***
Всё с самого начала пошло не по плану. Когда Хатаке встретил своего недовольного ученика у ворот и решил взять его с собой. То настойчивое, но аккуратное прикосновение рук сенсея словно прожгли отпечаток нежности на спине юнца. Хотя Какаши сделал это неосознанно, просто имея в голове установку, как и любой сенсей, об обязательной защите своего ученика, но Наруто предавал этому особый смысл. Так было легче. И хотя он знал, что всё из того, что делает для него Хатаке ничего не значит, так было легче. Легче и приятнее было предполагать, что кто-то хоть что-то делает для него и ради него. А когда дело касалось сенсея, было в двойне приятнее. Особенно, когда тот спасает его жизнь, невольно оставляя впечатлительный ожог в голове мальчика. Но этот ожог был не намного уж приятнее тех, что получил сам Какаши. Наруто, так же, не мог никак понять, почему он так легко попал в эту засаду (в случае с Наруто, в засаду рук учителя), ведь раньше он себе такого не позволял. Но сегодня уж, чего терять, позволил и поцелуй. Только один поцелуй. Без единой задней мысли. Только что бы сенсею стало лучше. Хотя, кто знает. Может, в ту ночь и не один. Утром Какаши ощутил прохладный ветер на коже, приоткрыл сонные глаза и, отрывками вспомнив вчерашний день, закрыл их обратно. «Нет уж. С меня хватит» — безнадёжно оправдывал себя анбу, желая и дальше прижиматься к тёплому одеялу. Цунаде отправляла его на дальнюю миссию, а он уже устал, даже не покинув пределов деревни. — Кажется, мне пора в отпуск. — пробормотал тот себе под нос едва хриплым голосом, — в отпуск до конца моей короткой жизни. Сказав последние слова, Хатаке замолчал и глаза его невольно слиплись от полусонного состояния. В его голову вдруг пришли воспоминания о тех днях, когда он рано утром будил Наруто и тащил его на тренировку. (Эти мысли пришли к нему скорее потому, что он чувствовал в находящейся квартире его запах, подсознательно ощущал его присутствие.) «Если вы не собираетесь учить меня новым мощным дзюцу, то я лучше пойду поем рамена.» — всерьез говорил Наруто, невольно полагая, что его отпустят. Почему Какаши приходил только к нему? Этот вопрос однажды задал ему и сам ученик. «Потому что Сакура и Саске сами рано встают и всегда приходят вовремя, в то время как у их товарища с этим иногда бывают проблемы.» — хлопал он Узумаки по голове, объясняя это на серьёзный щах, хотя сам грешил частыми опозданиями. Но Какаши не мог сказать, что Наруто плохой ученик: наблюдая за его быстрым ростом и большими успехами, Какаши-сенсей воодушевлялся и сам выкладывался на полную. Это заводило и Наруто, тогда он усерднее работал и успешнее догонял учителя. Хатаке заметил за собой, что продолжал каждый день просыпаться с этой мыслью: как будит сладко спящего златовласа. Но судьба, видимо, издевались над ним и, в этот раз, ученика над своей головой увидел он сам. — Ты знаешь который час? — возмутился Наруто. Какаши лениво взглянул в окно, но яркие лучи солнца заставили его повернуться обратно. — Разве Анбу спят в такое время?! — Прекрати, Наруто. Ты же знаешь, Какаши сейчас на больничном. Он должен ещё отдохнуть! — настаивал Ирука-сенсей, голос которого сразу узнал владелец дома, в котором находились молодые люди. Наруто выдохнул, скрылся с поле зрения Какаши, присоединился к кулинарному процессу Ируки. Этот мужчина, как никак, первый, кто поверил в Узумаки и поддержал его. Слова Ируки-сенсея, от части поэтому, были для юноши законом. Он даже не замечал то, как Ирука им манипулирует. Но Какаши Хатаке становилось лучше, а это для джинчурики было сейчас самым главным. Однако сложно было сделать что-либо без помощи рук, так что сенсею приходилось снова и снова рвать на них только зарастающую кожецу. Наруто предлагал свою помощь, но Хатаке не мог опуститься до того, что бы его переодевал собственный ученик. Он заметил, что Узумаки не может смотреть на его жалкие попытки что-либо сделать, поэтому, в присутствии Наруто, не делал практически ничего. При этом вел себя совершенно непринужденно, гуляя по дому и делая вид что все хорошо. Ирука тоже приходил, по возможности (хотя учитывая их отношения, возможность прийти к Какаши у него должна была найтись всегда). Наруто же, даже не