Блики скользили по выбеленному потолку, стенам и пластиковым рамам. Они замирали, едва подрагивая, прежде чем сорваться в сторону, чтобы исчезнуть из поля зрения. Солнечный луч мазнул по переносице спящего. Ресницы затрепетали.
Раздались шаги, прежде чем внешняя природа стремительно ворвалась в комнату через распахнутое окно чириканьем птиц, гудками транспорта и обилием свежего воздуха.
— Мистер Ури, — ладонь настойчиво коснулась плеча, а голос, высокий, но суховатый, заставил его вздрогнуть. — Мистер Ури, доброе утро.
Он приоткрыл один глаз, тут же принимаясь растирать лицо в замешательстве. Сухопарый парень в бледно-голубом халате интерна склонился над ним, заслоняя солнце, бьющее в глаза.
— Мадам Грейс приехала. Попросила разбудить вас сегодня пораньше.
— Хорошо, — хрипло отозвался Брендон, приподнимаясь на локте, чтобы сесть. Он все еще чувствовал растерянность. — Который час?
— Без двадцати восемь. Завтрак? — интерн отошел, позволяя свету вновь охватить все пространство.
— Нет, спасибо, — лучи заставили прищуриться.
— Хорошо, — парень потер щеку с редкой щетиной. — Доктор Гиллис и мадам Грейс ждут вас в кабинете. Плановый осмотр будет позже.
— Без проблем, — кивнул он, провожая чужую фигуру взглядом.
Дверь мягко затворилась, и Брендон отрешенно скользнув взглядом по вещам, аккуратно уложенным на стул в другом конце палаты.
Сухой ком собрался в горле у самого входа в кабинет. Брендон нахмурился, прежде чем нажать на ручку и зайти внутрь, прогоняя замешательство. В глаза первым делом бросилось старое фортепиано, задвинутое в самый угол комнаты, пыль на котором едва ли не искрилась от обилия света.
— Брендон, — мужчина усмехнулся и оторвал бодрый взгляд от созерцания карты пациента. — Как вам спалось сегодня?
— Без снов, — равнодушно отозвался он.
Врач кивнул и вновь взялся за изучение карты.
— Где она? — спросил Брендон.
— Мадам Грейс решила поинтересоваться результатами анализов. Обещалась наведаться к восьми.
— Она давно приехала?
— Я уверен, она ответит на все интересующие вас вопросы лично, — с вежливой профессиональностью заметил Гиллис. — Как вы себя чувствуете?
— Хорошо.
— Нет тошноты, головокружений?
— Нет.
Врач вновь взглянул на него поверх очков, а затем отложил карту, тут же жестом приглашая Брендона присесть.
— Мистер Ури, — он вздохнул, — сейчас вернется мадам Грейс, и я думаю, что и ваших, и в моих интересах будет отвечать ей на все вопросы. Не будете честны со мной — будьте честны с ней, пожалуйста.
Брендон лишь приподнял брови. Его интерес был дежурным, так что он не стал вступать в спор, послушно кивая.
— Вас осмотрели? — тут же продолжил доктор.
— Нет, они сказали, что сделают это позже.
— Хорошо, — Гиллис кивнул. — Я в любом случае не смогу сделать это за них. Я не педиатр.
Дверь шаркнула. Оба взгляда устремились туда, а женщина, переступившая условный порог, замялась.
— Брендон, — она взволнованно облизнула тонкие губы, — привет.
— Привет, мама, — Брендон кивнул и чуть-чуть развернул стул в ее сторону.
Честно сказать, он понятия не имел, что говорить и делать дальше.
— Доктор Гиллис, — она наконец прошла в помещение.
— Мадам, — врач вальяжно кивнул. — Уже виделись.
— Анализы чистые, — Грейс потерла взопревший лоб. Брендон все изучал ее лицо, отчего она изредко нервно косила в его сторону. — Мне сказали, что… Брендон, — она развернулась, — я знаю, что ты… что я была против, но… доктор Гиллис считает…
Брендон посмотрел на мужчину, который с жаром принялся выручать миссис Ури:
— Мы говорили об этом раньше, но не могли прийти к консенсусу, как вы помните. Теперь же мадам Грейс поняла, что вам стоит вернуться домой. Такие вещи… социализация, — он перевёл дыхание, — помогает. Это влияет на подсознание и способствует скорейшему выздоровлению. Своеобразный якорь, который спрятан внутри вас. Знакомые предметы и привычное окружение должны повлиять на вашу память.
Брендон только лениво пожал плечами, больше не глядя ни на врача, ни на мать.
Солнце освещало тонкую ткань штор, сдвинутых в стороны и собранных замасленной шелковой лентой.
