Туториал «Как страдать от безответной любви» от Наруто

— Попробуй взяться за шипы, — прозвучал сиплый голос. Он часто звучал для Наруто глухо, так как заставлял погрузиться в своё сознание для того, чтобы отыскать в нём новые способности и связь с природой. Это всё было обязательной частью познания стихии, что заточена в здешних лесах и Наруто такой способ нравился не особо.       Мужчина, на вид лет пятидесяти пяти, отпрянул от джинчурики, встал с колен и обратил ясный взор на Какаши Хатаке, — Ты так вырос, — с печальной улыбкой на лице проговорил он. Да, ему было уже далеко за пятьдесят, но седина на волосах проблескивала редко, а подтянутое тело всё ещё выражало юношескую мощь и энергию. — А вы ничуть не изменились, Мастер Янван, — ответил Какаши почёсывая руку. Тот знал Хатаке ещё до того, как мальчишка приобрёл Шаринган, ещё до того, как его поглотила боль утраты и одиночества, до того, как его стали величать Копирующем Ниндзя. Янван стал его самым первым настоящим сенсеем, память о котором осталось в сердце у шиноби спустя долгие десятки лет. Память об учителе осталась, а вот о его наставлениях — нет, так что Какаши фактически приходилось учиться заново, вместе с Наруто.       Честно говоря, когда Какаши представил Узумаки человека, который сможет помочь им преодолеть широкую пропасть между миром людей и миром лесов, который научит их говорить на языке окружающей их среды, Наруто ни капли не воодушевился. Этот «странный дедушка» уже произвел на мальчишку неизгладимое впечатление утреннего маньяка при их первой встрече. И джинчурики сторонился его больше недели. Наруто не радовало и то, что приходилось каждый день вставать в семь часов утра, чтобы пробежать 10 кругов вокруг приевшихся стен Канайо, а к обеду сделать пару-тройку разминок и перейти к «полному слиянию с природой и своим разумом» до того, как сядет солнце. Но Наруто начал прислушиваться к нему, понимая что только так сможет вернуться в деревню и исполнить свой долг перед Пуф. — Это он, — начал Янван, кивнув на мальчишку, — исцелил твои руки, царапину на твоих скулах и рану на твоём предплечье? Мужчина продолжал наблюдать за тем, как усердно Наруто пытается войти в духовное равновесие. Казалось, такому резвому целеустремленному мальчишке такие тренировки были чужды и совсем не подвластны. Хоть лицо Какаши до сих пор было закрыто, мастер видел всё насквозь. А Хатаке вовсе позабыл о том случае, когда Сай бросил в него кунай, но вот о своём порезе на руке помнил, так как при малейшем неаккуратном движении отдающей болью до виска головы она сама давала о себе знать. Но спустя несколько дней терапии от большой раны не осталось и следа. — У этого мальчика огромный потенциал! Даже не знаю, чакра девятихвостого или его собственные способности так помогли тебе залечить раны. Но вот что обидно, — продолжил он, легонько толкая шиноби в грудь, — душевные твои раны он залатать не сможет. Не хватит смелости.       Наруто попытался проникнуть в своё сознание, ещё чувствуя, как держит розу за бутон. Голос Кьюби разнесся по округе и в тот момент джинчурики уже не чувствовал свое тело извне. Нет. Это слишком глубоко. Тогда Узумаки попытался слегка рассредоточиться. Постепенно начал чувствовать приятный летний ветер и лепестки в своих руках. Снова получив контроль над телом, сделал глубокий вдох: «То, что ты боишься этой правды, Какаши, не значит, что это не так.» — услышал Наруто рядом с собой и вся сосредоточенность в миг испарилась в сухом воздухе. Но чего-же может боятся сенсей? Увлеченный запретным для его ушей разговором, Наруто укололся шипом на толстом стебле белой розы и только успел, что воскликнуть, не столько от боли, сколько от неожиданности, и отбросить цветок в сторону. Две пары чужих глаз вопросительно устремились на него. Какаши смотрел как никогда раньше — жалостливо, потеряно — но в тёмном глазу неожиданно сверкнуло любопытство. — Ну, — невозмутимо начал мастер, после недолгого молчания, — думаю, на сегодня хватит, — бросил он и кивнул Какаши в знак прощания. Для него было непривычным заканчивать тренировку так рано — солнце только подходило к горизонту, хоть и освещало его смуглую кожу ярко красным пламенем — но он знал, что сегодня должно быть именно так. Наруто поднял розу с земли, покрутил в руках, из-за чего та, выглядывая из тени, перетекала из холодного белого цвета в теплый солнечный градиент, и решительно подошёл к скупому кусту, у которого одолжил розу