выходил. Где он спал все эти две недели, для Хатаке до последнего момента оставалось загадкой. Что он делал в этой квартире и как превратил ее в такое уютное место, тоже. Но думая об этом на протяжении какого-то времени, владелец дома принял решение, что Наруто лучше остаться здесь. — Тут он не будет чувствовать себя одиноким, — думал Какаши, с каждым днём всё больше замечая то, как юнец воодушевился жить вместе с кем-то. Хатаке и сам привык к каждодневному грохоту тарелок с утра, еле слышному шуму воды из душа при чтении и пустой болтовне об очередной миссии, во время трапезы. Голос Наруто уже стал для сенсея домашним и привычным. А Узумаки лишь хотел помочь. Безвозвратно отдать Какаши свое время и свои силы на его восстановление. И совсем не понимал, что приелся ему. Приелся в хорошем смысле. Хотя, как в хорошем? В абсолютно нейтральном.***
— А ты не падаешь ночью? — поинтересовался Анбу, представший перед Наруто, — Диван тут очень узкий, хоть и длинный. Наруто, не отвлекаясь на учителя, продолжал искать плед по незнакомым полкам, местами натыкаясь на очень интересные вещи, — Ну, немного, — неосознанно произнёс юноша, вспоминая о том, как именно таким изощрённым способом уже успел разбить себе лоб. И хотя сенсей не заметил этого — он был слишком занят своими проблемами — но сейчас, казалось малышу, он отвлёкся и наконец обратил внимание на соседа по комнате. — В последние дни ночка выдаётся очень тёплой, — подумал Какаши, когда на глаза ему попалась тонкое покрывало, которое Наруто менял на теплый плед, — Ты ищешь новое постельное бельё? — неожиданно поинтересовался учитель, прильнув к безвкусному бордовому шкафу в гостиной. Он был уверен в том, что джинчурики не подойдёт то, что он достал, но Наруто заставил его отвлечься от поиска покрывала, — Нет. Мне нужен плед. Я же могу его одолжить? Хатаке вопросительно уставился на ученика. Свёл брови, будто нахмурившись, и приложил к его лбу свою руку. — Так у тебя температура! — сделал вывод Какаши, отшатываясь назад. — Не правда! У тебя просто холодные руки. — Как мои ладони могут быть холодными, если даже кожная ткань на них до конца не восстановилась? — проговорил Хатаке про себя и пристальная тишина заставила его проанализировать лицо Наруто и задуматься о том, что он сейчас делает. Увидев, и всё же немного почувствовав, буквально горящие щёки Наруто, Какаши-сенсей опешил. Ему уж не захотелось отстраняться. Он обхватил ладонями лицо Узумаки и температура в миг распределились между двумя. Сердце Наруто непослушно забилось. К ушам вновь хлынула горячая кровь. Сначала он ощутил дискомфорт, когда анбу занял всю площадь его щёк ледяными руками, но это ощущение пропало: в момент ладони нагрелись и отдали тепло в два раза больше. Юноше стало комфортнее и он положил свои руки на верх чужих, подсознательно проявляя желание не отпускать это, незнакомое, но такое приятное тепло. Он ощутил, такой же холодной, тыльную сторону ладони сенсея, что частично привело его в здравый рассудок. Наруто сделал неуверенный шаг назад и, заметив на себе, казалось, осуждающий взгляд Хатаке, опустил глаза в пол. — Пожалуйста, идите спать, - неожиданно выдал джинчурики. И это обращение на "вы" больно кольнуло Какаши, хотя дало тот самый эффект, который Наруто ожидал - отстранение. — Тебе с пледом будет жарко. — Мне будет нормально! — настаивал Наруто, уж повышая голос. Но Хатаке продолжал настаивать на своём и тогда юнец упорнее гнал его в спальню. Какаши не мог понять, на сколько надо быть невоспитанным и бестактным, чтобы выгонять владельца квартиры из какой-либо её комнаты. Но, не ответив на последующие возмущения Узумаки, он исчез из кругозора ученика, как тот и хотел, и, от усталости, сразу же заснул. Какаши продолжал осознавать то, как юный мальчишка забирает его чакру. И хоть сам он отдавал всю свою энергию на восстановление Копирующего Ниндзя, но, будто, взамен забирал у Хатаке его жизненную энергию. Для ниндзя, руки являются одним из главных оружий, если не главное, поэтому Узумаки всё усерднее лелеял шрамы на ладонях учителя. Он понимал, что его сенсею надо как можно быстрее восстановиться, иначе его работа, равносильная его жизни, может так плачевно и закончиться на этом моменте.