Десять шагов до тебя

Вот кто. Скажите, кто придумал будильники? Эти шумные, надоедливые, маленькие и не очень мрази, которые могут еще и бегать?! Зачем?! Это хуже четвертования! Кого сожрет геенна огненная? Кто вообще придумал утро и вставать в 5, и далеко не вечера? Кто в здравом уме способен глаза разлепить в такой-то час?! Их в психушке лечить надо, ненормальных. Федерация явно относился к любителям поспать до того момента, пока солнце не будет в зените, и, если честно, корил весь мир за то, что он есть. Надо ж до этого дойти — встать! в пять! утра! Россия со стоном отчаяния и боли сел, поставив ноги на пол и не открывая глаз, и выключил будильник. Мерзкий свет от экрана неприятно резал глаза даже через плотно сомкнутые веки. Кинуть бы телефон в стену, но нельзя, недёшевый, сука, а у таких экран в трещинах от одного дуновения ветерка, которого в доме нет. Но телефон-то все чувствует, сука, особенно когда не надо. И информации слишком много, чтобы её терять, а восстанавливать слишком долго, мучительно и лениво. И да, он все ещё дорогой. (не такой дорогой, как Америка, но это спойлер) Очень хотелось качнуться назад и спать дальше, а не все это. Это что, очередные тренировки его отца, который был не прочь поиздеваться над ним? Ради чего он встал так рано, вот зачем? Росс был как будто с похмелья, что, в принципе, отчасти, так и было, но главная причина его тупизма состояла в том, что было ровно 5:30. Вместе с этим всем желание сломать что-нибудь с каждой секундой увеличивалось в геометрической прогрессии. Первые 5 звонков он благополучно не слышал, молодец такой. Как обычно, впрочем. Поэтому-то будильник у него орет на всю комнату по дохуя раз за час. А Росс в ответ на него. Америка, или как его назвал Россия ласково (совсем нет) «СаША», смотрел на всю эту картину, пытаясь сдержать дикий ор. Если бы он знал, что шатен такой забавный с утра, давно бы просыпался вместе с ним, ведь это стоило того: растрепанный, сонный, нерасторопный и так мило хмурящийся в попытках отключить будильник, что ещё немного, и носокрови не избежать. Не хотелось бы пачкать чистое белье, хотя какая ему разница? Не ему стирать. Но все-таки эта ткань такая приятная к телу, что портить ее желания нет. Как и вылезать из-под теплого, но лёгкого по весу одеяла, которое у них было одно на двоих. Это, в принципе, им не мешало спать, ведь сия чудесная вещица была примерно с кровать размером, то есть большой такой квадрат два с чем-то на два с чем-то. Главное, конечно, что Росс его не отбирал во сне, а под одеялом было тепло и уютно, особенно когда прижмешься к горячему телу Федерации, подложив на него ногу и руку в собственничном жесте, то чувствуется сразу такой покой и умиротворение, которое наступает так редко… «Ну и когда ты стал таким… Сентиментально-романтичным, а Аме? Он все ещё твой враг. Ну и похуй.» — сам с собой про себя разговаривал Штаты, засматриваясь на Федерацию. Кажется, ещё чуть-чуть, и он, во-первых, прожжет в нем дырку, а, во-вторых, сойдёт с ума от бесед со своим собственным сознанием. США выдохнул, а затем медленно вдохнул. — Russia, ну какого черта у тебя будильник звонит 10 раз, а? — он потягивается, чувствуя, как напрягаются, а затем расслабляются в приятной истоме мышцы во всем теле. Зевает. — Тебе одного мало? — пробурчал Америка, поворачиваясь на левый бок, чтобы посмотреть на русского, и чуть не падая с кровати. Темный силуэт выделялся в сумраке комнаты светлой кожей (очень светлой, черт) и блестящими глазами. Интересно, был ли рассвет? Что-то он об этом не подумал, да и зачем? Темная ткань на окнах не позволяла понять, но почему-то Америка знал, что солнце уже встало. Может, его солнышком был Россия? Кто знает… Федерация включил ночник — теперь комната стала более светлой, желтой. — Такого, что я его так поставил… — начал было он, повернувшись корпусом к американцу, но осекся. На его лице США сначала увидел смятение, а потом еле заметное удивление. Виноват ли свет или же относительная безэмоциональность шатена, которую он привык показывать на людях, понятно не было, но факт есть факт. Что-то не так? Америка как-то странно выглядит? Что-то за его спиной? — - Саша ты что тут делаешь? — спросил он громко, вскакивая с кровати и оборачиваясь к США в боевой стойке. Тот поморщился от боли в ушах, подавив порыв закрыть их ладошками. Вздохнул. — Мда, по тебе видно, что мозгов с утра у тебя не особо много. Если они вообще есть. Ты что, забыл? — спросил чуть раздражённо блондин, не понимая, как можно быть таким тугодумом. Ну, может, нужно просто быть Россией. Чему тут, собственно, удивляться? — Что забыл? И ты что, меня тупым назвал? — Россия резко наклонился вперед и сел боком к Штатам, обратно на кровать, согнув ногу в колене и положив ее. Рукой он оперся на прогибающийся матрас. — Заметь, не я это сказал. — при этих словах можно было почувствовать угрожающую ауру русского. Ох, Америка, доиграешься, в чужом доме, на чужой кровати, в чужой одежде. — И да, мы переспали вчера, и я решил остаться у тебя на ночь. Ты вроде не бухой был, хотя… — протянул он многозначительно, кидая косой взгляд на русского. Тот посмотрел в ответ с насмешливым «ух, пидор». На секунду захотелось извиниться. Но кушать ему хрен с маслом. Много чести. — Мда… Блять, точно, мы ж потрахались. — он возвел глаза к потолку, задумываясь. — Давай повторим. — звучало не как вопрос, а как утверждение, что, в принципе, так и было. Россия резко лег, развернувшись лицом к Америке и положив руку ему на грудь. Тот широко раскрыл глаза от удивления, стараясь не вскрикнуть и не применить парочку приёмов самообороны. Он схватил горячую руку Росса, сжимая ее своими маленькими, в сравнении с Россией, пальчиками. США стало чуть страшно. Ладно, не чуть. Он вообще не знал, на что способен Федерация, куда его заведёт его мыслительный процесс и что он способен придумать. Этот может выкинуть все что угодно, что он только что доказал. Боже, спаси его от этого дерьма. — Говорят, секс с утра придает бодрости на целый день… — начал было он, да только его перебили. — No-no-no-no! Нет! — США резко дёрнулся в сторону от Федерации, отталкиваясь от его руки, и почувствовал пустоту вместо кровати. Внутри похолодело, сердце, кажется, пропустило удар. Кровать России достаточно высокая, пол, что логично, твёрдый, ковёр, хоть и мягкий, ситуацию особо не спасёт, — падать будет больно. Все произошло слишком быстро, но, спасибо восхитительной реакции, Росс успел схватить Америку за талию своими длинными и сильными (и красивыми) руками и притянуть к себе, нагло и довольно улыбаясь. Можно было увидеть острые клыки брюнета. Да вообще у него все зубы острые, как и у отца, СССР. Откуда Америка знает — лучше не спрашивать. Синяки и укусы на плечах и шее некстати заныли, напоминая о своем существовании. — Видишь, сама судьба хочет, чтоб мы переспали. Не убегай от меня. — голос с хрипотцой, глубокий, обволакивающий. — и Америка плывет. Прикрывает глаза, втягивает носом воздух, ощущая чужой запах, и хочет ответить положительно, отдаваясь полностью в чужие, но такие притягательные руки, получая ласку и тепло. А потом сознание берет вверх над «обожеонтакгорячавкомнатетакхолодно» и США упирается ладошками, кажущимися такими маленькими на груди русского, в чужое тело и пытается отстраниться. Смотрит с лёгким напускным раздражением. — Россия, не забывай, ты все-таки гетеро и «один раз — не пидорас» и все такое, так что… Соблюдай дистанцию. — пробует достучаться до него. По глазам видит — смеется свысока, не принимает смысл и просто развлекается. — Мне надо было дать тебе упасть? — рука слитным движением перемещается ниже, к пояснице, оглаживает, проводит по линии позвоночника, поддевает резинку трусов. — Россия, руки. — отводит глаза, вглядывается в укусы, что сам оставил вчера. Они почти пропали — ускоренная регенерация делает свое дело. Стало обидно — сам смотрелся в телефон и хотел орать от всего того пиздеца, что ему оставил в наследство вечер. — Нет. — вот так просто и незатейливо. Самый лучший ответ в мире, блять. — Но личное пространство должно быть! — возмущается Америка, сверля русского недовольным взглядом и дергая ногой, чтобы ударить его, но получается не особо. — Мы лежим в одной кровати. — он прищурился в недовольстве, приподнимая уголок губ в недоброй ухмылке. Притянул к себе вплотную, показывая, кто здесь главный на районе. — Какое, блять, личное пространство? — Мое, 90 см. — он говорит это практически в грудь парня, ощущая жар тела и запах России. Захотелось укусить, аж зубы зачесались от желания, и он провел по ним языком. Америка улыбнулся про себя, стараясь ничем не выдать своей идеи и игривого настроения и отвёл глаза, пытаясь сделать смущенный вид, пряча внутреннюю сучку (хотя не очень-то и внутреннюю). Для деланного приличия побил русского по боку ребром ладони да успокоился, хмыкая едва слышимо. Его пробирало на смех, хотелось хихикнуть, но нельзя, и Штаты мысленно одергивал себя, давая ментальную пощёчину себе же. — Это ты 90 сантиметров, а между нами дай Бог около пяти… — что-то балаболил скучное Росс, а США, совершенно не слушая, схватив за талию шатена, сначала мягко приобнимая его, а затем буквально. Россия, к слову, так ничего и не заметил, укусил его, чуть оттягивая кожу зубами и прикрывая глаза от удовольствия от совершенного деяния. Он простонал. — Что ты, м… — Россия запнулся на полуслове, облизывая вмиг пересохшие губы, -… делаешь? — укушенный вцепился пальцами в ягодицы Америки до почти боли, пытаясь поймать взгляд Штатов, который старательно отводит глаза. В ответ лишь повел бедрами, заставив