XXXIV
21 апреля 2019 г. в 15:59
Примечания:
В: Тебе хотелось бы сказать пару ласковых дедуле-Феанору? А Прадедушке-Финвэ? А Мириэль, с которой все началось? Давай, не стесняйся. Намо разрешает.
«Тебе никогда не добиться этого», – зашипел напоследок Куруфин. После Нарготронда он часто снился, недостаточно ужасающий для настоящих кошмаров, недостаточно мирный для обычных видений. Ночи получались какие-то серединчатые, зависшие в балансе, как рассветная дымка на горизонте: ни вперед, ни назад, вечное бытие в липком, мармеладном (как застывшая кровь?) мареве.
Что-то во сне было еще, но Келебримбор не запомнил: мираж облетел, как корка ссохшейся глины на заготовке. Провалялся, пялясь в красно-розовый от солнца потолок, убедился, что обратно в темноту спрятаться не сможет, и, поморщившись, коснулся стопами холодного пола.
– Ну конечно, не добиться, – огрызнулся нолдо в пустоту, спешно зашарив под кроватью в поисках сапог, натянул их, пропуская петли, зашнуровал. – Ты ж все всегда лучше знаешь. Как будет и как надо. Тебе и Намо не указ, действительно, что какой-то Вала, если ты – великий сын великого Феанаро?
Из распахнутых коридорных окон лились свет, морозный воздух и голоса первых ранних пташек, заполонивших двор. Но стоило отойти на несколько шагов, ненавязчивая тишина забивалась в уши, а на всю галерею их оставалось двое: торопящийся в мастерскую Келебримбор и хлещущий по загривку сквозняк. Раз планы отоспаться после вчерашнего – до темноты проверяли на плацу арбалеты новой конструкции, потом отмечали успех, – порушились, тратить время на размусоливание видений в постели и дальше бессмысленно. У горна и теплее, и веселее…
И в чертежи хорошо бы пару поправок внести – какой бы крах идее ни обещал Куруфин.
– Хотя, последнего ты в упертости, наверное, превзошел, – шаги дробно застучали по лестнице спуска. – Раз даже в моей голове остался тем еще бараном. Прислушаться к совету? Договориться? Хоть раз, хоть один, задери меня рауко, раз за всю жизнь оторваться от своих грандиозных планов и хотя бы попытаться понять окружающих? Не меня, ясное дело, я же недалекий щенок, но Нельо, Финрода?
В горне угли еле тлели. Хмуро мастер покосился на них, поворошил в соленом налете головни до вспыхнувших искр и, отложив кочергу, зарылся в разложенные стопками по рабочему столу бумажки. Часть накренилась – проект механических ворот, карандашный плющевой узор для гравировки, перечеркнутые многажды схемы деревянных крыльев, какие-то совсем не читаемые химерные чудовища, тонущие под коркой пометок. Суетливо мастер попытался подхватить их, упустил – листки разлетелись по полу бумажным трепетом.
– Конечно. «Такими руками только гвозди клепать, подумай-ка, сынок, об этом и не лезь в наши дела», - желчная ухмылка почти порезала уголки губ, в гневной тряске Келебримбор забыл про аккуратность, копался в залежах чертежей, будто рылся до дна Арды в поисках древних развалин. – Да где же оно… То самое, что никогда не получится. Ты же сквозь время и пространство все видишь, везде со своим «я», со своим «я знаю», ни вдохнуть, ни выдохнуть, даже сейчас. Ты мог бы помочь, мог бы… Чтоб тебя!
В спешке порезался ладонью о бумажный край. Посмотрел с каким-то отупелым недоумением – руки давно в мозолях, как в защитных перчатках, с чего бы? – зло вдохнул непрогретый воздух с примесью травленых гравировочных запахов, еще сильнее разбередивших щекотку в горле, а с ней – и захлебывающийся словесный вой.
– Видит Эру, я никогда не просил признания, я же всегда знал, что мне до тебя и до деда – как до Амана вплавь, это же даже… Глупо – ждать от тебя, - листы мелькали, сквозь штрихи и линии на них сквозили года. Бумага столько раз горела и тонула, что Келебримбор давно привык держать все важное в голове, но почему-то не мог отказать себе в том, чтобы даже старые, давно прогоревшие идеи упорно раз за разом переносить на пергамент – а потом терять в творческом бардаке. - Действительно, вшивая гордыня важнее сына, гнев более верный советник, чем разум. Почему ты не слушал? Мы же так много могли. Начать по-другому, не с чистого листа, но хотя бы с набросочного. Я так хочу ненавидеть, но только не понимаю, почему надо было – так. Почему так вышло со всеми нами – с Финродом, с Лютиэн, со мной, почему ты вел себя, как распоследняя орочья мразь, почему боязнь предательства нас обоих раскидала по разные его стороны?
Он искал план города – без сторожевых стен, невозможный к жизни, как говорили другие, – а наткнулся вдруг на затертые, в рабочей горячке черканутые на полях наброски осадных башен и баллист. У Феанорингов не было армии, способной заглотить Ангбанд, но были лучшие кузнецы и мастера, были договора с гномами, было все…
И ничто не пригодилось.
Келебримбор пригладил взъерошенную, как шерсть зверя в гневе, бумагу, вздохнул тяжело – будто зашипел облитый водой раскаленный горн, - навалился локтями на стол, с силой сдавил виски.
- Ну почему, - шепнул парным облачком, - почему ты умер раньше, чем я сумел тебе помочь…