Старая песня: Америка вновь предъявляет претензии России. Почему бы нет, верно? Все так же и ноты те же, будто ничего и не менялось.
Правда, не орет сейчас. Говорит тихо, четко, серьезно. Хлещет словами, будто хлыстом, и бесконечно… Голова болит уже.
Звуки превращаются в патоку, усыпляя, но Россия сидит прямо, не развалившись на стуле как обычно. Играется с ручкой, иногда покусывая ее кончик, что уже выглядит весьма и весьма покореженно. Скучно. Все это — фарс для отчётов, можно вполне себе все решить по телефону. Бесит.
—
Russia.
Федерация смотрит на него долгим, усталым взглядом, лишённым смысла этого бренного существования. Потом отворачивается к Германии, смотрит уже на него, получив в ответ недоумение и полуулыбку, неуверенную и будто бы просящую — убей меня. Как же он согласен с республикой.
И говорит:
— Ты. Меня.
Заебал. — встает медленно, отодвигая стул со громкими противными звуками, раздражая всех. Подходит к напряженному злому Америке, кладет руку на плечо, несильно сжимая, и говорит, выдохнув:
— Пошли со мной. Будем говорить. Без лишних глаз. — он глядит на всех, мысленно уже будучи десять раз в спокойной обстановке. Великобритания неодобрительно качает головой, Канада складывает кучи из чего-то непонятного.
И Росс тянет его за собой, не обращая внимания на бурчание США и его слабый протест ладонью по плечу. Рука Германии встречается с его лицом, а остальные страны большой семёрки смотрят слегка заёбанно, когда понимают, что происходит. Спасибо, что папки не летают. Может, сейчас в Японии проснулась маленькая латентная яойщица, но на то она и латентная, чтобы скрываться.
Россия закрывает дверь за Штатами, толкнув его вперёд, и резко, одним движением, прижимает к стене, склоняясь недвижимой горой. Америка со злобой смотрит ему в глаза, но при этом Росс насмешливо ухмыляется, отводя взгляд. США складывает руки на груди и недовольно, выжидающе топает ногой, начиная:
— Если ты решил, что… — но его нагло перебивают, прижимая к себе сильнее. На это Штаты что-то бурчит с раздражением, оглядываясь по сторонам. Пустые тихие коридоры, ни единой души в девять вечера.
— Как же ты бесишь меня, сучка. — и Россия целует резко, кусая губы, не боясь, что их кто-то увидит. Подхватывает под задницу, сминает мягкие половинки, ловит губами рваный выдох и проводит языком по нёбу, щекочет, сам же смеётся — вибрация отдается где-то в глубине сладостью возбуждения.
Америка пытается противиться этому поцелую, упираясь своими ладошками в грудь России, но, естественно, не получается. Тогда он расслабляется и притягивает его к себе за шею ещё ближе, отвечая на такие грубые ласки и слегка постанывая от лёгкой боли и яркого удовольствия. Мир отходит на второй план, оставив вместо себя тьму, заполненную запахом одеколона России и вкуса их поцелуев.
Быстро же ты сдался, А-ме-ри-ка.
— А если нас кто-то увидит? — прерывисто шепчет он, восстанавливая дыхание. Щеки покраснели, стало резко жарко, и Штаты чувствует, как все жжет. Зелёные глаза России, оттененные ресницами, сверкают каким-то нехорошим огнём, когда они сталкиваются взглядами. Блондин ежится, по спине пробегают мурашки.
— Не увидит — тут никого нет. — и целует ещё раз, понимая, что США, как и он сам, —
горит. Кажется, им будет очень и очень стыдно потом.
— Я хочу тебя. — повисает в их тяжёлом дыхании и гуле лампы.
«Надо бы попросить поменять.» — мысль короткая, отвлекающая, возвращающая в реальность, в эту холодную и немного одинокую без рук на бедрах.
—
Здесь? — удивлённо, с придыханием, отвечает Америка, глотая воздух, чуть приоткрыв рот. Он поглаживает Россию по шее, проводит по кадыку, а тот ведёт по талии вниз, касается бедер, ненавязчиво, будто бы невзначай. США просто не может скинуть чужие руки, воспротивиться, ведь каждую секунду в нем взрывается возбуждение вперемешку с ворохом эмоций. Дико и безумно и непонятно.
Росс кивает, соглашаясь:
— Сейчас. — он вновь берет его под задницу, поднимает. США обхватывает его ногами, и Федерация опирается спиной на стену, повернув их обоих на 180 градусов. Кто-то из них выдыхает тихо: «
пиздец». Слово, молнией опускающееся на землю в миг наивысшего напряжения.
— Через три двери. Быстро, пока не передумал. — холодно, резко, свистяще шепчет Штаты прямо в чужие губы, проводит языком по ним, а потом резко тянет за волосы вниз, открывая чужую шею и кусая ее тут же, не щадя. Россия хмыкает, что-то язвительно шипит, обзывается, говорит, насколько же Америка сука. А США слизывает кровь, проходясь вновь и вновь влажным и прохладным языком по разгоряченной шее, заставляя желать еще. Россия чуть ли не скулит, активно лапая в ответ Америку за задницу, смешивая все их чувства в одно. Кажется, они такие разные что внешне, что внутренне, но, святые носки с котятами, когда Америка тянется за новым, глубоким поцелуем, Росс смотрит в голубые глаза, скрывающие такую же голубую душу, и видит в них миллиарды солнц, и жар от этого его испепеляет.
И примерно так они добираются до нужного кабинета.
Темно, и они не включают свет. Федерация прижимает США к стене, они долго и мокро целуются, и привкус крови теперь на двоих. Ощущения сильнее в стократ, делать что-то сложно, хочется больше, ближе, дольше. А в итоге из-за дрожащих рук ничего не выходит, и они спешат, пытаясь как можно быстрее насладиться друг другом. Но, кажется, и месяца, и года недостаточно, чтобы утолить жажду.
Галстук Штатов летит куда-то в сторону, и горячие губы снова оставляют влажные следы на коже. Россия ставит Америку на ослабевшие ноги и быстро-быстро, профессионально, расстёгивает пуговицы на рубашке, выправив ее из штанов, и встаёт на колени перед ним. Два хлопка, и кабинет медленно светлеет. Приятный, неяркий свет делает всё более четким. Их желание в том числе. Всё-таки без границ их унесет, а на ночь здесь оставаться — плохая идея.
— Хочу видеть тебя. — шепчет блондин, проведя по щеке Федерации и резко запрокинув его голову вверх, сжимает подбородок большим и указательными пальцами. Парень усмехается, его зелёные, в таком свете почти черные, глаза блестят желанием. Он отодвигает полы рубашки и, хватаясь за ремень, касается губами живота Америки. Тот дёргается от такого, казалось бы, невинного действия, и стонет в тот момент, когда Россия проводит языком мокрую дорожку, моментально ставшую холодной. Пальцы погружаются в волосы, и США совершенно недвусмысленно тянет голову к паху, двигая бедрами и мгновенно расслабляя руки, извиняющимся движениями завивая кудряшки. Россия мурчит, хватается за задницу, проводит вниз, поглаживая бедра. Хочется
— Какой ты нетерпеливый… — он кусает низ живота, смешивая щекотку, удовольствие и боль в один флакон похоти. Потом игриво улыбается и целует член прямо сквозь ткань и следом проводит языком, исподлобья смотря США в глаза. Тот краснеет так, что видно даже в тусклом свете. Прикрыв рот рукой, он пытается нормализовать дыхание, сдерживая желание застонать. Россия повторяет действие, и Америка чуть ли не ложится на стену, смотрит куда угодно, но не на любовника.