Росса переложить руки чуть ниже, подчинившись немому приказу. И с каких это пор он стелется под него, интересно бы знать? — Тебе не понятно? — он облизнул губы, смакуя вкус чужой кожи, и вновь сжал слегка зубы, только немного выше. Шатен откидывает голову назад и рвано, сквозь зубы, выдыхает, напрягаясь всем телом, — Сучка… — тянет недовольно, но уже, кажется, возбужденно. — Согласен, я та ещ-… А-а! — Америка не договаривает, вскрикивая, — его резко валит на себя Россия, в тот же момент поворачиваясь на спину. Теперь он, ничего не понимающий и ошарашенный, полностью лежит на русском, который нагло ухмыляется и смотрит на него с лицом победителя. Один-один, Россия, признаю. США быстро сориентировался, осознав, что он может сделать. План был придуман и сейчас будет исполнен. Америка садится на Федерацию, расставив ноги по бокам и опираясь коленями на матрас, перед этим лизнув и поцеловав кожу рядом с укусами; упирается руками в грудь и картинно выгибается в спине. Кожу немного холодит, ведь в комнате явно не +28°, поэтому американец вздрагивает всем телом, ощущая волны мурашек. Тень от ночника красиво падает на лицо России, делая его образ еще более таинственным. Деву Мужчина-загадка. Америка приподнимает уголок губ в улыбке, стараясь, прищуриваясь. — Как ты величественно выглядишь… — шатен ведёт пальцем от груди Штатов до кромки трусов, а второй рукой слегка хлопает по заднице, кусая и так вчера измученные губы. — Ты сядь пониже или повыше, как хочешь… — Я не думал, что тебе нравятся такие ласки… — томно отвечает он, на что Росс просто громко выдыхает. США разводит ладони в стороны, задевает подушечками пальцев соски, специально задерживая руки на чувствительных местах. Ведёт по вчерашним меткам, что почти уже исчезли, и недовольно продолжает: — А вот у меня все ещё болят… — так тянуще, обвинительно, тихо и чуть хрипловато. В принципе, право имеет, да. Америка двигается назад, по громкому вздоху понимая, что раздразнил Россию до нужной кондиции. Сейчас главное — вовремя свалить, а то страдать ему и его жопке, о которой так хорошо отзывался Росс. Про секс с РФ он с дуру ляпнул, а теперь маяться. Да откуда он мог знать, что Россия настолько ебнутый? Он об этом направо и налево не говорит. А жаль. Америке ведет бедрами вверх, затем медленно опускается вниз, потом еще раз и еще, ногтями легко оцарапывая кожу на достаточно рельефном животе. Россия хрипло дышит, внимательно наблюдая за движениями Америки, но молчит. Ни звука не проронил, падла. «Весь в папочку.» — думает он, делая восьмерку, чуть теряя равновесие, но его удерживают. Россия пытается делать вид, что ему все равно, но получаются из рук вон плохо. Такой юный… Америке на секунду кажется, что его посадят за совращение. Ну, или Союз почки отобьет. Тут все возможно. — Продолжишь… — начинает он, чувствуя, как срывается голос. — Я за себя не ручаюсь гадина, ты, эдакая… — его глаза темнеют, а из прокушенной губы стекает кровь, которую сам Росс слизывает так эротично, что в паху все сжимается. — Ах, я значит гадина? Сам дурак! — наигранно-обиженно восклицает и сваливает с России, перед этим легко хлопнув его по животу, будто бы оскорбляя, оставляя его лежать на кровати наедине со стояком. Россия смеется, слегка повернув и запрокинув голову, нечитаемо смотря на него. Он, блять, смеётся! — Я так и знал, что сейчас мне обломиться. — он цокнул языком, поднимая телефон, сохраняя спокойно-веселое выражение лица. Включился свет, и Америка резко зажмурился — резануло по глазам. — Ты бы предупредил сначала для приличия, прежде чем включать! — прошипел Америка, прикрывая лицо рукой. Разлепляет с трудом веки, позволяя глазам постепенно привыкать к свету. — Ой, прости… — совсем не извиняющимся тоном протягивает русский, который, судя по звукам, садится на кровать. Бухтит под нос что-то типа «да где же они?». Россия ищет тапочки ногами. Ведь кто будет их искать руками, да еще и на пол спускаться? Точно не он. — Я тебе твое «прости» знаешь куда запихну? — беззлобно и с легкой привычной улыбкой отвечает Америка, уже успокоившись. Он убирает руку от лица и, вытянув обе вверх, потягивается, выгибаясь в спине. Приятное тепло разливается по нему, течет от ног и спины к голове и рукам, расслабляет мышцы и наполняет одновременно энергией. Голова становится легкой и хочется улыбаться. — Нет, не знаю. Ку… — недоговаривает, мгновенно переключаясь, а затем удивленно присвистывает. — А у стены сможешь так? — Ну да, а что? — недоуменно спрашивает Америка, резко наклоняясь вперед, ощущая легкое напряжение в спине и за коленями. — Да так. Кое-что представил, вот и спросил. А растяжка у тебя нормальная, только немного еще позаниматься и вообще прекрасно. — разговаривает будто сам с собой. США ощутил себя на мгновение предметом мебели. Ну, хоть не бревном и ладно. Шкафы и диванчики хотя бы красивые. — Спасибо?.. А ответ молчание. Росс склонил голову на бок, бубнил что-то себе под нос, одновременно прожигая взглядом Америку, который от того чувствовал себя неуютно, хоть и не видел. — Для секса самое то будет. — произносит уже разборчиво и громко, чтобы больше не повторять. Штаты задыхается от возмущения. Извращенец! Кто бы говорил. — Знаешь, как говорит обычно Украина? «Не пойти ли тобi нахой?» — выговаривает старательно Америка практически без акцента, пародируя автора фразы. После этой фразы взгляд России тяжелеет и глаза темнеют, но США опять этого не видит. — М-м… — мычит он, сжав губы в тонкую полосочку и кивая головой будто в ответ на какие-то свои мысли. — А вы с ним спелись смотрю, да? — грозным, с долей злого интереса тоном можно было пытать, да только не Америку. Он услышал то, что его, несмотря на их отношения до вчерашнего вечера, обрадовало. Ревность. Ему захотелось проверить. Ну давай же, покажи. Раскройся. — Кто знает… — меланхолично отвечает ему, будто бы отвечая: «да, так и есть, ты что, не в курсе?», нисколько не пугаясь последующей реакции. Россия сжимает зубы до скрежета и стискивает простыни, что жалобно скрипят. Злость плескалась в нем, ударяясь о черепную коробку, мешая рационально мыслить. Она концентрируется в животе, затрудняя дыхание. Росс чувствует, как щеки немного начинают гореть. А еще он не желает принимать один факт, больно бьющий поддых, нагибающий его гордость. И даже в мыслях Россия не признается сам себе, нет! Ни за что! Однако мысли убежали дальше, чем Росс мог бы их остановить. Одна поганее другой, да проблема в том, что все — правда. Все резко стало и плохо, и хорошо. — Ясно. — безлично выплевывает он, голосом не показывая всех эмоций, что бушевали в нем в этот момент, отворачивая голову к стене. Так вот что Украина терся рядом с США и Канадой!.. Он-то думал, что брат к Канаде не ровно дышит, а вот оно как на самом деле. Старший брат Штатов, значит, лишь прикрытие. Россия и раньше считал украинца мутным типом, от которого веет хитростью и темнотой за километр, а теперь ещё больше удостоверился. Ну хоть бы сказал по дружбе. Ну так, по братской. Вот что теперь делать? Росс поморщился от своих же мыслей, потирая пальцами переносицу. Ему стало противно от самого себя. Какой же он, на самом деле, плохой, нет, ужасный брат! — Если ты имеешь что-то с Украиной, мог бы и сказать. — резко сбросил руки с лица, стараясь успокоиться и принять содеянное. Он прикрыл глаза и громко втянул носом воздух, до боли кусая губу. Железный привкус собственной крови оседает на языке. — Я? С Украиной? — скептически уточнил Америка, разворачиваясь корпусом к России, который тяжело смотрел на него, недовольно поджав губы и покачивая головой, словно укоряя. — С чего я должен отчитываться тебе? — недобро прищурился он, уловив настрой шатена и поддаваясь ему. — Действительно, с чего бы? — съязвил Россия, буквально прожигая дыру в США. Тот замер, развернулся полностью к нему и сложил руки на груди, всем своим видом показывая свое неудовольствие от поведения Росса. Так часто бывает на собраниях, вот так начинаются их конфликты. — Может быть, с того, что Украина мой брат? Не? — саркастично отвечает сам себе, немного наклоняясь вперед и нервно барабаня пальцами по колену. — И? Это ничего не значит. — холодно бросает Штаты, приближаясь на один шаг. Никого из них не смущало то, что оба в трусах, и, вроде как, встали не для этого. Но, когда обе сверхдержавы ссорятся, их может остановить лишь здравый смысл, который опасливо помахал ручкой, убегая с криком «да ну вас нахер блять», или Германия (иногда). Короче, стоп-кран вырван с корнем, выпрыгиваем в окно. Их угрожающие ауры столкнулись, взгляды обоих заискрились опасным огнем — обоим показалось, что они либо друг друга убьют, либо поебутся. Относительное затишье перед бурей. Страшно. — Если бы ты сказал, что имеешь мутки с Украиной, я бы не стал склонять тебя к сексу! — взорвался первым Россия, закрыв горящее лицо руками, чем заглушил себя, сделав часть слов немного невнятной. Грудь тяжело вздымалась из-за сбитого от адреналина дыхания. Гнев и досада вновь и вновь заполняли его естество, мешая здраво мыслить и действовать. Чувство вины больно кусало сознание, сдавливало трахею, кололо спину, заставив согнуться и опустить плечи. — Да не имею я ничего с Украиной! — выкрикнул США, всплеснув руками. — Меня за твоего братца Канада прибьет, понимаешь?! — Россия с неверием смотрит на него, нахмурив брови, перебирая теперь пальцами по красным щекам. Америка пытался сдерживаться, но было видно, как он раздраженно постукивает ногой по полу, отбивая какой-то известный только ему одному ритм. — Что? — в ответ на его взгляд произнес слишком громко США, поморщившись от себя