Жестокие игры

      Известие о том, что Ник попросил готовить его отдельно задело меня. Не то что бы я сильно расстраиваюсь из-за этого, даже на оборот, во мне на мгновение вспыхивает возмущение. И в голове неоднократно повторяется одна фраза «Предатель! Предатель! Предатель!». Но если откинуть эмоции в дальний ящик, и поразмыслить здраво, то в поступке Ника нет ничего плохого. В конце концов мы противники, нам придется сражаться друг с другом (хотя мне очень не хочется, что бы Николас умер от моей лапы). И я не имею права злиться на него, если он так решил, значит на то, есть свои причины. Это даже к лучшему, больше не нужно притворяться друзьями. Если между нами и успела возникнуть какая-то слабая, неуместная привязанность, то теперь с ней покончено. – Хорошо, – соглашаюсь я. – И что теперь с подготовкой? – Фру Фру четыре часа учит одного из вас, как себя вести, а с другим я в это же время обсуждаю, что он должен говорить. – поясняет Буйволсон. – Ты, Джуди, начнешь с Фру Фру.       Моя подготовка с Фру Фру начинается с обучением меня ходить на каблуках. В моей комнате бурозубка заставляет меня одеть длинное вечернее платье и туфли на высоком каблуке. С последним естественно возникли проблемы, я никогда не ходила на каблуках, со стороны я выгляжу как Буйволсон, когда тот в стельку пьяный, меня шатает из стороны в сторону. Проблемы еще доставляет платье, оно путается в лапах; когда я пытаюсь подобрать подол ко мне тут же подлетает Фру Фру и бьет по лапам, говоря: «Не выше лодыжек». И как только во всем этом дамы умудряются ходить весь день? Я уже за час выдохлась так, словно разгружала вагон.       Когда с ходьбой наконец покончено, оказывается, что и сидеть-то я толком не умею! То и дело норовлю склонить голову вниз и не смотреть собеседнику в глаза. А потом еще жесты, улыбки… Улыбаться нужно почти непрерывно. Фру Фру по сто раз велит мне повторять всякие банальные фразы, не стирая с морды улыбки. Ко второму завтраку щеки у меня подергиваются от перенапряжения. – Самое главное помни – ты должна привлечь к себе внимание. Зрители должны тебя полюбить. – говорит Фру Фру, когда наша четырехчасовая подготовка подошла к концу. – Сначала полюбят, а потом будут с радостью смотреть как мои мозги растекаются на Арене. Вот уж это точно любовь. – грубо высказываюсь я. –Оставь свои шуточки для Буйволсона! Помни, что только от тебя зависит, будут у тебя спонсоры или нет. –Да я это уже поняла. Но я не из тех смазливых девчонок, чьи мордашки привлекают внимание. – Для этого мы работаем с вами, чтобы научить завоевывать симпатии. А теперь настало время перекусить. – легко развернувшись на высоченных каблуках бурозубка покидает мои покои. Я сбрасываю туфли и, задрав платье, шлепаю босиком в столовую.       Ник и Буйволсон выглядят вполне довольными, и у меня появляется надежда, что вторая консультация выйдет удачнее, чем первая. Какая наивность! После второго завтрака ментор ведет меня в гостиную и, усадив на диван, хмурится. – Что такое? – не выдерживаю я. – Думаю над тем, какая роль тебе достанется: милой, наивной крольчихи, или жестокой, кровожадной? Пока ты еще на пике: вызвалась добровольцем вместо сестры, блестящее выступление на параде трибутов, затем высокий бал на тренировках. Публика заинтригована, но никто так и не знает какая ты на самом деле. И от завтрашнего выступления на интервью, зависит сколько спонсоров я смогу для тебя заполучить.       Я знаю к чему клонит Буйволсон: если ты понравился публике – юмором, грубой силой или эксцентричностью – это большой плюс. – Что насчет Ника, какая роль ему досталась? Или это секрет? – Николас будет приятный, обходительный молодой лис. У него есть чувство юмора, и этот лис легко завоют сердца. – выдает ментор. – А ты такая мрачная и озлобленная, словно пятидесятилетняя баба, обиженная на весь мир. – Неправда! – возражаю я. – Это так. Не знаю, откуда взялась та жизнерадостная, приветливо машущая лапой крольчиха с колесницы, только ни прежде, ни потом я ее не видел. – А у меня есть поводы для радости? – с возмущением говорю я. – Ты должна привлечь внимание спонсоров, а не мое. Начнем, пожалуй, представь, что я публика. Восхити меня. – Хорошо! – рычу я.       