В комнате жарко, на самом деле нет, но он слишком в исступлении, чтобы думать, и Россия откидывает пиджак куда-то, и Америка цепляется взглядом за его идеальные, сильные руки. Он так жаждет их потрогать, потому наклоняется не сильно вперёд, касается ткани, нежно проводит. Россия смотрит удивлённо, потом довольно, будто бы мартовский кот, получивший желаемое. Штаты просто тащится от того, что трогает-трогает-трогает Федерацию. Он хотел этого, а сейчас получил, и
имеет право касаться столько, сколько посчитает нужным.
— Любишь же ты меня трогать. — Росс спускает штаны и рукой касается члена сквозь ткань, проводит вверх, а Америка кусает губы, пытаясь не стонать так громко в этой поганой тишине, от которой в ушах звенит.
— А ты меня — нет? — слишком хрипло, низко. Голос полон вожделения и ох, черт, наконец-то. Его уже трясет. А брюнет не отвечает, лишь шлёпает по заднице.
Россия стягивает трусы до середины бедра и замирает, молчит. Америка в удивлении приподнимает бровь, явно не понимая, чего, блять, тут можно ждать. На море погода явно не улучшиться, а вот настроение может, оно такое, переменчивое. А Федерация просто разглядывает достоинство Штатов будто в первый раз, как нечто удивительное.
А потом он смотрит вверх и так погано ухмыляется, что хочется врезать. США улыбается язвительно в ответ и шепчет:
— Сука здесь явно не я,
верно? — и схватив за волосы, тянет голову на себя и касается членом губ, двигая бедрами навстречу. Россия притворно-покорно вздыхает, будто бы недовольно, будто не первый начал, и приоткрывает рот, языком проводит по головке. И все, Америку унесло, прощай, здравый смысл. Он опирается на стену спиной и затылком, смотрит на потолок и что-то бубнит себе под нос на родном языке, что — Россия разобрать не может, и именно поэтому, не обращая больше внимания, заглатывает член на половину длины. Горло начинает неприятно саднить: всё-таки не стоит так спешить. В уголках глаз скапливаются слезинки, и парень их смаргивает.
— Ты так ахуенно выглядишь, сладкий… — поддразнивает его блондин, перебирая ещё более темные сейчас пряди. Он облизывает сухие губы и тяжело выдыхает, когда Россия посмеивается с его реакции — вибрация отдаётся в животе новой волной желания, и если бы не руки России на бедрах и стена, то Америка бы упал.
Именно поэтому он давит на затылок Росса, заставляя его вобрать глубже. Федерация расслабляет губы и горло и выглядит сейчас так, будто просто… Будто, блять, не сосет сейчас в полутемном кабинете.
— Ох, блять, Russia… — стонет Америка, закатывая глаза от удовольствия и откидывая голову назад, ударяясь о стену. В глазах — искры, а ему и не понятно — от боли или же удовольствия. Поганая смесь чертовых ощущений и глубокие темные, почти что демонические — инкуб, чтоб его — очи, хах, в них тонешь и забываешь, как дышать.
В это время Россия, привыкнув к ощущениям, начал проводить языком по члену, задевая пульсирующие венки. Рукой он сжимает задницу и проводит по паху, что очень щекотно и в животе тянет вожделением. Штаты кусает руку, осознавая, что больше так не может.
— М-м! — непонятное мычание сверху заставило его вновь усмехнуться и продолжить. Дышать нечем — воздух горит, как и щеки, жжется и совсем-совсем легче не делает. Именно потому и в голове появилась идея, и Штатам она понравится. Россия отдаляется, и ниточка слюны следует за ним, чтобы через секунду оборваться. Сам блондин смотрит на это жадным взглядом, останавливаясь на опухших и покрасневших, а сейчас ещё и мокрых, блестящих губах. И тут Росс просто дует на член, с издёвкой смотря на любовника. Потом ещё раз, и после проводит языком по головке, легко поцеловав ее. США уже просто не знает, куда ему податься — наслаждение сносит крышу и остатки разума, поволокой возбуждения затемняя рассудок. А Федерация с лёгкостью понимает, что ему это нравится. Нравится стоять на коленях здесь, у двери, с возможностью быть пойманным на таком грязном деле, нравится сосать, нравится реакция Штатов.
— Бля-а-ать! — ругается
Америка, задрожав всем телом. Это невинное, в сравнении с другими, действие, однако он сжимает руку на чужих волосах и думает о мести, понимая, что сейчас он оторвётся.
Как же Россия его достал. За все это время. Натурально достал, сука!
Как там говорит Федерация, заваливая Америку на кровать? «Пизда тебе»? А точнее — член. Вот и получишь его.
— Понр-мфпх?! — начал говорить брюнет, но ему грубо вставляют, заставляя носом уткнуться в пах. Он судорожно сглатывает, горло сокращается, а потом снова, чем приносит ещё больше удовольствия Америке. Слюна стекает по подбородку и члену и капает на пол, спасибо, что не на одежду.
Такой пошлый вид такого внешне тихого и спокойного России… Тихого и спокойного вдали от Америки — их контры всегда пробуждали другую сторону личности холодной страны, о которой столько мифов и легенд.
Ну разве это не прекрасно?
Да и у самого уже давно стоит, да только пока ничего сделать не может, руки заняты другим.
США давит на затылок всей пятерней, не позволяя отстраниться, и России проходится контролировать дыхание и дышать носом, недовольно смотря на почти счастливого Америку — и радость смотреть в изумруды, что уничтожающе изучают, и отворачиваться — ты это сделать можешь.
Поганая сучка.
— Рабочий ротик или глубокая глотка? — шутит он, в конце концов убирая руку, понимая, что брюнет может кое-что и откусить. На секунду в глазах напротив сверкает благодарность, но только на секунду, сменяясь привычной холодностью и частично отрешенностью — ложной, как и все здесь.
— Щас нахуй пойдешь… *- хрипит Росс слизывая слюну с губ. Это настолько же полезно, как мыть машину в дождь.
— Но соска здесь только ты, сладкий. — едко шепчет США, а Федерация в ответ почти ласково, но не совсем мягко сжимает мошонку, щекочет основание члена и, обхватив ствол, ведёт вверх.
— А ты не умеешь? — красивые брови вскидываются в изумлении. Парень проводит вытянутым языком по стволу там, где нет руки, а потом кладет на широкую плоскость языка головку, выжидая ответ. Мысли не переставали крутиться, связываясь в узлы неразрешимых конфликтов. Очень… сложный клубок.
Америка отрицательно вертит головой, смущаясь. Они разговаривают так, словно сидят в кафе и обсуждают мороженое, а не занимаются сексом в полутемном кабинете во время собрания, сбежав с него самым тупым образом. Германия вставит им по первое число. Но, конечно, лучше, чтобы вставил Россия, у него это отлично получается
Да и с кем ему было учиться? Россия первый мужчина в его жизни, раньше он был натуралом. Ладно, не совсем первый и не то чтобы США был натуралом, но… Ему сосали, он не сосал. Вот еще — вставать на колени перед кем-нибудь. Много уважения, ага, перед кем-то на колени вставать. А перед Россией?..