же. Не этого хотел, не этого. — Твой брат настолько робкий, что ему легче ко мне подойти, чем к Канаде. — спокойнее и тише добавил он, убирая со лба прилипшие волосы. Короткая вспышка ярости заставила бурлить кровь, еще и в комнате жарко, и Штаты чувствовал, как капли пота стекают по шее. — У меня с ним ничего нет, Russian, и быть не может. — буквально шепчет устало, выдыхает, расслабляясь, и подходит вплотную. Россия настороженно и потеряно смотрит куда угодно, но не в глаза, кусает нервно губы, путается в своих же пальцах. Америка успокаивающе гладит его по голове, зарываясь рукой в волосах. Росс позволяет ему это делать, прикрывая глаза и отпуская мрачность, буквально светлея лицом. Потом ловит его руку и прислоняет к своей щеке, поглаживая и ощущая шероховатость и мозолистость ладони. Поглаживает тыльную сторону пальцами и улыбается чуть измученно, немного отрешенно. «Чуть не мурчит. Как котик. Большой котик.» — отметил Штаты, понимая, что ему это нравится Атмосферу покоя после шторма разбивает звонок. Америка сначала не понимает, кому звонят, ему или нет. Россия резко открывает глаза и тянется к телефону, отпуская руку блондина. — Hallo, Deutschland. Nein, Ich schlafe nicht. — говорит он, прикладывая палец к носу, показывая, что нужно молчать. «А вот на немецком, как на родном говорит!» — с некой обидой думает Америка, вновь отходя назад. Из трубки слышится речь Германии, и ему было не очень комфортно подслушивать, хоть он и не понимал большей части слов. Смотреть, как Россия говорит на другом языке, было увлекательно: личность Федерации будто менялась, взгляд немного смягчился, голос стал более низким и глубоким, и, черт, это было просто прекрасно! Пока Россия разговаривал, отойдя к окну, Америка решил продолжить гимнастику головного мозга*, которую он делал каждое утро и отказываться от этого, несмотря на условия, не желал. Росс договорил с Германией и сел обратно, мягко кидая телефон куда-то в одеяло. США начал делать наклоны, а Федерация присмотрелся к его белью, заметив какие-то пятна. Он потянул руки к заднице Америки, который вообще ничего не подозревал, и сдернул исподнее примерно до середины бедра, когда Штаты снова выпрямился. Блондин замер и медленно развернулся боком к Россу. По его выражению лица было понятно, что шатен либо умрет, либо лишиться кое-чего, возможно, рук или анальной девственности. Он пока ещё не решил, но кара будет жестокой и беспощадной. — Что. Ты. Только что. Сделал? — спросил ровным голосом Америка, пытаясь унять дрожь в руках. У него, кстати, возник вопрос. А почему, он, fuck, в одних трусах? Ладно, Россия, когда сам Америка засыпал, он был в футболке-ночнушке, решив снять мешковатые штаны. Когда успел снять? — А вчера ты был не против… — шепнул сам себе Федерация, вскидывая брови в удивлении и часто моргая. — Против! — говорит резко тот, хлопая по чужим конечностям. Ладошки чуть жжет, кожа краснеет на пару тонов. Упс, услышал. Ой. — На трусах пятно, предположительно спермы, вот я и решил их снять. — проигнорировав высказывание, отрапортовал шатен, будто отчитываясь перед командиром отряда, все ещё держа руки на бёдрах Америки, который не знал, смеяться ему, плакать ли, а может, орать. — А сказать нельзя, нет? — напряжение Штатов могло поспорить с ЛЭП на 1150 вольт и им можно было резать масло, воздух и людей. Он ударил по рукам, но это бесполезно. — Нет. — с таким наивным лицом, что хотелось прижать к себе и сказать, что Дед Мороз вновь принесёт на Новый год подарок. В виде трехметрового дилдо, которым Америка его потом поимеет, блять. Америка молчит, лишь натягивает трусы обратно, не показывая ничем своего смущения, что горячими волнами растекались по щекам. Росс не мешает ему этого делать, но руки не убирает, ощущая мягкость и гладкость кожи. У США практически нет шрамов, вот только на ногах да на запястьях еле видимые, круглые поперек ног, уже давно существующие, Россия помнил их ещё из детства, когда он приходит к ним в бриджах или шортах. Помнил, как обращался к нему «Дядя Америка». Он решил попробовать сейчас. Интересно, какая у него будет реакция? — Дядя Америка… — тянет он, смакуя слова у себя в голове, уподобляясь детскому голосу и манере речи. — Да, Russia? — говорит невнятно, как будто задумавшись, отвернувшись к стене. Вспоминает. Потом замирает — Россия видит, как его плечи напрягаются, — медленно оборачивается к такому же ошалевшему Россу, лицо которого застыло в какой-то странной улыбке. — Мм… Так ты помнишь… — голос чуть сипит, немного хочется пить. Он подавил чувство ностальгии, мысленно прогнав жизнь в отчем доме, словно посмотрел ужастик-комедию. Встаёт рядом с ним, а сам США поднимает голову, чтобы завороженно, будто теперь не от мира сего, посмотреть в глаза России. Тот обнимает его за талию одной рукой, а второй проходят от поясницы к плечам и голове, пальцами путаясь в волосах, от которых он чувствует совсем лёгкий запах шампуня с каким-то хвойным деревом, прижимает к себе, и шепчет: — Ты не хочешь развлечься, дядя Америка? — Только позавчера тебя на ручках носил, а вчера мы с тобой сексом занимались… Ты был таким милым, а сейчас скала под два метра… Время летит… — Росс понимает лишь некоторые слова, а иногда Штаты говорил что-то на родном английском. — Дядя Америка! — требовательно и чуть обиженно прикрикнул на него Росс, хлопнув по заднице. Испуганный взгляд голубых глаз взметнулся вверх. Он тяжело сглотнул: за движением кадыка с наслаждением наблюдал Россия. Федерация прижал его голову к своей груди, устало вздохнув. Америка был не против, расслабляясь в его руках. Штаты ощущал движения грудной клетки, жар тела России, который, действительно, никогда холодным и не был. Слышал размеренный стук сердца, и его спокойствие передавалось ему. Вдруг Штаты почувствовал, как на макушку опустился подбородок Федерации, который судорожно выдохнул. — Дядя Америка… — после некоторого времени тишины вкрадчиво прошептал Росс. — Ммм? — промычал в ответ почти что уснувший США. Царство Морфея зовёт его, и кто он такой, чтобы противостоять этому зову? Да и… Тепло. Россия такой теплый. — А давай переспим! — весело закончил он, начиная смеяться. Америка сначала не понял. Вообще. Он приподнял голову, смотря на улыбающегося Россию, в глазах которого бесились черти. А потом как понял. — Ты дурак! — он стукнул его слегка по спине и уткнулся лбом в грудь. Тот хохотнул, ощущая, как плечи Штатов затряслись в беззвучном смехе. Блондин вспомнил, как несколько лет назад, когда Россия был совсем мелким пездюком, он приходил к СССР иногда просто так, иногда по делу. И вот, в один из таких дней, а точнее вечеров, США принес какой-то диск с фильмами. Никто уже не помнил, что там было, но ситуацию помнят все. СССР сидел в кресле, а Штаты и маленький Росс на диване, рядом друг с другом. Если быть честным, Америка облокачивался на подлокотник, а на нем полулежал старшенький союзов сын, его гордость и смерть, чьи волосы США мягко пропускал сквозь пальцы, иногда путая и посмеиваясь с недовольного писка и шутливых толчков в бок. Но Россия не уходил, наслаждаясь близостью с большим для него на тот момент Америкой. Нежности и умиротворению в их отношениях завидовал сам СССР, ведь для него Росс был маленьким невообразимым тайфуном из непослушания и всяких идей. Остальных своих детей Союз уложил спать, а вот Россия был упёртым малым — ни в какую не хотел, хоть убейся. Спустился в гостиную и уходить отказался наотрез, выдерживая грозный взгляд отца. Этому сам США позавидовал Сейчас он стал ещё более упрямым. США смотрел это нечто за гранью понимания в первый раз, ведь диск был куплен за час где-то в ебенях, как выражался Союз, когда сына не было рядом. А то этот мелкий впитывал в себя всё, как губка. Особенно плохое. Атмосфера дома убаюкивала его, расслабляла; клонило в сон. Тепло маленького России он помнит очень хорошо, иногда позволяя себе утонуть в приятных воспоминаниях о тех временах. Словно дед какой-то. Все шло хорошо. До определенного момента. В фильме была сказана фраза, как-то связанная с «давай переспим». И тут замерли все. Часы стали тикать слишком громко для их медленного хода. За что. США перестал дышать, метнув взгляд в сторону Союза. Тот напрягся, помрачнев, поглядывая на Россиюшку. Оба старших ощущали смущение. СССР вообще мысленно хотел прибить Америку, который принес такую похабщину ему домой. Еще и с его сыном стал смотреть, поддерживая его нахождение здесь, когда спать бы надо. «Да посмотрит он один раз с нами, что такого? Больше такого не будет, верно, сладкий?» — приобнял его за плечи США, смотря сначала ему в глаза и кивая в ответ. Потом они синхронно посмотрели на СССР, который недовольно хмурил брови и щурился сердито. Может, у него просто болела голова, как часто и бывало. «Да! Ну пааааааапаааа…» — начал канючить Россия в тот момент, строя глазки и надувая щеки. Америка, поддавшись порыву, повторял все действия Росса, но молча. Он понимал, что выглядел немного глупо, однако почему бы и не расслабиться? Один раз живем. Да и и хотелось проверить границы дозволенного. Союз махнул рукой и отвернулся, что-то буркнув. В ответ ему было короткое и тихое «ура». Ну посмотрели, блин. Выкручивайся теперь, Америка. Россия ведь не отстанет. Он неожиданно для себя понял, что дети в иные моменты хуже демонов. Лучше бы его прокляли. Россия, у которого был пульт, нажал на паузу, сел, повернувшись к отцу, и спросил: — Папа, а что такое «переспим»? — и в ожидании ответа уставился на него, сверкая своими зелеными глазами в полутьме комнаты. Здравствуйте, приехали. Ну почему именно это, а? Маленький