Мастер

Ночь едва вошла в полную силу – у горизонта на востоке, там, где скатилось за горный склон безжалостное пустынное солнце, еще светлела белесая, как солончаковые пески, полоса. С высоты она была похожа на рассеянный отблеск упрятанной вглубь ниши лампы – напоминала о доме, и Келебримбор, на миг отняв от лица маску дистикомба, чтобы принюхаться к ночной свежести, не стал надевать ее обратно. Уже утром они доберутся до окраинных коридоров сиетча, а днем Преподобная Мать благословит вернувшихся… И еще у них состоится долгий, наверное, разговор, дольше всех тех, что приходилось когда-либо вести Келебримбору за то время, пока он был наибом всех нолдор Эрегиона. Отряд возвращался с богатой добычей – сушеным мясом, пайками из разбитого орнитоптера северян-урукхай и даже водой: Келебримбор коснулся нагрудного кармана, сквозь ткань которого, как косточки хребта, выпирали нанизанные на платок кольца. Семнадцать галлонов и три унции – половину раздать между бойцов, а остальное отдать нуждающимся в сиетче. Но еще более ценный дар Келебримбор нес в своем сердце – и потому без опаски дышал ночной пустыней, Пряностью и прохладой безвкусной, как стерильная чистота гранита Морийских гор. Внизу цепочкой шли бойцы его отряда – шуршание их шагов вплеталось в шорохи пустыни, куталось в вой ветра, как в маскировочный плащ, и даже Келебримбор, сам способный ходить так, чтобы не будить даже самого своенравного Подателя Жизни, не расслышал бы их поступи, если бы не наблюдал с высоты. Брызнуло каменное крошево за спиной – Йэллэ, слишком молодой, чтобы не оступиться за весь подъем ни разу, неловко и глухо из-за маски кашлянул, привлекая внимание. Келебримбор улыбнулся ему, даже не отчитав за ошибку, и юноша смутился еще сильнее. – Мы установили манок, как ты сказал, наиб, – пробормотал он и опустил взгляд, пряча его под густой тенью капюшона. Келебримбор кивнул – пески у основания скал казались бархатно-серебристыми в свете лун: одна сегодня светила в полную силу, от второй у горизонта висел узкий, как прореха от удара крисом, серп. Ровную их гладь не тронули шаги – ветерок смел следы бойцов, и только штырь манка торчал посередине, словно обглоданный древесный остов. До сиетча несколько дней пути, если идти на своих двоих, но Шаи-Хулуд поможет им добраться домой всего лишь за одну ночь. Ненадолго Келебримбор задумался, самому ли призвать Подателя или поделиться этим правом с кем-нибудь еще в отряде, и потому не сразу заметил, как перемялся с ноги на ногу Йэллэ и, помедлив, снял все же маску, осторожно и трепетно вздохнув пряный пустынный воздух. Трудно снова было удержаться от улыбки – ведь он совсем еще птенец, не способный спрятать свои чувства. Все они такими были – но край Эрегиона суров, или закалит шкуру, придав ей гранитной крепкости, или убьет. – Ты что-то хотел спросить? – не стал мучить спутника молчанием наиб. – Да. Если позволишь, – Йэллэ набрал воздуха и выпалил, почти потеряв паузы между словами, свой вопрос. – Аннатар Кинес сказал нам правду? Как может пришелец знать пустыню лучше, чем знаем ее мы? – Он из дальних краев. Майа – рожденный под светом другой звезды, – Келебримбор окинул взглядом необъятное небо пустыни, более глубокое, чем любая бездна, прищурился, по пикам гор отыскивая необходимый ориентир, вскинутой ладонью очертил контур созвездия у самого горизонта. – Вон та звезда, над правым пиком после Клыка. Он называет ее Валинором. Он знает про пустыню те вещи, которые забыли во времена моего деда – другие звезды даруют жизнь более долгую, чем наша. – Как в пророчествах Преподобной, – с уважением, сквозь которое трепетно проглядывал юношеский безудержный восторг, вздохнул Йэллэ, и повторил вопрос – уже совсем в другом тоне, не сомневаясь, но утверждаясь в своей вере. – Значит, это правда? Мы увидим пустыню другой? – Да, – не медля, кивнул Келебримбор, взглядом обратившись к востоку, чернеющему предвестием настоящей ночи, а не ее предвестника-сумерек. – Да, мы увидим наш дом другим. Мы сделаем, как сказал Аннатар Кинес, мы будем собирать кольца и копить воду, мы передадим это знание нашим детям, а они – детям наших детей, и когда Аннатар сотворит чудо, вся Средиземская пустыня станет тем домом, который обещает нам Преподобная после смерти – только внуки наших детей родятся в нем живыми. Ветер путался в волосах, жестких и седых от налипших к ней пыли. С высоты Келебримбор видел пустыню, как на ладони, видел отошедший под каменный козырек защиты отряд, видел – как в мираже, наложенном поверх, – свою мечту, ради которой, не раздумывая, сорвал бы с себя все кольца и позволил бы забрать воду своего тела. Пустыня Средиземья снова станет домом всех народов и сиетчей, здесь снова будут течь реки, подобные Андуину из легенд Преподобной, каменные чаши в горах будут полны озерных вод, а их потомки никогда не познают жажды, которая мучит человека в иссушенном от многодневного пути по пустыне дистикомбе. – Призовешь сегодня Подателя для всех нас? – прислушавшись к сосредоточенному, полному вдумчивого трепета молчанию Йэллэ спросил Келебримбор. – Да, наиб, – несколько потрясенно отозвался юноша – пусть он уже прошел ритуал и считался мужем сиетча, доселе ему не доверяли призвать Шаи-Хулуда для всех них. – Тогда поспешим же. В противовес своему стремлению, Келебримбор задержался еще на несколько мгновений, осматривая пустыню так пристально, будто видел ее такой в последний раз. В общем-то, так и было. Пусть он не увидит зелени своими глазами, теперь до конца своих дней он будет верить в пустыню, о которой рассказывали предки – облаченную в лесной покров и украшенную речными руслами, полной жизни и красоты.