А вот перед Россией — пожалуйста. Терять уже нечего, да и интересно, как он чувствителен к минету.
— Научишь? — тихо спрашивает США, смотря в потолок. Перед глазами звёздочки, и кажется, что вся вселенная взрывается в нем в данный момент. Жарко, по спине течет пот, но холод стены немного облегчает положение, прошу, не смотри, ты делаешь все только слаще! Хочется склонить голову и наблюдать, как член исчезает в горле.
— Тогда нам нужен третий. Или вибратор получше… — Россия щекочет мошонку и проводит по шву, потом перекладывает руку на бедро и чуть царапает, оставляя красные полоски.
— Почему? — голос очень сильно ломается, но уже как-то не до этого, лицо держать перед друг другом глупо — слишком много они видели в состоянии другого.
— Я не люблю, когда мне отсасывают. — и заглатывает почти по основание, упираясь носом в лобок, сосредотачиваясь на дыхании и случайно, на рефлексах, сглатывая.
— Oh, fuck!.. — рычит сквозь зубы Штаты, пропуская пряди меж пальцев и удерживая голову в одном положении, и его руки убирают, не отрываясь от процесса, и хотелось бы отмахнуться от этого, но мертвой хваткой и к бедрам, шлепая по ним, и, пару раз дернув руками, США сдается напору любовника. Россия сам завершает для США и лишь, прикрыв глаза, слышит, как тот глотает стон, а сам Федерация сглатывает сперму, потом отстраняясь и вытирая рот платком, вынутым из кармана, пытается отдышаться. И смотрит на него долгим, пронзительным взглядом, и Америке становится неуютно, но он выдерживает, спрашивает:
— Тебе не понравилось? — да господи, с чего бы — он сам трахнул себя в горло.
— Все прекрасно. Помнишь, я тебе говорил, что если ты трахнешь меня в рот, то я заставлю тебя умолять? — он ухмыляется, чем буквально заставляет поежиться. Становится страшно за себя и за свою задницу. Нет, Росс не будет грубым или резким, однако… Он на раз-два способен добиться желаемой реакции, будто бы зная особенности чужого тела лучше хозяина. И это уже страшно.
Америка осознает, что… Это прекрасно.
Ненормально.
Его сводит с ума то, как Россия способен его выводить. Сволочь. Прекрасная русская сука.
— Да… Только не говори мне, что ты это… — и его валят на себя, схватив за предплечье. США не согласен сейчас! Не в этом месте! У кого-то из них дома хоть целую ночь, на самом деле нет, хватит и минут тридцати, но не….
— Так, нет, только не зде-… — его затыкают требовательным поцелуем, не давая сказать ни слова. Америка за это больно кусает бойфренда за губу и оттягивает его волосы, путая каштановые пряди. Россия хмурится, шипит и улыбается, понимая — вот-вот он отыграется. Все припомнит за прошедшие несколько дней.
Умоляй меня. Проси.
Япония с холодным выражением лица, приготовленным специально для Штатов, подходит к его кабинету и смотрит на дверь. Прислушивается, рука, сжатая в кулачок, замирает на весу,. Сверкает в свете гудящей лампы — черт, ее кто-нибудь заменит? — серебряное кольцо, подаренное союзником. Япония понимает, что какие бы отношения их с США не связывали, она не выкинет этот маленький, кроткий аксессуар, столь дорогой ей. Может, швырнет в лицо США, а потом быстренько заберёт, потому что это ей дорого.
И тут ее внимание отвлекает Германия, что подзывает к себе движением руки, качая головой.
Япония с тихим вздохом отходит, продолжая думать о чем-то своем. Германия приобнимает ее за плечи, чуть успокаивает.
— Они, скорее всего, поговорили и ушли. Я потом им обоим выскажу. Пойдем, мой друг.
Они уходят, оставив коридор пустовать.
— Ладно, боже, ладно! Пожалуйста… — через некоторое время сипло выдает Америка, двигаясь назад. Россия тихо смеется, гладит меж лопаток, давит пятерней, и будто что-то среднее между перышком и прессом на двести тонн, чуть тянет ткань рубашки и шепчет:
— Тише, тише… я только начал. — дарит надежду Росс, кусая губы. В кабинете душно, хочется просто открыть окно и вдыхать прохладный вечерний воздух.
Россия встает за презервативом и, кинув, показывая — «Только посмей сбежать», подходит к столу и роется в ящике, достает смазку, квадратик будущего удовольствия и уже тянет в рот, чтобы открыть зубами, но пару вечеров назад он порвал так две штуки и сейчас не желает повторять, потому что знает как негативно США реагирует на испорченный презик и сперму, где не надо. Америка умеет красноречиво давать понять, что Россия малость оплошал. Смотрит глазами, в которых отражается злость, и от этого
Два пальца с презервативом входят в податливое тело, и Америка выгибается, упирается локтями в пол, вытягивается по струнке и хрипло стонет. Россия доволен реакцией. Хорош, пиздец хорош.
Стояк уже больно-больно упирается в жестковатую ткань брюк и грозится послать мозг нахуй.
Россия медленно, со смаком, издеваясь над США, растягивает податливые стеночки и целует в шею, слушая тихие вздохи любовника, который, приподняв задницу, упирается в руки лицом, задыхаясь в стонах. Федерация, обхватив чужой уже почти вставший во второй раз член, медленно надрачивает, одновременно сгибая и разгибая пальцы, доводя США до состояния «да вставь мне уже, сука!». Истома внизу уже настолько яркая, от нее не уйти в мысли или укусы рук, и Америка, забывшись, громко зовет любовника по имени, кажется, навсегда разрушая липкую тишину, и ее осколки с грохотом на сердце, оседают, не режут, и часть угольками согревают. Жарко.
Федерация после этого замирает, не церемонится, вытаскивает уже не нужный презик и натягивает второй взятый им презерватив на член с покрасневшей головкой и медленно толкается, кусает губы и смотрит в потолок, прикрывая со вздохом глаза. Усталость снимает моментально, будто бы её и не было. Приятная волна жара и удовольствия потечет по всему телу, расслабляя. Росс вздыхает и делает первый толчок, после которого сносит крышу. Он кладет ладони на голые бедра и проникает на всю длину, не желая останавливаться. США загнанно дышит и ждет, пока Россия приноровиться, от чего отлипать не захочется, лишь ближе, слышать чужое сердцебиение и ощущать ставший чуть резковатым запах пота. От Федерации ощущается странная аура, подавляющая, скользкая, как его член, и невероятно возбудающая.
Бешеный темп с первой минуты, и Россия продолжает, несмотря на все, мягко прикасаться губами к шее, грубо кусать плечо и немилосердно надрачивать, вытрахивая из любовника громкие ругательства и длинные постанывания, изредка заканчивающиеся вскриками, когда член особенно сильно проходится по сверхчувствительной простате. В эти секунды мысли разбегаются, и США закидывает голову, громко стонет, и просит больше. Руки уже слабые, Америка не может на них опираться, и держит его Федерация.