любопытный цветочек. Венерина мухоловка, блин. — Это когда два человека любят друг друга и спят вместе, в одной кровати. — хрипло выдавливает из себя Союз, уничтожающе смотря на Америку. Лицо его любимого сыночка приняло одухотворенное выражение осознания и переваривания информации. США мысленно отметил, что даже на картинах эпохи Ренессанса не было столько мысли и страдания во взгляде, сколько в маленькой стране сейчас. Пока Россия отвернулся к телевизору, думая над словами папы, СССР, который мог по цвету затмить свой же флаг, показал жестами, что он сделает с Америкой, когда мелкий уснет. Тот в это время мучительно и долго катал в сознании эту идею, думая, что он может сделать. Не по правилам поведения, разумеется. — Дядя Америка… — он взял руки Штатов в свои, совсем небольшие, не потерявшие детской мягкости и нежности кожи. Веселое заглянул в глаза и… — Давайте переспим! — почти выкрикнул он, утыкаясь лбом в плечо Америки. Союз поперхнулся воздухом, взмахивая руками, и с громким шлепком ударяет ими по лицу. Его шепот отчаяния доносится до Штатов как сквозь пелену. Он убрал руки, покачивая головой. Выражение лица в секунды менялось от растерянного до разъяренного и потерянного. Америка, обварив все, медленно сполз по дивану вниз, задыхась от смеха. Он уткнулся головой в диван, стараясь сдержать истерический хохот (наверное, последний в его жизни), пока Россия стоял на четвереньках рядом, склонив голову вбок, удивляясь странной реакции взрослого. Посмотрел на отца, который буквально прожигал дыру в США. Резко в голове России понеслась мысль. — Папа, папа, а вы с дядей Америкой переспиваете*?! — с детским восторгом спрашивал мелкий, усугубляя ситуацию Лицо Союза в тот момент надо было видеть. Это бесценно и непередаваемо. Штаты, что только что почти успокоился, нервно похихикивая и утирая слезы, крикнул раненой чайкой и вновь начал беззвучно смеяться, забывая дышать. — Нет! — почти выкрикнул он, утыкаясь в газету и громко и тоскливо-безнадежно коря всю культуру воем. — Америка, чтоб еще раз!.. — устало откидывается на спинку СССР, прикладывая ко лбу руку тыльной стороной ладони. Наверное, чтобы охладиться. (Спойлер: еще раз было) США кивает так дерганно, будто у него припадок. Впрочем, так оно и было. Мальчишка слегка улыбался, поглаживая пшеничные волосы взрослого. — Ох, Россия, ты чудесен. — он поднимается на диван с пола, пока Союз сидит в ментальной отключке. Берет в охапку ребенка, прижимает к себе и хитро шепчет: — Да, мы «переспим». Сейчас пойдем и уложим тебя спать. — заговорщески продолжает он, посматривая на СССР. Тот кивает, желая кинуть в Америку что-то потяжелее. — Но… — начинает Россия, поднимая голову. — Не-а. — блондин слегка стукает его по кончику носа, и Росс весело хмурится, не сдерживая улыбки. — На мне не сработает. Давай, пошли. Я с тобой полежу и книжку почитаю. Согласен? Кивок. Когда Россия уснул, а Америка вышел из его комнаты, на кухне его уже ждал СССР. — Ладушки, надо идти в душ. Я первый, ха! — громкий голос заставил Америку вынырнуть из омута воспоминаний. Он вздрагивает и удивденно хлопает ресницами, теряясь в пространстве. Россия просто моментально собирается, подхватвая полотенце и уходит в ванну, не закрываясь. Да и зачем, собственно? Действительно. Америка побежденно взмахивает руками и плюхается на кровать. — Вот дурак. Потолок весело белеет над ним. Звёздочки зелёными пятнами выделялись на нем, но их цвет и в сравнение не шел с цветом глаз Росса. Пока Россия мылся, Америка нашел себе полотенце, свою футболку, которая каким-то образом была на полу, успел написать Канаде, что все в порядке и он переночевал у одной дамы. Канада минут пять сыпал гневными сообщениями, вызывая улыбку умиления у Америки. Он записал голосовое с извинениями, сказав в отправдание, что уж больно страстной была его подружка. Ну не говорить же ему в самом деле, что они с Россией потрахались вчера и он решил остаться. — Эй, Аме, можешь идти, я уже все. — доносится глухой голос из ванной, и в подтверждение своих слов выходит Россия в джинсах. Без какого-либо верха. Только милое голубое полотенце на плечах. И все. Америка громко сглатывает, залипая на торс уже любовника. Его. Любовника. США пытается запомнить каждый сантимерт столь горячего тела, чувствуя, как приятно тяжелеет в паху. Нестерпимо хочется прикоснуться, поцеловать, оставить след на нем, чтобы обозначить, что Россия — его А тот будто и не видит жадного взгляда, проводя рукой по ещё слегка влажным волосам. Бледная и влажная кожа поблескивает, и Америка соврал бы, что его это не слепит. Росс закусывает губу, опечаливаясь, а потом как бы невзначай, сочувственно спрашивая: — Ты чего так покраснел? Жарко? — и подходит ближе, не обращая внимания на то, что США пятится на два шага назад, прикладывает к его лбу ладонь и говорит тревожно, намеренно издеваясь над ним. — Да. — не отрицает он, усмехаясь. — Мне так жарко… - кладет руку на грудь России, проводит вниз, до паха, чуть сильнее давит, проходясь по члену. Заглядывает в глаза, слово преданный пёсик, и делает слегка печальное лицо. Понижает голос, стараясь сделать его более соблазнительным и глубоким. Хватается за полотенце и тянет к себе. — Помоги мне… — Так, все, стоп! — Россия, желая скрыть смущение, отворачивается, смотрит в стену, быстро берет руки Америки в свои и сжимает несильно, толкает назад на шаг. Он жмурится и отчаянно краснеет, ощущая огненные волны, поднимающмеся от носков до головы и сжигающие всю его смелость. — Какой ты всё-таки милый, Russia. — Америка смеется, прикрывая глаза и склоняя голову. Падает на него, и тут же его подхватывают изящные, сильные руки. Как много удовольствия они могут подарить ему. Как стыдно. — Ой, все, иди нафиг! — обиженный, но насмешливый тон России звучит для Америки глухо, откуда-то сверху. США с наслаждением вдыхает тёплый аромат, исходящий от Росса. Он различает немного гель для душа, ещё AXE, а ещё просто и неповторимо самим Россией. От запаха подкашиваются ноги, а в голове появляется туман вожделения. — Иди мойся. Я пока чайник поставлю. — он расслабляется, позволяет рукам пройтись по спине и ниже. Легко шлёпает по заднице, слушая недовольный звук по типу «бульк» и посмеиваясь. Шатен ушел, подав ему полотенце и одежду, которая сушилась на верёвках. Сам он, судя по звукам, спустился вниз на кухню и загремел посудой. США вошёл в ванну, закрылся чисто по привычке и, повесив вещи, вошел в кабину. Достаточно миленькая, беленькая там, где нет стекла, по которому стекали капли воды. В комнате было уже влажно и тепло, а также же пахло дезодорантом и шампунем. Россия поставил чайник, предварительно налив в него воды. А пару раз по рассеянности забывал это сделать — и все, прощай, техника. Достал две чашки, на дно которых кинул по пакетику черного чая с малиной. Из недр шкафа он вытянул миску со сладостями и сушками, поставил ее на стол и сам сел на стул, который, сказать честно, был больше табуреткой, рядом. Чайник вскипел, и, подорвавшись с места, будто этот кипяток его ошпарил, русский разлил ещё бурлящую жидкость по ёмкостям, усаживаясь обратно на автомате, положив согнутую в колене ногу на другую. Берет в руку сушку. Долго смотрит на слегка подгоревшее мучное изделие, от которого пахнет хлебом, вертит его в руках. Думает. Ещё немного думает. Он считал, что думать — занятие полезное. А, как говорил отец, время нужно тратить на полезные вещи, чем бы они не были. А ещё ему казалось, что «a sushka» изменит его жизнь. Однозначно что-то поменяется, но только что — не понятно. Ритм жизни? Люди вокруг? У него появятся отношения? Что? Это было смешно, но предчувствие его доселе не обманывало, потому шатен слишком уж пристально смотрел на бедный кругляшек. Он хохотнул с себя. Нет, вы представьте: шкаф под два метра, полуголый, склонившись над кухонным столом, сверлит недоверчивым взглядом мелкий печеный кусок теста, будто это минибублик, как минимум, знает все его грехи, а как максимум — расскажет их всему миру. Америка войдёт — со смеху упадет, об угол ударится и умрет, однако не успокоится и после этого. Штаты вообще редко когда на тормоза жмёт. Чаще он их вырывает с корнями и раздает этим уже бесполезным куском железа люлей всем на право и на лево. Россия взял ярлычок пакетика и поводил вокруг чашки, заставляя расслоившуюся жидкость стать одного, тёмно-коричневого, цвета. Запах малины, который напоминает о зимних вечерах его не столь далёкого детства. Он отпивает чай, который приятной огненной волной согревает тело и остаётся терпкой горечью на языке. И кусает сушку. Тут в его голове что-то щелкает. Мир делится на «до» и «после». Кажется, стало резко и слишком тихо, и слишком громко. Шум в ушах не мешал здраво мыслить, но слегка отвлекал. В глазах на мгновения потемнело, во рту почувствовался привкус металла. Кажется, Росс прокусил себе губу, чего не ощутил. Россия резко понял, что он бисексуал. Шутка. Или нет. Это было… Странно? Однако… Россия вертит головой отрицательно, ведь знает, что все, что он подумал сейчас — влияние недосыпа и всего происходящего сегодня и вчера. «Все в порядке, я натурал.» — даже и не знал, успокаивал ли себя, обманывал или желал верить? Единственное, что он решил — доесть эту явно ядовитую сушку, допить чай, что, в прочем, и было сделано за 5 минут. А потом он налил себе кофе с карамелью, потому что резко захотелось сладкого. Странное ощущением, но да ладно. Кофе он выпил залпом. Россия взглянул на часы, отмечая про себя, сколько дел нужно сделать до того, как уйдет. Панель весело светила красными цифрами, словно знала, что ничего он не успеет, наивный. Поставив