с утра. Какаши наблюдал за тем, как Узумаки закрыл глаза, приложив стебель белого бутона к стеблю куста, и сжал два кончика вместе, не обращая внимания на острые твердые шипы: «Я не враг тебе.» — шепнул он, наклонившись к растению и, даже не обращая внимания на полученные ссадины и занозы, воскликнул от счастья — маленький стебель, с которым шиноби намучился сегодня, не крепко прирос к сухому кусту. В течении последующих трёх часов темнота постепенно заливала комнату ребят и свет был включен лишь в ванной комнате. Какаши вышел от туда, не успев выключить свет, а напротив увидел сидящего Наруто на полу. В руках у него была фотография, маленькая, помятая. Узумаки подозрительно бережно разглаживал её в руках и еле заметно улыбнулся Какаши, когда встретился с ним взглядом. Они не включали весь свет, так завелось. То ли не хотелось привлекать к себе внимания, то ли больше чем нужно тратить электричество. Холодного белого света от фонаря за окном было достаточно, чтобы ориентироваться в комнате после наступления сумерек. Но сейчас этого света не хватало, чтобы Наруто мог рассмотреть фотографию по подробнее, так что он неосознанно поднёс её к свету ванной комнаты. Хатаке растирал мокрую голову полотенцем когда увидел картину, освещённую бледным желтым светом. Рука Какаши потянулась к выключателю и в это же мгновение фотография погрузилась во мрак, забрав с собой лица изображенных. Неожиданно в комнате стало ещё тише, чем мгновение назад и Наруто услышал неспокойное дыхание учителя. — Надо обработать твои ладони, — его голос незаметно задрожал. Какаши взял из рук ученика фотографию, которую до этого рассматривал перед уходом из деревни. На ней его умиротворённое лицо было вместе с яркой улыбкой Ируки, — Запомни, что руки — главный инструмент ниндзя и ты должен заботиться о них, а не ранить по пустякам. — Это не пустяки. Я должен был отдаться этому и дать понять, что не являюсь врагом, — ответил Наруто, отслеживая то, как Какаши резво засунул фотографию обратно в свой рюкзак, и всё же немного пристонывал от боли — Мне нужна была перекись, — добавил он, будто оправдываясь, что копался в чужих вещах не просто так, но не успел договорить, как Какаши уже протирал его ладони смоченной ватой. — Сколько лет вы знакомы? — послышалось хихиканье в темноте, а позже ещё тише — Они всегда поддерживают и никогда не злятся друг на друга, резвятся как маленькие дети и строят уникальные воспоминания вместе. Да, Ватсон? Может сказать им, что мы чувствуем их связь? Словно отец и сын! — Джу помотала головой, — Хотя нет, словно милые молодожены! — А разве это не наша собственная связь? — ответил бархатный голос и блеснул голубыми глазами во мраке. Джули устроилась на его хвосте, будто на подушке, пока тот чистил её «пёрышки». Пуф открыто наслаждалась ухаживаниями, но услышав прямолинейный ответ на свой вопрос заметно поробела и уже не жалась к Ватсону так, как прежде. Но ниндзя то ли и правда не слышали их, то ли делали вид. А Наруто, всё ещё держа ладони перед грудью сенсея, вспомнил, как перевязывал его руки и как первый раз остался у него на ночь. И теперь, когда уши джинчурики раскраснелись, он был безумно благодарен Какаши, что пару минут назад тот выключил свет. — Какаши-сенсей, ты всё еще думаешь об этом. — робко начал Узумаки выглядывая из-за плеча учителя на его рюкзак. Но ответа не послышалось, Наруто только увидел, как взгляд Хатаке опускался всё ниже в пол и почувствовал, что тот сильнее начал тереть его руку. Но не успел Узумаки отреагировать, как Какаши резко прервался и от прежнего рассудительного и холодного шиноби, никогда не дающего эмоциям взять над собой верх, осталась только сила, способная заставить его не колеблясь стоять на ногах. — Прости, — раздалось в режущей тишине и Какаши опустил руки, — Я знаю что ты чувствуешь ко мне и не могу смотреть на то, как пытаешься скрыть это за фальшивой улыбкой. Наруто ещё пару мгновений держал руки на весу, ловя опущенный взгляд сенсея, а позже скрестил их на груди, чувствуя неспокойный стук своего сердца, — Тебе не нужно смотреть на нашу с Ирукой совместную фотографию и делать вид, будто тебе всё ещё кажется, что мы отличная пара. И… — Это мастер Янван сказал тебе? — прервал его Наруто, не узнав в остром глубоком звуке свой голос. Ему стало отчётливо видно, что Какаши чувствует вину, но не понятно за что и почему. — Нет, я как-то догадывался, но мастер уверил меня окончательно. — Тогда, скорее