После они лежат на полу, Федерация успевает встать и выкинуть резинку, и Россия помогает США прийти в себя, целует взмокший висок, помогает вытереть последствия секса со все еще разгоряченного тела и улыбается. После они медленно, расслабляюще целуются, и Америка перестегивает пуговицы на чужой рубашке, потому что Россия ошибся на две. Федерация не понимает, зачем, ведь ему все равно сейчас домой. Тот все еще темными глазами глядит на лицо Штатов и наклоняется, вновь целует.
— Может, перестанешь трахать меня на полу? — спрашивает Америка, кладет руку на талию Росса и сжимает, и Россия смотрит на него, на шею в засосах, и гладит их, и в животе так хорошо-хорошо, тепло, и так близко… В нем поднимается волна нежности, той самой, от которой он на секунду не может вдохнуть и ритм сердца нарушается, грудь почти щемит, но…это не больно.
Америка ловит взгляд, значение которого не может распознать, и улыбается уголком губ, поправляет волосы, не улучшая ситуацию. Петухи во все стороны, будто ураган прошелся. Россия тихо смеется, встречает чужое непонимание и хохочет в голос, прикрывает глаза рукой и шепчет:
— Спасибо.
Они уже стоят, Россия отряхивает пыль, которой нет, с чужой задницы. Только бы полапать.
В дверь стучат, и Америка на автомате отвечает:
— Входите.
Когда дверь открывается, они осознают все. Это было бы полное фиаско, крах всего. Лучше смерть. Чем признать сейчас, что они трахаются с периодичностью раз в день или несколько часов.
Через секунду и Росс, и США отскакивают друг от друга, мгновенно оказываясь на расстоянии двух метров, просто магия перемещения.
«Твою ж мать, мы не закрыли дверь…»
США кричит в себя, сохраняя маску спокойствия на лице. Он вникает в ситуацию, разглядывает ее со всех углов под лупой, высчитывает что-то, делает мысленные заметки. Делает выводы. Если бы кто зашел раньше… Было бы сложно объяснить, чем они занимались. Нет, было бы понятно, чем, однако на вопрос «почему друг с другом» ответа не было. Точнее, был, но он явно не устроил бы визитера. Боже… Америка представляет чьи-нибудь глаза, что видели бы, как они с Россией целуются или обнимаются, не пытаясь уничтожить пять минут назад в оппоненте желание жить. Стыдно… Не за себя, а за глупое представление, их постоянная постановка под названием «пошел нахер пидор, нет ты сам пидор».
Из проема показывается блондинистая голова, а потом Украина входит, сначала смотря в пол. Он любит смотреть в пол, у него слишком много эмоциональных проблем.
— Канада, Америка, вы?.. Ох, Россия? — он включает свет, и парни, привыкнув к темноте, жмурятся. Бесцеремонно, не спросив, манер никаких. Русские, что уж. Америка это понял, когда его прижали к стене в первый раз, и это был Союз. Долгая, неинтересная история.
— Америка, что с твоей шеей?! — вскрикивает Украина, рассмотрев смуглую кожу получше. Глаза бегали от шеи Штатов до Федерации и обратно.
Россия прикусывает щеку, пытаясь не орать от своей тупости и не смеяться от нервного напряжения. Черт, как же он забыл?.. Он же последний заходил… В лифте, вроде, не родился, но все еще двери не закрывает.
— Он душил меня! — обвинительно вскрикивает США, с видом униженного и оскорбленного отворачиваясь от России, что, сохраняя маску спокойствия, сквозь зубы и будто-бы-недовольно признает:
— Я душил его. — ага, губами, в один момент мог довести дело до летального исхода. Страшно.
— Россия, ты же можешь его убить, фу таким быть! Иди ко мне, Америка… — утешает США Украина, что ростом с него и младше примерно во столько же, как и Росс. Зеленые, почти как у брата, глаза останавливаются на собственно родственнике, и золотистые пряди покачиваются в такт недовольным движениям головы. Америка глядит на Федерацию и пытается не засмеяться, тушит нервное «хи-хи» в кулак и с серьезным лицом кивает Украине, покачивая головой на манер «да-а, как ты мог». Непонятно. Сам позволил. Потому и «смог».
— Я не ожидаю иного, но меру знать надо… — и тут красивые глаза останавливаются на какой-то блестящей штуке, изучая ее. Росс оборачивается, смотря туда же, куда и брат. Шар и шар… А… Точно. Все ясно и без объяснений.
Буквально через секунду Украина, покинув мир и США в частности, сидит в кресле Штатов и вертит в руках предмет, рассматривая его так, будто видит наипрекраснейшее. Возможно, для него так и есть, Россия спорить не станет — Украина любит блестящие штуки, господи, его восхищение этими предметами достигает каких-то невероятных высот, он даже в детстве подолгу сидел, вертя в руках кусок фольги, играясь с ним на солнце. И поэтому Федерация подтаскивает к дивану США, который почти что падает на пол, уже засыпая стоя, моргая и щурясь от слишком яркого света. Россия усмехается и садит любовника рядом с собой, мягко целуя в губы. Америка пару раз шлепает ладонью по плечу потерявшего всякий страх партнера и расслабляется, отвечая на ласку. Но потом его движения затухают, и он опускает голову на грудь России, потихоньку засыпая вновь. Федерация устраивается как удобно, позволяя Штатам немного вздремнуть на себе, поглаживая его ладонь и массируя пальцы. Довольный бульк и мерное сопение на ухо.
Такой милый. Когда спит.
(И просто милый)
Их идиллию нарушает звонок на телефон. Все трое автоматически тянутся к карманам, США в полусне вытаскивает, не глядя свайпает, но, услышав тишину, опускает руку с телефоном на чужое бедро и вновь погружается в сон, чуть ли не пуская слюни на плечо парня. Украина, смотря в окно, с кем-то переговаривается на английском, Россия невольно подслушивает и понимает, что это Канада. Братец покачивает ногой и вертится на стуле, Федерация трясет Америку, взяв того за плечо и шепчет:
— Вставай, соня.
— Я не Соня. — буркает в ответ и садиться прямо, сонно моргая. И вовремя. Украина поворачивается к ним и вскидывает в удивлении брови. Эти двое сидели так близко, удивительно. Хотя… США почти спит, так что все вполне объяснимо: лежачего не бьют. Даже Россия до этого не будет опускаться.
— Америка, — тот вскидывает голову, приоткрывает глаза, слепо глядя пред собой и угукает, кусая губы, чтобы не зевать. — Канада спрашивает, есть ли у тебя ключи? — Украина прикрывает телефон рукой, ожидая ответ от пытающегося держать глаза открытыми Штатов. Получается из рук вон плохо.
— А? — выдает он, потягиваясь и падая на Россию, что хватает за плечи и удерживая на расстоянии от себя. Нет, он не против, просто Украина не поймет.
— Ключи есть? — спрашивает Россия чуть хрипловато, склоняясь к уху США, опаляя его горячим дыханием. Америка вздрагивает, чуть просыпаясь. Сознание на пару секунд возвращается полностью, тут же вновь хоронится под сонливостью. Росс закатывает глаза, смотрит в потолок, просит Бога дать ему терпение.
— А… да… — ответил неуверенно он, щупая карманы. Там что-то было… Кажется.