свою чашку с великолепным принтом Чебурашки в раковину, парень решил подняться наверх, проверить Америку. Всё-таки уже без пяти семь, а им нужно быть на месте в девять. Если он не успеет, то пофиг как-то, а вот США верещать начнет. Хотя… У России есть приятный способ его заткнуть. Даже три. Шатен стучит сначала в дверь комнаты, а потом, не получив отклика, в ванну, подергав предварительно за ручку. Закрылся, падла. Что ему скрывать после вчерашнего? * Ладно. Личное пространство ещё никто не отменял. — Да, секунду. Подожди. — доносится невнятная речь, приглушенная деревом. Росс стоит, раздраженно притоптывая ногой. Германия написал, что нужно обязательно быть и не опаздывать, что немного расстроило (нельзя откосить) и заставило занервничать. Америка открыл замок, немного повозившись с ним. — Ничего, что я взял новую щетку? — булькающие проговорил он, подходя обратно к раковине. Паста стекала из уголка рта, но США не обращал внимание на это. Как и на то, что был в одном полотенце. — Из набора 2в1? Кстати, зачем тебе их так много? И по акции? У тебя денег нет? — Нет. — отрицательно повертел головой Росс, подходя к шкафчику. — Я просто слегка еврей. — он присел на корточки и достал какую-то мелкую сумочку неопределенного синего цвета с примесью серого и розового. — Это косметика. — ответил на немой вопрос Штатов, который просто пожал плечами и сплюнул в раковину, включив заранее воду. — У тебя есть тональник потемнее? Тон нашей кожи различается, так что ничего не получится, если нет. — он начал потягиваться и, упёршись грудью в холодное стекло кабинке, прогнулся в спине. — Поясница болит. — пожаловался России, тем самым объясняя свои действия. — Я Украине как-то после драки помогал, а по цвету кожи вы похожи, из этого надеюсь, что проблем не возникнет. — хрипловато проговаривает Росс, неприкрыто пялясь на выгибающегося Америку: на приятные изгибы, которые хотелось зацеловать, на смуглую кожу, что хотелось укусить и поцеловать, на красивую задницу, скрытую под тканью. — Нравится? — США поворачивет к нему голову и ухмыляется чуть покрасневшему парню. Игривое настроение появляется в мгновение, заставив сказать быстрее, чем он смог обдумал. — Можешь шлёпнуть, я не против. Россия подходит к нему, проводит сначала по плоскому животу, подрагивающему от напряжения и касаний, потом вверх, к груди, а потом перемещает по боку к спине. США еле слышно стонет, четко ощущая контраст холодного стекла и горячей кожи, а также поцелуй во взмокший висок. И тут на задницу опускается рука. Не сдерживая болезненного вскрика, он продолжает его громким стоном. — Извращенец. — констатирует Росс, но даже не знает, о ком говорит — о себе любимом, у которого от действий Штатов в паху приятно заныло и в джинсах стало теснее, или о США. — Давай я тебе сделаю мейк, а потом мы уже и поебемся. — он прикрывает глаза, выдыхает медленно через нос, расслабляется в плечах и гладит Америку между лопатками. Тот дрожит от удовольствия и, кажется, тает. — Садись на стиралку. — приказывает неожиданно для себя дрогнувшим голосом, ещё раз слегка шлепая по попе. Подходит к указанному месту и в пригласительном жесте вытягивает руки, стараясь поймать взгляд США. — Милости прошу. — вежливая улыбка и насмешливый тон. Америка сделал реверанс, почтительно склонив голову. — Благодарю вас. И, повернувшись к машинке спиной, неуклюже забирается на нее, заставляя полотенце сползти ниже. Шатен раздвинул ноги Америки, встав между ними. Он навис над ним, смотрел, как коршун на добычу, свысока. Не рыпнется. Федерация крепко схватил Америку за подбородок и повертел его головой из стороны в сторону, осматривая кожу, одновременно склоняясь ниже. — Надеюсь, тональник и прочее поможет, иначе пойдёшь с шарфом, как пидор. — кожу опалилило горячее дыхание. США закусил губу. Зачем он так сделал? Повтори. — Почему как? — смеётся он, поглаживая Росса по спине. — По идее, все должно сойти к обеду, так что главное — скрыть верх шеи, там, где кончается ворот рубашки. — Америка почти уверен в своих словах. Но вообще не уверен в ситуации, что немного злило, бесило и вообще вызывало гамму отрицательных чувств. И интерес. Россия ведёт пальцам вдоль шеи, слегка нажимая на остатки вчерашнего секса. Посветлевшие, но еще видные, засосы и укусы выглядели слишком уж по-собственнически и грубо. Он усмехается. Очерчивает подбородок и линию скул, плавно, нежно. Целует ключицу, легко касаясь губами кожи. Зубами цепляет ее, чувствуя дрожь горячего тела и его нестерпимый, всепоглощающий жар. Америка замирает, стараясь не дышать. Рука России проникает под полотенце и оглаживает бедро. Махровая ткань, что и так плохо держалась на США, совсем опустилась вниз, практически ничего не прикрывая. Как стыдно. Ни капли Пальцами шатен пробегает по ляжке, спускаясь к внутренней стороне, туда, где кожа чувствительнее, более отзывчива к прикосновениям. Проводит, нажимая сильнее ногтями, оставляя красные полосы. Сжимает до, кажется, синяков (от чего Штаты шипит тихо, задыхаясь), поглаживает большим пальцем. Россия нетерпелив. — Russia, руки убери, который раз говорю. — Америка мягко шлёпает по предплечьям России и старается держаться, не выдавать голосом свое напряжение, свое… желание? Оно похоже на леденец, что плавно перекатываешь во рту, сглатываешь сладость, что уже распространяется по твоему телу, и Америке кажется, что он стал мягкой карамелью, что тает-тает-тает. — Ты уверен? — говорит уже в практически губы, смотря в глаза. Его горячее дыхание опаляет кожу, пускает волны мурашек, отдает кофе с карамелью, а сам он щурится, усмехается. — Fuck, no. — и целует его, притягивая к себе за затылок и зарываясь рукой в волосы. Они стукаются зубами, оба морщатся, Америка постанывает, охватывая талию любовника ногами. Поза неудобная, приходится держаться за Россию почти полностью, но тому, судя по всему, как-то похуй. Поцелуй отдает мятой и малиной. Америка не сказал бы, что это особо вкусно, но… Он хочет больше. Блять, дайте ему еще. Росс целует его, как в последний раз — горячо и мокро, кусая губы, а США не отстаёт, поддавшись его страсти, не сдерживается, мажет по губам, касается щек и скул, слушая рваное дыхание России, когда они разрывают поцелуй; ощущает как слюна стекает из уголка губ от их сумасшедших ласк, охлаждая распаленную кожу. США притягивает к себе жадно, присваивая себе право на чужое тело; поцелуй забирает последний воздух из лёгких, и им приходится отстраниться. Росс поглаживает его по кадыку, чуть душит, но от этого Америку ведет и в паху начинает сладко потягивать. Он действительно свихнулся. Трепетные движения Федерации срываются на требовательные, пока губами прижимается к чужим, уже покрасневшим, опухшим, но таким желанным. Возбуждение обоих вскипает, напуская туман в сознание. Штаты пытается ухватить побольше воздуха приоткрытым ртом, который теперь будто трещит между ними и глушит. Кровь стучит в ушах, и Америка уже не слышит, кто стонет — он сам или Россия. Лишь понимает краем сознания, что задыхается — сейчас они дышат на двоих, и, кажется, им так мало мало-мало Россия проводит по острым лопаткам, несильно повреждает кожу ногтями, прослеживает линию позвоночника, медленно целует, посасывая нижнюю губу, через мгновение еще раз срываясь и углубляя поцелуй, ласкает язык и небо, сталкивается языками, позволяет побыть немного главным, а потом вновь забирая контроль себе. На секунды, в которые слышно только их сбитое дыхание, они замирают, буквально отлипнув от друг друга и смотрят глаза в глаза. Безумный взгляд России встречается с осоловелым Америки, и оба вздрагиваеют, поняв, что их унесло. Однако… Пускай. Америка целует его в шею первым. Прежде Росс не особо давал это сделать, но сейчас против не был, млея от умелых движений. Штаты спускается мокрой дорожкой до яремной впадины и посасывает кожу, чувствуя ее солоноватый привкус. Он осознал, что обязан пошутить: — Сладкий, ты такой соленый… — наигранно-развязно, так, что остаётся горьковатый привкус, словно лимонная цедра в меде. — Не смешно. — отрезает Россия, грубо хватая за подбородок Америку и заставляя того посмотреть в глаза снова. — Шутки у тебя, конечно… — А я и не шутил. — целует относительно нежно, то есть не кусаясь, мягко убирает руку от своего лица, переплетает пальцы с чужими, ощущая приятную шероховатость ладони. Оставляет засос на ключицах, а потом ещё несколько ниже. Красные пятна красиво расцветают на бледной коже, приятно потешая самолюбие Америки. — Ах ты сучка… — гневно хрипит Росс, грубо сжимая талию США одной рукой. Дёргеает на себя, заставляя спиной упереться в стену, а задницей в него, схватиться одной рукой за. Штаты презрительно щурится, в ответ лишь хмыкает: — Та ещё блядь… — извиняющимся, однако при этом жёстким тоном шепчет Штаты. — И я думаю, что ты хочешь узнать, насколько… — И, оттянув Россию за волосы назад, от чего тот недовольно стонет, Америка кусает его чуть ниже и правее кадыка. Тот вздрагивает в чужих руках, но боли почти не чувствует — у блондина не было цели навредить, так, поиграться. Пока что. — В Аду гореть мы вместе будем, Америка. — завораживающий, глубокий, низкий голос над ухом заставляет задрожать в исступлении, осознать, что главный здесь — не он. Жар такого близкого тела передавался и ему, но сам Штаты, по ощущениям его же самого, был горячее лавы. Сердце разгоняло кровь, отдаваясь в висках глухим стуком, и огонь тек по венам, заставляя сгорать от возбуждения. Россия большим пальцем провел по таким красным и опухшими от поцелуев губам США, мягко надавил, заставляя приоткрыть рот. Америка, обхватив губами