Бунтарь

— Эй, Иуда, идём со мной! — словно гром, раздаётся голос неугомонного Симона, и мужчина лишь чуть недовольно поводит плечами, сидя на холодной бетонной плите. Искариот уже давно привык к его необдуманным, буквально сумасшедшим поступкам, но сейчас — когда дорогу освещают лишь маленькие, будто волшебные, огоньки звёзд и нежно-кремовый месяц — это было бы слишком рискованно. — Не говори ерунды! Это опасно. В конце концов, я не собираюсь подвергать этому твою жизнь. И свою, конечно же, — недовольно ворчит мужчина, смотря в голубые счастливые глаза паренька. — Но я хочу подышать свежим воздухом! С тобой! — Тебе тут воздуха мало? — сразу же слышится язвительный ответ. — Ну, Иу-у-уда… Не будь таким занудой, — Симон присаживается рядом, не отступая от задуманного, осторожно касается плеча собеседника, — Мы хорошо проведём время! Если хочешь, я даже могу слушаться тебя, — почти покорно, но с заговорщической улыбкой просит парень. — Даже так?! — брови Иуды подлетают вверх, и он спрыгивает с плиты, осматривая Симона с головы до ног и обратно, будто оценивает его, — Если уж невозможно противостоять тебе, то я хотя бы буду всё контролировать, — нехотя соглашается Иуда, а парень еле заметно усмехается, думая про себя: «Ага, да, контролировать он будет. Ну, попробуй!» — Ита-а-а-ак! — весело говорит Симон, ровняясь с апостолом, начиная идти, указывая дорогу, — Я хочу пойти к реке. — Об этом не может быть и речи! — опять сопротивляется Иуда, поспевая за мальчишкой, — Мало того, что это место очень нелюдное и там ошиваются банды грабителей и убийц, так там ещё и полно надоедливой мошкары! Симон усмехается. Иуда всегда ворчит, даже если ему что-то очень нравится. У него было очень тяжёлое детство, и парень прекрасно понимает это, пытаясь внести в его жизнь побольше радости, сделать так, чтобы он был хоть немного, но счастлив. — Да нет там никого! — возражает уверенно Симон, весело шагая по пыльной дороге, — А если и есть, то не волнуйся, я смогу защитить тебя! — парень улыбается, засматриваясь на Иуду, надеясь различить под этой извесной всем маской настоящие эмоции. И не зря: апостол чуть-чуть приподнимает уголки своих губ — лёгкое подобие улыбки —, а в его глазах проскакивают маленькие огоньки. И Симон безумно рад этому. А Иуде, несомненно, очень приятно. Пусть он и весь из себя такой взрослый и самостоятельный, ему нравится, и даже хочется, чувствовать защиту, крепкое и надёжное плечо друга рядом. — И всё же, почему именно я? — спустя время произносит мужчина, осматривая своего спутника. — Что ты имеешь в виду? — на лице парня искреннее недоумение. — Почему ты позвал с собой меня, а не Петра, например? Симон невинно поднимает взгляд вверх, пожимая плечами. — Эй! Я хочу знать, почему таскаюсь везде с тобой именно Я! — недовольно заявляет мужчина, ставя руки на пояс. — Тебе не нравится...? — вдруг виновато произносит парень, не оставляя от былой озорливости и следа, и присаживается на отвесный склон обрыва, откуда открывается прекрасный вид на реку. Симон спускает ноги вниз, действительно ощущая сейчас манящее и захватывающее чувство полёта. Здесь нет фонарей, а потому можно заметить невозможно большую россыпь звёзд, завораживающую сознание. Луна же так по сказочному отражается в будто бы зеркально-чёрной глади реки, прокладывая светлую дорожку вдаль. — Да нет же! Господи, как же с тобой бывает сложно! Почему нельзя просто ответить на вопрос, а не додумывать что-то в своей неугомонной голове!? — Иуда тормошит Симона по макушке, чуть злясь, одновременно с этим улыбаясь. — Мне просто хорошо с тобой, — он поднимает руки вверх в знак отступления, — И я хочу, чтобы тебе было хорошо со мной, — мальчишка чуть смущается, начиная смотреть вдаль. Иуда ловит его взгляд. — Я не нуждаюсь в помощи. — он достаёт сигарету, делает затяжку. Курение стало одной из его вредных привычек, необходимых в повседневной жизни. Да, он прекрасно понимает, что это не поможет ему, а лишь усугубит ситуацию, лишая и морального и финансового стержня, но поделать с собой ничего не может. Да и не хочет. С недавних пор Иуда прекрасно понимает, что до такой хвалимой всеми глубокой старости и лучшего мира он не доживёт. Никто из их компании не доживёт. Но Симон против сигарет. Он ведёт здоровый образ жизни, всегда полон энергии и сил, а вместе с этим и прекрасно понимает, что курение медленно, но всё же убивает, понимает, что становится с лёгкими после появления этой привычки. И именно поэтому парень не собирается сидеть, сложа руки, пока кто-то гробит своё драгоценное здоровье. Тем более, если этот кто-то — его Иуда. — Ты не будешь пользоваться этой дрянью, — заявляет парень, и Иуда усмехается, выпуская дым куда-то вдаль. — Кто же мне запретит? Ты, что ли?! — он вновь делает затяжку, смотрит на такого наивно-правильного мальчишку и выпускает дым прямо ему в лицо, по-доброму усмехаясь. Симон заходится кашлем, разгоняя дым руками, затыкает себе нос и отворачивается от Иуды, пытаясь скорее отдышаться. — А может и я! — выкрикивает он, когда вновь может говорить, тут же затихая, — Эта дрянь погубит тебя, — чувственно-грустно произносит он, смотря куда-то вдаль. Мужчина чуть надменно усмехается. — С каких пор ТЕБЯ волнует МОЁ здоровье?! — Иуда выделяет слова, сквозь зубы произнося их, и требовательно смотрит в глаза парня, — Я не маленький, чтобы иметь няньку. Ещё и такую, как ты. Симон секунд тридцать пилит его взглядом, а затем резким движением вырывает из рта Иуды сигарету и кидает её куда-то вниз с обрыва.