Правдоподобие (Verisimilitude)

      Мерлин смотрит на тебя, и в его глазах плещется вина.       Ты пытаешься успокоить его, поглаживая его по волосам, по его щеке, по плечу, полностью соскальзывая рукой к самым костяшкам пальцев, напоминая ему, что ты хочешь этого, что ты все хорошо обдумал. Он вздрагивает в тот момент, когда ты соединяешь с ним ладони и сцепляешь пальцы; возможно, из-за воспоминания о близком контакте с кем-то еще, или, возможно, это просто то, чего он не ожидал (от тебя).       — Ты выглядишь прекрасно, — произносишь ты. Неподдельная искренность покрывает каждый слог твоих слов, и ты надеешься, что он это понимает.       Он сглатывает. Отводит взгляд от тебя. Ты следишь, как его грудь поднимается и опускается под твоей собственной, раскрасневшаяся от смущения. Он сжимает края своей туники, кулаки упираются в его талию, когда полоска бледного живота прорезается из-под темно-синего одеяла. Он ничего не скажет. Ты хочешь, чтобы он пел.       Поэтому ты наклоняешься и целуешь его в первый раз. Мимолетное прикосновение твоего рта к его, вопрос. Мерлин заикается в рыданиях, и это отталкивает тебя назад. Ты пристально смотришь на него широко раскрытыми глазами, когда он привстает, и начинаешь приподниматься с его бедер, но он цепляется пальцами в плоть на твоих лопатках и тянет тебя к себе. Твоя голова ударяется о его, и ты хочешь посмеяться над неуклюжестью, от которой он не избавился за те пять лет, что вы с ним знакомы, но затем он приковывает тебя неистовым взглядом.       — Дело не в тебе, — бормочет он, и ты изо всех сил стараешься выловить его слова из-под горстей капель дождя, стучащих как град по стеклянным окнам твоей узкой комнаты казармы.       — Я знаю, — отвечаешь ты. Мерлин утыкается носом в твое лицо, вроде как в благодарность, но это не то, что ты хочешь, чтобы он чувствовал; это не какой-то великодушный, самоотверженный поступок, который ты решил совершить, поэтому ты пытаешься поцеловать его снова, переместив колени по обе стороны от его бедер.       Ты знаешь, что ты красив. Тебе известно, как все смотрят на тебя, будто ты единственный лучик света, пробивающийся сквозь грозовое облако (ты никогда не будешь солнцем). Ты слышал, как твои собратья рыцари говорят о тебе с вожделением, завистью и восхищением, ты замечал, как горничные и оруженосцы тоскливо вздыхают в твою сторону, проходя мимо. Даже Гвиневра, которая видит твое сердце как на ладони, глупо хихикает при взгляде на твой идеальный тонкий рот и изящное телосложение. И даже сам король не может удержаться от того, чтобы бросить на тебя еще один взгляд, когда ты входишь в комнату, но ты уверен, что это попытка отыскать то, что Мерлин видит в тебе, что всегда заставляет его широко улыбаться.       Ты знаешь, что красив, но Мерлин — необыкновенный.       На самом деле, есть кое-что, что нужно сказать о Мерлине: он совсем не представляет, какое впечатление производит. Мерлин с его неряшливыми растрепанными волосами и сонными надутыми губами может сразить тебя, заставить задыхаться от чего-то, о чем ты прежде даже не подозревал. То, как он закатывает глаза от грубого комментария своего господина, то, как он возится со своим шейным платком, когда ему надоедает стоять рядом с троном, как он нарочно шумит, сервируя стол, иногда просто чтобы отвлечь короля, когда тот не в настроении — ты хочешь его. Ты хочешь его всего. Не обладать, потому что он не твой, и никогда не будет твоим, но иметь возможность сказать: «он доверился мне сам, и я никогда его не подведу».       И теперь у тебя есть шанс, когда его сердце разбито так безнадежно, что он приблизился к тебе. Это большая честь — он доверил тебе себя.       