палец, стал посасывать фалангу, обводить ее языком, смотря в глаза России, который стонет, прикрыв глаза. Картина, которую он видит, настолько пошлая и возбуждающая, что Федерация, кажется, уже не может сдерживаться. Тягучее удовольствие распирало его, но его было так недостаточно… США чуть двигается назад так, чтобы между ними было хоть немного пространства. Россия проводит по уже вставшему члену Штатов от основания к головке, собирая смазку, задевает уздечку большим пальцем, наслаждаясь реакцией блондина. Тот хмурится, закусывает губу и выглядит таким сосредоточенным, будто решает задачу мирового уровня, что никак не вяжется с расфокусированным взглядом. Россия несколько раз медленно, испытывающе ведет вверх-вниз, несильно сжимая плоть. Потом отпускает член под недовольный судорожный вздох Америки и гладит шов мошонки, размазывая предэякулят по коже, спускаясь к ложбинке между ягодицами. У самого России уже низ живота ноет от возбуждения, стояк неприятно трётся об ткань трусов, принося этим и наслаждение, и боль. Росс, подразнивая, обводит подущечками анус Америки, услышав резкий выдох, когда проникает на фалангу одного пальца. Посмотрел на него, тот передернул плечами, ласково погладив по руке Россию. Глаза затуманены, и их цвет с голубого ясного превратился в более темный и мутный. Взлохмаченные блондинистые волосы и красное лицо, а также тяжёлое дыхание — все это выдавало в нем крайнюю степень возбуждения. Сам Россия понимал, что выглядит не лучше. — Где смазка? — тихо спрашивает США, когда Россия отвёл взгляд. — Без нее не дам, но подрочу. — усмехается он, прекрасно осознавая, что это звучит как бред. Но тут без шуток — слюна за смазку не сойдёт, будет больно и кровь. — В кармане. — кратко, без лишних слов. — А ты подготовленный. — стебет его, совершенно точно зная, по какому лезвию ходит. — Ещё как. — шатен достает тюбик, открывает и выдавливает лубрикант и на пальцы, и на промежность блондина, от чего он вздрагивает. Прохладная субстанция растекается бесцветной струйкой вниз, пачкает полотенце. Россия жадно наблюдает за этим, сглатывая вязкую слюну. Облизывает высохшие губы. Сбитое из-за возбуждения и поцелуев дыхание в норму приходить не желало. Россия, чтобы отвлечь партнёра, поцеловал его за ухом, а затем широко лизнул. США оказывается чувствительным к этой ласке, всхлипывая и раздвигая шире ноги. Сам Росс проталкивает палец сразу на две фаланги, ощущая почти такую же узкость, как и вчера. Ему хотелось сорваться, (о как же он хотел), но он лишь сжимает зубы до напряжения в челюсти, чтобы не забываться. Штаты рвано задышал, морщась от дискомфорта, однако наслаждаясь близостью чужого тела и рукой на члене. — Твоя ебаная регенерация вернула всё почти в такое же состояние! — гневно выдыхает Россия, добавляя второй палец, все больше растягивая уже податливые стенки. Горячее нутро хлюпало от движений внутри. Шатен разводил пальцы внутри на манер ножниц, внимая болезненным стонам. Мягкие поцелуи в шею и короткие мазки по губам должны были отвлечь США, с чем неплохо справлялись. Второй рукой он касался сосков блондина, от чего тот совершенно немилосердно царапнул широкую спину. — Мог бы с ней поговорить, не? — Ты же… — резкий выдох. — зна-а-а-х-ешь… — начинает Америка, срываясь на громкий стон. Он вздрагивает всем телом от резкого укола удовольствия. Огненная волна проходит срывающим голову блаженством, заставляя желать еще и еще. Член пульсирует в руке Росса, отзываясь на активные ласки. Штаты двигает бедрами навстречу руке, понимая, что его руки уже не держат. Россия смеется, ускоряя толчки по простате. — Что же " ты знаааешь»? — пародирует его он, целуя в ключицу, имея возможность (и блондина) ощутить дрожь горящего тела. В ванной стало нестерпимо душно, а вожделение заставляло дрожать и нетерпеливо и грубо водить по чужому телу, изучать его вновь и вновь, царапать. — Что я не контролирую это. — громко сглотнув, после недолгой тишины, нарушаемой лишь их тяжёлым дыханием, говорит Америка. — Кстати… Почему ты в одежде? Раздевайся. — Какой ты быстрый. — отвечает шатен, иронизируя. Возбуждение, что не имело пока выхода, уже стало невыносимым, делая прикосновения болезненными. В него закрадывалось нечто темное, но столь желанное, забирающее контроль. — Ты меня рукой решил поиметь или всё-таки членом? — в тон спрашивает блондин, движением таза насаживаясь на пальцы снова. — Конечно, рукой предпочтительнее, но зачем тогда все это? — он проводит пальцем по груди Росса, выразительно заглядывая ему в глаза. — Тогда раздень меня, bad guy. — развратно (хотя куда уж больше?) прямо в губы, вновь сминая их в горячем и мокром поцелуе. Америка медленно ведёт языком по губам России, а тот стонет, не отрываясь от поцелуя. США притягивает его к себе ближе, зарываясь рукой в волосы и чуть оттягивая, вторую руку положив на пах. Чуть сжимает член сковзь ткань джинс, от чего Россия захлёбывается вдохом и, совладав с собой, рвано выдыхает. Блондин снова и снова проводит по возбужденному органу вверх. Через некоторое время непослушными пальцами он принялся расстёгивать ремень, а затем и ширинку. Быстро спустив штаны с исподним, Штаты прикасается к горячей и влажной от смазки коже, слушая постанываяния шатена. Ведёт по выступающими венкам, чувствуя, как у него самого от этого в низу живота скручивается тугой узел удовольствия, от которого подрагивают ноги и во рту сохнет. Спустившись рукой к мошонке, он наклоняется вперёд, ёрзая по стиралке и устраиваясь удобнее, чтобы поцеловать Россию ещё раз. — Я хочу тебе отсосать как-нибудь… — после мокрого поцелуя, смотря в глаза, пошло шепчет Америка, в подтверждение своих слов сжав ствол у головки. Россия съеживается, его передёргивает от удовольствия. — Вот это заявление… — так же тихо и развратно отвечает Росс, пальцем нажимает на подбородок, заставляя откинуть голову назад. Широко лижет, собирая соленые капли, заставляя покрыться мурашками кожу. — А ты уверен, что справишься? — Возможно. Не всем быть сосками, верно? — язвительно мурлычет, шлепая Россию по заднице. — Сочту за комплимент. — игнорирует последнее действие, лишь усмехается, щурясь чуть раздраженно. Его бесит Америка всем своим существом, своими фразочками и задницей, что так соблазнительна в узких брюках. «Ничего не сказал. То ли ещё будет.» — думает США, отметив, что должен повторить. Где-нибудь на улице. Обязательно. — Кончишь в меня — выебу в рот, понял? — пригрозил ему Штаты, выразительно зыркая. Его отпустили, и теперь была возможность смотреть прямо. И вверх, конечно. — Да-да. — соглашается язвительно. — Как страшно. Так боюсь, что слов нет. — совершенно спокойно продолжает Росс, даже не пытаясь прибавить голосу испуга. Он гладит лопатки Штатов, по косой спускаясь к талии, пересчитывая ребра быстрыми пальцами. Его движения отдавались приятными волнами вожделения и пульсацией снизу; член требовал разрядки. — Я серьезно. — Америка обижено надувает покрасневшие щеки, всем своим видом показывая, что кому-то сейчас обломится. Кому же? — Хватайся за плечи. — пропуская слова мимо ушей, приказывает хриплым голосом Россия, подхватывая США под ягодицы, а тот ногами обвивает талию шатена. — На стиралке ебаться не очень. — Пробовал? — совершенно не интересно, но спросить надо. Послушно хватается, сжимая непослушные пальцы, намерено погружая ноготки в кожу, стараясь принести как можно больше неприятных ощущений. Ему просто нравилось лицо России с болезненной гримасой, его нахмуренные брови и хорошо видимые вблизи мимические морщинки вокруг глаз. — Сучка… — Росс кусает Америку за нижнюю губу, вмиг зализывая след от зубов, от которого во рту чувствуется привкус металла. В отместку США царапает его. Россия ухмыляется, недобро сверкает глазами, приподнимает Америку, прижимает его к себе и медленно водит членом по ложбинке, но не проникая. — Да давай уже! — в нетерпении выкрикивает блондин, дёргая бедрами, но безуспешно: Россия сильный и держит его крепко. Он в крепкой хватке изящных рук. — Не-а. — тянет с упоением Росс, сжимая упругую смуглую задницу и сгибаясь к лицу Америки. Всё-таки разница в росте играет свою роль, кто бы что не говорил, но им это только нравится. — Попроси меня. Америка долго смотрит ему в глаза, кривя губы в подобии ухмылки. Его мысли крутится вокруг их секса и о том, каким Федерация может быть мудаком. Россия ждёт ответа, водя головкой по анусу и чуть надавливая на сжатое колечко. Ему самому уже не терпится почувствовать обволакивающую, влажную теплоту стеночек кишки. Живот сводит лёгкими приятными судорогами, отдающимися подрагиваниями в непослушных пальцах. Хочется одним движением войти в податливо расслабленное тело и резко двигаться, выбивая громкие стоны удовольствия. Но США пока молчит. — Россия. — обращается к нему блондин, положив руку на щеку и ласково поглаживая. — Прошу. — он дарит короткий поцелуй в губы, прерываясь. — Пожалуйста… Выеби меня. Росс улыбается в новый поцелуй и медленно вводит член наполовину, опуская Америку. Тот стонет, выгибаясь и прижимаясь грудью плотнее к шатену, сгорая раз за разом в этом огне возбуждения, перемешанным с болью от проникновения. Через некоторое время коротких толчков неприятное покалывание уходит, и США понимает, что все тело горит и хочется больше и глубже. Он насаживается до упора, простанывая то, какой же Росс «хороший мальчик». — Че-ерт… — Горячие узкие стенки с принимали член обволакивающей мягкостью, и Россия откидывает голову, открывая вид на бледную шею, уже украшенную следами их похоти. Америка не может не воспользоваться случаем и мягко прикасается сначала пальцами, а затем и