всего, ты знаешь когда это началось? — снова произнес Узумаки так отстраненно, что даже Пуф по близости стало холодно и больно. Они заволновались, поднялись над комодом и переглянулись между собой. — Нет, — сухо ответил Какаши и наконец взглянул перед собой. Такого прямого безэмоционального взгляда Хатаке никогда ещё не видел на лице джинчурики, но большие голубые глаза смотрели так глубоко, проникая в душу, что Копирующему Ниндзя стало до жути не по себе. — С самого детства, — произнёс джинчурики, убирая взгляд в сторону, и мысли об этом времени заставили его тёплый голос вернуться, — Я люблю тебя с детства. И ты не виноват, не в коем случае! — Наруто отвёл взгляд на окно за спиной, — Только не ты. — Прости, — повторил Какаши. Но это было не всё, что он мог сказать, — Я был слишком неосторожен. После того, что случилось с моими близкими людьми… Переживая всё это в одиночку, я понял, что больше не хочу быть близок ни с кем, понимаешь?! — Хатаке перевёл взгляд со своих ладоней на Наруто, ища в его глазах понимание и прощение. Но Узумаки не смог выдержать на себе виноватый взгляд сенсея и, схватив с полки пластырь, который приготовил для него Какаши, беззвучно закрыл за собой входную дверь. «Не хочет быть близок ни с кем? То есть все те дни, проведенные с Ирукой ничего не значат для него?» — всё о чём мог думать Наруто Узумаки, направляясь в сторону ближайшей деревни. Тёмная аллея открывала ему прекрасный вид на пришедшую луну, яркую и запоминающуюся. Она будто звала его куда-то, отвлекла от всех мыслей и джинчурики свернул с пути. Полумесяц становился всё больше и больше, но оставался всё так же далеко от здешних холмов и редких лесов. Эта Луна, умиротворение и спокойствие, которые её окружали, всё напоминало ему Какаши. Холодный воздух, в сравнении с дневным, передавал его отстранённый характер, а большой полумесяц — его огромное доброе сердце. Не отрывая взгляда от белого светила, Наруто чувственно вдохнул ночной воздух и в этот момент понял насколько они разные. И хоть прошлое зацепило их обоих, изменило их отношение к жизни и их самих, но Наруто и Какаши были как День и Ночь — полными противоположностями. Спустя пару минут, проведенных с наслаждением свежим ветром, Узумаки всё-таки решился присесть. В парке даже было несколько скамеек, но джинчурики опустился на холодную землю и пустил высокую траву между своих пальцев, будто гребнем расчёсывая чьи-то волосы. Он закрыл глаза, пытаясь всё глубже погрузиться в атмосферу и понимал, что несколько недель ранее мог даже не заметить этого отдельного окружающего его мирка. Вместо того, чтобы восхищенно проводить руками по приятному бутону цветов или толстой коре дерева, Наруто отробатывал бы на этом расенган, вместо любования луной — бегал бы за своими лягушками. Перед тем, как погрузиться в себя и просить помощи у Кьюби, Наруто потратил бы всю свою чакру на создание клонов, но никак не на то, чтобы возвратить белую розу на её родной иссохший стебелёк. Обеспокоенный зов совы заставил Наруто вернуться в реальность. И в этот раз, оглядывая темные леса на краю холма, джинчурики почувствовал необъяснимую тревожность, передавшуюся ему от ночной птицы. Куда он идет? Вернётся ли в Канайо? Что будет делать без вещей? И какая его конечная цель? Наруто не успел задать себе ни один из этих вопросов, как перед глазами промелькнули знакомые бордовые волосы, а исподлобья в тот же миг выглянули знакомые изумрудные глаза. — Ну привет, Узумаки Наруто. — послышался спокойный ледяной голос и охватил всё пространство вокруг джинчурики. Человек, раскрывающий рот в такт словам, стоял перед ним, но Наруто не понимал, откуда именно берётся этот звук. — А где же твоя Пуф? — добавил он, оглядываясь по сторонам и неприятный звуковой эффект тут же испарился. Красноволосый парень держал в руках чёрную сумку. Это был тот походный рюкзак, который незнакомый мальчишка украл у Наруто в день их первой встречи. — Теперь я понял! — опешил Наруто, попятившись назад и тыкая пальцем в напротив стоящего, — Ты ж тот парень из Шёлкового леса! Ветер на мгновение задул сильнее, заставляя увидеть сияющие белые глаза за густыми красными прядями. На фоне ночного неба они были до жути похожи на два лунных ока, а месяц закрылся за облаками, отдавая всё внимание парнишке. — Ну, раз Пуф рядом с хозяином нет, значит теперь я могу хороше-енько наживиться! — белые глаза налились красным и перед лицом Наруто сверкнуло короткое осторое лезвие.