— Мы вернемся домой, хорошо?
Брендон помедлил.
— Конечно.
Они шли по коридору вдвоем.
Однотипные светло-салатовые стены, сияющий больничной чистотой кафель и тишина, разбиваемая эхом их шагов. Окраина не делала это место обычной тоскливой больницей, но и у престижной клиники нельзя отнять того, что она клиника.
Брендон не верил в энергетику неодушевленного материального мира, но тут все обстояло иначе: стены источали многолетнее одиночество, горькое отчаяние и тяжесть, резонирующую с чем-то внутри. Белые своды давили, и даже ряд панорамных окон в самом конце коридора не мог спасти положение.
— Я соберу твои вещи, пока будет осмотр.
Они остановились возле палаты с отполированной серебристой двадцаткой на двери.
— Конечно, мама.
Тихо выдохнув, Грейс толкнула дверь, пропуская его в палату, а сама помедлила, в нерешительности вперив взгляд в затылок сына.
Молчание не было напряженным для Брендона, но он замечал его в каждом жесте Грейс. Она мялась, нервно касалась его вещей, отходила, снова брала в руки.
— Устала? — Брендон подтянул смятую простыню.
— Нет, — женщина выдохнула. — Как ты себя чувствуешь?
— Нормально.
— Точно?
Он только пожал плечами и развернулся, откладывая телефон, который несколько секунд назад взял.
— А не должен?
— Доктор сказал, что адаптация к новым лекарствам будет нелегкой.
— Как видишь, — Брендон едва развел руками, — я в порядке.
— Отлично, — миссис Ури кивнула — немного скептично и растерянно — и вновь принялась за вещи.
Сумка в руках была легкой. Грейс все топталась рядом в поисках солнцезащитных очков. На парковке с разметкой в футах сорока от них стоял одинокий изумрудный Бентли, до отвращения ярко блестящий под солнцем.
— Рэйчел очень скучала по тебе, — говорит женщина и спускается по лестнице. Брендон медлит, но вскоре идет за ней.
— Я тоже, — отзывается спокойно, прежде чем заметить, как открывается дверь.
Рэйчел стягивает солнцезащитные очки на манер крутого копа из голливудского фильма и одергивает юбку. Ее медно-рыжие волосы, в которых играет ветер, блестят и переливаются так же ярко, как и машина позади нее, и весь образ, кажется, источает сияние.
Грейс ненавязчиво забирает сумку из его рук, подталкивая к сестре.
— Рэй-Рэй, — бормочет Брендон, пока она аккуратно обнимает его за талию, устраивая голову на груди. И они оба закрывают глаза, как делали это в детстве, когда спали на одной кровати.
Картинка смазанная, почти молчаливая, будто из-под толщи воды.
— Привет, — Рэйчел улыбается и задирает подбородок, глядя ему прямиком в глаза. — Как дела, Бренни?
— Неплохо, — он выдыхает, стоит ей отстраниться. От нее пахнет чем-то цветочно-фруктовым, почти неразличимым, с едва оттеняемым собственным запахом кожи.
Грейс забрасывает сумку в машину и садится в салон. Девушка же несколько секунд не сводит с него взгляда, прежде чем потянуть в машину.
— Поехали, нам пора.
Она устраивается на переднем сидении, но ее взгляд прикован к зеркалу, в котором она может видеть Брендона. Ореховые глаза лучатся чуть заметной тревогой.
— Извини, что взяла Хель, — говорит миссис Ури, а он только хмурит брови в непонимании. — Ты так называешь свою машину… — растерянно добавила она. — Эту машину. Называл.
Брендон кивает и прикусывает губу, пытаясь зацепиться за какую-нибудь деталь в салоне, что сможет подтолкнуть его на правильную мысль.
Пусто.
— Ты заб… не помнишь?
— Вероятно, — парень потер лоб. — Поехали?
— Мы домой, Брен. Ладно? — встрепенулась Рэйчел.
Ему не хотелось быть грубым, но ироничная ухмылка все же заставила сестру поежиться на месте с виноватой улыбкой. Грейс надавила на газ, плавно качнув машину вперед и покидая прямоугольное место парковки. Разворот.
Брендон считает секунды, потому что что-то тревожно пульсирующее в затылке наталкивает на мысль о чем-то из жизни «до».
Колеса мягко шуршат по идеальному асфальту с разметкой.
Усталый вздох и нахмуренные брови.
Разворот машины. Они выезжают с территории. Первое частное психотерапевтическое отделение клиники Блейлера остается за углом.
Мысль ускользает.