тянется губами к кадыку. — Как хорошо… Россия медленно вбивается в тело Америки, растягивая узкий проход ещё раз. Регенерация, черт бы ее побрал! Росс сжимает зубы до скрипа, чтобы просто не отыметь блондина, а хотя бы дать ему привыкнуть. — Ты можешь побыстрее? — выдыхает Америка, сжимая мышцы задницы. Он целует ключицы шатена, слегка всасывая кожу. Россия тихо рычит от удовольствия, его взгляд сильно мутнеет, становится диким, как у безумного зверя. Росс болезненно сжимает бедра, и резко разворачивает их обоих к стенке душа, которая, на удивление, выдержала. Америка шипит от холода стекла, но привыкает быстро. Сосками и членом, пачкая своей смазкой его живот, он трётся об невероятно горячего Россию, и понимает, что скоро кончит. Его так заводит грубость партнёра, его необузданность и нетерпеливость, настойчивость. По крайней мере в сексе — Что ты дела-ах-ешь?! — Росс входит до шлепка, и Америка откидывает голову, ощущая, как его кожа впитывает в себя холод стекла. Толчки ванильно-медленные, и от исступления он прокусывает губу, чувствуя вместо сладости горькую кровь с привкусом металла. Он так сильно жмуриться, что мир рассыпается яркими искрами в темноте. — Ах, ах, Russ, быстрее!.. — слова путаются в голове, туман удовольствия мешает все в одну кучу, впускает яд под кожу, сужает зрачки и заставляет его бесконечно гореть-гореть-гореть. Америка стонет в такт толчкам, как в дешёвом порно, пытается держаться за плечи Росса, но руки все слабеют, все больше дрожат, пальцы не гнутся. Россия лишь похабно улыбается на его тщетные попытки контроля. Он широко лижет губы США, втягивая его в новый глубокий поцелуй, отдающий мягкой карамелью, мятой и кровью. Они сталкиваются языками, Россия поглаживает небо; Америка берет инициативу на себя, посасывая чужой язык и двигая бедрами настолько, насколько позволяет Росс. Когда член попадает по простате, блондин весь съеживается, сжимается, заставляя этим Россию стонать и просить расслабиться. — Моя маленькая грязная шлюшка… — и получает лёгкий удар по заднице. Америка молча удивляется и в отместку за фразу кусает Россию за плечо, сжимая зубы на ключице. Струйки крови стали стекать по бледной коже, а Росс шипит от боли и мазохитского удовольствия, которое он ненавидит, да каждый раз просит больше, постепенно, кажется, слетая с катушек. — Ты что, блять, делаешь, а? — хрипит Россия, с недовольством смотря на Америку. Тот пожимает (скорее нервно дёргает) плечами, мол сам виноват. — Да на тебе все равно как на собаке заживает… — на этих словах русский резко толкается в тело блондина, вызывая у того громкий стон и новую волну дрожи по телу. Его ведёт все сильнее, все сильнее он хочет разрядки и все больше ее не получает. — Ах так, значит… — шепчет раздосадованно Россия, совсем прекращая двигаться. Америка разочарованно стонет, откидывая голову назад, слегка ударяясь о стенку. — Ну Россия… — всхлипывает просяще он, нежно поглаживая плечи. Член уже болезненно пульсировал, но когда Америка потянулся рукой, чтобы подрочить себе, то получил ощутимый удар по конечности. — Ты шлюха, Америка. — выплёвывает буквально с ненавистью Росс, сурово смотря в глаза. Жёстко цедит сквозь зубы. — Маленькая и грязная шлюшка. В ответ ничего, кроме громкого сбитого дыхания не получает. Злится. — Тебе нравится, когда тебя ебут, да? — Россия медленно двигает тазом, заставляя Америку недовольно скулить. Он смотрит на потолок, совсем не видя ничего. — Отвечай! — рычит шатен, хватая грубо за подбородок Штаты. Тот с испугом глядит ему в глаза, но… Его это возбуждает все больше. Он чёртов фетишист. Он, блять, сошел с ума. Америка, не понимая, но принимая игру, молчит, плотно сомкнув губы, лишь мычит, когда Россия нарочно медленно проводит членом по простате. Росс насильно поворачивает его голову к зеркалу, все ещё вцепившись в лицо мертвой хваткой. Это больно, но сопротивления или недовольства не показывает, не проронив ни звука. — Посмотри на себя… — вкрадчивый шепот на ухо подминает под себя, растворяет. Шипит. — Ты течешь, сучка. Америка мутным взглядом осматривает их фигуры. Себя, растрёпанного, с красным лицом, вцепившегося в Россию и со стоящим членом. И шатен выглядит так же, только вот он ебет его. Плавно двигает бедрами, и США видит, как в него погружается ствол. Это… Странно, но так даже, кажется, даже лучше чувствуется, и поэтому он не сдерживает громкого стона и прикрывает неполностью глаза, существенно снижая обзор. Длинные ресницы дрожат; Америка тяжело сглатывает, выдыхает. Грудь тяжело вздымается, и по нему течет пот. — Ах ты блядь… Тебе нравится за этим наблюдать… Наслаждайся. — Россию не удивляет свой ненормальный взгляд, но боже, как ему нравится этот слабый, искушённый, мягкий Америка, из которого лепи что угодно. Тот обмякает в его руках, думая, что… А ничего не думая. И Россия, усмехнувшись такой реакции, грубо насаживает его до упора, от чего не ожидавший этого блондин давится стоном и не может дышать, царапая спину любовника и крепко сжимая его ногами. Движения становятся резкими, нестройными, им обоим хотелось одного — оргазма. Россия не скупится на поцелуи везде, где дотянется. Штаты ему отвечает; ниточка слюны тянется между их губами, в мгновение прерываясь от нового толчка. Руки уже уставали держать тело, но потерпеть можно и нужно. Америка просто постанывал, сбивался на рваные вздохи и выдохи, в лёгких горело нещадно. — Ах, Россия… -, зажмурившись до пятен перед глазами, тихо шепчет, уже чуть сорвав голос от стонов, чувствуя, как огненный узел удовольствия грозится вот-вот развязаться в не менее горячий взрыв наслаждения. Он поджимает пальцы на ногах, стараясь вернуть себя в реальность и царапает немилосердно, не щадя чужую широкую спину. Тяжёлое дыхание партнёра и пошлые словечки на ухо добавляли масло в пожар его возбуждения. Резкими рывками Россия втрахивал США в стену душа, и, когда тот был на грани, сжимая мышцы, намеренно замедлялся, заставляя Америку гневно и просяще вскрикивать. Его били по рукам, не давая прикоснуться к себе, что безумно злило, но сил на эту злобу не хватало. Зато у Росса — да. Он стискивал бедра в своих огромных ладонях, не щадя блондина, кусал губы до крови, этим немного отрезвляя. — Ах-ах… — стонет Америка, а Россия затыкает его поцелуем. США трясется — его накрывает оргазм, яркими полохами остающийся в темноте зажмуренных глаз и взрывом удовольствия снизу. Мышцы конвульсивно сжимаются, ещё более плотным кольцом охватывая член. Америка задыхается, совершенно не желая понимать, кто он и где. Главное — наслаждение, что он в эти мгновения оргазма получал. В голове становится приятно пусто, как и в паху. Росс тоже не сдерживает голос, ему так хорошо от узкости влажного нутра, что ноги подкашиваются и почти не держат. Он несколько раз вбивается в уже расслабленное тело, ощутимо ударяя по заднице, чтобы не отключался раньше времени. Последний толчок до шлепка кожи о кожу — и Россия кончает в Америку, который чувствует, как горячая сперма орошает его. — Вот ты… — оставляя простор для фантазии, не заканчивает он, просто обмякает в руках России, опираясь полностью на него. Тот медленно выходит, снова шлепая по ягодице. Опускает Америку на пол, он почти падает — ноги ватные, не держат, но Росс помогает ему сесть на прохладный пол. Воздух в комнате постепенно остывает, а их дыхание приходит в норму. — Россия, ты сволочь. — хриплый голос разрушает тишину. Вздыхает. Бросает обижено. — Я же просил. Вот теперь жди, пока я выебу тебя в рот, сволочь. — Да пожалуйста. — отмахивается он, поднимаясь на четвереньки лицом к Америке. Он один раз встал, опираясь на руку. Точнее, не встал — лег. О стекло головой. — Только потом, мой дорогой Америка, — он убрал непослушную прядку за ухо, спокойно смотря в глаза, — я заставлю тебя умолять. — Мхм. — неопределенно усмехается он, прикрывая глаза. — Интересно. Дальше Россия молча одевается, в этот раз уже полностью и в рубашку, берёт косметичку и спускается вниз, сказав, что ждёт его там. США быстро одевается, берёт портфель и идёт вниз по столь не любимым ступенькам. — Будешь кушать? У нас есть… — он смотрит на наручные часы, потом на Штаты. Лицом он не показывает то, что что-то не так, но взгляд меняется. — Аж целых нихуя минут. Блять. Мы опаздываем. Ну и хер с ним, поесть — святое. — Ладно… — сдавленно говорит блондин, подходя к столу ближе. Он не знал, что можно сказать. Лишь то, что он — лох. Возможный факт опоздания расстраивал, США не привык приходить к середине. — Что ты такой кислый? Не беспокойся, скажу, что зажал тебя где-нибудь в углу, вот и… — он не договорил, открыв холодильник, который был под стать Россу — высокий и большой, и рассматривает продукты в нем. — Будешь булочки с чаем? — Давай хоть что-нибудь уже. Мне уже не важно. — с печалью быстро проговаривает он, садясь за стол, на которым уже стоит чашка и сладости. Он усмехается, изучая принт и скатерти, и керамического изделия, что потом берет в руки, проверяя на температуру. Еле тёплый. Россия кладет несколько пирожков на отдельную тарелку и ставит их в микроволновку. Та жужжит, грея еду, а Россия, обернувшись к Америке, опирается на столешницу рукой. — Давай я тебе новый сделаю? — спрашивает он, склонив голову и чуть улыбнувшись. Волосы красиво падают на его лицо, и Америка, разглядывая его и подмечая новые элементы, отрицательно машет головой. — Я так выпью, спасибо. — он замолкает, смотрит в стену нечитаемым взглядом, пока Росс что-то шуршал по кухне. Рядом с ним с громким звуком опустилась тарелка, выводя из транса. Блондин так сурово посмотрел на пирожки, что Россия рассмеялся, прикрывая