— Есть. — буркает Украина в трубку и встает, слушая ответ. — Ну, тогда пока, не убейте друг друга. — и выходит из кабинета, хлопая дверью. Слышится короткое «упс, сорян», и потом все стихает, оставляя легкий шум в ушах. Без шебутного Украины слишком смирно. Россия прижимает к себе Штаты, гладит по плечу и слушает медленное дыхание. Усыпляет.
— Сашуль… — Россия, забыв, что США от такого обращения бесится, уже серьезнее трясет его за плечо, и глаза с поволокой сна смотрят на него. — Тебя может до дома подвезти, ты что-то очень не очень. — на этих словах Штаты собирается, серьёзно смотря на Федерацию, даже немного надувая щеки, думая. По лицу было видно, как шестеренки в голове того крутятся, и мысли медленно, со скоростью ленивцев в Зверополисе, текут от одной части мозга к другой. Не дотекает.
— У меня нет ключей. — ясные, как солнечное небо, глаза, смотрят вверх.
— Ты же говорил, что есть. — либо Россия дурак, либо США спит. Что-то не сходится.
— Да-а? А когда? — у сонного Америки можно попросить обратно Аляску, но он на утро даст тебе не секса, а
по ебалу кучу работы.
— Уф-ф. Не важно. Поехали ко мне. — предлагает Россия, гладит Мурику по голове, приглаживает волосы. Внутри разливается нежность… Ох боже… — Тебя понести?
— Нет, ты что. — США зевает, тянется, обнажая полоску кожи живота. Федерация тяжело сглатывает. — Нас же увидят.
— Но это не помешало меня целовать в коридоре, где в любой момент нас могут увидеть или услышать. Мой дорогой… — рука США опускается на губы Росса, шлепает, затыкая. Фраза получилась интересной, Аме давно так никто не называл… Росс, ты жесток. Нельзя такое говорить
просто любовнику. Америке хочется обнять его не отпускать, потому что эта двухметровая скала слишком теплая. Почему Росс такой… странный?! Это…
Федерация глядит на Америку, что всматривается прожигающе, и лижет нижнюю губу. Знает, что Штаты сейчас поперхнется и ответит что-то неразборчиво.
А нет… Россия удивляется, чуть вскидывает брови, мол, браво, и треплет по волосам.
Россия идет за США, что, иногда покачиваясь, постоянно моргает, видимо, между делом проваливаясь в сон. Федерация фыркает, подхватывает на руки и целует щеку. Росс слышит в свой адрес столько эпитетов, лестных, нелестных, США не разбирается, просто говорит. Росс отпускает его перед проходной, решив не появляться на камерах с врагом на руках, когда этот самый враг держит тебя за шею.
До машины они добираются без приключений, и Росс, как истинный джентльмен, открывает перед партнёром дверь. Может, причина не только в огромной степени вежливости Федерации и его желании всем помочь, а ещё в том, что США, уставившись на машину максимально пустым взглядом, держит ручку уже минуту, один раз попытавшись самостоятельно все делать. Дверь в ответ тянет к себе.
Америка, как только Россия пристраивается, снимая машину с ручника, ерзает по сиденью, оттягивает ремень, убирая его от шеи, чтобы не терся, и прикрывает глаза, смотря на свет от фонаря. Темно, закат недавно начал перекатываться в рассвет, и в воздухе витает тишина, почти что ощутимая физически, на парковке стоят всего несколько машин. Пахнет особенным запахом весенне-летней ночи, пустым, прохладным, наполненным ярким ароматом распустившихся почек листьев липы и уже зацветшей черемухи. В этом году рановато… Или нет. Когда ты в офисе иногда сутками, время стирается в одну полосу. И лишь запахи дают различия. Россия часто кладет веточку черемухи в нагрудный карман Штатов, когда они гуляют, и в данный момент Америка смотрит на это деревце, что склоняет ветви и покачивается в легком ветерке. Машина трогается с места, и США, оторвав взгляд от растения, прикрывает глаза и моментально вырубается. Холодно и неуютно, и он неосознанно подстраивается под потоки теплого воздуха от обогрева, не видя, как на него поглядывает Росс, который всё-таки большую часть внимания уделяет дороге. США приобнимает себя, вжимаясь в кресло, склонив голову к плечу. Сон беспокойный, и мелькающие огни фонарей мешают, он хмурится и отворачивается от окна, вздыхая. А ещё холодом несёт, и ожидание, пока стекло прогреется, немного убивает.
Чья-то рука убирает волосы со лба. Аме расслабляется от тепла пальцев, что на несколько секунд прижали к коже. Машина останавливается, голова США качается, он просыпается. Оглядывается, рассматривая все вокруг и встречается с взглядом России, немного усталым. И… Нежным? Так он смотрит на членов семьи.
Америка, проснись, тебе кажется.
Однако… Вот он тянет ладонь и гладит тебя по щеке. Слишком много для «просто любовника», не находишь?
— Я не сплю. Я не сонный. Я выспался. — выпаливает он, широко зевая. Росс смеется, проводит пальцем по губам, наклоняется, посматривая на них и легко целует. И взгляд у него такой дикий, жадный, что жарко становится. И прикосновение такое мягкое-мягкое, что США вздыхает и расслабляется. Тепло. Сейчас — тепло.
Россия знает, как сделать хорошо.
— Я сейчас схожу в магазин. Тебе купить что-нибудь на утро? — спрашивает заботливо он, поглаживая Америку по руке. Тот переплетает пальцы с чужими и вздыхает. Не очень приятное ощущение после сна уходит, но все равно оставляет некую тоску на нем.
— Халат.
— Может, салат? — уточняет Россия, в изумлении выгибая бровь. Америка держится за него, мотает головой, боже, как лень ему говорить, кто бы только знал!
— Халат и салат. Вкусный. Который ты обычно готовишь из миши, повесившейся в холодильнике. — сказал Америка, вспоминая слова России о наличии еды. Зачастую выражения были непонятны. Сначала, до перехода власти к детям Союза, сам СССР не охотно общался с Америкой, а его дети — одни ебнутые, другие враждебные, а часть молчаливые и холодные.
А один, объединяющий все три типа. Еще с ним трахается.
Теперь мир разговорного русского открыт.
— Понял. Можешь поспать еще. — он трется носом о прохладный нос США и отстраняется. Америка почти смотрит во все глаза и заторможенно кивает, гладит Росса по носу в ответ, тот смеется и кидает «щекотно, Аме-е».
Америка смотрит, щурясь. Кажется, нужно закапать в глаза капли, потому что почему-то выступили слезы, размывающие свет от фонарей.
— Кажется, я попал… — говорит Америка на английском, вытирая глаза ребром ладони. Он поджимает губы и моментально успокаивается, поняв — это просто реакция организма на усталость.
Или нет?
От чего-то больно. Наверное, пора поменять положение своей задницы.
Росс ходит между полок Хуенита, вспоминая, что же нужно Аме. Салат… Какой салат? Из корейской моркови? Вспоминаются глаза любовника, его заспанное выражение лица, голос… Нет сейчас уже… привычного? «Росс, что ты изучаешь на этом продукте? Кидай и пошли, я занят буду вечером, мне бы поесть.»