###
Особняк, пышущий изыском и размахом, стоит в тени, опоясанный маленьким садом с цветами, названий которых он не знает. Брендон изучает его медленно, не упуская детали, и стараясь сопоставить картинку из головы с той, что была в реальности. Рэйчел вновь снимает очки, обнимая его за плечо чуть сзади.
— Пойдем?
И парень улавливает чужое волнение в сбитом дыхании и пальцах, немного дрожащих на его плече.
— Конечно.
Лестница совпадает с тем воспоминанием о ней, что он сумел выудить из своей головы. Она не широкая, как можно ожидать от имения такого уровня. Гладкий мрамор под ногами с крепкими дубовыми перилами. Никаких ковров.
— Смотришь, будто в первый раз, — Ри хмыкает и тут же тушуется, даже отдаляясь от него на пару шагов. Маленькая ладошка с тонкими пальцами прижимается к губам. — Извини.
— Не извиняйся, — Брендон равнодушно передергивает плечами.
Они поднимаются наверх медленно, почти бесшумно. Издалека доносится приглушенный лай и чириканье. Девушка разворачивает голову в сторону, но по-прежнему молчит.
Ряд одинаковых дверей на втором этаже кажется бесконечным. Он изучает взглядом каждую и даже закрывает глаза. Но блеклые воспоминания хранят в себе только распахнутые окна и красивую дверную ручку двери в библиотеку.
Не то.
— Твоя комната, — Рэйчел кивает в сторону второй двери.
Все в порядке.
Он множество раз болезненно переваривал воспоминания, пытаясь в деталях разобрать свою комнату. Она всегда была призрачной, струящейся сквозь воздушный свет из окна. Пустая, утопающая в ослепляющих бликах с улицы. Полупрозрачный золотистый тюль дрожит и мерцает на ветру.
Брендон толкает дверь и переступает порог. Отделка кровати из широких дубовых пластин плывет в глазах, а сама кровать оказывается более низкой, бледной, и вовсе не из дуба — из осины.
— Брендон? — спутница обеспокоенно останавливается позади, узкая ладонь вновь ложится на плечо, едва-едва сжимая. Светлые половицы скрипят под ее ногами.
— Да, Рэй-Рэй? — мягко отзывается он сжимая кулаки до побеления. Голову ведет от мрака в комнате, и странное, болезненное чувство подкатывает к горлу, растекаясь по его стенкам в удушающем приступе.
— Ты помнил?
Заминка.
— Предполагал, — кивает Брендон.
Рэйчел вздыхает и проходит к окну, распахивая плотные шторы так, что солнце врывается в комнату торжеством весны.
— Говори мне то, что должен, а не то, что я хотела бы услышать. Я не мама, — замечает она, не повернув головы и отходя от окна, прежде чем подуть на запыленную медную статуэтку-гаргулью на столе.
Гаргулья должна была стоять на фортепиано.
— Она была другой. Немного… другой. Я представлял ее иначе.
— Светлее? — Ри развернулась, бедром опираясь о стол.
— Вроде того, — он свел брови над переносицей.
— Ты переделал ее после… — девушка мешкается, — того случая, да.
— Случая?
Но его перебивают:
— Хочешь посмотреть что-нибудь еще?
Брендон вздыхает и коротко оглядывает комнату еще раз.
— Тут был линолеум? — осведомляется он, и тут же напряженные плечи сестры расслабляются.
— Был. Но потом ты прожег его кальяном, — она усмехается, и крохотная надежда мелькает в ее глазах.
Брендон не вспоминает. Рэйчел сникает.
Он же только удивляется этой наивности, думая, неужели ее надежда на такой незначительный элемент в огромной цепочке памяти может быть оправдана.
Гиллис сказал, что мелочи зачастую важнее основ.
— Почему это кажется тебе важным?
— Что? — сестра хмурится.
— Этот момент. Воспоминание о том… случае, — мягко поясняет Брендон.
— О том дне, — хрипло поправляет его девушка. — Это был последний день перед одним событием.
Парень лишь кивает. Ему, честно говоря, плевать. Все эти недомолвки, овеянные странной беспричинной тревогой за него, не вызывают в нем энтузиазма. Несколько секунд она смотрит на него так, будто уже собирается рассказать, и Брендон почти готов вовремя ее остановить.
— Вы не хотите знать, мистер Ури?
— Не хочу, доктор.
Телефон Рэйчел издает короткую вибрацию, и она указывает на дверь.
— Мама ждет тебя в гостиной. Я присоединюсь позже.
Брендон спускается по лестнице и замирает на середине, потому что его окликают.
— Неужели ты не помнишь, Бренни? — полушепотом говорит она.
Он хмыкает и разводит руками.
—
Не помню, Рэй-Рэй.