рот рукой. — Ты чего? Они не отравленные, не боись. — он садится рядом, пододвигает тарелку ближе к парню. — Вчера утром сделал. — Ты умеешь готовить? — удивлено приподняв бровки, спросил он, взяв в руку овальчик с угловатым кончиком. — Вот сейчас реально обидно. — Америка откусывает пирожок, вопросительно смотря на Росса. Тот проводит по лбу, убирая волосы с глаз. — Вы думаете, что я дома с утра до вечера сычую без еды и с водкой, только на собрания прихожу, что ли? — по утвердительному взгляду блондина он понял, что все плохо. Закатывает глаза, раздраженно и громко вздыхая. — Какие вы стереотипные. Я готовить умею, вау, как такое могло произойти. — его ироничностью можно людей резать. — Прям готовить? А другая еда есть? — с мольбой в голосе спрашивает Америка, уже прикончив и пирожки, и чай, и даже несколько конфет. Быстро он, однако. С тоской США продолжает, смотря в чашку и думая, насколько же он голодный: — Я три дня нормально поесть не мог, да и не хотелось особо, а тут резко и сильно. — тихо мямлит Штаты, пристыженно отводя взгляд. — Ты дебил? Сейчас положу, идиота кусок! — недовольно и обеспокоенно бурчит он, вскакивая со своего места и перемещаясь по кухне. — Раньше бы сказал, так я бы тебе нормально положил еды. — Well sorry. — извиняется Америка, смотря в пустую чашку. «Хозяюшка-Росс забавный и такой милый…» — отмечает он про себя. Россия не ответил, махнув неопределенно рукой. Через некоторое время, когда они поели, убрали со стола и наконец-то сделали мейк на многострадальной шее США, стояли у входной двери. Россия мешкался, проверяя бумаги. — Надо кота позвать, на улицу выпустить. — он задумчиво смотрит в глубину дома. — У тебя есть кот? — в изумлении спрашивает Америка, поправляя одежду перед зеркалом. — Аркадий Хуевич! — громкий голос прокатится по помещению. Несколько секунд ничего не было, а потом выходит он — огромных размеров котяра. Штаты позавидовал грации этого животного. — Иди ко мне, моя радость… — с нежностью в голосе зовёт к себе кота, присев на корточки. Ведёт огромной ладонью по шести, поглаживая. — Правда он милый? — Россия зарывается носом в шерсть на животе Аркадия, что довольно мурчит. У Росса такое счастье на лице, когда кот трогает его в ответ. Вообще, милый здесь Россия — Да, очень. — соглашается Америка, смотря коту в жёлтые подозрительные глаза. Кот, кажется, задумал что-то плохое по отношению к нему. Или это просто паранойя? Но он совершенно точно не хочет его трогать. Когда Россия встал, чтобы открыть дверь, Аркадий решил всем своим телом протереться о брюки блондина. Тот, отскочив со второй космической скоростью пытается отпихнуть кота ногой, чтобы не лез, а ему хоть бы хны! — Ну так что, идем? — ничего не подозревающий Росс поворачивается обратно и видит, как его животинка обтирается об ткань. Америка чуть не плачет. Нет, он любит животных и все такое, просто этот мелкий… Аркадий, который совсем не маленький по размерам, в общем, не важно, привстает, выгибается, выпускает коготки, делает просто все, чтобы испоганить штаны. — Как вы мило смотритесь, ав. — выпустив вздох умиления, он подходит к ним и берет кота на ручки. Тот выглядит такими довольным, мурчит, протирается щекой о щеку России. — Мы опаздываем… — ненавязчиво напоминает США, смотря на часы и нервно отстукивая незамысловатый ритм ногой. Он раздраженно ведёт плечами и взмахивает руками, стараясь не волноваться. Не хотелось бы подводить Германию. — Ох, да, точно! — он отпускает кота за порог, чтобы тот погулял, потом выходит блондин, а за ним и сам хозяин дома, закрывающий дверь, чтобы всякие там Америки не ходили, где не надо. Потом они около трёх минут спорили: Америка говорил, что сам доедет, а Росс настаивал, что довезёт. В итоге они поехали вместе. Пока Россия вел, США успел понять, что тот водит хоть и отчаянно, хоть и не плохо. От стоянки они шли вдвоём, повстречав, на удивление, Норвегию и Швецию, которые их не заметили и прошли дальше. Шатен мысленно был рад, ведь как они, вечно спорящие и орущие друг на друга, могут идти рядом? Вообще — просто, да. Но другим это вряд ли объяснишь. Да и Россия, по мнению всех вокруг, геем быть не может. На самом деле может, ещё как, для себя он так же сделал это открытие. Точнее, не геем — бисексуалом, но эта голубая нотка в нем стала целой мелодией, которую Росс будет отыгрывать на нервах его любовника, будь он неладен. Так же вместе, переговариваясь ни о чем, они зашли в лифт, который в один момент тряхнуло, потом он встал, а затем выключился свет. Все произошло слишком быстро. По прерывающейся полоске было понятно, что остановились они между этажей. — Твою ма-ать… — протянул Россия, доставая телефон, чтобы понять, насколько все плохо. Светит фонариком в лицо Америки, он жмурится, закрывает себя рукой и говорит: — Не могу не согласиться. Убери, пожалуйста. — от него отводят свет, и теперь он пытается убрать масляные пятна, моргая. Шепчет что-то похожее на мат. Трет глаза. — Буду звонить, скажу, что в лифте застряли. Ты пока диспетчера вызови, окей? — и, выключив фонарик, набирает номер. — Okay. — он нажимает на кнопку, но ничего не происходит. Ещё раз и ещё. На него начинает накатывать паника, становится и жарко, и холодно, начинается тремор. — Не работает. — с тоской и разочарованием тихо произносит Америка, поворачиваясь к России и понимая, что, все не так ужасно. Вот если он был один, то было бы все очень и очень не очень. — Ты с кем? — доносится из трубки удивленный голос. Росс смотрит на США, тот согласно кивает, соглашаясь рассказать. Они не должны делать из этого секрет, ведь тогда все будет гораздо подозрительнее. — С Америкой. — голос чуть хрипит, разрушая тишину их дыхания. Хоть по России и не скажешь, но он взволнован. — Как тебе повезло-то. Ждите, чего уж сделать. Только не перебейте друг друга, пожалуйста, лифт нам ещё нужен. — и отключается. — Вот мелкий засранец… Эй, ты чего? — он не успевает убрать телефон, и смотрит на США, который стоял с дрожащими руками и расширенными значками. В ответ парень лишь молча обнял Росса, вцепившись в него мертвой хваткой. Тот обнимает его в ответ и ласково поглаживает по спине стараясь успокоить. Через несколько минут ему это удается, и после объяснения ситуации Штатам (и да, из-за проблем с электричеством собрание перенесли) они решают послушать музыку, как предложил Россия. Оба аккуратно встали у одной из стен лифта, прислонившись к друг другу и погрузились в чудесный мир русского рока, одновременно смотря фото и мемы, загруженные на устройство. Росс объяснял значение некоторых, когда блондин с непониманием смотрел ему в глаза и неловко улыбался. Особенно шутки со сленгом. С какого момента они начали целоваться, не понял никто. Америка цеплялся за одежду России одной рукой, а второй притягивал к себе за затылок, перебирая непослушные темные пряди. Росс, в свою очередь, взял за талию, поглаживая сквозь рубашку, перед этим положив телефон в карман. Они по-прежнему были в наушниках, что их связывали, будто красная нить судьбы, и прижимались к друг другу, не желая отстраняться. Их поцелуи сейчас медленные, долгие, неглубокие, не разжигающие страсть, а дарящие нежность. С музыкой и друг другом было не так страшно застрять в лифте на неопределенный срок. «Кто бы сказал мне, что я буду здесь вот так… Не поверил бы.» — подумали оба. Из лифта они вышли через минут сорок уже полностью собранные, только немного покрасневшие с опухшими губами и тяжёлым дыханием. Они пошли в разные стороны, не смотря на друг друга, чтобы встретиться взглядами в зале заседаний. - Знаешь, Америка, мне кажется, что вы с Россией вместе вчера были. А то что-то для одного утра взаимодействия много, не находишь? Приехали вместе, - предупреждая вопросы, он быстро договорил. Америка закрывает рот, так ничего и не говоря. - Я видел вас. Потом зашли вместе, вместе поехали в лифте. Это подозрительно. Вы что-то скрываете? - с иронией спросил Канада на английском, весело улыбаясь. Получил тычок в бок и гневный, громкий ответ: - Я? С ним? Ни в жизнь! - стараясь соответствовать своей манере речи и одновременно пытаясь не рассмеяться нервным неловким смехом, отвечает он. С другого конца зала доносится голос России, который, кажется, кого-то решил убить своими жестами. До них сквозь разговор донёсся голос Штатов, который что-то объяснял на английском. - Ну как было с Америкой ехать в лифте? - подшучивал Украина, намеренно зля брата. Тот спокойно смотрел на него, мысленно мечтая прибить. Любя, брат все-таки. Блондин резко приобнял его, почти упав на шатена, который с удивлением смотрел в ответ. В зелёных глазах брата он видел искорки весёлости и чертей, что решили устроить бал на осколках спокойствия Росса. - Судя по вам, вы либо спали, либо подрались. Такие пришибленные и спокойные, что даже скучно. - Нормально было ехать. - Росс все не понимал, что всем резко понадобилось от них, и раздражался. А потом испугался. Нет, он, конечно, не против однополых отношений, но освещать их пока желание отсутствует. - И ничего мы с ним не делали, пендос сам за себя отвечает, я ни при чём. - А это тогда что? - Украина тыкает пальцем куда-то выше кадыка. Россия тяжело сглатывает, понимая, что врать придется по-крупному, ведь брат знает его, как облупленного. Тот ехидно улыбается и язвительно продолжает, моргнув: - Засос.... Не объяснишь, откуда? И тут с криком "обнимашки" со спины налетает Крым и Беларусь, от чего Россию шатает, как при шторме лодку. Они встречаются с Америкой взглядами всего на мгновение, но и этого хватило, чтобы почувствовать тепло, разливающееся по телу приятной волной.