***
Та самая экзальтированная девица, иногда подменявшая Ракха (в основном когда вопросы касались дел амурных, он всегда ругался, что Намо в положении об асковой реабилитации ни о чем таком его не предупреждал), явилась как по расписанию. В полдень, чтобы сверчки в траве аккомпанировали изо всех сил, а палящее солнце выгодно очерчивало воодушевленный скорым разоблачением профиль. Келебримбор вздохнул, чуть приспустил завязки фартука и вышел навстречу, пробороздив брешь в нестройной кучке судачивших подмастерьев. Для полного эффекта не хватало перекати-поля, бросившегося под ноги, и завывания ветра где-нибудь в широкогорлом горне. – О, мастер! – девица улыбнулась той самой улыбкой, с какой синдарские лучники натягивали тетиву на границах Дориата, встречая нежданных гостей, только вместо лука в пальцах она держала карандаш. Остро наточенный, между прочим. А еще ведь каблуки и шпильки... – Надеюсь, вы привели свою память в порядок? Мне таки не терпится приступить к задуманному, поэма про запретную любовь – подумайте только, сколько лайков соберем! За спиной нолдо толпа подернулась шепотками – и правильно, собирать такими темпами придется не «лайки» (знать бы еще, что это), а золотые ему на достойные похороны, потому что леди Галадриэль живет всего-то через один пролив и пару десятков миль по отличной, мощеной первосортным булыжником дороге. – Ну и фиг с ними, – дословно воспроизвел за отвечающим Келебримбор и почувствовал в грудине забытое за давностью лет шаловливое тепло. Капельку было стыдно. Капельку – смешно, потому что лицо девицы вытянулось против всех законов драмы, которым она неумолимо следовала. – К-к-как-как говорите? – буркнула она и занесла острие карандаша над блокнотом. – Ну и фиг с ними, с лайками, – еще раз повторил Келебримбор, смакуя каждое слово, дернул фартук, картинно взмахнувший полами перед тем, как повиснуть на заборе. – Четыре парадных рубашки надарили, а надевать некуда – я в отпуск! – Что? Ракх назвал это «ломкой границ фандомно-допустимого», а потом, злодейски хохоча, запрыгал по дворику как горный козел, в красках разыгрывая, что и как говорить – наверное, только за все его старания Келебримбор и решил все-таки подыграть по написанному заранее сценарию. Да и в отпуск, чего греха таить, хотелось… – В отпуск. К тетке, в глушь, в Саратов! – картинно взмахнув рукой, ответил он, и под молчание, сопровождавшее во все времена среди всех народов спуск театральных занавесей, удалился восвояси.***
– А я говорил, силе русской классики никто противостоять не может! – разулыбался во всю ширь рта Ракх и перекатился на спину, блаженно потянулся до хруста позвонков, разметав по траве бледные, как у поганки, конечности. «Совсем же еще ребенок», – подумал Келебримбор, катая по губе метелку ковыля и лениво размышляя, попросить ли почитать эту загадочную классику, но малодушно махнул рукой – отпуск же, успеется. Ветер гнал по ряби лесного озерца пушинки запоздавших с цветением одуванчиков, на углях костра ароматно пеклась картошка, Ракх уже задремал, подставив солнцу мокрое после купания пузо. Келебримбор посмотрел на него, улыбнулся скорее в мыслях – как мало надо людям для счастья, – и тоже прикрыл глаза, последовав примеру отвечающего. Никогда мастер не считал зазорным поучиться чему-то полезному… И даже если полезное – это навык моментально проваливаться в сон от ленной отпускной неги, – то ему определенно стоит хотя бы попробовать.