И свое тихое «Сашуль…»
И все. И все. Америка уже немного тянется, чтобы показать, как неправ любовник. А Федерации что? Прижимает к колонне, целует, и… Они палятся перед продавцом. Тот поднимает большой палец и кивает, мол, нормас все. Продолжайте.
После этого они в том продуктовом не появляются вообще.
Росс ощущает, что на него странно глядят. Ах да, он сверлит эту несчастную банку кукурузы уже минуты три, просто вспоминая свои… проëбы.
На благо Америки Росс обнаруживает упаковку оливье и салат из… спаржи. Фе. Кто вообще придумал спаржу?
Приходит, кладет пакеты на задние сидения, наблюдая милую картину — Америка спит, как младенец… только палец не сосет. И кое-что другое. Но это и не надо.
— Аме, ты…
— М? — сразу откликается спящий. И кроме «м» ничего и нет. Америка уставший донельзя. Затрахали его, бедного. В прямом и переносном смыслах.
— Спи.
Остановка у дома и попытка разбудить Америку номер шесть. Америка рад не был.
— Оставь меня… — хрипит он, почти не открывая рот. — Я не встану…
Это становится его ошибкой. Не смертельной, но… Когда Штаты едва не встречается головой с косяком, едва стоит на ногах, а Росс до кучи всовывает в руки пакеты, а сам берет Америку на руки.
Кое-как Федерация снимает обувь Америки, свою, и тащит его наверх, наконец оставив бедные пакеты, что безвольный Аме пару раз чуть не роняет. Росс его тоже почти роняет, так что они квиты. А все почему? Потому что русский слишком часто заглядывается на губы, дрожащие ресницы, на тело, что подрагивает от холодного ветра и от громких звуков.
Америка ощущает, как его раздевают, как пальцы проходятся по коже, и холодные руки накрывают бедра в попытке снять штаны. Вздрагивает, но не помогает. Когда с него начинают стягивать носок, он дёргает ногой и ощущает, как длинные пальцы охватывают лодыжку, держа ногу на весу.
— Не брыкайся, Саш. — Россия целует его в колено, смотря на его почти умиротворённое лицо. Америка приоткрывает один глаз, смотря на любовника, и протягивает к нему руку, сжимая и разжимая ладонь. Россия выгибает его красивую бровь, чуть улыбаясь уголком рта. Выглядит довольно, чует, что к нему льнут, и сам не против. Он тянет свою ладонь и берет чужую, переплетает их пальцы и сжимает. Америка расслабляется, опуская руку вместе с чужой и вновь закрывая глаза. Приятно. От простыней пахнет кондиционером для белья, не самым, судя по всему, дорогим, но все ещё неплохим. Судя по всему, Россия всё-таки не спит по десять недель на одном и том же.
Только тут нет его запаха…
— Ложись со мной, пожалуйста… — просит США, чуть тянет на себя. Россия выдыхает, качая головой и прикрывая глаза. Он пока себе это позволить не может, Аркадий не простит, сожрет ещё один цветок, потому что голодный. Бедный цветок, стоящий безмятежно на подоконнике. Несчастное создание.
— Давай я тебя раздену, хорошо? Ты только не дрыгай ногами, а то по лицу заедешь. А оно у меня слишком красивое, чтобы страдать. — без капли смущения говорит Россия, будучи полностью уверенным в своей неотразимости.
Наверное, если тебе доверяет такая сверхдержава, как США, можно сказать, что ты не лыком шит и не пальцем делан.
— Так тебе и надо. За секс на полу. Нас мог увидеть твой брат, пфридурок. — ругается, то есть бормочет Америка, злобно хмурясь и раздувая ноздри. Но он так слабо это делает, что это выглядело максимально мило. Не хочется бояться, хочется рассмеяться, потрепать по голове и сказать «боюсь-боюсь».
— Сучка. — незлобно отвечает Россия, быстренько снимает свободной рукой второй носок, а второй провел по бедрам своего любовника. Тот ничего не говорит, вздыхает. Федерация накрывает одеялом его полностью, встаёт, взяв одежду, и располагает ее на стуле, чтобы завтра США не начал наезжать на него. Нет, можно прижать к себе и засосать, однако… Все равно потом будет стенать, что у него складки на одежде и что у России дома даже отпаривателя нет. Да вообще, почему сам Россия часто не соблюдает дресс-код? Ходит тут в своих толстовках, а Америка должен страдать, отглажив ать воротнички и прочее. Хотя он чаще всего заказывает услуги чистки одежды и так далее, потому что времени не было, чтобы всем этим самому заниматься.
Россия вспоминает цены на костюмы на собственный рост и завистливо хмыкает. Нет, он, конечно, имеет парочку и все такое, однако… Иногда
часто кофе остаётся на рубашке, что не прибавляет ей красоты. И почему-то лишь на рубашке! На толстовке нет. Шах и мат, США. Разберемся в постели.
Америка уже посапывает, устроившись как удобно, положив одеяло между ног, и немного двигает губами, будто что-то жуя.
Штаты во сне выглядит мило. Слишком тихо для привычного себя. Привычный он подожмет губы, смерит взглядом и сделает все, чтобы ты пожалел, что родился.
— Был бы ты всегда таким тихим, Аме. — шепчет Россия, наклоняясь над мужчиной и поглаживая его по щеке. Росс легонько целует его в щеку. Недавно он приобрел ночник с несколькими режимами освещения, и сейчас ставит самый тусклый.
Америка встает по будильнику. Он выключает его и смотрит в потолок, пытаясь не заснуть обратно. Тело немного не слушается, не отходя от сна, цепкими коготками вцепившимся в сознание. Понимает, что лежит в кровати России. Америка стал все чаще оставаться у Федерации, ночевать, проводить время. Это… Было неплохо? Россия большой и теплый, с ним приятно спать и трахаться. Тем более чаще всего дома из-за занятости Канады и самого США было тихо, темно и неуютно, а ещё не было еды, а Россия добрый, кормит безвозмездно, да ещё и спрашивает, вкусно ли. Да, вкусно. Готовить он умеет. Особенно Америка любит борстч, уху, которую Россия варит в котелке на дворе, и ещё какие-то вкусные блюда, названия которых вылетают из головы. Россия напомнит, зря что ли на свете живёт?
На столе внизу стоят три банки энергетика и кружка с подтеком кофе, запах которого распространяется по кухне. Судя по всему, кто-то не спал, хотя США даже после трёх бессонных дней так много за раз не закидывался.
— У тебя бессонница? — несколько бесстрастно спрашивает Америка, нагло ворует бутерброд с вареньем, не очень вкусным, но все же, и откусывает. Вроде это морошка. Странная ягода. Россия смотрит устало, будто его всю ночь били. Судя по всему, правда.
— Нет. Ты полночи пинался и бурчал во сне что-то на английском. А потом, я так понимаю, перешёл на испанский. — Россия хмурится, разминая виски и недовольно глядя на Америку, а потом продолжает что-то набирать на ноутбуке. Тот шумит так, что было понятно — пора чистить. Или менять полностью. Кажется, голову Росса тоже, он сейчас слишком выдыхается, спасите его, пожалуйста. Ещё и США тут свалился, ест бутерброды и во сне пинается.
