совсем нет. Вокруг него море из «индийского зеленого» с вкраплениями «зеленого трилистника», а в центре дубовый якорь «уютного коричневого». В городе его защищают «апельсиновый оранжевый» и «разноцветный акварельный». Он больше не один, а вместе – они справятся со всеми неприятностями, приправленными сверхъестественной спецификой. Они будут идти вперед с гордо поднятой головой, крепко сжимая ладони друг друга. Он больше не один. И прямо в эту секунду обжигающий аквамарин обнимает его, когда небесно-голубой с мечтательным неоново-розовым рождаются в его душе. Когда-то совсем маленькая золотистая нить внутри него прорастает негнущимися оковами, крепко прижимая к нему агатовый серый и ализариновый красный. Он больше никогда не отпустит свой «шелковистый бордовый». Не тогда, когда его так нежно прижимают к себе, когда невесомо целуют каждый пальчик на его руке, когда так страстно смотрят, но боятся прикоснуться. Он больше никогда не потеряется в себе. Не после того, как он увидел куда больше, куда ярче и отчетливее все оттенки чужого, но теперь такого родимого, искреннего счастья. – Сходим завтра в хранилище Хейлов? – вдруг спрашивает Питер, уткнувшись носом в его волосы. – Нужно кое-что вернуть на место. Вдвоем. Стайлз влюблен. И в этом он тоже не одинок.