Ты никогда его не разочаруешь.       Ты попытаешься излечить его, даже если твои руки обучены раздирать, а не склеивать.       Во второй раз он отвечает на поцелуй, поддерживая себя руками, опирается на грубые доски твоей койки позади него. Ты убаюкиваешь его лицо в своих ладонях. Он почти не разговаривал с тех пор, как разбудил тебя ранним утром, прислонившись к дверному косяку в куртке, вымокший под ливнем снаружи, но каким-то образом выдавив из горла скудные объяснения —       — Он… он не любит…узнал о моей м… Ланселот, Ланс, пожалуйста…       Ты снова его целуешь.       Мерлин сжимает губы и невинно целует в ответ, и ты вздрагиваешь, когда видишь, как он закрывает глаза, ресницы — темные перья, намного гуще твоих — разлетаются по обе стороны от переносицы. Ты вздыхаешь и захватываешь его нижнюю губу, слегка посасывая, мокро облизывая. Он не остается в долгу и мягко кусает твой рот. Кажется, он совсем не спешит, хотя скоро наступит день, и ему придется смириться с причиной, по которой он лежит в твоей постели.       Ты соскальзываешь ближе к нему, прижимаешься к паху. Он задыхается, но его глаза остаются закрытыми. Его руки сгибаются, он опирается на локти, а затем на спину, и вслед за этим ты покрываешь каждую его клеточку своим телом, надеясь, что твой жар заклеймит его, оцеловываешь все его лицо, потому что ты любишь его, но не так, как тебе бы хотелось.       Он твой друг (ты целуешь его веки). Он был первым человеком в твоей жизни, который принял тебя и попытался преподнести тебе твою мечту на серебряном блюдечке (нужда сжигает, и он в отчаянии открывает рот, а ты углубляешь поцелуй, кончики его зубов упираются в твой язык). Он напился с тобой, когда едва знал тебя, и он умолял тебя объединиться против короля-тирана (его пальцы вцепились в твои волосы и потянули). Он звал тебя своим другом, он слушал тебя, он плакал о тебе, он радовался за тебя (ты трешься о него, и он вздыхает из-за чего-то, наконец, близком к удовольствию), он доверил своего лучшего друга тебе, и он доверил свою магию тебе (его язык нерешительно соприкасается с твоим, и это не значит, что он неопытен, но ты уверен, что он никогда не делал этого с кем-то, кто ему не безразличен).       — Мерлин, — стонешь ты, отстраняясь от такого дурманящего рта. Мерлин смотрит на тебя, зрачки расширены, рот покраснел от всех твоих поцелуев и поблескивает от его слюны и твоей.       — Ты хочешь этого? — спрашиваешь ты. Мерлин вытаскивает из-под тебя ногу и цепляется ей за твое бедро, вынуждая тебя снова тереться о него. Ты дрожишь и поднимаешься, чтобы встать на четвереньки, глядя на него сверху вниз.       — А ты хочешь этого? — откликается он.       Даже слепой заметил бы его страдания — его сердце было разорвано и раскрыто нараспашку, и ты желал бы знать наверняка, что с ним сотворил король, но Мерлин никогда не скажет ни слова против человека, для которого, по его словам, он был создан, так что единственное, что тебе приходит в голову сделать: оставить пурпурную отметку в углублении у основания его шеи, там, где он может выбрать скрыть или показать ее, как ему угодно. Он извивается, когда ты помечаешь его, и ты можешь с удовлетворением услышать скулеж, который он пытается затолкнуть обратно в горло.       Сейчас Мерлин выглядит раздраженным мучительно медленным темпом, с которым ты делаешь это (хотя ты бы назвал его нежным, если бы тебе позволили) и торопливо тянет твою ночную рубашку — ты смеешься на выдохе и смотришь на него широко раскрытыми глазами.       