— Кофе осталось? * — Америка касается пузатого чайника с ржавчиной на боку, все еще, на удивление, блестящего. Горячий. Сразу же одергивает руку и дует на пальцы. Росс на секунду ловит себя, что пользоваться стоит все-таки электрическим, но тут же забывает, засматриваясь на руки Аме. Тот шагает к шкафчику, чуть качаясь, и открывает, осматриваясь и немного щурясь. Зрение с утра немного не фокусируется, Америка все ещё моргает.
— Да… — хриплый голос разрезает тишину кухни, и Федерация допивает залпом ставший холодным невкусный кофе. Россия отрывается от ноута окончательно, встает, подходит Америке, скалой нависая над ним, обнимает его за талию и прижимает к себе, от чего Штаты краснеет, а Росс уже второй рукой достает кофе с верхней полки. США смотрит на его руку, на длинные пальцы, вспоминая, как и что они делали, и смущается, потихоньку нагреваясь от этого.
— Russ… — Америка вжимается в стол, пытаясь уйти от прикосновений. Рука вверх, куда и сам Россия, и уже около сосков…
— Спасибо за кофе. — мямлит он и, схватив банку, выворачивается из объятий. Россия хмыкает и возвращается на свое место, разваливается на стуле и кладет длинную ногу на колено, поджимает ее к себе. Поза сидящего журавля, грация из всех щелей. Однако… Взгляд США невольно останавливается на пальцах, поправляющих волосы, которые и без этого выглядели неплохо.
Америка доедает бутерброд, пока мешает кофе в чашке, и берет новый, потому что резко напал жор. На Аркадия тоже — ходит и вьется вокруг, ходит и…
— Мур… — Аркадий Хуевич начинает обтираться об ноги Америки, тот глядит на кота, тот глядит своими огромными глазищами, открывает пасть и мяукает. Есть просит. США отодвигает от себя кота ногой, тот недовольно машет хвостом и уходит к Россу, ставит на его ногу лапы и просит, урча.
— Моя пусечка, моя киса, иди ко мне… — Россия улыбается, тянет кота на себя, трется своим носом о его, поглаживая своими огромными руками. Кот урчит, как трактор, лижет на манер собаки лицо. Америка смотрит на обычно холодного Росса и… отгоняет мысль, что хочет бы быть на месте кота… Чтобы Федерация улыбался, обнимал
и вот так же ласково приговаривал. Это же так…
Чудесно…
Кажется, желание совершенно дикое. Но от него так все щемит в груди! И…
Федерация смотрит из-под полуприкрытых век за Аме, усмехается в кота, прикрываясь им, прикусывает губу с лицом непонимающего ничего. Все слишком… Не ясно. Сложно.
Аркадий Хуевич спущен вниз.
Россия медленно встает, подходит к Штатам, тянет Америку к себе за талию, наклоняется и целует, поднимает наверх, помогая обнять себя ногами. Их любимая поза. Любимые руки Росса, что боготворил Америка и за возможность вот так сидеть, и за возможность получать шлепки от которых болела потом задница. За возможность получать ахуенную дрочку.
Россия несёт Америку к дивану, активно лапая его за задницу. США просто удивляется, как можно настолько любить мужскую
конкретную задницу и как можно быть таким сильным.
— Fuck u, Russia. — Америка обвивает шею любовника руками и получает ощутимый шлепок, прижимаясь ближе и вскрикивая.
— Что ты меня бьешь? — шипит он, когда его ягодицы в очередной раз сжимают. От пальцев вверх вновь знакомое, от чего лёгкие схватывало, сердце стучало в районе кадыка, отдаваясь в ушах, а со вздохом было короткое «больше».
— Не нравится? — шепчет русский на ухо США, потираясь о чужой пах. — Я же… — голос на пару тонов ниже и боже, как заводит, сексуальный, хриплый, а дыхание такое горячее — до мурашек, до сладости по всему телу, до стона, полного похоти. — У тебя стоит, Америка.
— Да давай уже, чертов Russia! Твою мать! — Россия кидает его на диван, Америка, когда перестает подпрыгивать на пружинах, смотрит уничижительно и рычит:
— Я тебя в следующий раз с себя так же скину.
— Трахну тебя так, что не то что скинуть — пошевелиться не сможешь. — по-доброму ухмыльнулся Росс, целуя в щеку. Аме понял, что обещание исполнят.
Трусы были стянуты максимально быстро, и Россия потянулся за презиками, надрачивая Америке. Когда он нависал над ним, то успел поцеловать, а сам США запутать темные волосы русского, отвечая на на грубые мокрые движения губами. Россия захотел дать ему потом расческу.
***
Америка тихо прошипел, когда в него вставили презерватив с двумя пальцами. Смазка хлюпнула, США дернул бедрами, насаживаясь на пальцы. Иногда он чувствовал себя слишком зависимым от секса. Но имея такой член… Грех не пользоваться.
***
— Fuck, Russ… Быстрее! — Россию дважды просить не приходится. Он, положив ноги США на свои плечи, стал быстрее двигать бедрами, втрахиваясь в Штаты. Америка жмурится, пытается сжимать пальцы на ткани дивана, но он не поддается, поэтому подушечки просто скользили, не находя опору. США кусает губы, и, осознав, что это слишком невыносимо, кладет руку на рот, кусая уже ее в районе локтя.
— Fuck, нет, да, да, да! Ах, ах! — руки на заднице сжимают сильнее, а сам Америка ощущает, как волна знакомого жара поднимается, и… Он возводит глаза на любовника. Тот вспотевший, чуть покрасневший, что достаточно ярко было видно в данный момент. Зелёные глаза полны желания такого, что его бы хватило ещё на пару раз без перерыва. Может, США реально стар для этого?.. Иногда Россия похож на школьника, которому всегда мало, но… США начал привыкать к постоянному сексу, постоянным поцелуям, прикосновениям и, честно… Он ловил себя на поиске взгляда знакомых зелёных глаз на себе, лёгких прикосновениях под столом, пальцами, сомкнутыми в замок, когда Россия сверху… Кажется, это уже больше, чем…
— Ты такой сексуальный, когда так смотришь. Мне нравится, что ты… — Россия проводит ладонью по животу, касается сосков, и США выгибается, пытаясь отдышаться, хватает ртом воздух и постанывает. Пальцы горячие, ласковые, они дарят наслаждение. Кажется, он сходит с ума, а хищные изумруды напротив лишь усугубляют состояние. — Такой открытый… — он резко насаживает США на длину члена, буквально выбивая у того искры из глаз и громкий возглас. Анус рефлекторно сжимается, и Россия низко постанывает, толкаясь уже медленнее, но все равно стараясь попадать по простате. Америка смотрит в потолок, не видя его, все сливалось в одно, и пред глазами есть звездочки, но никак не побелка. Ощущения скапливаются внизу живота, каждый раз утраивась, когда Россия делает все правильно, и откатываясь назад, оставляя неприятную пустоту, которую США заполняет поцелуями, нежными касаниями, короткими взглядами, чужим, но таким родным голосом. Россия не скрывает удовольствия, отдавая реакции Америке, и тот принимает, слушает, открывает губы, вдыхая прохладный воздух, и, кажется, улетал куда-то в неизвестность.
Америка изливает на живот, громко простанывая имя любовника, не ощущая, как тот дёргается. Россия в тот момент отворачивается, но продолжает поглядывать на Штаты, не переставая двигать бедрами и приближая уже собственный момент наслаждения. Хотя весь секс с Америкой — кайф.