Буйволсон выполняет роль ведущего, а я пытаюсь отвечать ему со всей искренностью и жизнерадостностью, на какую только способна. Наверное, быстрее из бомжа можно сделать культурного зверя, нежели из меня «милой» зверушкой. В добавок я злюсь на ментора, от чего из меня все больше выплескивается яда, как из змеи. Как он посмел сравнить меня с женщиной преклонного возраста. Ненавижу! Как я устала от всего, хочу поскорее что бы все закончилось. Надоело строить из себя ту, кем я по сути не являюсь. – Ладно, хватит, – сдается Буйволсон. – Ты самый трудный трибут из всех, с которыми я работал. Мы уже битый час пашем, а с места так и не сдвинулись. С тобой так трудно, словно перед мной сидит не заяц, а упертый баран. Или жаба, которая проглотила язык и из нее ничего не вытащишь. Я задал тебе сотню вопросов, но о тебе так нечего и не выяснил. Понимаешь, публике нужно знать о твой жизни, увлечениях, о семье. О тебе хотят все знать, Хоппс! – Я кролик, а не заяц – это раз. А во-вторых – я не хочу, чтобы они знали. У меня уже отобрали будущее! Я не отдам им своего прошлого! – Тогда ври! Сочини что-нибудь! – Я не умею красиво врать. – Придется научиться. И поскорее. Обаяния в тебе не больше, чем в дохлой рыбе.       Какого он мнения обо мне! Обидно. Да, я не претендую на роль Джульетты, но чувства у меня все-таки есть. Видно, Буйволсон понял, что сказал грубость, и уже мягче он добавляет: – Есть идея! Попробуй сыграть забитую провинциальную девчонку. – Забитую? – повторяю я. – Ну да, изобрази, будто не можешь поверить, что тебе, простой девчушке из Дистрикта-12, так повезло. Ты о таком и не мечтала. Повосторгайся костюмом, который сделал Бенджамин. Скажи, какие тут все милые, как тебя поразил город. В общем, если не хочешь говорить о себе, то, по крайней мере, сыпь комплиментами. Все время уводи разговор от себя. И захлебывайся от восхищения.       Наверное, я самый бездарный зверь на всем белом свете. Поражаюсь выдержке Буйволсона, как он не послал еще к черту меня. Оставшиеся часы мы пытались найти мне роль, но все было безрезультатно. Наиграно восторгаться у меня не выходит, пытались дать роль дерзкой, но и тут промах. Кокетливой, сексуальной, шутливой, милой, нечего из этого мне не подошло.       К концу консультации я вообще никакая. Примерно в то время, когда я упражнялась в остроумии, Буйволсон не выдержал и начал пить, а его замечания стали еще более едкими. – Я сдаюсь, милая. Просто отвечай на вопросы и старайся не отравить зрителей своим ядом.       Весь вечер я провела в своей комнате. Мне не хотелось никого ни видеть, ни слышать. После сегодняшних уроков, я еще больше убедилась в том, что я никчёмный зверь. Ну и плевать! Я такая какая есть, так что пусть соизволят принимать меня такой. Главное, что меня такой любит моя семья, а все остальное не имеет значения. Да и мне некогда было учится кокетливости, или юмору, у меня были дела по важнее, я спасала семью от голодной смерти.       Все следующее утро я была в лапах группы подготовки, они будут со мной до самого вечера: мою шерсть вновь вымывают до блеска, затем покрывают красными порошком, который при свете переливается, создавая иллюзию, горящего тела. На веки наносят немного теней, ресницы покрывают тушью, делая их еще гуще и пышнее, а взгляд становится более выразительным. И в завершении на губы наносят красную помаду.       Тут входит Бенджамин, что-то неся в лапах – вероятно, мое платье, из-за чехла нельзя разглядеть. – Закрой глаза, – приказывает он.       