Он впервые улыбается, и со вспышкой золотых глаз вы оба оказываетесь раздетыми. Кажется, он неохотно поднимает голову и смотрит на тебя так, что в глазах читаются все его желания, поэтому ты принимаешь его решение и зарываешься пальцами в его волосы, подтягивая его вверх и садясь на пятки.       — Смотри, — шепчешь ты и берёшь оба члена в руку. От этого он вскрикивает, дергаясь и сминая простыню в кулаках. Ты все еще не ускоряешься. Ты хочешь продлить этот момент, прямо сейчас. Мерлин пришел к тебе, хотя знал о последствиях. Ты будешь держать его здесь в своей постели, пока сам король не придет за ним.       Господи, Мерлин великолепен. Каждый его кусочек. Его волосы, его лицо, его нетронутое тело. Его длинный розовый член, набухший в твоем кулаке, напрягается и трется о твой собственный. Ты медленно покачиваешь рукой, желая быть чем-то большим, чем просто средством для успокоения на одну ночь.       — Пожалуйста, — бормочет Мерлин.       Ты поддаешься.       Ты сползаешь вниз, пока не чувствуешь его ноги около своей задницы, а затем снова встаешь на четвереньки и берешь его себе в рот.       Гвейн поведет себя как полный ублюдок, ты поймешь это несколько позже, потому что прямо сейчас Мерлин умоляет и стонет достаточно громко, чтобы быть услышанным через стены казармы, сквозь грохочущий дождь, через суету первых рыцарей за дверью, у которых достаточно энтузиазма, чтобы захотеть тренироваться в такую погоду.       Ему так приятно в твоем рту. Мягкий и твердый, горячий и соленый. Ты щедро одариваешь его своим обожанием, позволяя своей слюне капать изо рта на него, засасывая, когда ты подходишь к самому кончику, и удерживая Мерлина одной рукой. Ты берешь его в рот, до самого удушья, до этого ты никогда не сосал член, но для Мерлина ты бы сделал все, что угодно, все.       Он наблюдает за тобой, не в состоянии пошевелиться, но он смотрит и смотрит на тебя, даже когда он больше не может смотреть. Еще через три минуты твоего богослужения, он кончает в твой рот (ты глотаешь, конечно же, ты делаешь это), и единственное, что он выдает, это — Артур.       Ты надеялся, что тебе будет больно услышать и осознать это имя. Ты молился, чтобы потом ты смог сгрести Мерлина в свои объятья и уничтожить хотя бы часть той пустоты, зияющей в Мерлине. Но все, что ты чувствуешь, сочувствие к своему другу, имя Артура каким-то образом спасает от любого греха, который ты только что совершил.       Невинному Мерлину требуется целая вечность чтобы отойти от оргазма, и к тому времени ты уже прикончил мысли о ком-то еще. Он сонно тянется к тебе, и ты поддаешься, вы двое обвиваетесь вокруг друг друга, как друзья детства. Он пахнет тобой, и ты наслаждаешься вкусом его соска во рту (он снова скулит, пытается прижать твою голову), когда дверь открывается, впуская твоего короля, вымокшего, как до этого Мерлин.       — Я слышал, что он был здесь, — хрипло говорит Артур, прежде чем понимает, что он видит.       Мерлин утыкается лицом в изгиб руки. Ты можешь ощутить, как он начинает съеживаться от горя и стыда, поэтому в этот раз ты колдуешь самостоятельно, вытаскивая одеяло из-под вас обоих, чтобы прикрыть его.       Артур кажется мертвенно-бледным, раскаивающимся, ревнивым, пока он пристально вглядывается в черную голову Мерлина. Ты смотришь на него, пока он не сглатывает и не опускает взгляд, а через секунду тихо закрывает за собой дверь.       — Ты в порядке? — шепчешь ты на ухо Мерлину.       Мерлин кивает, лжет.       Ты позволяешь ему уснуть, завернувшись в твое темно-синее одеяло, пока дождь не рассеивается, и идешь к своему королю, чтобы тренировать руки раздирать еще лучше.