Он хочет поменять позу, но США уже обнимает его ногами, тянется к нему, желая ещё ближе. Россия понимает все с первого раза, склоняется, касаясь губами к подбородку, выше, проводит языком по нижней губе США и тот, обхватив одной рукой шею, а другой спину, пытается пошевелиться, ерзая задницей. Целует глубоко, ласкает языком и стонет — не может сдержать голос.
— Блять, Америка… — ругается Россия, когда партнёр проводит по груди, касаясь сосков. Это было слишком невинно на фоне того, как Росс втрахивается в него, кусает в шею, целует так, будто высасывает душу (хотя, кажется, это когда сам Росс сосет). Америка будто бы играется, слегка поддевает бусинки, заставляет своего мужчину трепетать перед ним, хотя даже и не знает. И Россия покоряется, срывается на бешеный ритм, его обнимают крепче. Федерация стонет и вскоре кончает, встряхиваясь от оргазма.
— Люблю секс с утра. С тобой. — произносит он, целует США в губы и отстраняется, снимает презерватив, завязывает его и встаёт, чтобы выкинуть.
«Ещё бы ты с кем-то любил секс с утра. Пока мы трахаемся, никакого третьего.» — размышляет США, восстанавливая дыхание. Будто побегал. Хотя это, конечно, приятнее.
Америка смотрит в который раз на прекрасный вид сзади и чуть улыбается, мечтая сфотографировать. Он садится, и задницу чуть сводит от неприятных ощущений. Когда Россия расходится, он забывает, как Америка может больно бить за последствия их секса, особенно когда засос расцветает где-то у второго-третьего позвонка, и не воротом скрыть, и не замазать особо… США хмурится, аккуратно ставит ноги на пол, ощущая неприятный холодок. Где-то были тапочки. А, вот они лежат, по всему периметру пола. Россия постарался. Америка смотрит на свои хрупкие, не по-мужски тонкие лодыжки с шрамами и кусает губы, задумываясь. Россия застывает, не доходя до него и смотря на любовника. Выглядит тот прекрасно, хоть и не айс.
— Все хорошо? — в это время поспавший от отсутствия еды и вновь проснувшийся Аркадий решает пообтираться о ноги хозяина, требуя еду и громко мявкая. Снова за это утро. Третий раз. Кот спит, ест, спит, ест, спит. Вот сейчас ещё хочет поесть, а что мясо, что корм уже подходят к концу. Росс игнорирует Аркашу. Тот ошибку не простит, запомнит, и сейчас уходит, на последок поточив когти об стол. Россия глядит на кота и закатывает глаза, фыркая. Аркадий Хуевич в своем репертуаре. Потом надо будет затискать. Он этого не любит.
— Да?.. — неуверенно произносит Аме, потирая плечо. Холодно. — А теперь отнеси меня в ванную. У меня из-за тебя ноги трясутся. — США замечает пакет с нужным ему халатом и продолжает:
— Захвати ещё его. Мне он нужен. — Россия прослеживает за взглядом Штатов и не понимает в первые секунды, о коте тот говорил или же о пакете. Зачем Аркадий ему в ванной? Эта сука не даёт себя мыть совершенно. Но потом Федерация вспоминает о ночной просьбе Штатов и хмыкает.
— Раскомандовался тут… — бубнит Россия, подхватывает США и все-таки относит его, не забыв еще и пакет.
Может, ему отдельный шкаф выделить под все вещи? Их уже до неприличия много. И откуда столько? Америка же не живёт у него. Да и не таскает он особо, просто периодически забывает и не беспокоится — знает, что вернётся.
И уже в ванной Россия умудряется своровать парочку-другую длинных, нежных поцелуев, пока протекает вода. США не любит, когда холодно, и Россия дарит ему это тепло, проникает в душу пальцами и потихоньку ломает стену прежнего отношения, убирает отвращение и пренебрежительное отношение. Хотя «потихоньку»? Врывается, рушит с ноги и улыбается, пристально рассматривая всего США своими чистыми зелёными глазами, и вдохнуть не даёт между поцелуями.
В дверь настойчиво начали скрестить.
— Аркадий!
***
- Соединённые Штаты Америки! - рычит Россия, когда ему в лицо прилетают берцы. Почему. В шкафу. Берцы? Почему они падают сверху? Кто их вообще туда засунул?
- Что, Russia? - Америка смотрит на свои вещи, которые почему-то оказываются на на полу, вылетев из шкафа, и думает, как заставить Россию их собрать. Как-то не придумывается.
- Научись складывать вещи. - бурчит недовольно, поднимает ботинки и ставит их вниз. - Откуда они вообще здесь, скажи на милость?
- С меня? - США не понимает вопрос. - А честь ты сказал, что сам положишь. Ты был пьян и очень весел. Удивительное время, когда ты пьян. Потому что сколько же ты тогда выхлебал - до сих пор загадка.
- А откуда... Это что вообще? - Россия, игнорируя США, смотрит на пакет и берёт его в руки. Америка моментально подлетает, выхватывает из рук и прижимает к себе.
- Это тебе видеть не стоит. - щурится. - Пока что. - и уходит, оставляя Росса одного с проблемой. Но у него даже оправдание появляется - ему звонит Канада.
Аркадий заинтересовано смотрит на вещи Америки и пиздит носок, пока Россия аккуратно развешивает рубашки, штаны и пиджаки уже не только в своём шкафу. Почему Аркадию нужен носок?
***
- Russia, - Америка, помешивая картошку с грибами лопаткой, смотрит на кота, который увлеченно жуёт носок. Ну жуёт и жуёт, пускай. Зато молчит и не пытается снять скальп.
И тут США понимает, чьё это, выдаёт кривую конструкцию на русском матерном и пытается догнать кота, который, поняв, что это не дело, даёт деру. Россия ловит кота, услышав возгласы Аме, и забирает у того бедный носок в дырочку.
- Чертова кошатина! - США вспоминает, как Россия ругается периодически на кота. - Он мне носок испортил. - закатывает глаза. - Я его кормлю, что ему ещё надо?
- Он тебя не любит, смирись. И что в пакете, мне теперь интересно. - Россия подходит к Америке, отпустив кота, и кладет руки на его талию, коротко целует в губы и спрашивает:
- Ты с кем-то говорил. Тебя подвезти?
- Нет, это Канада, он спрашивал, под каким я мостом сегодня буду спать. Он волнуется, потому что я дома не ночую последнее время. - Америка вздыхает. - Спросил, точно ли со мной все хорошо и не надо ли меня забирать. Но все в порядке, правда? - Россия молчит, смотря в голубые глаза, и кивает. - Кроме Аркадия Хуекича.
- Хуевича. - поправляет Росс.
- Я не понимаю, на какой помойке... Росс, он опять что-то ест! - Америка смотрит на бестию, которая просто играет с мячиком. Россия втягивает носом воздух, садит США на кровать и берет котика, начиная с ним сюсюкаться. Америка, поправив футболку, раскладывается на кровати на животе, начиная рыться в телефоне. Через несколько секунд он показывает пикчу с котзиллой и говорит:
- Это он.
От смеха России кот сваливает куда подальше, а США, подхватывая чужое веселье, смотрит довольно на любовника. Кажется, это...