Я ощущаю шелковистую ткань, скользящую по шерсти, и тяжесть, опустившуюся на плечи. Платье весит, наверное, не меньше сорока фунтов! Я хватаюсь за руку Октавии и вслепую сую лапы в туфли, с радостью обнаруживая, что каблуки у них дюйма на два ниже, чем у тех, в которых меня заставляла ходить Фру Фру. Пару минут на мне еще что-то одергивают и поправляют. Потом тишина. – Можно открыть глаза? – наконец интересуюсь я. Не терпится посмотреть на творение стилиста. Бен умеет творить чудеса, и от моего образа все будут в восторге и восхищении. – Да, – отвечает Бенджамин.       То, что отображается в зеркале, трудно назвать мной. Я на столько поражена своим видом, что не контролирую эмоции, когда вижу свое изображения, невольно ахаю. Я и правда выгляжу необыкновенно: платье, покрыто маленькими, сверкающими самоцветами: красными, белыми, желтыми, с краюшки даже виднеются голубые. При движении они переливаются так, словно меня всю целиком охватывает пламя. Невольно на глазах выступают слезы. Это платье¬ – невероятное, восхитительное, чудесное! Бенджамин стилист с большой буквы. – Спасибо, Бен. Оно изумительно! – говорю я стилисту, при этом пытаясь не расплакаться, да бы не испортить макияж. – Ты будешь неотразима! Я уверен, ты затмишь сегодня всех! – я вижу восхищение в глазах гепарда. Он так же, как и я, доволен своей работой, и знает, что справился на все сто.       Я вспоминаю сегодняшнюю подготовку с ментором, и радость от платья тут же спадает, а ее место занимает печаль. Бенджамин замечает перемену настроения. – Что-то не так? – спрашивает стилист, когда мы присаживаемся на диван. – Не знаю, хватит ли этого платья, чтобы понравится всем. Я никчёмная Бен. Ни один образ, придуманный Буйволсоном, не подходит мне. Чего мы только не перепробовали. Ментор даже сравнил меня с дохлой рыбой, видите ли у нее обонянии и то больше, чем у меня.       Некоторое время Бенджамин молчал. – Почему бы тебе не быть просто самой собой? – Собой? Буйволсон говорит, я мрачная и враждебная. – Возможно это и так, но… если Буйволсон рядом, – отвечает стилист с улыбкой. – Я тебя такой не считаю. Группа тебя обожает, ты даже распорядителей Игр покорила. Что до обычных зверополийцев, то они только о тебе и говорят. Все восхищаются твоей силой духа.       Моей силой духа? Интересно от куда они взяли, что она у меня есть. Да, я вызвалась вместо сестры, но разве это проявление силы духа? Это обычное проявление любви и заботы, желание защитить тех, кого любишь, вот и все. – Может тебе будет легче, если к примеру, представишь, что беседуешь с другом. У тебя ведь есть друг, так? Как его зовут? – предлагает Бен. – Есть, его зовут Джек. – отвечаю я, не задумываясь. – Только это глупо, Бен. Я никогда не стала бы рассказывать Джеку ничего подобного. Он и так все обо мне знает. – А как насчет меня? Я бы мог стать твоим другом? – тут же спрашивает стилист.       Бенджамин не похож на остальных зверополийцев, он искренний, добрый, вызывает доверие к себе. С самого начала нашего знакомства, я не видела презрения или высокомерия в свой адрес, Бен относится ко мне с пониманием и заботой. И я чувствую, что ему можно верить. – Я была бы не прочь, но… – Я буду сидеть в первом ряду вместе с другими стилистами. Ты сможешь меня видеть. Когда тебе зададут вопрос, смотри на меня и говори, что думаешь. – Даже если то, что я думаю, ужасно? – спрашиваю я, зная, что так и будет. – В этом случае особенно. Ну как, договорились?       Я киваю. Надеюсь это сработает, не хочется выставить себя посмешившем перед всеми.       Время настало. Тут меня охватывает легкая паника. Как только выйду за дверь на меня будут глазеть несколько сотен глаз, вокруг будут камеры, снимающие меня и демонстрирующие всему Панему. От этих мыслей становится дурно. – Ты справишься Джуд. Я верю в тебя. – говорит Бен, видя мое состояние. Его слова успокаивают меня, снова взяв себя в лапы, я киваю, тем самым говоря, что готова.       Около лифта мы сталкиваемся с Буйволсоном, Фру Фру, командой подготовки Ника, и самого лиса. Выглядит Ник, очень даже нечего: на нем черный, элегантный костюм, расшитый языками пламени. И правда, оранжевый цвет ему очень идет.       Мы находимся в небольшом комнатке, в которой трибуты готовятся к выходу на сцену. Каждый Дистрикт вызывают поочередно. Трибут выходит на сцену, усаживается на кресло и начинает беседу с ведущим. На интервью дается всего 5 минут. Трибуты Дистрикт-1 мало произвели впечатления. В отличии от Дистрикта -2. Особенно юноша Дюк Хорьковиц, куница, профи подготовленный к Играм. По интервью видно, что ему досталась роль безжалостного убийцы. Думаю, что его нужно опасаться.       Судя по интервью всем достались весьма неплохие роли: хитрые и ловкие, агрессивные, хладнокровные, безжалостные. Смотрю на экран, на котором показывают представителя 10 – Дистрикта: ягуар, на вид лет 16, черного окраска, худой, около глаза виднеется шрам от когтей. В этом время как раз ему задают вопрос о происхождении шрама, и он отвечает нескладно, про какую-то потасовку с выдрой в школе.       Тут к нам подходит Буйволсон и напоминает: «Что мы для всех все еще друзья, и нам нужно вести себя соответственно».       А мне казалось, что надобность играть прекратилась, когда Николас изъявил желание, готовится отдельно от меня. Ладно, если это нужно для публики, пожалуйста, мне не трудно.       Мы с Ником оба киваем и смотрим на экран. Пора, пришла моя очередь выходить на сцену. – Удачного интервью, Джуди. – неожиданно говорит Ник, а на его губах играет улыбка. Не знаю, улыбка искренняя или это его очередная игра. Мне нечего другого не остается, как ответить ему тем же. –Тебе то же Ник.       Когда я выхожу на сцену и присаживаюсь на кресло, толпа начинает гудеть еще громче, до меня доносятся их возгласы: «Смотрите это же она! Та самая смелая крольчиха! Джуди! Джуди! Джуди!». И правда я произвела сильное впечатление на параде трибутов. Надеюсь, что после моего интервью, они не разочаруются и не закидают меня помидорами.       На против меня сидит ведущий Якс, высокий, худой, с причудливой прической в виде выкрашенной фиолетовой шерсти, завязанной в хвост на затылке. Одет в ярко фиолетовый костюм из велюра. Этот як довольно известная личность, он берет интервью уже около 20 лет, самый комичный ведущий, во всем Зверополисе. – Джуди, скажи, что тебя поразило больше всего, когда ты впервые оказалась в Зверополиса? – спрашивает Якс, обнажая свои безупречно белые зубы.       Я не знаю, что ответить. Легкая паника охватила меня: дыхание сбивается, сердце начинает бешено колотиться, чувствую, как кончики лап немеют, по спине пробегает холодный пот, а нос предательски дергается.       Что меня могло поразить в пёстром, пафосном лицемерном, отвратительном городе с его псевдо-зверьми? У меня от этого города только одно желание: хочется убраться куда подальше. Но если так сказать, значит навлечь еще больше бед, и окончательно отвернуть от себя спонсоров. За таки слова я могу тут же получить пулю в лоб, или мне отрежут язык за оскорбления? Нет, говорить правду не всегда идет на пользу.       Я вспоминаю слова Бенджамина. Мой взор устремляется на первые ряды, где я и нахожу стилиста. Наши взгляды встречаются, и мне становится легче. Представляю, что это вопрос мне задал Бен. Нужно пораскинуть мозгами, должно же быть хоть что-то, что мне понравилось? Вспомнила! – Горячий шоколад, – честно говорю я.       Якс громко смеется. – Правда? – уточняет он. Я киваю. – О, я сам обожаю его. Не одно мое утро, без него не обходится. – Якс поворачивается боком к зрителям. – Думаю, я не один такой, верно? – В ответ раздаются ободряющие возгласы из толпы. – Скажу честно. – говорит Якс вновь обратив взор на меня. – когда я увидел тебя на церемонии открытия, у меня буквально остановилось сердце. А что ты подумала, увидев свой костюм?       Бенджамин кротко кивает. Нужно говорить правду! – Ну, я надеялась заживо не сгореть! – слышу со стороны толпы хохот. – А еще я подумала, что мой стилист мастер в своем деле. Его творения просто чудесны, и я благодарна, что мне достался такой талантливый стилист, как Бенджамин! – Да, твой стилист гениален! Скажи, а огонь он настоящий? – вижу на морде ведущего неподдельный интерес. – Да, он и сейчас со мной. Хотите посмотреть? – я выдавливаю из себя улыбку. Якс одобрительно кивает.       Встаю с кресла и немного отхожу, поднимаю лапы вверх и быстро вращаюсь снова и снова, чтобы юбка платья развевалась, и меня охватывали языки пламени. Народ безумствует. Остановившись, меня немного качнуло, но я сумела удержать равновесие и не свалилась на пол. – А что насчет твоего балла за тренировки? Одиннадцать! Не намекнешь, как тебе удалось получить столько? Чем ты отличилась? – задает очередной вопрос Якс, как только я вернулась на место.       Я бросаю взгляд на балкон с распорядителями Игр и прикусываю губу. – Давай, это останется секретом. Не хочу раскрывать карты перед самым началом Игр. Думаю, ты понимаешь, о чем я. – в конце фразы я позволяю себе хихикнуть. Надеюсь получилось правдоподобно. – Конечно дорогая! – восклицает Якс. – Самое сладкое оставишь на десерт. А мы будем ждать этого момента. Ведь так? – он вновь обращается к толпе, а та в свою очередь так же восхищено поддакивает ему – Думаю, вам будет чему удивляться. – говорю я с улыбкой, от которой мои щеки ужасно сводит. Когда интервью уже закончится? – Перейдем тогда к Жатве, когда ты вызвалась добровольцем вместо сестры. – голос Якса становится тише. – Это был такой трогательный момент.       В зале наступила тишина. Вижу, как на третьем ряду антилопа средних лет, одетая в дорогущее кашемировое платье, вытирает платочком подступающиеся слезы; а молоденькая олениха сидящая с права седьмого ряда во всю шмыгает носом.       От воспоминаний того дня улыбка моментально покидает мою морду, уши прижимаются к голове, глаза застилаются белой пеленой. Нет, я не должна показывать свои слабости. Мне нужно взять себя в лапы. – Расскажи о ней. – Якс пододвигается ближе, и «сочувственно» кладет свое копыто на мою лапу. – Ее имя Виолетта, ей всего двенадцать. Она самый дорогой мне зверь. И я пообещала, что сделаю все возможное, чтобы вернуться к ней. – эти слова даются мне с трудом. Я смогла их произнести, только глядя на Бена, словно здесь только он и я.       Звери в зале сидят с притаившимся дыханием, ловят каждое мое слово. – Что ж, надеюсь твое обещание будет выполнено. – звонит звонок, повествующий о окончании интервью. – Жаль, но наше время закончилось. Удачи тебе, Джуди Хоппс, трибут из Дистрикта-12.       Вроде я выступила весьма неплохо. Я честно старалась быть самой собой, и говорить искреннее от души. Особенно в той части, где речь шла о Виллу. Хорошо, что все закончилось, остается посмотреть интервью Ника и можно смело идти в номер.       Ник и правда умеет завоевывать внимание. Во время интервью он то и дело шутит с ведущим, а от толпы только и слышно крики и смех. Говорят, что лисы обладают харизмой. Видно в Нике ее предостаточно. Они шутят что-то по поводу мыла с запахом розы, эту шутку пропускаю мимо ушей. Мое внимание привлекает вопрос Якса, интересующийся есть ли у Ника девушка.       Ник колеблется, потом неубедительно качает головой. – Не верю, и не обманывай, вы только посмотрите на этого скромного красавца. Николас, рассказывай! – не отстает от своего Якс.       Ник тяжело вздыхает. – Ну, есть, есть одна девушка. Она всегда, мне нравилась, но до этой Жатвы она не замечала меня.       Из толпы доносятся возгласы понимания и сочувствия. Безответная любовь – ах, как трогательно! – Значит тебе нужно сражаться, и ты должен победить. И когда ты вернешься домой, она от тебя никуда не денется. – ободряюще заверяет Якс. – Думаю, это навряд ли получится. – с грустью говорит Ник. – Почему нет? – озадаченно спрашивает ведущий.       Ник молчит, делает глубокий вздох, а потом резко выдыхает, произнося: – Потому что мы приехали сюда вместе.